***
Чернопарусный корабль, в темноте неразличимый, а в сумерках уже едва скрываемый, мерно покачивался на мелких волнушках. На палубе его было непривычно шумно — голоса эхом разлетались по морскому простору, распугивая мелких морских драконов и прочую глубинную тварь; по округе разносилась нестерпимая горелая вонь — запах жжённого дерева диковинно смешанный с ароматами палёной плоти. — Ослабляй! Ослабляй, говорю! — стоящий на палубе Снор, перепачканный в саже, командовал двумя матросами, что пытались стянуть разодранный парус с перебитой реи. — Быстрее! Налетевшая с пару часов назад напасть едва не пустила бриг ко дну: серебряный дракон, силуэт которого в кромешной темноте можно было разглядеть лишь в робком свете корабельных фонариков, долго кружил над судном, в удобный момент пикируя к нему, чтобы протаранить или полить сизым огнём. На редкую удачу на корабле оказалась охотничья баллиста с запасом усиленных драконьим железом копий. Сбить до невозможности юркого, гибкого дракона, мечущегося в густой ночной темноте, оказалось задачей сложной — рептилия, пред тем как камнем ухнуть с неба, в достаточной степени потрепала корабль, однако под метким выстрелом одного из охотников вскоре с пробитым хвостом рухнула на палубу. Дракон оказался диковинным и довольно красивым: гибкое, словно лоза, тело, полностью покрытое невозможно серебряной чешуёй, вытянутая морда с пастью, полной острых, как кинжалы, зубов, изумрудные глаза, отливающие дьявольским светом в пламени корабельных фонарей и длинный хвост, усеянный тонкими, но прочными ядовитыми шипами. Ядовитыми настолько, что один из ловцов до синевы распух и вскоре после ранения помер в диких судорогах и бреду. Однако даже не особенный вид дракона заставил охотников подивиться; та рептилия была осёдлана — перевитая кожаными ремнями и с массивным седлом на спине. Всадницу чрез пару минут отыскали в море: едва не потонула, ударившись о воду с такой силой, что вышибло весь дух из немаленькой груди. Теперь, по прошествии времени, наездница сидела в трюме, в клетке — молчала она не хуже пленённой «совы»; ни угрозы, ни мучения не смогли развязать её языка, а потому деву решили убрать с глаз долой, пока капитан не решит, что с ней делать дальше. Черноволосая девушка девятнадцати зим от роду сидела в пыльном, увитом паутиной углу своей камеры и пустым взглядом смотрела пред собой. В мыслях, жужжавших в голове, словно разворошённый рой пчёл, она корила себя за дурость и вспыльчивость, из-за которых и попала в плен. Иккинг, которого она поминала каждый такой раз, всегда учил её сдержанности, однако, стоило на горизонте появиться расписанным копьями или огненными кулаками парусам, как в девушке будто просыпался Фенрир¹ — ярость, желание убивать и мучить брали верх над разумом. Не имея возможности (или попросту не желая) обуздать свой норов, дева бросалась в бой — топила охотничьи корабли, поливала драконьим огнём их капитанов и матросов, разоряла промысел… Делала всё, чтобы изничтожить охотничий выводок, разраставшийся по миру, как чума. И вот теперь она в клетке, в плену у этой самой чумы. Послышался скрежет несмазанного замка, а за ним — тяжёлый топот пары ног. Вскоре в трюме появился один из охотников: мужчина, на удивление пленницы, был не один — он привёл беловолосую деву, которой наездница во время нападения не видела на палубе. Та едва стояла на ногах, руки её были связаны за спиной, на лице виднелась кровь. В полутемени послышалось звяканье ключей, бряканье металла о металл и мерзкий скрип открываемой решётки. — Шевелись! — неожиданно громкий мужской голос заставил наездницу вздрогнуть и внимательней вглядеться в полумрак; беловолосую девушку толкнули прямо ей в ноги. Всадница, до сего момента сидевшая спокойно, ощерилась и с нескрываемым возмущением воззрилась на охотника. Решётка снова закрылась. Скрипнул ключ в замке. Послышались тяжёлые удаляющиеся шаги. Вскоре повисла тишина… Крики с палубы, поскрипывание старого дерева да удары мелких волн — лишь они прерывали царившее в трюме безмолвие. Всадница недолгое время с негодованием взирала на то место, где мгновениями ранее стоял охотник, однако тут же снизошла перевести взор на девицу, что лежала у её ног. Помогать ей дева не торопилась — ловцы до того хитрые твари, что могли заслать к ней кого угодно, лишь бы развязать ей язык. Однако жалобный стон и неподдельный хрип, вырвавшиеся из горла, заставили наездницу вздрогнуть и проникнуться: возможно, незнакомка действительно была невольницей на этом корабле. — Эй… — брюнетка грациозно, словно Фурия, приблизилась к недвижно лежащей на полу девушке и тронула ту за плечо. — Эй… Ответом на несодержательное «эй» стало невнятное хрипение, в котором всадница не без труда узнала простое слово «пить». — Пить? Незнакомка едва заметно кивнула. Всадница, нахмурившись сильнее, чем это требовалось, потянулась в сторону и нащупала деревянную кружку, в которой заплескалась пресная жидкость. Всё ещё неуверенная в том, что делает, наездница, не сводя внимательного взгляда с подозрительной девицы, — будто та могла в любой момент наброситься на неё — села подле, оглядела её, словно выискивая опасность, осторожно приподняла той голову и поднесла к растрескавшимся губам кружку. Дева, ощутив запах и вкус застоявшейся воды, принялась с жадностью глотать её, будто бы черноволосая незнакомка могла в любой момент отнять сосуд с живительной влагой. — Эй, не так быстро, — всадница действительно принялась оттягивать кружку в сторону; девушка закашлялась. — Вот видишь… Тебя будто в пустыне весь день без воды держали. Астрид бросила вымученный взгляд на незнакомку и продолжила шептать, прося дать ей воды. — Нет. Пока нельзя… — наездница аккуратно уложила голову девушки обратно на доски, а кружку отставила в сторону. — Нужно обождать. Помрёшь, если так будешь кидаться на воду. Говорить можешь? Астрид утвердительно кивнула, хотя на деле болтать ей было донельзя сложно — язык в пересохшем рту еле ворочался, а рассудок уже давно затуманился от голода, жажды и отсутствия сна, однако остатками разума дева понимала, что с этой незнакомкой следует перемолвиться хотя бы парой слов — то наверняка был робкий шанс на спасение.***
Солнце, выползшее из-за моря лишь на треть, тем не менее уже хорошо освещало его поверхность, вылавливая мягким светом чешуйчатые серебряные бока рыб, показывавшихся из воды; оранжево-жёлтая дорожка, подёрнутая рябью, призывно тянулась от одного края моря до другого, словно приглашая на прогулку, а одинокое худое облачко, появившееся ещё в ночи, с первыми утренними лучами, коснувшимися его, вскорости испарилось. — Мы уже далеко улетели от Края, Иккинг. Пора бы развернуться. — Нет, нужно искать, — Хэддок через плечо бросил хмурый взгляд на Агнету, на лице которой поселилось выражение крайней степени утомлённости. — Иккинг, мы кружим над морем непрестанно уже с несколько часов. Мы устали, ты устал… да что уж говорить, драконы и те едва держатся, — девушка обернулась на летящих позади неё товарищей — прочие наездники уже не выражали былого энтузиазма, которым перед отлётом с Олуха горели их глаза, а рептилии изредка ухали вниз под тяжестью всадников, экипировки и собственного веса. — Давай вернёмся. Прошу тебя. Навряд ли мы поможем тому, кто рухнет в море вместе с драконом. Юноша нахмурился, однако ничего не ответил: на краю сознания он понимал, что в словах Агнеты есть здравый смысл, но неведомая сила тянула его в открытое море, не дозволяя вернуться обратно на Олух. Душа волнительно ныла, будто чуяла, что там, впереди, он найдёт искомое. И вот, пролетев ещё с две морских мили, Иккинг краем глаза заметил поблёскивание с недалёкого бока от себя. — Туда, — вдруг одёрнув поводья, викинг направил Разнокрыла в правую сторону, куда тот полетел с видимой натугой. Товарищи, не сразу сообразив, ринулись за командиром отряда. На серо-голубой поверхности моря, побиваемые мелкими волнушками, болтались пожжённые переломанные доски; кое-где можно было заметить ошмётки парусной ткани, что пошла цветными разводами от долгого нахождения в солёной воде; всюду были разбросаны плетёные корзины, погнутые дощечки, вероятно, от разбитых бочек и много другой прочей мелочи, что могла бы остаться от корабля. Остальное, вероятнее всего, пошло ко дну вместе с командой, а прочее разметало по морю течениями и ветром. Среди всадников повисло красноречивое молчание, которое — впрочем, не сразу — первой нарушила Агнета: — Чей же то был корабль? Стремясь ответить на свой же вопрос, всадница повела Змеевика к самой поверхности моря, ухватила в полёте кусок ткани, болтавшийся на доске, и отправилась обратно. Ошмёток паруса ничего примечательного ей не сказал: белый, слегка отжелтевший, пошедший разводами (скорее всего от рисунка, что некогда красовался на ткани) и слегка опалённый. Более ничего. Дева хотела уже разочарованно швырнуть его обратно в воду. — Погоди, дай сюда, — подлетевший на Громороге Эрет забрал из девичьих рук кусок тряпки, покрутил его, внимательно разглядывая со всех сторон, пощупал и, нахмурившись, вымолвил: — Корабль тот был с самых северных островов, что за Ледяным Челюстями расположены. — Там несколько островов, — Иккинг внимательно воззрился на охотника. — Совиный остров, Облачная Скала, Остров Ледяной Длани и Надломанное Копьё... — С чего ты решил? — тем временем спросила у Эрета Агнета. — Много доводилось бывать в тех местах. Да и затаривались там часто всякой корабельной нуждой. В особенности, парусами. Погляди на ткань: плотная, но лёгкая, воду не принимает, плетение частое. Такое только в том пределе мастерят. Нигде в скандинавских землях таких парусов не сыскать. Да и в южных тоже не припомню такого качественного товара. Что именно за остров, — охотник обернулся к Иккингу, — то это может быть любой из перечисленных тобой: во всех тамошних гербах полно красного и чёрного цветов. — Замечательно… — голос подал Сморкала. — Но меня одного интересует, кто мог потопить этот корабль? Не по своей же воле он к Ньёрду² отправился. Иккинг нахмурился сильнее прежнего и бросил взгляд на горизонт — солнце стремительно поднималось из-за моря, освещая округу. — Может, это был дракон? — Рыбьеног, кружа над морем, разглядывал валяющиеся обломки горелого дерева. — Может и дракон, — согласился Эрет. Определить, что именно случилось с кораблём, было невозможно: его остатки были облизаны пламенем, но драконьим или ламповым — неясно; драконы в последнее время всё чаще нападали на одинокие корабли, люди же напротив — старались держаться друг друга. — А может и нет, — Иккинг, покачиваясь в седле и внимательно осматривая поверхность моря, заприметил продолговатый предмет, что неясно угадывался среди гребней мелких волн. Подлетев ближе, юноша заметил стрелу, которую и поспешил выловить, дабы рассмотреть получше. Стрела была до раздражения чёрной: чёрное древко, чёрное оперение… даже наконечник и тот почернить не поленились. — Если драконы вдруг не научились стрелять из лука, то уверенно могу сказать, что корабль потопили… — наездник вскинул руку с зажатой в ней стрелой. — Никогда таких не видел. Эрет, можешь что-нибудь сказать? Хмурый охотник, сделавшийся ещё более хмурым при виде стрелы, качнул головой: — Могу сказать, что нам следует сворачивать обратно, пока беду не накликали...❖๑๑๑❖۞❖๑๑๑❖
1. Фенрир — в германо-скандинавской мифологии огромный волк, сын Локи и Ангрбоды. Довольно опасная и сильная тварь. 2. Ньёрд — скандинавский бог морей.