***
Он не помнит, сколько прошло дней, прежде чем они смогли выбраться из постели. И не то, чтобы Зевс никогда прежде не терял счёт времени – это он делать любил и умел, но никогда раньше он не занимался этим с таким самозабвением. Что может быть лучше, чем просыпаться от жадных и нетерпеливых ласк? И позволять юному нахалу делать с собой всё, что угодно... Купаться в бассейне, устраивая там настоящую бурю, чтобы парень смеялся и боролся с волнами, распластывать горячее тело на прохладных камнях – они не могли насытиться друг другом, от каждой новой ласки голод, казалось, терзал их всё сильнее. Пить нектар и закусывать сладкими поцелуями. Болтать обо всём на свете, делиться мыслями и воспоминаниями. Засыпать, баюкая на груди кудрявую голову... А потом однажды Ганимед заявил, что хочет угостить Зевса мясом – не одним же нектаром питаться. – Э-э-э... – Да я понимаю, что нет. Пошли, добудем? Добытчик какой нашёлся... Зевс со смехом повалил парня на землю и принялся щекотать, делая страшные глаза. Закончилось всё закономерно, но мысль об охоте Ганимед из головы не выбросил. А раз такое дело – нужно было раздобывать оружие. У Зевса его никогда толком не водилось – он с рождения вооружён так, что лучше не пожелаешь. Конечно, можно было взять у Аполлона лук, а у Афины копьё, но Зевса несказанно веселила мысль, что из лука лучезарного бога будут охотится на оленей. Да и потом Ганимеду, наверное, захочется иметь своё... Так что они отправились в кузню к Гефесту. И вот, пожалуйста...***
Эти двое явно спелись! Но он доволен – Зевс всем сердцем любит Гефеста, этот сын взял от него самое лучшее. Он, возможно, вообще самый лучший из всех них – великий труженик и творец. И, возможно, именно ему следовало бы быть на Олимпе главным. Зевс тихо посмеивается – мысль забавная – бедняга Гефест пришёл бы в ужас от такой перспективы... И кто бы мог подумать, что из младенца, которого родная мать вышвырнула с Олимпа, – ну как же... хилый, некрасивый, – младенца о котором он, Зевс, даже не знал, росшего без родительской любви и заботы, вырастет такой талантливый и умный парень. И скромный он, и незлобивый – Гефест если и рассердится, то быстро простит. Он даже мать простил. Поразительно. Арес бы её убил. Зевс морщится – ему тяжко порой смотреть на этого своего сына. Арес – воплощение самого худшего, что есть в нём и Гере, он сочетает в себе её жестокость и его безумную слепую ярость, ярость, которую сам Зевс испытывал лишь пару раз в жизни, но от воспоминаний о которой содрогается. Дикое шипение, лязг, и он вздрагивает, выныривая из своих мыслей. Кажется, ковка закончена. Вокруг как будто становится темней. – Отлично! – радуется Ганимед. – Видишь? – Да. Слушай, а если так? – Мугмс... Ну... Это надолго... Но Зевс готов ждать сколько угодно – ему хорошо здесь, а перемазанный сажей, раскрасневшийся Ганимед в алых отблесках пламени красив так, что замирает сердце...***
Гефест наконец подходит к нему, сверкая белозубой улыбкой. Рядом с ним стоит чумазый и довольный Ганимед. – Заскучал, отец? – Ни в коем случае. Наоборот, жалею, что не приходил сюда раньше. Вот, его надо благодарить, что дошёл, наконец, – он легко взлохмачивает шевелюру краснеющего Ганимеда. – Спасибо, – тут же говорит парню Гефест, и тот окончательно смущается. – Иногда хочется разделить это всё с кем-то. Но Олимпийцы сюда не спешат, тут только Гермес побывал, но тот ведь – сам знаешь... Гефест вздыхает, а Зевс не выдерживает и смеётся: – И что он у тебя украл? – Молот. Самый большой, представляешь? И как умудрился только, он же тяжеленный! Ганимед, отрыв рот, изумлённо разглядывает их обоих. – И что? – нетерпеливо спрашивает он. – И ничего, – разводит руками бог-кузнец. – Пришлось делать ему эту штуку... Выкупать, в общем. Глаза парня становятся круглыми. – Но если он украл... Надо было его наказать! – Да я бы с радостью. Но только попробуй его догони... И Зевс окончательно сдаётся и хохочет так, что из глаз катятся слёзы. Гефест тоже посмеивается. – Но больше он не сунется. Я защиту поставил. – Обойдёт, – уверенно предсказывает Зевс. – Поглядим. Обратно они возвращаются, увешанные ворохом оружия: два лука, копья, кинжалы... Ганимед всё ещё недоумевает: – Если этот Гермес такой воришка... – в его глазах вопрос «Почему ты не вмешался?» И как ему объяснить? – Такова природа Гермеса, он же бог воров и торговцев. Он, конечно, мог бы просто попросить Гефеста, но ему это скучно. А наказывать кого-то за его природу – неправильно, не находишь? Эх, малыш, да дело даже не в этом... Не знаешь ты, что это такое – коротать вечность. Тут любому развлечению будешь рад, и проделки божка-проныры вызовут разве что смешки да переглядки... Да и как мне судить Гермеса, когда я и сам не лучше – тоже украл себе своё сокровище... Ганимед думает, и Зевс спешит его отвлечь. – А тебе, кажется, понравилось быть мастеровым. Не ожидал, я-то думал, что принцы считают ремесло зазорным. – Ну что ты... Оружие, и всё, что с ним связано – благородно. И оно часть МОЕГО ремесла. – Это что же за ремесло такое у принцев? Убивать? – Почему убивать? Защищать. – Защищать? – Ну да... А зачем ещё нужны цари, как не стоять за свой народ перед всем миром? И перед богами, – смущённо улыбается Ганимед. – Защищать границы, защищать законы – это и есть наша работа. А для неё нужно оружие. Ну, не только оружие, конечно... Он не может. Немыслимо удержаться! Зевс выпускает из рук что он там несёт и притягивает Ганимеда к себе. – Защити меня, принц. Ганимед улыбается и льнёт к нему, он жаркий, живой, желанный... Оружие сыплется в траву – никому не нужны сейчас эти куски бронзы... – и следом за ними летит одежда. Любить его вот так, прямо на зелёной траве – это высшее блаженство, квинтэссенция самой жизни... Мальчик выгибается в его руках подобно лепестку пламени – удивительный, яркий, прекрасный... «Этого просто не может быть!» Но оно есть... «Не бывает таких людей!» Бывают. Он пьёт с его губ дыхание, тонет в запахе его кожи, смешивает его со своим – это самый лучший, самый благородный букет... Ликующий крик заглушается поцелуем, а дальше – только перестукиваются сердца, остывает горячий пот, да блуждают по разнеженным телам руки...