***
В тот день они рванули из города словно свора охотничьих собак. Маленький торговец, водружённый на боевую колесницу, аж заикался от испуга. Но показал, где видел давешнего бродягу, и через несколько минут они нашли в пыли тёмные засохшие пятна. Кровь... Пришлось идти пешком. Не шли – бежали, кровавые следы попадались часто. Но человека нигде не было видно. Они с ужасом переглядывались – это ж какую силу воли надо иметь, чтобы с такими ранами так далеко уйти! Или его подобрал уже кто? Да и вообще, мало ли что за ночь могло случиться... Они нашли его на опушке леса. Ганимед лежал ничком, вцепившись в землю, как будто упав, всё ещё пытался ползти...***
У него сломан нос, сломана рука, по всему телу багровые кровоподтёки, а на спине и боках глубокие колотые раны – следы огромных когтей... Когда Талей смотрит на это, в груди у него клокочет неукротимая ненависть к проклятому орлу. Попалась бы ему эта тварь, голыми руками растерзал бы... И ещё его мучает страшное чувство вины – попади он тогда, Ганимед был бы сейчас здоров... Царь и старшие принцы приносят богатые жертвы в храмах, ребята как на службу приходят к дверям узнавать новости... Но новостей нет. Кроме одной – Ганимед ещё жив. Танатос подобрался к нему совсем близко, но принц пока не сдаётся. Он ещё сражается с болезнью, он дышит, и Талей дышит и борется вместе с ним, – он верит, что если будет всё время рядом, его принц не умрёт. Его гнали отсюда. Но проще было убить – Талей выслушивал приказы и угрозы и через несколько минут снова возвращался к дверям. Наконец лекарь махнул рукой – пусть уж лучше помогает. И Талей превратился в самую лучшую в мире сиделку... Он меняет компрессы, обтирает Ганимеда целебными отварами и наносит мази... И слушает быстрый горячечный бред, жаль, что разобрать не может ни слова. Его принц порой стонет и смеётся, смеётся так страшно, что сердце Талея заходится от ужаса. Какие муки пережил его принц в плену, какие ему выпали страдания?***
В туманной темноте плавает тусклый огонёк. Колышется, дрожит... Сны наконец отступили. Это хорошо, потому что он больше не может. Любимое и жуткое лицо, губы, такие родные и такие злые... Руки, дарящие наслаждение и превратившиеся в орудия пытки... Снова и снова летит ему в лицо кулак разгневанного бога, снова и снова ему бесстыдно раздвигают ноги, и он рыдает от унижения и беспомощности. Снова и снова Зевс жестоко наказывает свою непослушную игрушку... Темно. Темнота это хорошо – можно укрыться, укутаться в неё. Темнота обещает покой... Может это тоже обман, но пока Ганимед отдыхает. Туман постепенно проясняется. Стол... Стены... Роспись будто знакомая... Он начинает ощущать границы собственного тела – оно болит. Рука, лицо, левый бок... А, так это светильник... Мир вдруг обретает чёткость, и Ганимед широко распахивает глаза. Это же его комната! Значит, его всё-таки нашли. Рядом кто-то шумно сопит. Он всматривается... – Талей? – Мой принц! – по лицу парня катятся слёзы. – Ну что ты, не реви... Лучше скажи мне, ты дротики кидать научился? – Ганимед слабо улыбается, и Талей смеётся сквозь слёзы. – Научился... Э, да что там! Тут столько всего было... Мы уж думали – конец... – он бережно дотрагивается до его лба. – Спал жар, спал! Я сейчас лекаря приведу! – Стой, – парень замирает у двери. – Как долго? – Месяц где-то... Я точней не помню, но примерно так. Целый месяц... Может быть, всё не так уж страшно? Или это потому что он находился между жизнью и смертью? А теперь, когда ему лучше... – Слушай, Талей, подожди с лекарем. Позови царя.***
Он рассказывает отцу всё. Вспоминать невыносимо, но он говорит, не утаивая ничего – честно и беспощадно. Царь слушает и мрачнеет всё больше и больше. А дослушав, довольно долго молчит. – Надеюсь, ты понимаешь, что должен немедленно уйти из Трои, – наконец тихо говорит он. Ганимед сглатывает. – Понимаю. – Это хорошо. Мы не можем допустить, чтобы из-за тебя, виноватого, пострадали тысячи невиновных. Он автоматически кивает, но потом... – Виноватого? Царь хмурится. – Разумеется. Ты же совершил богохульство, Ганимед. Нельзя идти против воли бога. Что?! – То есть... Подожди... Ты считаешь, что мне надо было оставаться подстилкой? – Замолчи! Трой сверкает глазами, а потом тяжело вздыхает: – Это моя вина, – говорит он. – Я плохо тебя воспитал. Ганимед задыхается. Видят боги, он не просил у отца ни жалости, ни помощи. Но хотя бы понимания! И что теперь? Спорить с ним? Да зачем... – Я не дам тебе с собой ничего – ни оружия, ни еды, ни денег, – продолжает выносить приговор царь. – Оскорбивший великого Зевса не может пользоваться защитой закона гостеприимства. – Я понял, – тихо роняет Ганимед. – К утру тебя не должно быть в городе. Трой идёт к двери, но, уже распахнув её, добавляет: – Я надеюсь, что когда-нибудь, если ты выживешь, боги смилостивятся над тобой...***
Вот и всё. Оказывается, в их глазах ты просто преступник. А ты о таком и не думал, правда? Ганимед медленно одевается, – это трудно, приходится постоянно присаживаться и отдыхать, – и взглядом прощается с родными стенами. За дверью обнаруживается Талей. Он изумлённо таращит на него глаза. – Мой принц, куда вы?! – Я должен идти. Парень пугается. – Что? Зачем? Да вы что, вам же лежать надо! – Талей, это необходимо. У всех нас есть долг. И мой – убраться отсюда подальше, пока Зевс не покарал город. – Зевс?! Так этот орёл всё-таки был Зевс? – Талей вдруг подбирается и глухо говорит: – Ясно. Ганимед молча разворачивается и идёт прочь. Но его тут же догоняют. – Мой принц! Позвольте мне идти с вами. Что? – Пожалуйста! – и Талей горячо продолжает: – Один раз я по нему промазал, но клянусь Аидом, больше не промахнусь! Ганимед изумлённо смотрит на парня, и глазам его вдруг становится горячо. – Спасибо... – хрипло шепчет он. – Твои слова для меня драгоценный дар. – Так я пошёл собираться! – Нет, – мягко говорит Ганимед, – тебе нельзя идти со мной. Взгляд Талея наполняется отчаянием, и вдруг он опускается на колени. – Пожалуйста! – молит он. – Позвольте! И тут до Ганимеда доходит... Ну что, принц? Вот он, перед тобой. Такой большой, сильный, влюблённый... Преданный, как пёс. Возьми его, используй. Поиграй. Ведь так делают цари и боги? Он нужен тебе. Ты слаб и болен, а он готов сделать для тебя всё что угодно: разрушить свою жизнь, разделить с тобой нищету и скитания. Да он умрёт за тебя с радостью! Ты даже любить его не обязан, можешь хоть ноги об него вытирать, он стерпит. Просто идеальная игрушка. Что? Не хочешь? Противно так? Считаешь, что должен его защищать? Что ты за него в ответе? Ну так и иди тогда отсюда. Правильно тебя выгнали, не выйдет из тебя царя. А твоё чувство чести – оно только твоё. К делу неприложимо. – Я не могу взять тебя с собой, Талей, прости. И не иди за мной, не надо. Ты... сделай для меня кое-что, хорошо? Передай моим братьям, что я их люблю. И парень плачет. – Что же я наделал... Не достал я его тогда... Мазила, растяпа! – Да ты что? Вот дурачок... Да даже попади ты в него, это не помогло бы, боги неуязвимы для нашего оружия. Талей горестно молчит. – Прощай. И спасибо тебе за всё. – Мой принц, – шепчет Талей, – позвольте хотя бы снарядить вас в дорогу...