Похищение Ганимеда

Где-то там между деревьями тонко поёт свирель. Невидимый музыкант старательно выводит незамысловатую мелодию, чистые звуки вплетаются в тёплый летний ветер, и земля замирает, прислушиваясь к простой песне. Пан. Или его дети. Или ученики. Красиво... А вот Аполлон не любит Пана. Разошлись они в музыкальных вкусах и до того разругались, что даже кулаки в ход пустили. Зевс тихо улыбается, вспоминая – знатная тогда была драка... Интересно, а Ганимеду чья музыка понравилась бы больше? О, нет... Опять. Он морщится и закрывает глаза. На борьбу больше нет сил, и теперь он просто терпеливо ждёт, когда всё перегорит, умрёт, выболит... Но оно не умирает. Боль ворочается внутри, раня острыми углами воспоминаний... – Я в детстве ужасно непослушный был. А вокруг же стройка... Лет до четырёх я туда не особо совался, а потом полез конечно. Там камней кучи, глина, штукатурка. Интересно! Меня гоняли, отец сердился – боялся, что зашибут нечаянно. Я прятался ото всех. А однажды забрался в такой тупик... и смотрю – отец идёт! Да не один, а со всеми своими чиновниками. Я – бежать. Стал по лесам выбираться, а они же на взрослых рассчитаны... В общем, сорвался и повис. Туникой зацепился, болтаюсь чуть ли не вверх тормашками, внизу камни... И страшно, и на помощь звать стыдно. В общем, так меня отец и нашёл. – Наказал? – Он мне потом долго выговаривал, что не подобает принцу так себя вести, что нужно всегда держаться достойно, потому что люди смотрят... И отправил меня в храм Зевса манеры вырабатывать. – Чего-чего? В какой храм?! Он хохочет так, что сотрясается всё тело. – Да, малыш, в моём храме только манерам и учиться... Я – такой хороший пример... – Да ладно тебе! – смеётся Ганимед. – Нормальные у тебя манеры. – Слушай, и что же ты там делал? – Ну, что там может делать пятилетний? Пол подметал, у алтаря убирал, жрецу по мелочи помогал, когда надо было. А он читать меня научил. Говорил, вот всех удивишь, что такой маленький, а умеешь... – И как? Удивил? – Ага. Братья мною даже гордились, говорили, что я самый умный из них. Но это они просто добрые... Мммм... Да... Ещё!.. – Иди сюда... Кстати, если захочешь, у Афины есть много свитков... – Спасибо... ...Свирель всё поёт, заливается птицей. Нежная музыка печалится о чём-то, звенит то ли капелью, то ли слезами. Он поднимается и идёт на звук – интересно, кто это там играет. И в этот момент песня заканчивается. – Ну как? – робко спрашивает девичий голосок. – Неплохо, – снисходительно хвалит мужской, – только очень уж мягко, я чуть не уснул... Э, вот только не реви! Мне просто нравится более яркая музыка. Вот такая. И свирель принимается петь снова. Но на этот раз в мелодии нет и следа нежной грусти, она взвивается стремительным потоком, в ней слышатся грозные раскаты грома и яростный шум дождя, треск сверкающих молний и свирепый рёв урагана. Рычание, хохот, напряжение, страсть и отчаяние... Всё выше и выше, всё сильней и сильней... – Перестань! Не надо!!! – Эй, ты чего? – Это ты про ту бурю играешь! Не напоминай, я боюсь! – Чего тут бояться-то? Она ж прошла... Ну вот, опять плачет. – Да-а-а, тебе хорошо – ты смелый, а я тогда забилась под самые корни дерева! Испугалась, что Зевс-громовержец рассердился на меня. Громкий хохот. – Вот глупая! Да не на тебя он рассердился, а на этого своего... как его? Ну, парень с ним всё ходил, помнишь? – Помню. Красивый. Я ему песенку хотела спеть. – Нужна ему твоя песенка... И чего это он вдруг красивый? У него глаза как плошки. – Нормальные глаза... – Ну, не знаю. Я его только один раз видел, как раз перед бурей. Помнишь, когда Зевс с Герой поругались? А он под деревом моим тогда остановился, как разговор их услышал. Я думал – сейчас помрёт! Смешно – они там шипят друг на друга, а он стоит белый как снег. – Где это ты снег видел? – Там.... Ты что, с Олимпа вообще что ли никуда не выбираешься? – Нет, я боюсь... – Ну и трусиха! Ну-ка пойдём...

***

Зевс горько вздыхает – слышать чужие разговоры о Ганимеде и радостно, и больно. Интересно, за каким это деревом он тогда стоял? Найти бы это дерево, встать туда... Стоп. За деревом?! И он вдруг чувствует, как стремительно слабеют колени. Но это же значит... Мысль настолько внезапна и ужасна, что мозг просто отказывается вести её к логическому концу. Подожди... Ведь вы же с Герой тогда... А он... Если он... Слышал... Он слышал. Нет! Вы же тогда... Не стеснялись. Гера говорила... а ты вторил. Ужасные вещи. И если Ганимед... Нет, он не мог! «Я думал – сейчас помрёт! Смешно – они там шипят друг на друга, а он стоит белый как снег»... Из его глотки вырывается жалкий скулёж. Если так, если так... То что же он подумал! Его бедный мальчик! Что же он тогда подумал!!! В глазах темнеет, и Зевс чувствует, как из его груди заживо выдирают сердце. Боль неистова, его скручивает в жестоком приступе рвоты, он давится слезами и цепляется за землю... Мама... Мама! Что же ты наделал! После этого нельзя жить... Потому что незачем... Незачем! Несчастный мальчик! Он не предавал тебя, он любил, он всегда... а ты... Ведь это же всё ты! И внезапно Зевса под дых бьют яркие картины того, что он тогда сделал с Ганимедом. В голове мутится, и мстительные Эринии встают над ним. Они хохочут, гремят медными крыльями, и змеи в их волосах извиваются в тошнотворном танце... Каким же ты был кретином... Ведь Ганимед просто хотел сохранить лицо! Он не желал оскорблять вас обоих безобразным скандалом... Просто уйти. Конечно же, он захотел уйти! А ты тогда конечно же подумал... И... И... Выплеснул на малыша всю свою чудовищную ярость. Тебе и в голову не пришло... Змеи свисают с веток деревьев, ползают вокруг него по земле, разевая отвратительные пасти... Нет! Он поднимает на Эриний отчаянный взгляд и хрипит: – Вон отсюда! Они шипят, отступая и огрызаясь. – Прочь от меня! – он с трудом поднимается с колен, и в мерзких сестёр летят разряды ослепительных молний. Тьма вспухает, вздымается грозным валом, но он всё бьёт и бьёт по жутким тварям, яростный порыв ветра приносит запах дождя и свежести, и наконец они бегут, и жалобный их вой затихает вдали... Зевс опускает руки. Это было легко... Но что же делать дальше? Надо бежать, лететь к нему! Объяснить всю чудовищность ошибки! И вдруг он замирает. Потому что осознаёт – Ганимед вышвырнет его. И он будет трижды прав, а Зевс трижды проклят. Потому что за любовь своего мальчика он отплатил такой чёрной подлостью, что не бывает хуже... Ветер несёт к его ногам пепел обожжённой молниями травы. Поздно каяться. Ты сам, своими руками разрушил своё счастье. Ты обидел того, кто любил тебя беззаветно. Ну и получай по заслугам, мудрый и добрый бог...