***
Зевс долго смотрит куда-то в пространство. Вот и всё... Ты изранил его, измучил, ожесточил. Наверное, он прав, люди могут научиться у тебя только плохому. Какой печальный итог. Значит... Он тяжело поднимается на ноги. Сначала нужно отдать долги. Он входит в город на закате. Представляется лекарем, быстро выясняет, в каких семьях есть раненые. Обходит их, помогает, отказывается от денег, выслушивает благословения... Ему рассказывают о происшествии, спорят и гадают о рабе и купце... Заодно Зевс выясняет, что погибло трое – тот бородатый покупатель и два его раба, и что водой осуждённого поила Аглая – дочка плотника. Он навещает её дом и через несколько минут выходит провожаемый благоговейным восторгом всего семейства и её изумлёнными глазами. И почему-то на его губах так и остаётся улыбка, когда он возвращается на Олимп, когда прощается с братьями и требует с них клятву, что они не причинят Ганимеду вреда, когда забирает у Гефеста свёрток и желает сыну всего самого лучшего. Он стоит на крутом откосе и в последний раз окидывает взглядом место, так долго бывшее ему домом. В небе сияет чистый рассвет, воздух свеж, мир умыт и прекрасен. Зевс щурится на солнце и искренне радуется своему последнему дню.***
На душе муторно. Ганимед всерьёз начинает сомневаться в том, что поступил правильно. Уже утро... Всю ночь он то задрёмывал, то просыпался от кошмаров. Всё было неправильно, всё не так! А теперь он сидит, скорчившись, и по его голому плечу скользит первый лучик солнца. Не слишком ли строго ты его судил? Перед глазами стоит бледное лицо и умоляющий взгляд. Вдруг ты ошибся? И ты для него – не игрушка... Но ведь он обошёлся с тобой очень жестоко. Да. А ты с ним? Он тебя не пожалел, но ведь и ты его вчера – тоже. Ты презрительно отмёл все его мольбы, а может быть это была правда. Милосердие к просящему. Кто знает, возможно, это и есть – самая главная мудрость жизни. Осуждать легко, ты простить попробуй... А ты наорал на него, сбежал. Конечно, твоё тело помнит боль, а душа – предательство... Так трудно... Ты с самого детства сидел у трона отца и смотрел, как он судит людей, ты знаешь, как легко тут можно ошибиться. Но тебе всегда казалось, что уж ты-то сумеешь разобраться – кто прав, а кто виноват. Ну вот. Разбирайся. Ох, Зевс, Зевс... Пришёл, разбередил все раны... И вместо рассуждений и взвешиваний крутятся в голове какие-то бесконечные мелочи: непослушная прядка, в которой горят золотые искры, крохотная родинка на плече и внезапно шершавые подушечки пальцев, будто мозоли он набил, срывая свои травы... Травы... Ну чтобы вот не бегать сейчас, не идти куда глаза глядят, неизвестно зачем, а бродить по лесу вместе с ним! Слушать его рассказы о растениях, учиться... Ведь как ты вчера жалел, что не можешь пойти в Арисбу – и рад бы, да ведь схватят, снова закуют, а с другой стороны, чем ты можешь им помочь-то? Обломки стен и без тебя уберут, а вот если бы ты мог лечить... Зевс умеет. Но ведь город – его рук дело. И он избил тебя. Изнасиловал. Свою игрушку... Он топтал и... Больно. Но ведь он объяснил – почему! Это же важно – по какой причине совершается тот или иной поступок. Вот в Арисбе, когда тебя судили, никто ведь не учёл, что ты защищал человека. И вышел ты – злодеем. А разве это было правильно? Но сам ты тоже почему-то не хочешь прислушаться к мотивам Зевса... А ведь суд должен быть справедливым для всех! Но что если его слова – враньё? Если это действительно – сказочка? Если он просто придумал всё это, чтобы разжалобить тебя? А на самом деле люди для него – мусор, который можно безжалостно смести, если помешает? Если причина его поступков – не отчаяние и ярость, как он сказал, а спесивое высокомерие зажравшегося бога? Думать об этом – тошно. Считать его негодяем – больно. Потому что пришёл, помог, растравил душу так, что хоть в петлю лезь. Потому что твердишь себе, что он – плохой, а почему же тогда он тебя отпустил? Мог бы и... Почему, почему... Мало ли, какой каприз может взбрести в голову всемогущего? Может ему так – интересней? Найти бы его! Схватить за грудки, потрясти: «Правду скажи!» Ничего не хочется так сильно, как чтобы он оправдался... Шаги. Он поднимает голову... Зевс. Величественный и грозный бог идёт к нему по траве. И Ганимед замирает, не в силах пошевелиться. Любуясь им. Разрываясь между надеждой и сомнениями. Зевс останавливается совсем близко. – Приветствую тебя, принц. Принц. Надо же... Смешно. Такие церемонии, когда вокруг дикий лес, а твой визави стоит босой и почти голый. Но Ганимед вежливо приветствует его в ответ. И спрашивает, изо всех сил стараясь, чтобы в голосе не звучала надежда: – Ты ведь не оставишь меня в покое, да? Зевс опускает ресницы и едва заметно вздыхает. – Прости. Это только сегодня, потом я тебя уже не побеспокою. Сердце стремительно падает в пятки. Значит – всё? Нет! Но это – его выбор. Он же не обязан... Держись. Держись... – Хорошо, – глухо говорит Ганимед. – Что ты хочешь от меня, громовержец? – Возьми. Зевс вкладывает ему в ладони свёрток. Там что-то длинное и прямое. Ганимед разворачивает ткань... Это меч. Какой красивый! Изящные чистые линии, зеркальный блеск клинка... Он медленно вытягивает его из ножен, любуясь сиянием полированной бронзы. Царский подарок. Но зачем? Он поднимает вопросительный взгляд на Зевса, и тот спокойно поясняет: – Это меч, которым можно убить бога. А потом без дальнейших разговоров опускается перед ним на колени.***
Что? Нет! Ганимед пятится. – Это ведь ложь, да? – спрашивает он почти с мольбою. – Ты же соврал мне? Губы Зевса кривятся в какой-то больной улыбке. – Я понимаю, после всего что было, ты не веришь ни одному моему слову. Но ты можешь проверить, – говорит он. Проверить? И Ганимед словно во сне чуть касается остриём меча обнажённого предплечья Зевса. Кожа послушно расступается, будто цветок, ранка сочится алыми каплями. Они бегут вниз, срываются, падают в траву... Надо перевязать! Но Ганимед замирает, поражённый очевидной мыслью. Какая там перевязка... Зевс пришёл сюда, чтобы умереть. – Почему? – спрашивает он. Губы не слушаются... – Я совершил преступление, – просто отвечает Зевс. – Я должен за это ответить. Он стоит на коленях, даже сейчас гордый и благородный, эта жуткая поза не унижает его. Ведь он пришёл сам... – Мне жаль, что я причинил тебе боль, – тихо говорит Зевс, – и я надеюсь, что может быть, когда-нибудь ты сумеешь меня простить. Я сожалею, что в ярости своей навредил вчера людям. Но я не прошу прощения за то, что расправился с негодяем, который хотел тебя купить. За то, что он сделал и собирался сделать с тобой, он заслужил смерть. И помолчав, Зевс добавляет: – Но раз заслужил он – то заслужил и я. Я ведь ничем не лучше него... Ганимед задыхается. Да, всё так, Зевс прав. Но, но... Ну и что теперь, убить его? А жить после этого как? Нет уж, тогда лучше тоже лечь рядом в эту же траву... Зевс смотрит ему в глаза. – Я дожил до удивительного времени, – задумчиво говорит он, и на его губах расцветает тёплая улыбка, – люди становятся равными богам. И ты – первый из таких. Или один из первых. Ты ведь даже не представляешь, Ганимед, как сильно отличаешься от остальных. Все, кого я знал раньше, умели быть только рабами, даже если носили царские короны. А ты свободен, ты никогда не будешь ни пресмыкаться, ни попирать, и уже хотя бы поэтому ты имеешь право судить богов, и я первым склоню голову перед твоим решением и с радостью приму свою судьбу. Пусть это наступающее будущее сметёт меня первым. Что он такое говорит?! – Как... с радостью? – Мальчик, когда таких как ты станет много, боги исчезнут. Мы будем не нужны вам, вы перестанете в нас верить, уйдёте вперёд, а мы останемся в прошлом, и наша сила рассеется. Но сколько ещё этого ждать? Века? Может быть тысячелетия? Жить все эти годы без тебя выше моих сил. Ты не хочешь быть со мной, и ты прав – я тебя недостоин. Но Ганимед... Прости, я знаю, ты не хочешь этого слышать, но мне без тебя – никак. Так пусть я паду первым, не дожидаясь нашего срока. Тем более, что я это заслужил. Ганимеда шатает. Слушать это – невыносимо. Заслужил он... А кто не совершает ошибок? Суд он признаёт. Тоже мне, нашёл непогрешимого судью... Он мотает головой. Я не убью тебя, нет... – Не бойся, – убеждает его Зевс, – это не месть, а правосудие. Из твоих рук я приму смерть с радостью. Я не жалею о жизни, только о своей вине перед тобою. И ещё, пожалуйста, Ганимед, выполни одну мою просьбу. Не броди больше по лесам, возвращайся в свой город. Займи полагающееся тебе место – ты сможешь защищать людей и учить их, у тебя это выйдет гораздо лучше, чем у меня. Я знаю, ты ушёл из Трои, чтобы уберечь её от моего гнева. Мальчик... Прости меня... Я клянусь тебе – пока у вас будут такие принцы, как ты, великая Троя будет стоять нерушимо. Он смотрит на Ганимеда с бесконечной любовью. А потом чуть откидывает голову. – Давай, малыш. Я готов. Меч с тихим шорохом падает на траву. Пальцы ослабели... Ганимед делает шаг вперёд и опускается рядом с Зевсом на колени. – Нет... – шепчет он и утыкается носом в его плечо. Тот неверяще вздыхает. – И врёшь ты всё, вот, – говорит Ганимед быстро. – Как это не нужны боги? Ты мне очень нужен, очень, понимаешь? – Как бог? – Зевс робко касается его плеч, осторожно, будто боясь обжечься... – Как ты! – Просто как я? – Да... И я в тебя – верю. Ты всё сможешь, ты сумеешь. Пожалуйста, не уходи! Люби, учи, защищай... Меня, других. А если ты не справишься или заблудишься... – Ты поможешь мне? Зевс что, читает его мысли? Ганимед смеётся, и кусает губы, – вот только слёз ему сейчас недоставало... – Да. Я тебя даже к любовницам твоим тебя отпущу, ведь человечеству нужны герои. И ты – нужен! Нужен! Может быть людям когда-нибудь и перестанешь, а мне – всегда! – Никаких больше любовниц, – бормочет Зевс, – Прости меня, малыш, прости! Я себя уже нет, но ты… Родной мой… Касаться страшно. Они совершенно отвыкли... Но руки вспоминают забытые движения, и губы находят губы. Задыхаясь, всхлипывая, так остро, так пронзительно... – Иди сюда... – Но, Ганимед, почему? Я не заслуживаю, я так виноват, – целует горло, плечи, грудь... – Ты раскаялся. И всё, и хватит, и никаких больше смертей! – Малыш, но рано или поздно я всё равно... – Вместе. Или я раньше. Я же смертный. – Ни за что. Как хорошо, что на нём нет одежды. Губы Зевса обнимают его плоть, и он кричит. Больше никогда, никогда! Без тебя? Нет... Хочется почувствовать его руки везде. Хочется самому обласкать каждую чёрточку, каждый кусочек кожи. Ганимед тянет с него этот дурацкий хитон и стонет от восторга – какой же он красивый! Зевс навис над ним, смотрит на его шрамы. – Это всё ничего... – быстро шепчет Ганимед. – Это не страшно, оно уже прошло... – Я их сотру! – рычит Зевс, и целует так страстно, будто и в самом деле хочет разгладить эти следы губами... Они сплетаются воедино – не разорвать. И это такое счастье, что не страшно уже вообще ничего. Ты – есть, и значит, что бы ни случилось, – будет и свет, и солнце. Пусть рухнут хоть все миры! И здесь, и сейчас, и потом, и сколько угодно в будущем! А устанем, и кончатся силы – что ж, закат тоже прекрасен...***
Когда-нибудь время богов закончится, и они исчезнут. У Зевса нечасто случаются видения, но сейчас он точно знает… Придёт час, и Олимп начнёт медленно пустеть. Затихнет смех дриад и музыка фавнов, и Гера уйдёт, став тёмной тенью, мрачными туманами глухих оврагов, ослепительным снопом света вознесётся к солнцу Аполлон, Афродита вновь растворится в море, отдав ему свой блеск и нежность поцелуев, рокочущий грохот вулканов поприветствует неутомимого Гефеста… А они с Ганимедом в последний раз спустятся по склонам древней твердыни, чтобы поселиться среди людей. Олимп станет самой обычной горой. Они будут жить в уютном доме, старится, наблюдая за возмужавшим, дерзким и гордым человечеством. И однажды, когда настанет их час, уйдут, куда? – ведь ни Аида, ни Тартара уже не будет, – впрочем, какая разница? Они отправятся в путь вместе, а остальное не так уж важно...***
Зевс тихонько улыбается чему-то, по поляне тянутся длинные тени. Вечереет. – Иди ко мне, замёрзнешь, – беспокоится Ганимед. Укутаться вдвоём в один плащ – так тепло и хорошо. Они дома. – Будешь спать? – Тебе тоже надо. – Кстати, та девушка жива. Я вчера там был, помог немного... Эй, ты чего? – Я тебя люблю. Они надолго затихают. В лесу сгущаются сумерки. – Слушай, – говорит Зевс внезапно, – я спросить хочу. У вашего народа как, принято дарить свадебные подарки?..