О закатах и рассветах

Повозка гулко тряслась на камнях, серое пятно света плясало на досках, нагоняя тоску; деревья смутно мелькали по сторонам, превращаясь в бесцветную стену, а небо было похожим на осеннюю слякоть. В воздухе повис хмурый сумрак, насквозь пропитанный предзимним холодом, и даже река лишилась цвета, став далёким сизым пятном, переливающимся на ледяном свету. Айлинэль задумчиво подняла взгляд с собственных ботинок и впилась глазами в мать, сидящую перед ней. Тоже серую. Она была грустна, и на лице её лежала тень; глаза казались солнечными озёрами, дрожащими в собственном свете. Светлая полоса пересекла щёку и исчезла, не дойдя и до бледной полосы идеальных губ. Воздушное платье водой переливалось в воздухе, и нежная голубоватая шаль, обвитая вокруг плеч, казалась единственным ярким пятном в этом мире, потерявшем краски. Мать смотрела на Айли, не отрываясь, и взгляд девушки невольно опустился на саму себя: она тоже была в чём-то воздушном, призрачном — но твёрдо решила не вглядываться. Она пришла не просто так. Зачем?  — А потому, что всё всегда возвращается. — Её голос казался эфемерным, ненастоящим, как и всё здесь. — Ты ведь помнишь это?  — Я всё забуду. И забыла, — почему-то отрезала Айли. — Этого нет. Ничего этого нет. Что было — тому уже вовеки не повториться: никто не войдёт в одну реку дважды.  — Ничто не уходит без того, чтобы вернуться. Ты можешь войти в реку, и воду тут же унесёт, дабы взвиться к небесам белыми облаками, скитаться к чужим берегам призрачным дымом и обрушиться на нас холодным весенним дождём. Время — есть вода, Айли. И Айли увидела всё — и воду, и облака, и стену дождя, леденяще бьющую по лицу. Сквозь столп воды пестрели кусты, высокие зеленеющие кроны и цветы, чей запах призрачно витал в неправдоподобно голубых небесах; она чувствовала ликование, чувствовала под ногами тёплый мрамор и холодное, лепящееся к ногам платье. Кружилась, босая, задрав голову, подставив лицо влаге, и далёкая голубизна вмиг взвилась, обратившись в шаль и та, притянув к себе весь мир, оставила от него бесцветный остов. Эльфийка вздёрнула голову: дождя не было, не было и цветов. Опустила глаза и впилась взглядом в мать.  — Всё не так, — сказала Айли, разводя руками, — есть вещи, что не вернуть. Их можно выдумать, можно до старости держать в своём тлеющем рассудке — но на этом всё. Кое-что канет навечно — и пути назад ему нет. Мать улыбнулась, и глаза её ярко блеснули, как светило на голубой бездне вьющейся шали. «Есть», — говорили они.  — Ты умерла? — спросила Айлинэль.  — А как же солнце, дитя?  — Солнце вечно. Оно…  — Истекает кровью каждый раз, чтобы зайти за горизонт — но глупец тот, кто сочтёт это смертью. Оно загорается звёздами, а потом…  — Детская сказка, особенно с момента про звёзды. Солнце воспрянет, чтобы стать ещё ярче.  — Говорить было трудно, что-то мешало, но что — непонятно.  — Ты — дочь солнца, Айли. Солнце. Лучи, безжалостно струящиеся сквозь решётку, оставляют вечную, казалось, полосу на полу; полоса исчезает, и камень становится ледяным, будто смерть.  — Это сказки.  — Всякая сказка есть жизнь, всякая жизнь есть сказка. Ты — дочь солнца, помни. Не покоряйся судьбе, но и не противься, не отказывайся от того, что она дарует, ведь потом мы зачастую жалеем о том, что бездарно теряем, даём утечь сквозь пальцы. Будь мудра и благоразумна; будь честна и объективна; позабудь о чувствах, ибо ты должна воспрянуть, а чтобы взметнуться сквозь тернии, надо позабыть о боли.  — Я никогда не вернусь в Доминион. Это не тернии, а бездна для меня. Мать насмешливо улыбнулась, наклонив голову набок, как бывало всегда, когда Айли, ещё маленькая, говорила всякую ерунду, не понимая сути дела. Воздух поплыл, пошёл рябью, и яркая шаль начала таять, обращаясь в небо.  — Не обращайся к частностям, когда речь идёт о вечности. За рассветом всегда идёт закат, как за началом — конец. Каждый конец есть новое начало, и потому за закатом всегда воссияет рассвет. Разве есть суть, где ты его встретишь? Солнце войдёт, чтобы напомнить о себе тем, кто забыл. Кто забыл… Глаза её начали сиять, бледнея, и всё платье, весь хрупкий призрачный силуэт взвился, светлея и переливаясь, будто вода; река испарилась, звонко шумя вдали, и на Айли осыпались яркие брызги солнечной воды, что весной опадает с бесконечных небес. Воздуха перестало хватать, альтмерка закашлялась, сложившись пополам; лицо спазматически свело, и тело ожило, налилось тяжестью. Повозка резко дёрнулась на яме, и окружающий мир навалился на Айлинэль резко, жестко, ослепив красками и схватившим тяжёлым холодом. Руки непроизвольно сжались на чем-то мягком — и, окончательно проснувшись, девушка поняла, что крепко вцепилась в ошалевшую от такого поворота Вивьен. Нордка, удивленно двинув бровями, ухватила Айли за плечо, порываясь начать разговор, но та вывернулась, резко отсев в другую сторону, лицом к убегающей дороге. Так ветер дул в спину. Постаралась, глубоко вздохнув, привести свои чувства в порядок, быстро оглядевшись, надеясь уловить и перенять гармонию царящей природы. Всё тут было настоящим — вот она реальность, которую не отринешь. Мир постепенно терял краски, тени сгущались, давая дорогу ночи, и над далекими вершинами за стеной елей бледно алела закатная полоса. Последние сверчки неловко начинали своё стрекотание, и альтмерка с непонятной грустью отметила, что хор их далеко не такой ровный и стройный, каким был раньше. Может, так казалось из-за шума повозки по камням, может, заглушала все река, но, возможно, эти поющие светляки начали понимать, что время их на этот год подходит к концу? Пройдет зима, в окрестностях вновь потеплеет, но те, что замерзли, так и канут, ничем не замеченные. А как насчёт них, насчёт Вивьен с Айлинэль? Вспомнит ли кто о них, выпьет ли кто за них, как тут принято? Навряд ли происходящее приведет к чему-нибудь хорошему. Думай об этом, Айли, думай. Забудь о сне, думай о деле. Во что они вляпались? Ведь именно здесь, на этой дороге, на них напали неизвестные. И что это было — роковое совпадение или только начало всего? Эльфийка судорожно сжала замёрзшие пальцы, провела по лицу — щеки были мокрые. Она плакала? Минувшее видение мимолетно пронеслось перед глазами, и ветер внезапно стал казаться ещё холоднее. Айли закуталась в плащ, поджав ноги под себя.  — Как далеко мы отъехали от Солитьюда? — тихо спросила она, обхватив плечи руками и с удивлением отметив, что голос её дрожит. — Я заснула и потеряла счёт времени.  — Слушай, — начала Вивьен, пододвигаясь чуть поближе к подруге, — не делай вид, что все хорошо и идет своим чередом. Что тебе снилось? Ты внезапно вцепилась в меня, что-то быстро заговорила…  — Я не знаю, — бросила альтмерка, чувствуя, что с трудом сдерживает стук зубов — ветер начал пробирать. — Мало ли что может привидеться. Сновидения имеют весьма странную природу, знаешь ли.  — Там было что-то страшное? — упрямо спросила нордка после недолгого молчания. — Ты не хотела этого видеть, так?  — День нашего знакомства? — кисло ухмыльнулась Айлинэль. — Или, может, день моего рождения на свет?  — Я серьёзно.  — Кстати, родилась я первей Анариона, так-то так.  — Айли. — Вив, глубоко вздохнув, медленно положила руку на плечо эльфийке — та с быстрым удивлением отметила, что ладонь даже сквозь меха казалась тёплой. — Ты не должна от меня ничего скрывать. Мне, понимаешь ли, тоже всякая муть на днях снилась.  — И какая же, позволь спросить?  — Может, перестанешь ломаться?  — Перестать ломаться? Пожалуйста, во имя Ауриэля! Интересно? Да пожалуйста! — в сердцах воскликнула альтмерка, всплеснув руками и обернувшись. — Солнце взойдёт, когда его не ждут! Понимаешь? Много тебе это говорит?  — Чего?  — Мать, приходящая ко мне во сне! Призрак матери, вернее сказать, которая, кажется, за те… тридцать лет успела отдать душу Ауриэлю. Как, интересно тебе?  — Твою мать… Э… В смысле, твоя… она…  — Я не знаю! — сдавленно оборвала альтмерка. — И никогда не вернусь, чтобы узнать. И, помолчав, она проговорила:  — Солнце взойдёт, чтобы напомнить о себе забывшим, вот что она сказала, в общих чертах. А что снилось тебе? И когда?  — Ещё в Солитьюде, но вспомнила я только сейчас.  — И что тебе снилось?  — Хелген. Какая-то муть дикая. Всего лишь кошмар, забудь. В деревню они приехали уже затемно; извозчик явно начал нервничать, а потому лошадей погнал нещадно. Ночь была тёмная, луны скрылись за тучами, холод, ветер, шум деревьев. Девушки тревожно сидели, держась за руки и настороженно осматриваясь по сторонам, до последнего ожидая неприятных сюрпризов. Во мраке все смылось, смешалось, и каждый неясный силуэт пугал, заставляя вздрагивать. На тряску никто уже и не смотрел. Поэтому тёплый свет, разливающийся за поворотом, подействовал донельзя успокаивающе. Вскоре повозка завернула, подпрыгнув на очередной кочке, и путники наконец начали подъезжать к деревне, разбившейся перед мостом кучными домами. Окна уютно горели, свет факелов приветливо разгонял темноту, и у Айли отлегло от сердца.  — Подумать только, — буркнула Вивьен, — мы едем туда, как к спасению в страшной ночи, но там, скамп подери, та еще муть.  — Остаётся надеяться, что за наше отсутствие там ничего особого не произошло. Лучшие новости — их отсутствие, как говорится.  — Так что, девки, — подал голос старик-извозчик, пристегивая лошадей, — и вы об этой дряни наслышаны?  — Есть немного, — хмуро бросила Айли.  — Дак чего ж едете тады? Я вон вас отвезу, отночую и обратно вернусь — есчо внуков, стало быть, вырастить хочу!  — Боги в помощь, — буркнула Вивьен. — Растить нам пока только свои кошельки, больше некого.  — Хотите, наделаю, ха!  — Слушай, Айли, с луком я выглядела попредставительней, да? Не стоило оставлять его тут, у кузнеца. Может, и вложила бы свою лепту в добивании того загадочного ублюдка… — Вив демонстративно вздёрнула бровь, покосясь на замолчавшего возницу. — Рука моя почти зажила, и я его заберу сей же час.  — Там было что-то с тетивой же. Кузнец, если и починил уже, давным-давно в объятиях Вермины, и… О, я идиотка, — вспомнила альтмерка, натянуто ухмыльнувшись посиневшими от холода губами. — Заказала тебе стрелы у солитьюдовского лучника — как раз того цвета и формы, что ты так уважаешь. Я в этом не разбираюсь, но тебе же всегда нравились эти красноватые оперения и…  — Да-да, и что?  — Я забыла их забрать, — фыркнула Айли. Мда, ну и времечко. — Что ты смотришь на меня, будто бы я на твоих глазах твою семью перебила?  — А к скампу ты рассказала? Акатош, — отмахнулась Вивьен, улыбаясь, — я хоть одну хорошую новость в этом месяце услышу? Ладно. Они уже въехали в деревню, нордка расплатилась с извозчиком, и Айлинэль, слезая и разминая замерзшие конечности, почувствовала, что окружающая темнота начинает давить. В будто бы загустевшем воздухе повисло что-то, неприятно щекочущее сознание, и альтмерка с досадой отметила, что Вивьен была чертовски права: навряд ли в этом месяце бывать хорошим новостям. Таверна встретила девушек уже привычной гарью в воздухе, скрипом заляпанных половиц и фальшивым голоском бардессы, от которого у альтмерки после солитьюдовской Коллегии начали планомерно болеть уши. Зала, раздражённо отметила Айли, уже была полна всякого сброду — да и неудивительно, они попали в самую что ни на есть кульминацию пьяных гулянок. Фредас подходил к концу, и многие из тех, что ездят на заработок в город, предвкушают отличные свободные дни. Были бы они и у наёмников — но увы и ах. Пока Вивьен возилась у стойки, заказывая и параллельно, очевидно, выспрашивая о произошедших событиях, альтмерка мерно прошла сквозь зал, с умело скрытым под равнодушием отвращением обходя и порой расталкивая уже успевших как следует принять на грудь. Она надеялась, что шум мелочной суеты рассеет её тревогу, развеет накатывающее волнение, как дым, но ничего не проходило, и под конец переросло в сдавивший душу страх. Скамп, почему они не отказались от этого дела? Почему приехали сюда, имея сотни свободных дорог — что их, наконец, толкнуло к этому сумасбродному возвращению? Айлинэль остановилась у какой-то стены, пытаясь успокоить отчаянно стучащее сердце. Она знала, что — осознание того, что начатого не бросить, даже если гонорар уже выплачен сторицей. И того — но в этом эльфийка не хотела признаваться даже себе — что нечаянно убранный камешек может повлечь за собой целую лавину, которая может быть, увы, слишком чреватой. — Эй, ты, Айлинэль! — Альтмерка облегченно вздохнула, услышав знакомый голос, и, махнув рукой, уверенно направилась к пристенному столу, где, задумчиво барабаня пальцами по столу, сидел Лейф. Уселась на соседний стул, случайно оказавшийся свободным, и, сложив руки, приготовилась говорить и слушать.  — Доброго вечера. — Лейф сиял расположительной улыбкой, но в глазах его была тревога. — Что тут сказать? Как что прошло? Рановато вы приехали — свадьба завтра. Не успев ответить, эльфийка быстро окликнула Вивьен, та подошла с двумя бутылками и, раздраженно оглядываясь по сторонам, уселась рядом. Встретилась глазами с имперцем, бросила короткое приветствие и отвернулась.  — Очень жаль, Лейф, что мы тебя кинули.  — Ну конечно, предали, смертно. Оставили помирать в муках и крови у целительницы, предварительно дотащив до неё. А что там с твоей рукой?  — Поговорим об это, — с нажимом произнесла Айлинэль, — позже.  — Ладно, обсудим, девушки.  — Во-первых, ты получишь свою долю, — начала Айли, явственно понимая, что делает все верно. — Не зря все-таки свела нас судьба — даже если до того мы были в некой конкуренции, то теперь должны стать союзниками — слишком многое нас объединило.  — Взаправду? — вздернула бровь Вивьен, вцепившись пальцами в стол. — У нас, конечно, так много общего с охотником на оборотней? У меня — нет.  — Это неважно, — процедила альтмерка, с удовольствием отметив, что в её голосе прозвучал металл — она ещё сама не поняла, нравится ей последующее решение или нет. — Кем бы он ни был… Э-э… Ах, Вив… Лейф… Ты ведь не охотишься на вервольфов, э? — поспешила уточнить эльфийка, поймав взгляд подруги.  — Посвятил себя этому ещё в материнском чреве, конечно, — фыркнул он, с еле заметной улыбкой глядя на нордку. — Уже оттуда начал на них охоту, да. Самозабвенно.  — Правда? — равнодушно уточнила Айли. — Нет. Мне просто нравилось смотреть на её меняющееся лицо. На деле я член Серебряной Руки не больше вашего — все зависит от ситуации: они, понимаешь ли, бывают злые. Презлые. Вот как лицо Вив сейчас.  — Они…  — Вивьен, всем святым заклинаю, проведешь лекцию на тему «Вервольфы — тоже люди» позже. Слушай дальше, Лейф: боюсь, наше дело — а оно отныне наше общее — еще не закончено. Мы, понимаешь ли, сложили два и два и поняли, что…  — Что дело дрянь, ага.  — Именно. Раз уж нас свела судьба, то глупо отказываться. Я смотрю, рана твоя заживает — больше никуда не лезь. — Да, понимаешь ли, на рекогносцировку больше не тянет. Не особо резонно, верно?  — Вот именно, — медленно кивнула альтмерка, заправив челку за ухо. Шум в таверне повис плотной пеленой в ушах, мешая мыслить. — А теперь рассказывай, что у вас тут случилось — после ты, Вив, расскажешь то, что услышала из сплетен, если будет что добавить. Затем говорим мы. Помните: всё честно. Вечер Фредаса тёк своим чередом, и вскоре даже песня умолкла — очевидно, сорвалась в пьянку и бардесса; теперь в таверне воцарился рой голосов, сопровождаемый всё более частыми пьяными выкриками. Чуть было не устроили драку, перебив добрую кучу бутылок, но всё как-то само собой рассосалось; что до наёмников, то, параллельно уплетая ужин, говорили они долго, не взирая ни на шум, ни на время, что неумолимо близилось к рассветному часу, и вскоре присоединилась к разговору и Вивьен, до того сидевшая с обиженным видом. Пару раз их прерывали уже набравшиеся мужики, и ей на вкупе со всё ещё хромающим Лейфом приходилась отбиваться от них, так как Айли ясно дала понять, что воспламенить тут ненароком ничего не хочет. Ситуация получилась и взаправду странная, а что главное — побуждение подруги насчёт «общего дела» нордка не понимала. Разумеется, никаких личных тайн эльфийка наёмнику не открывала, а про брата не заикнулась вовсе, но всё же питала к нему доверие, в отличие от Вив. Что-то ей не нравилось в Лейфе, а вернее сказать — настораживало, проскальзывая непонятным: то ли чересчур умные слова, которых девушка порой не слышала и вовсе, то ли его насмешка о вервольфах, то ли это самое чувство… дежавю, вот как. Где-то она этого парня уже видела — или так неверно подсказало ей сознание, воспалённое проблемами последних дней.  — Значит так, — подвела итог переговоров Айли, не сводя глаз с Лейфа, — с этих пор мы — едины. Так? Работаем вместе?  — Можешь, скамп подери, объяснить, почему? — наконец выдала Вивьен давно рвущийся с языка вопрос, зевнув.  — Начнём с того, что всё это явно связано: пропажи, то поле, на которое нам ещё предстоит завтра поутру сходить, и одержимая.  — Мало ли где бывают одержимые? — с нажимом произнесла Вив, в упор глядя на имперца; тот пожал плечами и, разведя руками, начал с усталым видом пялиться в ответ. — Даэдра-то по всему Нирну. Значит, стало быть, и одержимые могут встретиться где угодно. Айлинэль фыркнула, раздражённо закатив глаза.  — День назад ты пламенно вдалбливала мне, что всё происходящее в окрестностях Хаафингара так или иначе связано между собой. Причём, насколько я помню, твоя подозрительность на тот момент распростёрлась и за его пределами, обхватив и весь Скайрим, а то и Тамриэль — мол, что-то происходит, что-то творится в мире!  — Мне просто приснился страшный сон, — буркнула Вив, тут же понимая, как глупо прозвучала. — Мне всё казалось подозрительным.  — Бывает, — пожал плечами Лейф, улыбнувшись уголком рта. Тут же заслужил гневный взгляд нордки и улыбнулся во всю ширину.  — Так или иначе, глупо отказываться от того, что даёт нам судьба, верно? Союзник — всегда хорошо. Вивьен сдалась, почувствовав, что, несмотря на чувства, сил на спор у неё уже нет. Так или иначе — она была уверена — что бы не случилось, Айли всегда останется при своём мнении, только если ей не покажется, что оно совсем уж никудышное. А для этого нужны крепкие поводы, коих нордка не имела.  — Ладно, — отмахнулась она, упираясь в лоб ладонью, чувствуя, как глаза начинают слипаться. — Не корову нам с ним заводить. Какие мысли, что нам делать?  — Для начала дождёмся завтра и, если доживём, то пойдём в лес искать останки неизведанного. А потом… Ты сказал, — рассудила альтмерка, — что ту самую альбиноску, которая дико на тебя пялилась, повезли в винтерхолдскую Коллегию?  — Прошло четыре дня, поехали они на повозке… Если добудем лошадей, то доберемся как раз вместе с ними. — Лейф пожал плечами.  — Понятия не имею, откуда нам их тут взять…  — Особо после того, — сонно буркнула Вив, — как одну мы не вернули. И потом, Айли, ты собираешься ехать… — Да, собираюсь, — жёстко отрезала альтмерка. — Решено: завтра же, если не найдём ничего стоящего на поляне, едем, как только сможем.  — Ладно. Почти сразу после этого ускакала в комнату Вивьен, устало пробираясь между уже засыпающими пьяницами. Пожав плечами, пожелал хорошего сна Айли и Лейф, намереваясь встать и пойти, но альтмерка резко цыкнула на него, осадив взглядом. И сама, невесело ухмыляясь, опустилась на стул, сложив руки перед собой.  — Чего ты хочешь? — не понял имперец, окинув эльфийку усталым взглядом. — Что случилось? Хочешь по-тихому признаться, что напустила всей этой мути сама, а? Выглядишь таинственно.  — Что случилось, спрашиваешь? — сдержанно процедила Айли, забарабанив пальцами по столу. — Ты случился.  — Бывает. Случаюсь. — Нет, парень. Мы договорились — всё честно, помнишь, верно? О да, помнишь. А конфиденциальность? О, она подразумевается под понятием союзничества, верно?  — И в самом деле. Придумали же.  — Придумали. — Альтмерка, окинув взглядом затихающую залу, вновь повернулась к имперцу. — Разумеется. И мы её не нарушим, если опасаешься этого.  — Я опасаюсь твоего выражения лица и тона, Айлинэль — больше ничего. — Ты, скажи мне на милость, кто такой? — Я? — удивился вопросу имперец. — Я наёмник. Убиваю всяких пугающих тварей. Как и вы, впрочем.  — Пугающих тварей? — вздёрнула бровь эльфийка. — Ага. — Лейф зевнул. — Троллей, например, ворожей, людей. Могу нападать в открытую, могу — из засады в кустах… — Угу. — Айлинэль насмешливо закивала головой. — Сидишь в кустах в обнимку со словарём небось? Рекогносцировка, резон, конфиденциальность — эти слова так или иначе входят в обиход среднестатического наёмника, верно?  — Почему ты мне не веришь?  — Потому что ты тёмная личность.  — О, аргумент. Ну, тёмная. Как и ты. — Я?  — Конечно. — Имперец устало улыбнулся. — Что ты там? Занималась исследовательской работой в Коллегии? И сколько ты там говорила? Тридцать лет, безвылазно? Мило, но неправдоподобно. Убегаешь из столицы, толком не разъясняя мне причины? Мне, в общем, ни в коем разе не хочется доставить тебе неудобств, но рано или поздно такая личность найдётся. По закону подлости. И твоя версия, скажу я тебе, на правду похожа очень смутно. Ты тёмная личность, госпожа Айлинэль. Альтмерка зарделась, сцепив руки в замок. Взгляд её стал холодным.  — Это моё прошлое, понимаешь, парень? Личная жизнь. Знаком с таким понятием? Или в твоём наёмническом словаре такого слова чудом не оказалось? — О, а как же конфиденциальность, доверие, а? Мы же союзники.  — Я просто… — сглотнула эльфийка. — Просто я долгие годы провела в Коллегии, стремясь к знаниям, ибо бороться со своей природой мне было не под силу. Устраивает?  — Так и я просто так сидел с книгой в кустах. Знаешь, на кого ты похожа, Айли? На птичку. Магесса вздрогнула, надеясь не выдать своего волнения. Мимо них прошла взлохмаченная девка с подносом, спросив, всё ли нравится, и альтмерка отослала её мановением руки. — Да, Айлинэль. На птицу, что долгое время счастливо жила в прекрасной позолоченной клетке, глядя на мир промеж узорчатых прутьев. На птицу, что однажды вылетела оттуда, попав в мир — холодный жестокий мир — и начала приживаться в нём, страдая и познавая жизнь. Крылья её испачкались и изранились — но перья в них по-прежнему казались притягательно, неестественно красивыми; глаза были по-прежнему прекрасны, но утратили свой блеск и отражали лишь боль, прикрытую зеркальной пеленой безразличия. Лживой пеленой. А голос сохранил волшебные, хрустальные нотки южных песен — только теперь он охрип, и птичка больше плакала им, чем пела. Угадал я? Эльфийка сидела, опустив глаза и накручивая себе на палец прядь золотистых волос. «Они всё ещё золотистые, — скованно подумала Айли, — но секутся и… А, к скампу. Других слов нет, если даже теперь я вдруг вспоминаю такую ерунду. Да, действительно, птичка. Как любит говаривать Вив — к скампу. Всё».  — Сколько у нас осталось времени до утра? — утомлённо поинтересовалась альтмерка. И, развернувшись к хозяину, громко крикнула, умудрившись разбудить кого-то уснувшего: — Эй, сколько до утра ещё?  Тот, протирающий бутылку, быстро выглянул в окно и ответил:  — Ещё часов эдак трое до первых петухов!  — Петухи — рано, — отметила Айли. — Значит, до полудня точно успеем. Ах, Ауриэль, а хотела поспать. Ну неужели у меня осталась какая-то манерность, э? Ладно. Слушай. Вечер удивительных историй. Для начала отмечу две вещи: говорить буду тихо, хоть мы и сидим в самом углу.  — А вторая?  — Потом твоя очередь.