***
Когда незнакомцы подъехали, беспокойство осело, оставшись на задворках души — вместо него на Лейфа нашла слепая апатия. Какое-то болезненное безразличие: кому какая разница, что скрывается под этим широким капюшоном, этим плащом, отсвечивающим алым багрянцем в бликах трещащего костра; и что за схожий спутник следует рядом, оглядываясь по сторонам? Его любопытство показалось имперцу чуть ли не крамольным. Но не Айли. — Кто вы такие? — резко спросила она, пристально разглядев подошедших. Пламя, теплым бликом пляшущее на ее лице, на миг потухло и вспыхнуло с новой силой: Вивьен подложила дрова, найденные в избе. Бросая освежеванную заячью тушку в воду, нордка быстро глянула на Лейфа: тот молчал, с какой-то бессмысленной усмешкой глядя перед собой. Что-то странное явилось ему в той сени трещащих елей: нечто, настолько гротескно инфернальное, что не может не существовать; возможно — не здесь, не в этом отрезке времени, но оно все же движется и вечно динамично. Как и ветер, гонящий снег по ледянистой поверхности морозного савана степи. Имперец встряхнул головой, отогнав остатки сна. Айли насмешливо глянула на него, стаскивая верхнюю варежку с руки; она полезла в сумку за склянками. Наверное, хочет снизить чувствительность к температурам — есть же порешили снаружи, благо снегопад кончился, не успев начаться. Вообще ужин можно было бы приготовить и в хижине, но тяги там не было, не хотелось задымлять еще больше, чем нужно для прогрева. Тем временем один из подошедших скинул капюшон. Отсвет огня осветил натянутую улыбку, что будто бы должна была считаться за дружелюбную; лицо мужчины было обветренным и жестким, щеку от виска и до самого носа пересекал давний широкий шрам. Мужчина кивнул в сторону спутницы, и та, хохотнув, тоже смахнула темную льняную ткань. — Мы путники, ничем не опаснее вас. — Бретонка откинула голову, взбив в холодном воздухе копну медных волос. — И сегодня, кажется, будем делить ночлег с вами. Вы же не против? — Нет, конечно, — буркнула Вивьен. — Вот и славно. — Был бы выбор, я бы душу продала, лишь бы этого не допустить. Все головы повернулись к Айли: невозмутимо встряхивая синеватую склянку, эльфийка изподлобья смотрела перед собой. Бретонка улыбнулась. — Меня зовут Раенна. Мой брат, — и она переглянулась со спутником, — Райп. И он нем, так что вероятность того, что он ответит на ваши вопросы, весьма мала. Айли вздохнула, наблюдая, как новоприбывшие методично устраиваются по соседству с ними. Лейф, переговариваясь с роющей у костра нордкой, с притворной веселостью чинил Вивьен лук — но порой, пересекаясь взглядом, альтмерка замечала в его глазах искру истинного настроя. «Я же говорила», — беззвучно упрекала Айли. «Угу», — отвечал человек, открыто не признающий свою неправоту лишь потому, что имел на это свое тщеславное вето. Тревога мучила всех. Айли смотрела на бретонку — с ее пышной копной вьющихся медных волос, идеально очерченными висками и вечно блестящими в улыбке белоснежными зубками она уместно смотрелась бы в звании графини в одном из пышных поместий Имперского Города. И казалось Айли, что эти мысли, эти ассоциации уже посещали ее голову. Многим знакомо то странное чувство, когда внезапно натыкаешься на предметы, например, детства. Воспоминания, залегшие где-то в беспросветной глубине, медленно просачиваются наружу, но попытки ускорить процесс зачастую оканчиваются вводящим в замешательство ничем. Неприятное чувство: сознание кажется нашей землей под ногами, нашим личным миром — нами самими, а потому всегда не по себе, когда выясняется, что в этом самом мире ты не полноправен. — Откуда вы едете? — Почему бы и не спросить? Пока Райп стелил в помещении спальные мешки, Раенна сидела перед огнем и самозабвенно копалась походном рюкзаке, кидая косые взгляды на Лейфа. Ответит и забудет. — Откуда? — вздернула бретонка уголок рта. Улыбкой это назвать было сложно. — Из Солитьюда. Чудесный город, не находите? — Угу, — буркнула альтмерка. — Нахожу. — Но ты-то наверняка видала и получше, верно? — Конечно. Вайтран, например. Там еще и Вив большую часть жизни прожила. Но степи… К степям привыкаешь не сразу. — Как и к Скайриму. — Вам лучше знать. — Айли почувствовала, что крепкая почва ее извечного алиби начинает пошатываться. Да и какого скампа вообще происходит? Она даже не успела удивиться. — Не думаю. — Мозг может атрофироваться. — Не думаю, что мне лучше знать о такой смене климата. — Тогда подумай о чем-нибудь поприятнее, — донеслось со стороны Лейфа. Имперец сидел, копаясь с луком, и в упор вглядывался в бретонку; та спокойно ответила на взгляд. — Ты не особо похожа на кого-то, кто с рождения живет в этом холодном краю. — Бретонов тут много, в отличие от… Альтмерок. Нет, я честно видала их, выросших в Скайриме, но уже мало что выдает в их поведении доминионскую кровь. Скажи на милость, Лейф, откуда ваша славная подружка? На какой-то миг Айли оторопела, но быстро справилась с эмоциями, надев усмешку на свои губы — хотя, видимо, слишком поздно. Еще бы. До этой странной девицы версия с рождением была довольно удобна: альтмерке либо верили, либо делали вид, что верили — а та, в свою очередь, делала вид, что поверила, что ей поверили. И все понимающе поднимали брови, качая головой. Беженцы — далеко не единичное явление. Никто не вдавался в подробности, ибо слушать такую ложь не только бесполезно, но и скучно. Кому вообще это интересно? А этот разговор, по идее, должен был быть полон зловещих двусмысленных намеков, но в итоге все чуть ли не кидались прямыми заявлениями. — Чудесное предубеждение, — выдавила Айли. Даже Лейфова метафора с невинной бабочкой, над которой тот сам потом посмеялся, была бы как-то приятнее. — Ладно, ты меня раскусила, о незнакомая мне коварная женщина. Вижу тебя, конечно, первый раз в жизни, но кажется мне, что доверять я тебе могу полностью. Такое вот чувство. — Айли… — потянула было Вивьен. — И доверюсь! Знаешь, у моих ровесниц в Алиноре — а я родилась прямо во дворце королевы, понимаешь ли, — были разные предпочтения и жизни, но я была необычным ребенком! Началось все с малого и вроде бы не такого уж и необыкновенного: еще появляясь на свет, я убила свою мать… — Айли… —…отца и четырех бабок-повитух. Потом я подросла. Пока мои подружки мечтали и грезили сказками о Снежном Принце, мечтая стать, соответственно, принцессами, я мечтала стать северным наемником. Суровым и волосатым. Раенна раздраженно кусала губы, накручивая на палец медную прядь. Райп, подошедший к костру, коротко усмехнулся, и бретонка, как показалось Вивьен, взглянула на него с ненавистью. — А теперь скажи на милость, каким образом ты ошивалась среди одичавших эльфиек, если жила в Солитьюде? — Полагаешь, есть что-то, чего нельзя увидеть в столице? — презрительно фыркнула Раенна. Где-то вдалеке провыли волки. Нарушив неловкую тишину, Вивьен кинула в огонь затрещавшее полено, и снег вокруг озарился оранжевыми бликами. — Много всего, — прикусив губу, выдала она. — Убийство Виттории Вичи, например. Бретонка недоуменно подняла брови, косо глянув на нордку. — А еще я вспомнила, где слышала твое имя. Раенна. — В самом деле? — Да. В Драконьем Мосте — это про тебя мне говорила та… Ну, в общем, это ты обнаружила тот труп, да? Бретонка коротко рассмеялась, закинув голову — ее выточенные виски ярко очертились в густых рыжих волосах. — Ты серьезно? Ну и повод. Да, знаешь ли, я люблю спускаться к реке и умываться по утрам. Айли так и подмывало обвинить эту парочку в некромантии. Вот будет просто: никаких недомолвок, никаких намеков. Порой альтмерку раздражало прямодушие Вив, но теперь перспектива повести разговор аки заправские нордские головорезы казалась ей весьма уместной. — И как труп? — поинтересовалась она, и лишь взгляд шести глаз в наступившей тишине намекнул ей на странность вопроса. Но ничего, наступать так наступать. — Плавал, — пожала плечами Раенна. Райп опять усмехнулся, издав глухой утробный звук. Интересно, подумалось Айли, умеет ли этот писать? Было бы любопытно узнать, как и когда эта чертовка лишила его языка. Разговор, каким бы он не был, сошел на нет. Вивьен сходила в избу и пришла с какими-то листьями, которые тут же кинула во вскипающий на костре бульон; бретонка, перебросившись взглядом со спутником, заявила, что есть они не будут, так как уже поели. Мысль о том, как люди без языка ощущают вкус, заставила Айли на полуслове задержать очередное язвительное замечание, и беседа, далекая от дружеской, потеряла последний шанс на хоть какое-то продолжение. Ветер, гулко воющий в темноте, с шелестящим шумом врезался в окружающие перевал тяжелые заснеженные ели; изредка теплый круг света выхватывал из черноты их когтистые лапы. Эльфийка повернулась спиной к огню и тихо шуршала страницами истрепленной книги, Вив мешала что-то в котелке, изредка отсаживаясь поближе к Лейфу — имперец видел, что колышащиеся тени пугают ее, вздрагивающую от каждого шума. А еще больше — это он заметил по быстрым паническим взглядам — ее пугала она. Она была красивой, эта Раенна. Вернее, подумал Лейф, она виделось ему красивой — кто-то совсем не счел бы ее привлекательной, кто-то бы не заметил, пройдя мимо. Но имперец, глядя на это случайное воплощение своих отроческих мечтаний, на это лицо, долго не покидавшее его детские сны… чувствовал, как душа его медленно, но верно сжимается в упругий комок. Странная мысль, очень тонкое чувство, единожды пронзившее мозг, медленно завладевала им всем. Спектакль. Все это лишь постановка, спектакль, созданная с одной целью — отвлечь, по-видимому, единственную особь мужского пола. — Вивьен, — Имперец наклонился к уху девушки, убрав рукой волосы — мягкие, как пух. — Вивьен, что ты думаешь?.. — Странная она, — прошептала Вив. — Но почему? — Потом расскажу, — после недолгого молчания отозвалась нордка и резко отодвинулась. В ее глазах мелькнул сдавленный страх. Страх, уже являвшийся ему сегодня в тени трещащих елей. Вот оно что, внезапно понял Лейф. Эта мозайка — пусть до того ее частицы и прятались в тени — с внезапной закономерностью встала перед ним, называя глупцом. Достаточно лишь кинуть пламени во тьму, чтобы тьма стала тенью для света — яркого и очищающего от тлетворных тайн. Глухо завывали волки. Треск огня казался неумолимым катализатором — он вторил снегу, и казалось, будто то мучительная деформация стекла нагреваемого на горелке сосуда. Исход такому един — тот оглушительно взорвется, забрызгав алхимический стол шипящей кислотой. Много раз имперец видел такое, а ведь дерево, проеденное ядовитым паром, не сравнится с горящей кожей; дабы избежать такого, только и надо, что не мешать неизвестные реагенты. Проблема жизни, подумал Лейф, обычно заключается в том, что даже умереть порой бывает куда проще, чем отставить их прочь — заведомо смертоносные и усмехающиеся в знающем оскале. Или же — эта мысль придала уверенности дрожащей в сомнении руке — порой эта смерть встает не за твоей спиной: тогда часа весов перевешивает, и в ночи пугливых колебаний восстает рассвет очевидности. Порой — кровавый. Оглушительно хрустнуло соседнее дерево. Вивьен вскрикнула, прижавшись к имперцу, но тот встал, мягко отстранив ее. Четыре пары глаз изумленно воззрились на него. — Это было так страшно, — с подавленным скепсисом буркнула Айли. Лейф прошел вокруг костра, выдержав презрительный взгляд Раенны. Останавливаться он не планировал. — Да это же деревья треснули, еще и не с той стороны, идиот, — оторопело продолжила эльфийка. Райп безразлично смотрел перед собой, будто покинутый. Слишком безразлично для использованного шрамами бойца, слишком вяло для навеке замолчавшего. Огонь мутными тенями играл на его лице — лице того, чья тайна будет вовеке похоронена с ним. «А знаете, почему он никогда не расскажет вам о том, как эта сучка лишила его языка?» Идеально выверенный удар клинка рассек стылую ночь под подбородком немого. «Потому что не она». Или, возможно, была похоронена? — Это очень простой закон, дамы — всякий может достичь вершин. Свечение усилилось, и порыв леденящего ветра, что заунывно взвыл, будто скорбя, понёс за собой первые крупинки искрящегося и тлеющего в беспрерывном полете пепла. — Но вершины — это еще не небеса. — Он развернулся к бретонке, но та уже стояла перед ним, печально протянув руку: вихрь тлеющих искр взвился к ее пальцам, как дети бегут под надежное материнское крыло. — Значит, увидел? Не сомневалась, скажу прямо — лишь в одном ты ошибся. Не небеса, — инфернальным шепотом вторили алые губы. Рыжая копна взвилась на ветру, будто адское пламя. — Обливион. — Не Обливион, — в тон ей отозвалась Айли; краем глаза Лейф видел, как она размеренно перебирает воздух рукой, — а ссылка в дальнюю задницу Чернотопья и хрен пососать. Я уже нащупала твой канал. — Ты серьезно думаешь, что у меня такой один? — Аргониане частенько говаривают так, показывая на хвост. Серьезно думаю, что об этой особенности юмористическо-половой составляющей их этноса ты назнаешься не понаслышке. — Айли, неужто ты думаешь, что это смешно? — В какой-то момент Айли поняла, что именно заставило ее внутренности сжаться в мучительный комок. Снег, кружащийся в мерцающем свете костра, застыл в повисшей тишине; звуки заглушились чем-то, что болью отдалось в голове альтмерки. Шевелились лишь губы Раенны — и осознание того, что они с бретонкой делят это безвременье на двоих, обожгла ледяным водопадом. Раенна говорила, и ее голос завораживал, завлекая в свой странный водоворот. — Или ты думаешь, что измена государству, коему с рождения присягала, — это смешно? — Что, прости? — вопрос остановил Айли на половине шага — а ведь порыв сорвать морок был сильным. — Ты здорово провела их тогда — ты и твоя мать, рыдавшая за тебя по ночам, эта несчастная грешница. Это было забавно — о да, в тот момент это было еще смешно. — Помню, я очень смеялась. — Айли справилась с дрожью в голосе, с равнодушным видом подняв брови. — Так смеялась, как не смеюсь сейчас от твоих остроумных баек. Наверное, потому что они не остроумные. — Это было смешно, конечно. — Улыбка растянулась, и что-то было не так с ее белоснежными зубами. Вернее, с их количеством. Альтмерка задрожала, медленно опуская руку. Ей становилось плохо. К горлу подкатил ком. — А как насчет Доминионского трибунала, собранного в Сиродиле? — А что с ним такое? — Стойкое непонимание произносимого уже вводило в состояние сдержанной истерики. Что вообще она несет? — Смех был искренним, но был он не твоим. — Юродивая магичка! — окрик Вивьен — окрик, что не должен бы существовать в безвременьи. А значит... Раенна удивленно вскинулась, когда что-то вонзилось ей в ключицу, прорвав ткань алого плаща. Жизнь упала на мир гулом звуков, снег полетел в обрывках света. Айли вскрикнула, от неожиданности опустив руку, и Лейф, бросившийся к бретонке, ухватил за плечи силуэт, — он в изумлении отшатнулся, — вязкий силуэт дотлевающего пепла. В объятия осевшей альтмерки кинулась рыдающая Вивьен; лук валялся рядом, сослуживший свое дело — к худу или к добру, пронеслось в мыслях дрожавшей эльфийки. Голова девушки уткнулась ей под подбородок; нордка истерично плакала, едва выговаривая слова. Айли чувствовала, как трясущиеся руки обнимают ее, цепляясь за волосы. — Прости меня, прости, — навзрыд выдавливала девушка. — Мне правда казалось… Казалось, что ты умираешь, это было страшно, Айли! — Значит, дела такие, — звучно, хоть и подрагивающим голосом огласил Лейф, — Я могу чего-то не понимать, но эта рыжая — тоже трэлл. — Я подозреваю Вивьен, — нервно выдохнула альтмерка, ткнув пальцем в ревущую нордку. — Это ужас какой-то, Лейф, мне надо было замуровать тебя в камнях той дороги, хрен ты собачий, не слушающий добрых советов.***
— Всю ночь не проедем, это тяжело, нужен ночлег, луны треть неба обойдут, — бурчала Айли, безразлично уставившись перед собой. Стук лошадиных копыт гулко отзывался в предрассветном воздухе, и если спутники еще не уснули, то это исключительно благодаря монотонным иереминадам альтмерки, разнообразие которых уступало разве что разнообразию путей Уробороса. — Надо провести ночь там, ничего плохого не случится, двое против троих, ныть будешь. — Вот ты и ноешь, — отозвался Лейф. Удивление прошло довольно быстро, как, собственно, и обсуждение ситуации там, у костра; и теперь всех давил сон, обещавший бы быть муторным и тревожным. Если б случился. — Так мы всю ночь уже скачем, умник, на полном ходу. Уже и в тавернах лошадей меняли, притом дважды, и луны всё что можно было обошли, и Вивьен трижды заснуть умудрилась, а мы все скачем. Раз в пять быстрее, чем с экипажем, без перерывов и падений, скамп подери, без извозчика с развеселыми историями. — Зачем нам извозчик, если есть ты? — С юных лет я мечтала стать извозчиком. — А я вот никогда не мечтала стать овощем. Айли устало оглянулась на нордку, задумчиво следящую за горизонтом. — Смирись. Никто не может с уверенностью сказать, что и овощи-то сами мечтали быть овощами. Однако что-то же едят? Я подчеркивают — «едят», а не «едим», потому как последнюю половину суток мы сему развлечению не предаемся — оно нам, полагаю, так-то и не нужно. Как и сон. Зачем спать, если можно выжирать мои зелья, а, скоты неприкаянные? — Пошло по кругу, — буркнул Лейф. — Я бы сказала, что пошло, но я приличное создание. — Альтмерка с фрустрацией на лице отвернулась к дороге; по серому небу из-за горизонта медленно, крича, проплывал птичий клин. Замолчав, она заметно помрачнела, заметила Вивьен; будто тень на лицо упала, как говорят — оно так и выглядит. Вот уже всю поездку она лежит на ее лице. Тень усталости, раздражения, злобы или мечтаний? Может, воспоминание о нехорошем сне? Айли окончательно отвернулась, и мысли ее канули в неизвестность для всех. Вив напряженно глянула на Лейфа, и по его лицу поняла, что что-то здесь не так; и это нечто волнует не только её. Что-то та женщина сделала Айли, это ясно — та мутная дрожь, пробежавшая по воздуху, появилась неспроста. Нордка раздраженно вцепилась рукой у седло. Кто-то ненавидит эльфов, кто-то не терпит зверолюдей, кто-то презирает магов, но даже те, кто считают всех их глупцами, не спорит с тем, что некроманты всегда приносят лишь вред. Когда-то давно Айли сказала ей, что очень неразумно играть со смертью, ибо силы, призываемые к таким действам, по роду своему иные, а потому вредоносны и безжалостны в своем вреде. Тогда, давно… Что бы она сказала теперь? Айли изменилась за все это время, это безусловно, и это понятно. Но можно ли было признать в той эльфийке, что выходила на охоту за оборотнем, ту, что скачет перед ней сейчас? Вив задумчиво вгляделась в альтмерку, и та невзначай обернулась. Легкий свет очертил изящный мерский профиль. Нордке в голову пришла странная мысль: а верил ли кто-нибудь на самом деле в то, что Айли рождена в этом северном краю? Холод очищает. Снег чист, будто душа новорожденного, а многие болезни не выдерживают мороза; цвета на севере ярки и ясны, и рассвет, медленно поднимающийся теперь над далекими чернеющими горами, алел, расползаясь кровью по белой простыне. Ничто здесь не лжет, пусть мудрость вечной мерзлоты и способна обогнать самого мудрого из смертных. Всё чисто и показывается глазам рано или поздно. Однажды, охотясь на хоркера, наёмницы забрели далеко по замерзшему Морю Призраков, и лёд там был виден, казалось, на сотню миль вниз, голубоватый и пронизанный сияющими трещинами. Айли не была чиста, совсем, и за верхнем слоем лжи — Вив вдруг ясно осознала это, — не спешила светиться истина. Нордка вдруг поняла, что уже несколько секунд пересекается взглядом с Айли. — А это правда, что та некромантка была… одновременно трэллом? — Если она была трэллом некроманта, то по определению не могла быть некромантом, понимаешь? — подал голос Лейф. — Кукловод не может быть куклой и кукловодом одновременно. Потому мы и уехали оттуда из опасения, что где-то поблизости обитается некто… — Нечто, — резко вставила Айли. — Нечто посильнее. Но если так, то тут получаются накладки. Они пришпорили лошадей. Эльфийка, отъехавшая вперед, сосредоточенно рассматривала варежки; она вздохнула, и ответом ей было облачко пара. — А накладки тут таятся во многом. Начать хоть с того, что она говорила. — Что? — напрягся имперец. — Что значит «что»? — резко спросила Айли. — Все мы слышали, и я не больше вашего. — Это правда, Айли? — вырвалось у Вивьен, и та вздрогнула, встретившись с раздраженным взглядом эльфийки. — Нет, скамп подери, я мне очень нужно тебе лгать. Лично тебе. Мерка кашлянула и заговорила мягче: — Она говорила, как и тот мертвый мужик. Вив, трэллы — это трупы, которые поднимают и связывают с каналом энергии, идущей из Обливиона. Очень условно и кратко, все зависит от случая и целей, но суть обычно одна. Айли значительно поджала губы. — Трэлл — это труп, мышцы и иже с ними которого поддерживаются чистой и безликой энергией. Сечёшь? Большее, что они могут себе позволить — это помычать, как ты при виде страницы учебника по высшей магии. Иногда ротовые мышцы заедают, и с остатками воздуха из их чрев выходит всякая нечленораздельщина. Эта шлюха целый вечер поддерживала с нами связную беседу: с этим и я особо не справляюсь, а ты про трэлла. — И что ты думаешь? — По этому поводу — ничего более. — Но ведь не поспорить, — подал голос Лейф, — что предыдущие совершенные некро-акты напрямую связаны с этим. Даже девчонка из Моста, вполне возможно. — Это производит кучу логических цепочек, от простых и кончая самыми безумными. Конечно, скорее всего, это так, но это ломает голову, Лейф; это гипотеза, которая, становясь леммой, производит отвратительное множество вероятностей. Скоро мы увидим ту девицу, мы ведь скачем в Коллегию. Хоть для чего-то кроме как объект нордской ненависти она должна послужить. Вон она, кстати. Все как один вгляделись в далекий амфитеатр горизонта; синеватая мгла, еще царящая повсюду, уже уступала место утру, и с медленно белеющих небес на заснеженные пологи гор ложились первые лоскуты солнечного света. Там же, в одном из опустившихся на вершины облаке, угадывались очертания витающего строения на скале. Давно жаждуемые всеми, они отозвались болезненной тоской в сердце Айли. Спутники пришпорили лошадей, и те поскакали по хрустящей дороге в обход, что вёл от дороги к востоку и далее, вдоль темнеющих холмов и погребенных снегом нордских руин, по койме пробуждающегося ото сна Моря Призраков и леденящему берегу, пронизанного обжигающим ветром — к извечной цитадели вопросов и ответов в надежде, что та уступит им последние.