О закатах и рассветах

Гобелены, ковры, недопитая бутылка вина, небольшой шкаф, как и многие, забитый книгами. Стараясь успокоиться, Айли размеренно провела рукой по полке. Последний приём семья Адирe давала не менее месяца назад, так что с уборкой слуги не старались: на лакированном дереве тонким слоем лежала пыль. К книгам здесь тоже давненько не прикасались: все они выглядели забытыми — и пара унылых исторических трактатов, когда-то, возможно, служивших двойняшкам учебниками, и вездесущие пустые книжонки с рассказами на один день, и заполонившие всё сюжеты о Снежном Принце и иже с ним: крайне романтизированные события, по не понятным Айли причинам ставшие чрезмерно популярными в последние десятилетия. Наверное, это вопрос моды. Когда-то было модно обсуждать даэдра и, разумеется, Кризис — оно понятно. Айли не застала тех времён, однако родители, появившиеся на свет незадолго до начала Великой Тоски, помнят их прекрасно: и бесконечно льющиеся статьи о природе Дракона, и кипы романов про злобных даэдрических жрецов, разумеется, побеждаемых как зло всех зол; и теории заговора, ищущие виновных — и власть имущих, их же находящих. Удивительнее всего, любил говаривать её отец, не то, сколь много жертв приносят катаклизмы, а то, сколь бесполезно приносят их смертные после — хотя той лихорадки, что эхом прокатилась по землям Сиродила, на Островах и не случилось. Сложно было упрекнуть родителей в том, что оба они не любили распространяться о тех временах. Наверное, как и Айли, они верили в то, что оно навсегда осталось в прошлом. Наверное. Но ведь оно так и есть: обсуждаемое сегодня, какими бы жаркими не были споры, никогда не перерастёт в пожар. Не должно, думала мерка. Пусть все вокруг ворошат историю; пусть вспоминают канувший Эльнофей и Снежного Принца, пусть возрождают айледскую культуру и демонизируют образы древних атморцев сколько кому угодно — как и любое мимолётное веяние, всё это завершится там же, где началось, и обсуждения Меретической Эры закончатся, как кончается всё. Кому в голову придёт совершать глупости во имя книжных строк?  — К скампу всё. — Айли решительно одёрнула платье. Не сказать, что идея задуманного стала нравиться ей больше, чем прежде, но, что удивительно, отстранённые размышления придали альтмерке сил. Глуп план или нет — она была готова к серьёзным разговорам куда лучше, чем обыкновенно. Внутренне радуясь отсутствию всех домашних, отбывших на какую-то встречу, Айли на цыпочках пересекла залу и прошла по коридору к треклятой двери красного дерева; при мысли о разрушении этого зловещего абсолюта по солнечному сплетению разлился холод, сведя мышцы лёгкой судорогой. Дрожащей рукой эльфийка потянула на себя ручку; разумеется, она не поддавалась. Это было предсказуемо; и альтернатива на такой поворот событий была, пожалуй, главной составляющей плана. Интересно, слышит ли Ауриэль молитвы взывающих к нему? Навряд ли оно помогло бы ей сейчас; однако вера в это была единственным, что сдержало Айли от обморока, когда та распахнула стеклянные створки окна. Ароматы вечера наполнили воздух; за сенью птичьего пения донеслись далёкие голоса провожающих день и встречающих ночь. Мерка испуганно вцепилась в раму окна; кабинет брата находилась на втором этаже, и прямо перед девушкой размеренно шумели на ветру зелёные кроны. Стоило отдать должное и Анариону, избравшему себе комнату именно здесь, и родителям, высадившим разросшийся сад: если бы не деревья, Айли была бы на самом виду. Глубоко вздохнув, она упёрлась взглядом в небо, потянулась ногами к мраморному бортику и постаралась встать на нём как можно крепче; затем аккуратно перевернулась лицом к окну и начала двигаться в сторону угла — где-то там, недавно виденное меркой из сада, зияло открытое окно в комнату брата. Лёгкие порывы ветра, при обычном положении дел едва колошащие юбку, теперь казались Айли умопомрачительно сильными; отцепись она от стены хоть на мгновение — и этот ураган унесёт её вниз. Вопреки ожиданиям, расстояние от окна до окна тянулось не так уж долго; прикрыв ближайшую распахнутую створку, мерка со всей силы оттолкнулась от подоконника и, услышав треск платья, рывком ввалилась в комнату через заваленный бумагами письменный стол. Даже после тусклого предзакатного света глаза её долго не могли привыкнуть к осевшей здесь темноте — поэтому с уборкой пришлось повременить. Первым, что почувствовала Айли, был холод. Это удивило её; несмотря на тёплую погоду, тут девушку начал пробирать озноб — будто бы, с дрожью заметила мерка, сама Смерть побывала в этом месте. Судя по тому, что в противоположном углу вовсю пылал камин, холод этот был вполне реальным; этому же свидетельствовали и многочисленные одеяла, наваленные на кровати под небрежно брошенным покрывалом. Кровать Анариона. Мерка сглотнула. Как удивительно странно было смотреть на его вещи — вещи того, кто мог и должен был быть её близким. Возможно, сложись всё иначе, Айли частенько валялась бы здесь, обсуждая с братом насущные дела, жалуясь на жизнь, рассказывая истории и выслушивая? Кто знает. Так или иначе, одёрнула себя Айли, предаваться праздным размышлениям теперь некогда; через час с лишним должен был вернуться Анарион — если не задержится, как частенько бывало, — и к тому моменту ей следует подготовиться; в первую очередь — морально. Она огляделась. Как и следовало ожидать, пышным убранством комната не блистала; однотонные стены, тяжёлая мебель из красного дерева, аскетичного вида камин — всё это придавало помещению вид некоего рабочего кабинета; в самую последнюю очередь, возможно, оно и служило досугу. Так должны выглядеть апартаменты кого-то слишком далёкого от мира, чтобы поддаваться его соблазнам — несмотря на то, что все возможности он для того имеет. Строгость и богатство в одном флаконе. Ни одного излишества. Сдерживая волнение, Айли размеренно прошлась по комнате. Большее пространство здесь, безусловно, занимали шкафы; чаще всего они были застеклены, и за отблесками света виднелись кипы бумаг, аккуратно сложенных и перевязанных. Были тут и ровные ряды книг с брошюрами, но, кажется, почти ничего из художественной литературы; даже самые привлекательные на первый взгляд корешки скрывали, скорее всего, какие-то отчёты или что-то вроде того. Вот же ж Энлина даёт! Ещё бы попросила залезть в их архив — там-то наверняка искать документы о Клинках было бы куда проще! Да как она вообще себе это представляла — чтоб она, Айли, лазила по закрытым шкафам в поисках непонятно чего? И откуда она вообще знала, что Анарион хранит тут интересующие её бумаги? Но их было в самом деле много. И — ни одной пылинки, будто бы само время застыло здесь. Безусловно, служба в контрразведке сделала Анариона очень и очень организованным; неизвестно, все ли там такие, но его жертва работе казалась несоразмеримо большой. Внимание мерки привлёк прямоугольный отпечаток на стене; он чётко светлел на её фоне, будто бы ещё совсем недавно скрывался картиной. Без особой надежды оглядевшись по сторонам и ничего подобного не найдя, Айли задумчиво вернулась к столу: после её вторжения часть бумаг упала на пол. Тут были и какие-то чертежи, и зарисовки, и отчёты в сотню строчек унылого ровного почерка. Разумеется, ничего важного и существенного для работы брат на столе не держал и держать не мог — да мерка и не интересовалась. Шпион она, что ли? Нет уж, рыться в чужих документах — тем более что наверняка актуальных — это никуда не годится. Из сада донеслось щебетание птиц. При мысли о том, что единственный путь наружу лежит через окно, Айли обуяло волнение; засучив мешающиеся рукава, она торопливо подняла с пола раскрывшийся гроссбух — явно старый. На блеклой обложке было выгравировано: «А-Б». «Чего?» Не удержавшись, мерка приоткрыла книгу с конца: содержание пестрело различными фамилиями, соответственно, на «А» и, совсем немножечко — на «Б». На некоторые страницы приходилось фамилий по пятьдесят, на некоторые — всего по тридцать, а порой и того меньше. Книга была очень старой и держалась на каких-то бытовых чарах. Айли озабоченно глянула на обложку: это было нечто вроде списка имён преступников, совершивших преступления в третий десяток лет четвёртой эры в окрестностях Лиландрилла — именно там, промелькнуло к голове Айли, жили в те времена их родители. Под каждыми именем и фамилией стояли даты и некие цифры, указывающие на дела из архива; всё это было далёким для Айли. Единственное, в чём она была совершенно уверена — так это в том, что многое усовершенствовалось с тех времён и в таких огроменных гроссбухах больше не было нужды; да и этот, наверное, был уже никому не важной копией из далёкого прошлого. Мерка аккуратно положила книгу на стол — и тут же увидела, что та была не единственной: дальний угол был заставлен подобными. Буквы были теми же за редким исключением — некоторые книги имели букву «М»; менялись и года. Несмотря на обилие всего, повсюду царила святость порядка. Именно поэтому, наверное, он и привлёк внимание Айли: комок бумаги, многократно смятый. Она успокоила себя тем, что если уж брат это скомкал, то, верно, не считал нужным и важным. Письмо, насколько успела понять мерка, холодно-официальным не являлось, но и любезностями не сквозило.             «Анарион!       Пожалуй, начну без излишних приветствий и предисловий, ибо оба мы понимаем абсолютную бесполезность оных в сложившихся обстоятельствах — обстоятельствах странных, и не стоит это отрицать. Наши сферы деятельности пересекаются достаточно часто, чтобы взаимное обращение перестало быть форс-мажором, однако это дело, как я понимаю, ни в коем разе не касается сотрудничества на должном официальном уровне; в противном случае вы навряд ли обратились бы ко мне напрямую. Перехожу к делу; поведение ваше, в последнее время ставшее девиантным, обсудим позже. Сразу поспешу заметить, что вопреки вашим ожиданиям доступа к указанным вами архивам я не имела и не должна была иметь по роду службы. Не думайте впредь, что близость одного корпуса к другому даёт сотрудникам одного доступ к оному. Странная надежда — вы ведь знали, что функционирует это совершенно не так. Мой запрос оказался неожиданным и многих поверг в искреннее недоумение; как и ваша просьба лично меня, если уж быть откровенной до конца. Невозможно предположить, что могло подтолкнуть кого-то к обращению к подобным источникам. Если бы не моя задолженность в услуге, я бы и не подумала исполнять вашу просьбу и совершать попытку — подчеркиваю, именно попытку, притом неудачную, — обращаться к архиву „даэдропоклоннических“, как вы изволили выразиться, дел указанных вами годов (кстати, спектр был весьма и весьма широк, я бы сказала, наивно широк).» — Даэдра? — Айли недоумённо дёрнула уголком рта.       «Полагаю, оба мы понимаем, что не лишним было бы объясниться при нашей будущей приватной встрече.       С уважением,       Э» Мерка почувствовала, как мучительно громко заколотилось её сердце. Полутьма, медленно собирающаяся в углах, начала явственно давить волнением; нет, Айли не должна делать этого. Не должна была — теперь уже ничего не изменить; судорожно комкая письмо, она вдруг явственно осознала, что ступила на запретную территорию. Что-то в себе несли эти строки — нечто пугающее; ключ к чему-то тому, что искал её брат. Нашёл ли? Нет, Айли не хотела знать. Ей уже ничего не хотелось; всё вокруг — и стены, и холод, и распахнутое окно, шкафы и бумаги, она сама, залезшая в комнату к неизвестному, — всё это в одночасье ужаснуло её, сведя внутренности мучительной судорогой. Меркой овладела паника; она бросила письмо на стол. Неужели единственный выход — через окно, через улицу, через бортик и пропасть с воющим ветром? Заставит ли она себя проделать этот путь снова; как могла, как могла она сама себя завести в такую ловушку? Айли бросилась к двери, приложившись к замочной скважине: коридор был пуст. Теперь к окну; почему, почему нельзя просто взять и открутить время назад, исправить ошибку? Вцепившись в оконную створку, мерка бросила судорожный взгляд на комнату. Наверное, тогда она и заметила её. Картина стояла у стены между столом и очередным шкафом, и задняя часть её местами почернела, будто от огня. Айли глянула на стену с пятном: виси полотно там, и оно б располагалось прямо напротив кровати. Не сдержав любопытство, будто очарованная, эльфийка осторожно спрыгнула на пол. Сердце болью отдавалось в ушах, и, казалось, весь дом слышал его судорожное биение; стараясь дышать как можно глубже, девушка медленно перевернула картину изображением к себе. Она была прекрасна. Картина была прекрасна — даже дилетант разглядел бы здесь руку мастера. Лучи закатного солнца, казалось, пробирались наружу сквозь жёсткое полотно; кто знает, не они ли освещают теперь комнату, прорвав кордоны между явью и искусством? Молодожёны стояли в сени пылающей зари средь кустистых зелёных зарослей; лица их глядели на Айли её собственным отражением. Родители. Картину явно жгли — или пытались; целый угол холста потемнел, рама даже треснула. Что заставило Анариона возненавидеть родителей? Слухи? Книги? Фамилии? Мерка бросила испуганный взгляд на бумаги. Что искал брат в этих гроссбухах? «А», «М». Сердце Айли пропустило один удар. Конечно же. Фамилии родителей. Неужели с даэдра…  — Почему? — мерка почувствовала, что пальцы её вот-вот выронят картину. Горло болезненно сдавило. — Что произошло? Ауриэль, помоги… помоги нам всем. Нет, так не должно быть. Такого просто не бывает. Кто начал это? Где истоки? Анарион искал доказательства? Чего? И, главное, — что же он нашёл? Дрожащими руками она вернула картину на место. Теперь уже и молодожёны не казались ей столь счастливыми, как привиделись с первого взгляда; будто бы реальность медленно сочилась внутрь, подёргивая их лица тревогой. Беззаботная с первого взгляда, мама, улыбаясь, глядела на Айли; но во взгляде читалось волнение. Выражение отца, как и всегда, было непроницаемым — но и в нём мерка заметила скрытое напряжение. Нет, художник был гением, пронеслось в голове у неё; родители стояли будто живые, и каждый рассказывал свою историю: лицом, жестами, позой. Лишь бы суметь послушать. В сени вечерней зари кожа матери казалась мраморно-белой — и притом настоящей; в кустах шумел ветер. На миг мерке показалась, что она даже слышит мерное дыхание — размеренное дыхание того, кто безупречно им владеет, не позволяя чувствам править бал. Створка окна резко захлопнулась порывом ветра, и, когда Айли обернулась, у стены стоял Анарион. Едва справившись с испугом, мерка замерла со вздохом на губах.  — Ты зашла поздороваться? — равнодушно поинтересовался мер, медленно проходясь вдоль стола. Айли отшатнулась, чтоб не встать у брата на пути.  — Я… Не…  — Не самое удачное приветствие.  — Очень смешно, — выдавила Айли. Фраза должна была звучать саркастически, но вышла тихим, жалобный хрипом. — Анарион…  — Айлинаэль.  — Я думаю… Я полагаю, нам нужно поговорить. Серьёзно поговорить. Видишь ли…  — Ты не слишком-то хорошо подготовила речь. С такими-то хорошими друзьями. В его голосе просквозила ледяная насмешка; мерка испуганно отвернулась в сторону, сцепив руки.  — Я должна готовить речи перед разговором с собственным братом? — проговорила она, чувствуя, как горло вновь сдавливает от подкатившей жалости к себе. Мер резко развернулся; Айли увидела, что тот встал прямо напротив картины, и медленно подошла к нему, стараясь не опускать взгляда. Анарион пропустил её перед собой.  — А это и не было моим решением.  — Послушай меня, пожалуйста. Ты должен — да, не побоюсь этого слова! — именно должен мне всё объяснить. Нас с тобой связывают кровные узы. Кровные…  — Кровные узы. — Мер кивнул на полотно. — Первое, что мы получаем при рождении на этот свет. То, что мы имеем и не имеем возможности утерять. Вечно висящее над нами. — В какой-то миг его голос будто надломился. — То, что никак не зависит от нашего выбора.  — Это правда, — кивнула Айли. Уверенности у неё поприбавилось, однако понять, к чему же брат клонит, она так и не смогла.  — Выборы. Иногда они ничего не меняют, но мы постоянно совершаем их, — размеренно продолжил Анарион, задумчиво всматриваясь в полотно. — Мы постоянно принимаем решения. Чтобы осознать суть содеянного, не нужно глядеть на них — они оболочка. Но и в мысли к ближнему не проникнуть. Мотивации — вот основа всего, и каждая из них порождает чистый исток новорождённой идеи. Айли почувствовала, как его рука в кожаной перчатке медленно ложится на её плечо. Ни одна мышца гладко выбритого лица не дрогнула, когда меры встретились взглядами.  — И эта была не твоя.  — Идея? Не моя? Что ты хочешь этим сказать?  — Я не хочу ничего сказать, если уж быть честным, — небрежно приподнял брови Анарион. — Я хочу послушать.  — Послушать? — не поняла девушка. — Но… Но что же ты хочешь услышать от меня?  — Правду. Он бросил Айли на стол и молниеносно заломил ей руку за спиной. Вскрикнув, мерка резко дёрнулась в сторону, пытаясь осесть вниз, но боль в плече тут же прорезалась до лопаток; Анарион ухватил копну волос, методично накручивая пряди на свободную руку.  — Пусти меня! — сквозь зубы выдавила мерка, чувствуя, как в ушах начинает мучительно давить от слёз. — Что ты… А-а! — Разумеется, идея была не твоя. — Альтмер наклонился к уху Айли; та тяжело дышала: каждый вздох отзывался резкой болью во всей спине. — Тогда чья? — Какая идея? — захныкала она. — Пробраться сюда. На какой-то миг в комнате воцарилась тишина; затем от изумления мерка не нашла ничего иного, как истерично разреветься. Альтмер начал медленно тянуть её голову на себя, поднимая локоть всё выше и выше, пока не раздался слабый хруст и рыдания не превратились в прерывистые хрипы.  — Хватит! ради всего… Святого… Чего тебе надо?! — прошипела Айли, глотая слова. — Она была м-моя! Я… Хотела поговорить… — Ты лжешь. — Не-ет! — Ты лжёшь от начала и до конца. Я знаю их: всех и каждого, с кем… — Пожалуйста, перестань! — С кем ты ведёшь свою дружбу. — Его голос срывался в глухое яростное шипение. — Знаю каждое лицо, каждое имя — каждого из тех, что водится с тобой — и у меня есть подозреваемые, не сомневайся, но я хочу знать… — Хва-атит! Не дав мерке опустить голову, он резко дёрнул волосы на себя и, выждав, пока вопль утихнет, закончил: — Хочу знать, кому именно понадобились твои услуги и мой кабинет! — Боги, нет же! Никому! Откуда?! Почему? Что он делает, зачем, как он смеет — вопросы, один за другим, обожжёнными проблесками вспыхивали в её рассудке, не находя ответа. — С чего ты вообще такое взял?! Она расскажет — и, конечно, он поймёт всё не так, всё неверно! Просьба Лины была лишена всяких оснований, это было женское любопытство — но как оно будет выглядеть со стороны?! Шпионаж? Назовя имя, Айли назовёт себя соучастницей?! — Не понимаю, что за скрытность? — В какой-то момент боль в плече стала сильнее, чем всё то, что она когда-либо ощущала; закричать мерка уже не смогла, и из горла вырвался хриплый стон. — Ты скажешь? Кто это был? Энфир — тот данмер из доков? Рыжий имперец из городской таверны, угощающий тебя обедом, или бретонка в откровенных нарядах? Может, Миримон?  — Нет…  — Хорошо. — Айли поняла, что брат медленно ослабляет хватку. Что-то в спине начало возвращаться на своё место — будто бы под кожу залили раскалённый свинец. Грудь опять затрясли рыдания. — Хорошо. Я понимаю. Анарион рывком стащил мерку со стола и, обойдя кресло, поволок к камину. Завопить уже не получилось: приступ рыданий, сжавший горло, отпустил Айли только тогда, когда первые волны жара опалили её лицо.  — Нет-нет-хватит-перестань!.. — Она попыталась вырваться, но боль в вывихнутой руке только бросило её в пучину истерики. Сейчас рыдания опять задушат её, с паническим ужасом пронеслось в голове мерки, и она не успеет ничего сказать; раскалённый камень пронзительно обжёг ей руку, и мысль о том, что такая боль может продлиться дольше мига, была страшней всего на свете.  — Пожалуйста… — на выдохе выдавила она из себя, — я скажу…  — Говори. Судорожно рыдая, Айли начала отползать в угол, волоча повреждённую руку. В последний момент Анарион наступил ей на полы платья.  — Ну?  — Энлина… — Она вздрогнула, когда брат сделал шаг в её сторону, и в панике закрылась здоровой рукой. — Она, она… Мы говорили с ней о моих…  — Ближе к делу.  — Она попросила меня поискать что-нибудь о Клинках, — дрожащим голосом бросила эльфийка. — Но я ничего не…!  — Что ты знаешь о ней? — сухо спросил Анарион. Айли истерично зарыдала без слёз; воздух с хрипом вырывался из её рывками затрясшейся груди.  — Она… Я клянусь, я… Я не знаю, как так вышло… Я не знаю… Стой, она приехала сюда… недавно, кажется, поселилась…  — Я прекрасно знаю, где она поселилась.  — Я не знаю, правда! Не прикасайся ко мне! — Хотела бы она знать, пронеслось в голове у мерки — и именно эта мысль воспалила нечто гневное в её сознании.  — Она твоя подруга.  — Это ничего не значит. — Ей вдруг жутко захотелось уничтожить Анариона, стереть его с лица земли, обратить в забвение, чтобы сами звёзды забыли о нём; мер схватил ей за волосы, и Айли со всей силы отпихнула его ногой, не прекращая рыдать, теперь — от затравленной злости. В глазах эльфа сверкнула ненависть — впервые за всё время.  — Ты же не думала, что твой проступок пройдёт безнаказанным? — прошипел он, поднимая мерку за плечи. — Думала, будешь играть против меня столько, сколько пожелаешь — и всё, никакого возмездия?!  — Что же ты несёшь…  — Но ты ведь понимала, что играешь против всех нас? Против всего? О да, ты понимала! Скольких из них ты знаешь лично, сколько твоих друзей относятся к ним — десятки?  — Прекрати! Айли взвизгнула, когда её плечи обожгло пламенем из его ладоней.  — Я скажу маме! Анарион бросил её на пол. Вскрикнув, она судорожно вскочила на ноги, пятясь назад — мер сверлил сестру взглядом, полным отчаянной ненависти.  — Конечно, ты скажешь. — Голос его обрёл монолитную холодность — и она засквозила безумием. — Чего тебе от неё скрывать? Вы две похожи — прекрасная пара; две грешницы, рождённые в огне и в огне купающиеся — так ведьмы купаются в крови младенцев. Впрочем, и это вам не чуждо — чего скрывать? Когда-нибудь и ты станешь как она; отчасти ты уже стала. Когда-нибудь ты тоже родишь ребёнка — когда-нибудь он тоже будет считать свою мать шлюхой! Последние слова донеслись до Айли, когда та уже бежала. Она распахнула дверь — и они неслись за ней вслед, сменяясь истеричным рыданием кого-то, кто потерял слишком много. Этого она уже не помнила. Помнила, как бежала прочь сквозь залы, залитые кровавой вечерней зарёй; звала маму — и никто не отзывался, ведь даже слуги покинули в тот вечер хозяйский дом. Помнила, как рыдала, когда Миримон, шепча что-то, вправлял ей вывихнутый сустав. Помнила, как, вцепившись в него, шептала сама.  — Я не хочу так больше. Помнила, как ругала себя за то, что звала маму — нет, такого ей рассказывать было нельзя.  — Я не хочу быть слабой. Помнила, как босмер соглашался с ней: нет, маме такого говорить нельзя.  — Научи меня сражаться.  — Пей, пей же. Айли нервно отмахнулась и услышала, как что-то звенит. Она вскочила, перехватив лежащую у себя на лбу руку; Неласар ругнулся, наклоняясь за уроненным. Поджав под себя ноги, мерка бегло огляделась: в комнате Неласара, подумалось ей, почти ничего не изменилось. Те же чадящие рога, те же травы, развешенные вдоль стен, шкафы и стол.  — Представляешь, Неласар, — хриплым после сна голосом обратилась к меру Айли, — мой брат считал, что я работаю на Клинков.  — Ай-яй, нехорошо.  — Представь себе, он чуть не сунул меня головой в огонь, а потом назвал мою маму шлюхой.  — Он больше не будет, он больше не появится. Пей.  — Да пошёл ты, Неласар! — жидкость в кружке пахнула так резко, что мерка судорожно дёрнула рукой, и мутноватое содержимое опять оказалось на полу. — Это не бред! Это было раньше! Мне снились сцены из прошлого!  — Я за тебя рад!  — А я за себя нет! И за тебя тоже, старый ты затворник. Я вообще не особо рада, как ты успел заметить!  — Ты мне исповедуйся тут ещё!  — Во имя Талоса могучего?  — Во имя Талоса могучего, заткнись пожалуйста и пей вот это. Задержав дыхание, Айли запрокинула кружку и, морщась, последовала совету. По животу начало разливаться тепло. Альтмер пожал плечами.  — Ты очень редко рассказывала о своём брате.  — Есть такое. — Откашлявшись, мерка начала полусонно протирать глаза. — Я искренне надеялась, что он там как-нибудь помер.  — И давно надеялась?  — Ещё в материнском утробе. Хотя, пожалуй, такие мысли были свойственны ему куда больше, чем мне. Грязный засранец.  — Ну, ну. — Неласар задумчиво взял Айли за запястье, прощупывая пульс. — О мёртвых либо хорошо, либо ничего.  — Ты предлагаешь предать его вечному забвению? Тем более, что, как недавно выяснилось, этот мерзавец жив и вполне себе здоров. Столкнулись в Солитьюде. Каких-то иксов в этом уравнении не хватало; Айли обеспокоенно сдвинула брови, пытаясь вспомнить, что же делал Солитьюд во всей этой истории. Неласар кашлянул. — Всякие вещи случаются в жизни; главное — сохранить себя здравомыслящим и не заниматься ненужной индукцией. Мою двоюродную сестру бил отец — одержимая ненавистью, она принялась проецировать её на всех мужчин. Весьма плачевная ошибка. — Мер отряхнул полы своей робы. — Надеюсь, тебе удалось её избежать. Ты ведь не испытывала ненависти к…  — Существам с лишним отростком между ног? Отнюдь. Опустив плечи, мер трагично всплеснул руками.  — Ко всем ему подобным? Ты могла бы, например, назло ему взаправду посотрудничать с Клинками. Поставить себя антагонистом ко всему Талмору…  — Стоп! — поражённая мыслью, Айли вцепилась в плечи Неласара. — К скампу всё! Что я здесь делаю?  — Судя по скорости твоих мыслей, ты долечиваешься и уходить не собираешься.  — Долечиваюсь?.. — Мерка вопросительно раскрыла ладонь. — Я прекрасно себя чувствую От чего? Стой! Я шла, шла и…  — Именно так. Ты повздорила со своими друзьями и ушла в ночь. Потом ты упала в снег и замёрзла. Я…  — Стой! Точно. Вервольфы. Следы. Преследо… ватели. Я вспомнила. Айли вскочила с кровати, нервно одёргивая задравшуюся рубашку.  — Где мои штаны? Всплеснув руками, альтмер выругался и схватил эльфийку за плечи; та инстинктивно перехватила его за локти.  — Где Вивьен и… И Лейф?  — Штаны твои висят вон на том стуле.  — Где эти двое?  — Штанины?  — Где эти засранцы?  — Айли. — Чуть не споткнувшись о меховой ковёр, маг попытался усадить ей на кровать. — Ты даже не поинтересовалась, как я тебя нашёл — в то время как эта история имеет весьма занятные…  — Ближе к делу!  — В общем. — Он кашлянул. — Дело в том, что я, как ты помнишь, всегда был весьма близок теме камней душ и иже с ними. Никто, наверное, в пределах Скайрима не уделял этому вопросу столько времени, сколько я — я не хвастаюсь, о нет, но вспомни: те же мои эксперименты со Звездой Азуры многого стоят! Примерное место твоего расположения я вычислил очень интуитивно — никакие энергетические всплески не позволят смертному определить его со столь высокой точностью, какая была необходима в таких масштабах. Интересное не это. Дело в том, что ты… Твоя душа… Этериус, он издавал странные… Колебания. Не такие, как обычно. Я…  — Неласар. — Почти раздражённо Айли вцепилась в плечи мага. — Обо всём после. Все пространные разговоры. Все души. Быстро отвечай мне — слышишь, быстро и коротко! — где эти два идиота?  — Они арестованы. Сердце мерки пропустило один удар; со злостью она оттолкнула альтмера от себя и гневно вскочила.  — Ты говоришь мне об это только сейчас?! Сколько я тут валялась?  — Сутки, — недоумённо развёл руками Неласар. — А что я должен был делать? У тебя была жутчайшая гипотермия. Я даже собирался отнести тебя в Коллегию — но это оказалось необязательным; и потом я помнил, что ты, как и я, порвала с ней раз и навсегда.  — По всему выходит, что не навсегда.  — Что? — не понял Неласар. С удивлением он проследил, как девушка сдёргивает со стула высохшую у камина одежду и с остервенением натягивает шерстяную тунику поверх камизы. — Ты возвращаешься в Коллегию? — А что я могу поделать, если там сейчас находится единственный, кто может нам помочь восстановить юридическую справедливость? В конце концов, Алесса — имперский посол, и за убийство… — Убийство?! Накинув шубу, мерка распахнула дверь и выскочила в оседающие сумерки.

***

Когда сонная Вивьен, слегка подрагивая, положила голову ему на плечо, Лейфу подумалось: как забавно всё-таки устроен этот мир. Что знала нордка о землях Винтерхолда? О, предостаточно; часами напролёт она могла говорить и говорить, изливая в мир образы загадочного севера. Она знала про стаю вервольфов, мирно обитающих в часе ходьбы от города, знала, где обитают ледяные приведения, скрепя древними как мир зубами в морозной дымке, и про застывшие заливы моря Призраков, где лёд прозрачен на сотни миль вниз, а сияющие на солнце трещины сплетаются в причудливый узор. Он же, Лейф, знал про эту тюрьму — Холодная, не отмеченная ни на одной официальной карте северной провинции, никогда не вызывала у имперца интереса, однако теперь, сидя на промёрзших досках, он мог воссоздать в голове всю её историю. Когда-то стражами здесь служили Атронахи, а полом — ледяное днище пещеры; льдом, собственно говоря, были и стены, и потолок. Теперь же по не известным Лейфу причинам тюрьме придали куда более цивилизованный облик: помещение было усложнено дополнительными ходами и выемками чего-то вроде комнат, а пол выстлали досками. Обзор из их с Вивьен клетки открывался невеликий, однако, судя по пылающей возле них жаровни, отоплением тоже кто-то озаботился. Не то что бы Лейф бывал тут раньше, но невозможно услышать рассказ о Холодной без упоминания десятков замёрзших до смерти; теперь же здесь можно было разве что подхватить сильную костоломную лихорадку. Почему не перенесли тюрьму в нормальное место? А скамп их разберёт. Вивьен посильнее обхватила ноги, прижавшись к имперцу.  — Нам нужно бежать.  — Нам не стоит преступать закон. Я полагаю, действовать нужно теми способами, что он сам даёт нам в руки.  — А что если те, кто нас запер, сами находятся вне закона?  — Очень сомневаюсь.  — Почему? Лейф многозначительно кивнул в сторону молодого стражника, усевшегося, кутаясь в дублёнку, у жаровни.  — Это стражник.  — Стражник? — поморщилась Вив, понизив голос. — Да он может оказаться таким же стражником, как и Раенна — женщиной!  — Что ты хочешь этим сказать?  — А то и хочу. И с чего это ты так помешался на исполнении закона?  — С того что на кой-хрен я иначе его изучал? — Имперец поёжился. — И не сдвигайся вниз, скамп тебя побери, сиди на шкуре, а то отморозишь себе… — Не уходи от темы, — буркнула нордка, усаживаясь к прутьям клетки.— Почему?  — Причин предостаточно, но о них мы с тобой поговорим чуть позже. Ты лучше мне вот что скажи: что ты тогда имела в виду? Когда говорила о странности Раенны и обещала рассказать об этом попозже? — Ах, да. — Вив закусила дрожащую губу. — Когда-то очень и очень давно, ещё в раннем детстве, когда после гибели родителей я осела в Вайтране у фермеров… Она снилась мне, Лейф. И этот сон не был приятным.  — Снилась? Рыжая женщина-некромаг? Нордка замотала головой, подняв взгляд на Лейфа.  — В этом-то и дело: отнюдь. Я и вовсе не помню, как она выглядела. Я даже не уверена… что она вообще хоть как-то выглядела. Была ли у нее внешность? Была ли это ночная тень? Это неважно. В моей голове она засела призрачным образом — мне казалось, что я вовсе позабыла его, но стоило Раенны вновь явиться, как он воскрес, будто драугр!  — Вновь?  — Не просто так же она мне снилась! И теперь она пришла опять, а ты… Тяжело вздохнув, имперец устало поднял брови и кликнул стражника, демонстративно подойдя к решетке. Уж неизвестно, что мешало ему позвать сослуживцев или ответить вопросом, но он, усердно изображая расслабленную походку, подошел сам. Молодой — ещё юноша; бретонец с явной опаской остановился у двери и вопросительно кивнул Лейфу. Тот усмехнулся, кивнув на непомерно громадный молот за его спиной.  — Против нас держишь, что ли? Бретонец подозрительно уставился на мужчину, затем перевёл взгляд на Вивьен. Затем — снова на Лейфа.  — Да ты же вон вроде сильный.  — Я похож на убийцу? — рассмеялся имперец, всплеснув руками.  — Мне сказали, ты у-у… убил. — Стражник кивнул на нордку. — А эта, сказали, выглядит слишком невинной, чтоб таковой быть. Теперь была очередь рассмеяться ей. Правда, зря: эхо размашисто разнесло заливчатый смех, и Лейф заметил, как по шее бретона пробежали мурашки. Со страдающим видом он положил руки на решетку.  — В самом деле? И хороши ли ты их знаешь, чтоб верить каждому их слову?  — А почему нет? — с остервенением сомневающегося фанатика бросил юноша. — Они нам заплатили! И пообещали, что вы плохие люди! Вздрогнув, Вив с удовлетворением проследила, как опускаются плечи Лейфа. Ситуация вышла нехорошей — но она была права. И имперец это понял. — И много ли людей собралось у Холодной с вилами в руках, крича о жажде мести и наших ужасных прегрешениях против справедливости? Бретонец покачал головой. — Многие ли знают о преступлениях, в которых нас якобы обвиняют? Что знаешь об этом ты?  — Ничего, но… Выбросив руки между решеток, Лейф схватил юношу за голову и рывком повернул; тот инстинктивно развернулся спиной к прутьям и захрипел, чувствуя давящие пальцы под подбородком. Отпустив осевшее тело, имперец выудил из-за мехового пояса ключи; не успела Вив и выдохнуть от неожиданности, как дверь со скрипом распахнулась.  — С охраной у них выдалось так себе. — Лейф дёрнул её за руку, поднимая с пола. — А теперь помоги мне переодеться.