О закатах и рассветах

Пульсирующую напряжением тишину прорвала, будто лезвием, резкая тихая вспышка — и по спине Вивьен пробежал привычный жар от призванного Айли огненного заклятья. По стенам волнами прокатились гротескные, причудливые тени, подгоняемые светом. Магическое пламя тихо трещало, едва уловимо смахивая на обычный, пляшущий в очаге огонь, но не успокаивало.  — Кто здесь? — звучно произнесла альтмерка. Вивьен, собрав всю свою волю в кулак, повернулась, взглядом окинув происходящее. Эльфийка хладнокровно, сведя брови, оглядывала пещеру, готовая нападать и защищаться. Нордка, наконец очнувшаяся от накатившего ужаса, дрожащей рукой потянулась за оружием — но опустила ее. Если кто выскочит вблизи — спасёт только кинжал, появится издали — лишь лук. Как угадать? Вся надежда была — как, сколь стыдно заметить, и всегда в схожих случаях — на Айлинэль с её магией. Из-за ближайшего булыжника, покрытого, словно стеклянной плёнкой, влагой и поросшего желтоватым мхом, донёсся чей-то хриплый стон. Альтмерка, уже приготовившись к возможной контратаке, тихо подобралась к ближайшему камню, аккуратно выглядывая и сосредоточенно осматривая кого-то, лежащего там. Она увидела ноги, распростертые на мшистой земле, неумело перевязанную рваными полосками ткани рану чуть ниже места, где начиналось бедро — нехорошую рану, мысленно отметила эльфийка. Она сделала ещё один шаг вперёд, расширяя обзор — и, шикнув, ухватила за локоть бездумно рванувшуюся вперёд Вивьен. Та, не удержавшись, проехалась мысом по грязи и растянулась на земле.  — Куда лезешь? — сквозь зубы прошипела Айлинэль. — По приходе в цивилизованное место сходишь в библиотеку за толковыми словарями и выучишь пять определений слова «засада».  — Это не засада. Если бы кому-то вздумалось напасть на нас, он бы уже напал, — отрезала нордка, вскочив. В её глазах светился гнев, на который Айли ответила коронным высокомерным взглядом. — Знаешь, чему меня научили Соратники? — Да. Стрелять и лазать по деревьям, — огрызнулась альтмерка. И снова повторила вопрос, обращаясь к невидимому собеседнику: — Тут кто?  — М… Молчите, — сдавленно прохрипел голос из-за камня, и девушки, отцепившись друг от друга, бросились к говорящему. — Если он проснется… То всем…  — Кто проснется? — внимательно оглядывая лежащего в ложбине мужчину, ледяным голосом уточнила Айлинэль.  — Он… Зв… — Мужчина, кашлянув, подтянулся руками к камню и кинул на наёмниц полубезумный взгляд. Первым, что острым клином врезалось во внимание и устойчиво повисало, заполонив собой воздух, — был запах. Тот самый, что долго преследовал Вивьен после проведенной ночи в храме Кинарет — возле тяжело раненной взбеленившейся коровой крестьянки. Тот самый, что просто давал Айли понять — это давненько застоявшаяся инфекция. Запах гноя. Волосы у имперца, грязные и местами слипшиеся, засохшими от крови прядями липли к слегка ввалившемуся лицу. Парень был почти обнажен выше пояса, в одной сыромятной куртке. Нордка быстро, стараясь не дышать, глянула вниз… и в ужасе отвела взгляд от буро-желтоватых полосок, коими была обмотана у раненого правая нога чуть ниже бедра. Но даже одного мгновения хватило, чтобы вид все ещё сочащейся алой крови и тёмного пятна на земле под раной надолго застыл перед глазами. Вивьен, сглотнув, скосилась на подругу — но та и не думала пугаться, уверенно глядя перед собой. Сколько, Хейд говорил, дней назад этот парень ушёл на «охоту»? Два дня, вспомнила Вив. От кого же он, в таком случае, столь усердно прятался, раз довёл себя… Видимо, наёмницам в голову пришла ровно одна и та же мысль, потому как обе они шуранули за камень одновременно. Нордка, стараясь не дышать от удушливого запаха, уже вызывающего лёгкую тошноту, уселась на корточки рядом с имперцем. Он тяжело дышал, по-видимому, недавно вышедший из болезненного забытья и теперь с трудом балансирующий на грани, обвёл девушек стеклянным невидящим взглядом, водя сжатыми от боли кулаками вокруг ранения. Вив осторожно, ловко передвигая коленями по песку, подползла в изголовье к раненому и дотронулась до лба: горячий. Впрочем, и так было очевидно, что парня била горячка. Убедившись, что за укрытием их не видать, Айлинэль, тяжело вздохнув, присмотрелась к ране, отведя руки имперца и нахмурившись.  — Айли, — тихо, на пределе слуха прошептала Вивьен, беспокойно оглядываясь, — может, займёмся этим позже, ведь тут наверняка есть это создание, которое его так ранило и вынудило сидеть за камнем добрые двое суток… И, кстати говоря… Айли, ты меня слушаешь? Что ты делаешь? Альтмерка не ответила, сосредоточенно водя ладонями над раной. Имперец, казалось, почувствовал это призрачное прикосновение и заскрежетал зубами, кинув полубезумный взгляд на пещерные своды над головой. Но тут же бессильно откинулся, будто бы страдания отошли прочь, уступив место абсолютной пустоте. А, как известно, высшее блаженство после долгой боли — не чувствовать ничего.  — Тебе помочь, Айли? — неуверенно поинтересовалась нордка, следя за действиями подруги. Та что-то зашептала, активно, но совершенно беззвучно двигая губами, прикрыла глаза, и между её напряженными пальцами засеребрились тонкие нити — сначала единичные, потом, значительно увеличиваясь и медленно перерастая в золотое свечение, они, казалось, становились непроницаемой тканью. Послышался тихий звон невероятной чистоты — и вскоре все кончилось, затихло и растворились. Светящаяся сфера с хлопком исчезла, Айлинэль устало щелкнула в опустившейся темноте пальцами. В тотчас загоревшимся тусклом свете нордка увидела, как у подруги на лбу выступила испарина. Эльфийка, вздохнув, стерла её рукавом. Осела.  — Парализовала ему нервные волокна, — пояснила Айлинэль. — Временно. Пусть придёт в себя и расскажет о произошедшем. Достань мне ту фиолетовую фляжку с адским запахом.  — А что ему рассказывать? Так очевидно же.  — Ну и давай, расскажи мне, — устало вздернула бровь Айли, — очевидница моя, кто тут живёт, какая порода, какой размер в саженях, приблизительный вес и количество. Ещё желательно половую принадлежность, хотя не столь важно. Ты ж с Соратниками жила. По запаху их небось различаешь.  — Ладно, ладно. Парень закашлялся, дернушись назад от услужливо подставленного под нос флакона, и нордка испуганно зажала ему рот, уронив надоедливые косы вперёд. Имперец встретился с ней глазами, не выражающими ничего, кроме удивления — глаза, заметила Вив, были серыми, стального цвета. Девушка убрала руку.  — Вы… — начал было он, но тут же замялся, сведя брови: — А нога…  — Бегать будешь, — уверенно сообщила Айлинэль. — Временное бесчувствие. А теперь в твоих — в наших общих — интересах, чтоб ты как можно подробнее и динамичнее описал нам, что тут творится.  — А… — Имперец явно хотел спросить что-то ещё, но поймал на себе подозрительный взгляд четырёх внимательных глаз. — Я Лейф.  — Это не имперское имя, — удивлённо покачала головой нордка.  — К даэдра ваши имена! Что тут?! Оборотни? Количество, породы, размеры!  — Я вам что, животный заповедник? Я… Да, — почесал затылок Лейф, попытавшись приподняться. — Я, как и, очевидно, вы, пошёл сюда убивать невиданного зверя. Люди, мол, видели вервольфа — самого что ни на есть живого и плохого. Я сначала не верил — думал, что это орудует какая-то секта или что-то навроде того… Выяснилось! Вервольф, натуральный. Я своими глазами видел его вечером, прогуливающегося в окрестностях. Полдня выслеживал, наткнулся на эту пещеру, как мне и рассказывали. И решил, что со своим опытом в этом деле справлюсь с ним и сам.  — Ты охотник на оборотней? — с недовольством уточнила нордка. Айли цыкнула на неё.  — Продолжай, Лейф. — Нет, я… А, к даэдра меня. Оборотень. Дело было вечером — вечером ранним, хоть солнце уже постепенно заходило, вышел Мессер и просматривалась Секунда. Решив, что ещё недостаточно поздно и эта тварь…  — Вервольф. Называй…  — Вивьен, закройся, будь добра. Лейф, продолжай.  — Так вот, как и видно по мне, он был, несмотря на мои расчёты, далёк от сна. Уж не знаю, чем ведомый, но он не выходил отсюда, в то время как ночь уже опускалась. Я могу, конечно, и ошибаться, но в это время оборотни — из тех, конечно, что одичали... обычно покидают свои дома и убежища, следуя зову лун, чего Акатош знает почему не случилось. Когда я переступил порог пещеры, он бросился на меня, и не успел я даже обнажить меча, как вервольф откинул меня в сторону, сюда, к камням, заехав когтями. Самое феноменальное: больше он меня не тронул. Но и проскочить мимо не давал. Всю ночь напролет ходил у выхода, иногда выбегая наружу, но тут же возвращаясь назад. Я понимал, что без меча — который, к слову, каким-то необъяснимым образом был отброшен вон туда — шансов у меня не было. Решил выждать, но к рассвету уснул, как идиот. Когда проснулся, то решил перевязать рану, потому что, неудачно пошевелившись… В общем, кровь начала идти опять, а это было бы отличным указанием пути для вервольфа: если он не выходил из убежища ночью, то где гарантия, что днём ему не приспичит выскочить и поохотиться? Одно дело — это натравить зверя на подготовленное к его атаке село, с мобилизированной рабочей, так сказать, силой…  — Чего? — не поняла Вивьен.  — Мужиков, короче говоря, собрать с оружием, а женщин с детьми — по домам.  — Продолжай.  — Я побоялся, что приведу вервольфа к беззащитным людям, и решил ждать. Вскоре у меня началась лихорадка. Этой ночью оборотень куда-то уходил, но я сбежать был уже не в состоянии. — Лейф пожал плечами, устало посмотрев на выжидающе глядящих на него девушек. — Вот и вся история. И вот мой вам совет: уходите. За помощью. Если смогу, я уйду вслед за вами, благо жар благодаря стараниям сей очаровательной магессы отошел и кровотечение остановилось. — Жену свою комплиментами осыпать будешь, — отмахнулась Айлинэль, перекинувшись с Вивьен взглядами. — И жену свою подальше от зверей отсылать будешь. Мы на работе. Идём, Вивьен.  — Погоди. — Лейф крепко ухватил не успевшую вывернуться нордку за локоть, и та окинула его неприязненным взглядом, дернув руку. — Если вы думаете, что днём он ослабел — он по-прежнему опасен.  — Кто сказал, что мы будем сражаться? — шикнула нордка, отойдя в сторону, развернувшись и двинувшись за подругой. Имперец раздраженно привстал, провожая девушек глазами, но тут же с трудом удержал стон — паралич проходил, и боль в ране снова дала о себе знать.  — Хоть меч мне мой подкиньте! Свет волнами разгонял темноту, однако скапливающуюся по ложбинам и углам тьму он не трогал, будто бы обходя стороной. Вивьен вздрогнула, шарахнувшись от бросившегося на неё силуэта — и облегчённо выдохнула, узнав в нем собственную тень. Грязь легко пружинила под ногами, смягчая звуки шагов. Айлинэль вновь призвала заклинание, готовая в любой момент пустить его в ход — что-то ей тут не нравилось. Что-то было не так. Она постаралась прощупать ауру, надеясь уловить хоть какие-то следы возможной аномалии, но не нашла даже убийств — так, какие-то зайцы, лисы. Очень давнее энергетическое пятно, все ещё не развеявшееся после убийства медведихи с двумя медвежатами — борьба была столь ожесточённой, а эмоции столь сильными, что, будь убитые людьми, наверняка остались бы призраки. Но это были звери. И что-то все же было не так. За камнями, наконец разминаясь с тишиной, начало раздаваться ровное, хриплое дыхание. Показалась шкура, чёрная взлохмаченная шерсть, лапы с когтями. Да, определённо Лейф не ошибся — это был вервольф, и верфольф одичавший. Вивьен замерла в ожидании специфичного запаха, волнующего кровь и заставляющего откликаться ускоряющееся сердце, но вовремя осознала, что подчиняется старой, давно канувшей в небытие привычке. Времена, когда ночь верной подругой расстилалась под сильными лапами, когда тело, унося дух за собой, внимало луне, чтобы обрести вечность в страстной охоте, когда трава шуршала, приветствуя её каждый вечер, и когда опускающаяся на мир тьма вечно несла с собой предвкушение иной жизни, — эти времена были, существовали, поражая ясностью воспоминаний, —но прошли. И все равно теперь, глядя на мирно спящего зверя, Вивьен до сих пор видела того, на чьем месте вполне могла оказаться и она. Нордка даже глубоко вздохнула, приготовившись ощутить ментальное соприкосновение с собратом, но отсутствие особых чувств отрезвило её, заставив вспомнить, что она — человек, и кровь ее вот уже который год не имеет ничего общего с той, что течёт в жилах зверя. Айлинэль свободной рукой ухватила Вивьен за локоть.  — Я надеюсь, ты будешь благоразумна.  — Что ты подразумеваешь под благоразумие? Жестокость? Бесчестие?  — Я не виновата, что во всем, что касается вервольфов, ты называешь честью опрометчивость.  — Айли. — Нордка нарочито медленно высвободила руку. — Это не волк, служащий исключительно первобытным инстинктам и ярости на все, что движется. Это вервольф, почти человек.  — Ты сама говорила, что будучи вервольфом, ты непрестанно ведешь жестокую и беспринципную войну зверя с человеком внутри себя. Одно стремится уничтожить другое и делает это, если не получается уравновесить чашу. — Айлинэль настороженно покосилась на оборотня, но тот спал, лишь слегка поведя ухом. — В одичавшем бал правит зверь. Ты сможешь вести дискуссию с медведем?  — Я смогу.  — Вперёд! Но я тебя предупреждала. Вивьен удовлетворённо вздохнула, склонилась над зверем, чувствуя приятное тепло, исходящее от всклоченной шерсти. Тело мирно вздымалось, и чем ближе девушка подносила ладони, тем неровней дыхание становилось. Наконец оно задержалось — и нордка, внутренне возликовав, встретилась взглядом с желтыми в темноте глазами. Погрузилась в них в поисках человеческой нотки… …И не нашла. Айлинэль не успела даже среагировать: огроменная лапа дернулась, вся шерстяная гора внезапно вздыбилась, заходя мышцами, Вивьен метнулась в сторону — и с душераздирающим криком упала набок, с непониманием воззрившись на поднятую в замахе лапу. Раздался рык. Нордка выдернула локоть из-под бока, кашляя, перевернулась на живот. Левая рука от кисти до локтя блеснула чем-то алым, с белыми прожилками. Альтмерка атаковала, отшатнувшись в сторону от прыгающего вервольфа, шерсть его зарделась пламенем, что волной пробежало от загривка до хвоста; магесса с гортанным криком вспрыгнула, выгнувшись, по рукам от плеч до кончиков пальцев пробежали электрические разряды, низвергнувшись в воздух. Зверь упал на землю, тут же болезненно передернулся всем телом, с воем извернулся и вскочил рядом с Вивьен. Нордка с ужасом глядела на собственную конечность, заливающую ноги и землю кровью, — и, завопив, откинулась в сторону, тут же вскрикнув от боли. Вервольф вскочил на задние лапы, твердь, казалось, тряхнулась, и зверь с рыком, размахнувшись передними, чиркнул когтями в том месте, где только что лежала вовремя перекатившаяся набок нордка. Песок под ней был алым.  — Скампово ничтожество, сюда иди!!! Оборотень обернулся, приготовившись прыгнуть на другую вякнувшую фигуру, и Айли воспользовалась этим, пустив воющий огненный шар прямо ему в морду; мгновенно глянув на взвывшего зверя, выбросила руку вниз, к песку, где лежал уже приготовленный к использованию свиток. С криком увернулась от смертоносного прыжка, избежав когтей, кувырнулась по земле, метнула, вырвав из-за пояса, кинжал; он бессмысленно вонзился в песок. Вслепую выкинула молнию — и попала: зверь скорчился, зарычав так пронзительно, что вкупе с обгоревшей шерстью и горящими глазами походил на демона. Айлинэль бросилась за свитком, судорожно перебирая леденеющими коленями по земле. Вивьен молча рыдала — рыдала, глотала текущие по лицу слёзы, бессильно уронив бесполезную руку, обессиленно глядя на текущую кровь. Перед глазами плыли чёрные круги, голова гудела — здоровые пальцы, дрожа, судорожно ухватывали из-за спины лук. Оглянулась от неожиданности — и встретилась глазами с Лейфом, ползущего с мечом в руке. Он взял её за руку, перехватив оружие.  — Я выстрелю.  — Нет…  — Я сделаю. Айлинэль наконец вцепилась пальцами в драгоценную бумагу, увернулась от удара, отпрыгнула, оказавшись в углу. Зверь, пахнув паленой шерстью, взревел, не дав возможности даже шевельнуться — и замахнулся когтями, готовый нанести удар. И замер, замешкавшись и разъяренно подвыв: рядом с его чудовищной лопаткой торчало оперение стрелы. Альтмерка не потеряла ни секунды и распахнула скрижаль, выкрикивая заклятье; вновь взмахнувшийся вервольф запнулся от ещё одной стрелы, теперь в шее. Бумага засветилась, вспыхнув чистым сиянием — зверь завыл, пронзившись чем-то невообразимо холодным, острым и белым — и в этот самый момент освещающая сфера погасла, погрузив все во тьму.

***

Солнце вспыхнуло в треснувшей вазе с малорослой елочкой, проскользило по деревянному комоду, поползло по серой сбитой подушке, и имперец поморщился, очнувшись ото сна. Огляделся, тихо кашлянув. Он лежал в просторной избе, накрытый шкурами на кровати; за завешанным марлей окно пробивались светлые утренние лучи, за стенами чирикали птички, по стенам глухо стучала от ветра листва. Посереди помещения стоял длинный стол, заставленный многочисленными корзинками, коробами и кастрюлями. На полу лежал пыльный красноватый ковёр, напротив окна слева от кровати висел гобелен со сценой охоты; над пустым очагом торчало чучело на редкость огроменной рыбы-убийцы. Повсюду свисали разнообразные связки трав, порой даже не знакомых Лейфу, в воздухе устойчиво чувствовался их аромат, а шкаф, стоящий поблизости от входной двери, был заставлен различными фляжками и бутылями всевозможных цветов, форм и размеров. Часть комнаты имперец не видел из-за выпирающего очага — и оттуда доносится тихий свист метлы вкупе с задумчивым пением. — Эй, есть тут кто?  — А как же, — донеслось. Отставив метлу и камина, к имперцу вальяжной походкой направилась пожилого вида женщина, однако ровно и уверенно державшаяся. Одетая в зеленое платье и с толстой седой косой до пояса, она Акатош знает почему производила впечатление женщины умной и рассудительной.  — Я… благодарен вам за лечение, — кивнул Лейф, усаживаясь вертикально и чуть морщась от тупой, куда более заглушенной, однако ещё ощутимой боли в ноге.  — Не за что , — коротко ответила женщина. Потрогала имперцу лоб, взяла с тумбы какую-то склянку и взболтала. — Болит рана? — Нет. Могу идти.  — Дело не в том, можешь ли ты идти. Я привыкла выхаживать, понимаешь ли, людей до конца, а не выпроваживать при первой, стало быть, возможности. Тем паче твоим подружкам пообещала, что вылечу все как полагается.  — Подружкам? — Лейф начал прокручивать произошедшее, но воспоминания шли на редкость неохотно, затуманенные. — Ах, Вивьен с Али… Айли… Как они?! — На, выпей, — протянула знахарка мужчине снадобье, теперь, после взболтания, ставшее из зеленоватого мутно-бежевым. Тот послушно проглотил все до дна. Тогда женщина продолжала: — В Солитьюд они поскакали. Уж не знаю, куда потом.  — В Солитьюд? — удивился имперец. — Одна из них была серьёзно ранена.  — Светленькая — да. Ей упырь, знаешь ли, кусок кожи с мясом с руки-то срезал, как ножом. Только рвано. Я ей сухожилия как могла на место вправила, обработала, зашила, а затем уже её подруга ей там колдовством своим что-то доделала. И поехали. Поначалу хотели переждать — да и я их уговаривала —, но там, стало быть, какое-то событие важное, в Солитьюде-то. Вот и поехали. Эх, ужас какой делается… А потом жалуются, что мышцы не слушаются да боли мучают… Тут снаружи раздались громкие голоса вкупе с грузными шагами, дверь распахнулась — и оттуда, выпустив в избу свежего утреннего воздуха, показался белобрысый мужик с усами до подбородка. Выглядел он взволнованным и явно бежал, судя по одышке.  — Баба Ньяда, — наконец отдышавшись, выдал он, — там девка у нас, короче, кажись, того…  — Чего? — не поняла знахарка.  — Того! Одержимая, каких в помине не видели!