Ты заметный.

Ходить по магазинам с Минхо – мучение ебаное. По крайне мере, по мнению Томаса. Его друг, словно у него засело шило в одном месте, бегал из магазина в магазин, стараясь найти что-то, что будет отлично смотреться на нем при знакомстве с Терезой. В конце концов, Томас и Ньют, которые задолбались бегать за узкоглазым товарищем по этажам торгового центра, затащили его в самый большой мужской магазин, в котором были любые виды шмоток, начиная от классических и заканчивая обувью, спортивными костюмами и всем прочим. Томас неотрывно следил за Ньютом, который, легонько нахмурившись от задумчивости, ходил мимо стоек с одеждой, решая, что же взять и себе. Брюнет смотрел на его тонкие и длинные пальцы, которые трогали каждую понравившуюся вещь, гладя материал, и завидовал этой одежде – его Ньют так не гладил. Бегун настолько задумался, что не заметил, что художник подошел к нему и махал здоровой рукой перед его носом, стараясь привлечь к себе внимание. – Томми! Томми, ау, ты здесь? – Да-да... Прости, я задумался, – брюнет быстро закивал, выдавливая из себя непринужденную улыбку. – Что такое? Минхо что-то купил? – Да какой там, – блондин фыркнул, кивая в сторону азиата, который, согнувшись, копался в одном из стеллажей в поисках вещи своего размера. – Смотри, я нашел, как использовать эту хрень! – радостно улыбаясь, Ньют поднял вверх загипсованную руку, на которую сверху, как на вешалку, повесил вещи, которые решил померить. – Креативненько, – Томас поднял одну бровь, чуть улыбаясь. – Ты и себе что-то выбрал? – Да, хоть это и не сильно отличается от того, что я обычно ношу, но… – Это что за хуйня? Парни почти синхронно обернулись. Возле блондина стоял Минхо, с недовольным видом рассматривая вещи на "вешалке" художника. – Ты че берешь, а? На три размера больше? С ума сошел? – Ну, в этом удобно... – Ньют неловко улыбнулся и, в поисках поддержки, глянул на Томаса. Тот в ответ лишь недоуменно пожал плечами, но вступился за парня: – Ну и что ты предлагаешь, Кельвин Кляйн узкоглазый? – Я предлагаю вот так сделать! – азиат резко схватил все вещи с руки Ньюта и закинул сверху другие, которые выбрал сам, а после чуть толкнул блондина в сторону примерочных. – Я у тебя в долгу, поэтому отплачу тебе тем, что подберу тебе заебатые шмотки и заплачу за них! И никаких возражений! Томас, проконтролируй его! – с этими словами ураган по имени Минхо унесся в другую часть магазина, видимо, выбирать вещи себе. Томас же, вздохнув, последовал указаниям друга и направился в сторону примерочных. Из той, где находился Ньют, донеслось нервное: – Что-о?! Вы серье-езно? Пиздец…. - Всё в порядке? – Томас осведомился, садясь на диванчик напротив закрытой занавески кабинки, ожидая, пока художник покажется. – Со вкусом у Минхо иногда бывают проблемы… – Да не то чтобы проблемы... Просто, как это называется, а? Занавеска распахнулась, и брюнет обомлел, приоткрыв рот. Перед ним стоял художник с растрепанными волосами, одетый в черные кожаные джинсы, которые плотно облегали его худые ноги и округлые бедра (бедра и ягодицы Томас особенно успел рассмотреть, так как Ньют покрутился вокруг себя, показываясь), и, черт возьми, сидели они на блондине в разы лучше, чем бесформенные широкие джинсы, которые сейчас валялись на полу примерочной. Подняв взгляд выше, изучая новый внешний вид друга, Томас сглотнул. Сверху на Ньюте была надета не менее облегающая футболка белого цвета с V-образным вырезом и принтом в виде черных языков пламени, которые начинались с низа футболки и поднимались выше, изящно ложась на худое тело блондина. Ньют поднял здоровую руку вверх, запуская пальцы себе в волосы и смущенно закусывая прокушенную вчера в медпункте губу, от чего, сам того не понимая, стал выглядеть в глазах бегуна еще краше. – Ужасно, да, Томми? Брюнет не осознал, что слишком долго молчит, глядя на художника снизу-вверх, затаив дыхание. Лишь когда Ньют подошел к нему на шаг ближе, тот выдохнул и со смущенной хрипотцой выпалил: – Тебе идет. Тебе охренительно это идет, Ньют. У Минхо есть вкус. Покупай, не задумываясь. Ньют зарделся. Слышать комплименты от Томаса было жутко приятно, даже лучше, чем от кого-либо другого. Он неловко потер здоровой рукой шею, чуть улыбаясь. – Ну... Раз тебе нравится, то я возьму… – У тебя есть татуировка? – Томас в два шага оказался к Ньюту вплотную и, не спрашивая разрешения, чуть оттянул вырез его футболки, осматривая рисунок на его ключице. Как он его раньше не заметил? Томас готов был поклясться, что до этого рисунка там не было… Или был? Это были три звенья цепи, крайние из них были наклонены чуть вниз, а среднее звено, находящееся сверху, было сломано, что разрушало целостность цепи. – Да... – Ньют был нисколько не против такого вторжения со стороны Томаса, а, напротив, чуть задрал голову, чтобы брюнету было удобнее смотреть. – Я сделал её, как только переехал сюда… Она означает, что я свободен. – От чего? Или от кого? – Томас глянул на блондина, протянув руку к его ключице, и получив положительный кивок от художника, осторожно погладил черный рисунок на бледной коже. Красиво. Очень красиво. – А от всего, что может вредить моей жизни. Глупых советов родственников, стереотипов, предрассудков... – Ньют тихо вздохнул, когда теплые пальцы бегуна огладили его ключицу. – Чего я еще о тебе не знаю? – Томас с мягкой и чуть игривой улыбкой поднял голову, глядя в медовые глаза художника, накрыв ладонью его татуировку. – Есть кое-что… – Ньют порозовел, глядя в карие глаза бегуна, как вдруг его собственный взгляд зажегся какой-то идеей. – Если Минхо долго не провозится, и мы кое-куда успеем, я покажу тебе еще кое-что… Особенное, – он тихо хмыкнул, заговорщически и жутко обаятельно подмигивая Томасу. – А вот это уже другое дело! – Минхо стоял недалеко от них, держа в одной руке вещи для себя, а в другой, видимо, вещи для Ньюта, которые он решил купить без примерки, так как и ежу понятно, что худому пареньку это подойдет. – Ну, круто же, а, Томас? Так, короче, я это всё беру, а вы… – А мы ждем тебя на входе, – Томас, ухватив из примерочной старые вещи Ньюта и сунув их в руки Минхо, отчаянно краснея из-за того, что друг увидел их так близко друг к другу, пошел к выходу из торгового центра, остановившись только на улице, у дверей, глубоко вдыхая холодный ноябрьский воздух. Что этот художник с ним творит? Ньют и Минхо вышли из торгового центра несколькими минутами позже, смеясь над какой-то шуткой. Томас чуть улыбнулся. Ему было приятно, что эти двое так просто нашли общий язык, словно знали друг дружку миллион лет. Блондин поймал такси, и они, затолкавшись втроем на заднее сиденье с пакетами из магазинов, переговариваясь, ехали в направлении, известном только Ньюту, так как именно он называл адрес водителю. Когда они, приехав к месту назначения, втроем вывалились из машины, Томас и Минхо недоуменно переглянулись – парни стояли напротив полицейского участка, а точнее, у здания, которое было присоединено к нему – общественное стрельбище, где каждый желающий за небольшие деньги мог пошмалять холостыми патронами по мишеням. Ньют же, довольно пошевелив плечами в новой футболке, бодрым и непринужденным шагом направился к зданию, заходя внутрь и платя сразу за троих. – Агент Британской разведки, говоришь? Знаешь, я смотрел фильм «Kingsman», и там один из них плохо кончил. – Минхо усмехнулся, когда трое парней, оставив куртки и пакеты с одеждой в раздевалке, вышли в главное помещение стрельбища. Ньют же в ответ на его шутку загадочно улыбнулся и, выслушав инструкции от администратора, пошел вперед по длинному коридору, в котором через каждые пять метров располагались двери в комнаты, где, собственно, люди и развлекались стрельбой. Подойдя к пятой комнате, парни прошли внутрь, где на стойке уже приготовили стволы и патроны на трех человек. – Ньют, что мы тут делаем? – закрыв за собой дверь, Томас удивленно посмотрел на блондина, проводя ладонью по волосам у себя на затылке. Как могло это хрупкое создание быть связано со стрельбой? Уму непостижимо. – Я тут... Удивляю тебя, Томми, – мягко улыбнувшись, Ньют надел на голову наушники и быстрым движением вставил магазин в пистолет, на удивление быстро орудуя одной рукой. Затем, взяв пистолет в левую, здоровую руку, он неловко улыбнулся парням, держа ствол в руке слабо и неуверенно, словно первый раз в своей жизни держал в руках оружие. Но затем с блондином произошли кардинальные изменения. Томас не видел, он прямо чувствовал, как напряглась каждая мышца тела художника. Лицо его разгладилось, глаза смотрели прямо и серьезно, а между бровей залегла легкая морщинка от напряжения. Держа своей тонкой рукой пистолет, Ньют выстрелил четыре раза, из которых он дважды попал в десятку, один раз в девятку, а в последний раз, чуть сильнее нахмурившись, словно злясь на себя, он попал в восьмерку. Выдохнув, он опустил пистолет на стол и повернулся к двум бегунам, вновь улыбаясь своей солнечной улыбкой, и, чтобы сгладить момент, пошутил: – Ну, как дела, ребята? – Ебаться-обосраться! Чувак! – Минхо ошалело смотрел то на мишень, то на Ньюта, схватившись за голову. – Может, ты еще и ебучий танк водить умеешь? Это пизде-ец! Блондин рассмеялся, а затем глянул на Томаса, который так и остался стоять в той же позе, в которой и был в начале – брови удивленно вздернуты вверх, рука лежит на затылке, а рот в шоке приоткрыт. – Не ожидал от меня такого, Томми? – художник смущенно улыбнулся, ловя на себе жутко приятный восхищенный взгляд брюнета, но затем всё же решил снять с себя пелену таинственности, объясняя. – Мой папа – капитан полиции. Когда я был маленький, он надеялся, что я продолжу его дело, научил меня стрелять и всякое такое... Но оказалось, что я немного другой человек... А сюда я хожу иногда, чтобы снять стресс. Вот… Никогда в жизни Томасу так сильно не хотелось кого-нибудь поцеловать, как сейчас Ньюта. Схватить его, усадить на стол, прижать к себе, и долго, жарко целовать, чтобы без всяких слов выразить всё свое восхищение, симпатию, шок и всю ту бешеную гамму чувств, что бушевала в груди брюнета. Но он сдержал себя. Вместо этого он широко улыбнулся и мягко, с расстановкой сказал ему всего одно слово: - О-ху-еть. Остаток дня парни провели на все том же стрельбище, где Ньют, почти не переставая смеяться, пытался научить этих двоих стрелять, чтобы те попадали хотя бы в молоко. Но нет – Томас слишком отвлекался на легкие прикосновения блондина, а Минхо,как ни старался, стрелял вообще в другую сторону. Когда все трое вышли из здания, азиат поспешно ретировался, с хитренькой улыбочкой залезая в такси. – У меня появились важные, неотложные, охренительно и неебически секретные дела, господа. Томас, ты же проводишь Ньюта? – Вали давай уже, дома увидимся, – брюнет смутился, забирая из рук своего соседа пакеты с вещами блондина. – До завтра, шанки! – Минхо сел в такси и, крикнув водителю что-то на манер «Кучер,трогай!», скрылся за поворотом. – Томми, совсем не нужно меня провожать. Погода портится... – блондин, чуть сморщив тонкий нос, поднял голову вверх, глядя на стремительно наползающие черные тучи. – Я не могу тебя не проводить. Опыт показывает, что тебе опасно перемещаться в пространстве без меня, – бегун хмыкнул и, поудобнее перехватив пакеты, зашагал в сторону дома художника, не оглядываясь, так как слышал позади себя его тихие шаги. Весь путь, который занимал в целом минут пятнадцать, они прошли молча, так как оба чувствовали стеснение – обоим, похоже, нужно было сказать так много, а говорить, кажется, и нечего. Когда они поднялись по ступенькам крыльца дома Ньюта, блондин забрал пакеты из рук Томаса, благодарно улыбаясь. Томас поглубже вдохнул и начал: – Ньют, я… – Томми, сегодняшний день был самым замечательным в моей жизни. Правда, – блондин, чувствуя в груди прилив легкой, окрыляющей храбрости, чуть привстал на носочках и, полуприкрыв глаза, осторожно и нежно поцеловал Томаса в щеку, но уже намного ближе к губам – краешком своего поцелуя он задел уголок губ бегуна. А затем, с кошачьей грацией он чуть отстранился, возвращаясь на свое прежнее место. – Я всю жизнь мечтал о таких друзьях как вы двое. Правда. И… – покраснев, он поднял свои медовые глаза, делая так, чтобы они встретились с кофейными глазами брюнета, и с трепетной улыбкой прошептал: – Спасибо тебе за всё, Томми. Спасибо. Сразу же после этих слов художника мягко взяли за запястье, и Томас, притянув его ближе к себе, настолько близко, что кончики их носов почти встретились, еще с минуту смотрел в его глаза, чувствуя, как внутри него растет огромное, необъяснимое, но такое теплое и родное чувство, что даже хотелось закричать, чтобы убедиться, что это всё происходит взаправду. Брюнет сглотнул, но мягким и спокойным тоном произнес: – Я всегда буду рядом с тобой. Увидимся завтра, Ньют. Доброй тебе ночи. И, кинув в сторону художника самую теплую улыбку, на которую он был способен, Томас ушел, почему-то прижимая ладонь к груди на уровне сердца, стараясь угомонить разбушевавшийся орган. Когда он, уже подходя к своему дому, попал под ливень, парень просто остановился, раскинув руки в стороны, и поднял лицо к небу, наконец-то издавая счастливый, так облегчающий душу крик, который можно было объяснить одновременно таким простым, но при этом жутко сложным словом – любовь.