***
Они сидели дома у Ньюта, прямо в комнате, на полу. В бутылке виски, которую купил блондин, оставалось уже меньше половины, причем Томас сделал всего два глотка, чисто из солидарности, остальное же, даже не морщась, употребил хозяин квартиры. Он снова потянулся к бутылке, но брюнет хлопнул его по руке, отставляя алкоголь в сторону. – Так, тебе уже хватит. Может, скажешь что-нибудь, а? – Томас и бровью не повел, поймав на себе разозленный и мутный взгляд художника. – А что я должен сказать? Что я мудак, который чуть не угробил свою кошку! Да, Томми, это я! Я ведь оставил на столе это ебаное снотворное! – Но ты не мог знать, что она его съест! Кошки обычно не едят таблетки, насколько я знаю, – бегун фыркнул, нахмурившись. – Да я об этом даже не подумал! А должен был подумать! Должен был! Но я скотина, которая не подумала о том, что нужно соблюдать осторожность, иначе… – злой голос художника дрогнул, и он разрыдался, закрыв лицо руками. – Господи, я же почти угробил её! – Ну... Ну тихо, Ньют… – Томас более чем растерялся. Конечно, такие скачки настроения можно было объяснить алкоголем и пережитым стрессом, но всё равно было странно видеть такие изменения. Брюнет пододвинулся чуть ближе и одной рукой приобнял художника за плечи, притягивая его к себе ближе. – Всё обошлось, и это главное. – У… У меня же нет никого ближе нее… – блондин всхлипнул, но затем вздрогнул, словно осознавая что-то. Он поднял на бегуна заплаканный и нетрезвый взгляд, в котором заплескалась внезапная нежность. – Хотя, нет... Томми, у меня же... Есть ты... Ты такой хороший... Ты всегда рядом… Ты… – О чем ты гов... – закончить брюнет не успел, так как художник быстро приподнялся и жадно, отчаянно поцеловал его в губы, зажмурившись. Томас растаял. Он обнял это хрупкое создание крепче, языком проникая его в рот и горячо целуя, наконец-то дорвавшись до заветных тонких губ. На пару моментов счастливее него не было никого, но вдруг что-то словно невидимой стеной остановило его. Это была рука Ньюта, которая легла на пряжку ремня бегуна, стараясь неловко ее расстегнуть. Нет. Не таким должен быть их первый раз. Не таким Томас хотел запомниться художнику. Их близость в первый раз не должна быть по пьяни, не должна быть от отчаяния, чтобы снять стресс. Даже если бы Томасу сказали, что возможности у них больше не будет, он бы всё равно это остановил, потому что не такой судьбы он хотел для блондина. Брюнет резко прекратил их поцелуй и, подтянув хрупкое тело к себе, обнял его уже двумя руками, как бы заключая Ньюта в кольцо, а его голову осторожно положил к себе на плечо. – Спи... Спи, солнышко, сегодня был тяжелый день. Спи, – Томас нежно и ласково шептал, слушая, как первые пару секунд дыхание друга было сбитым из-за поцелуя, но потом выровнялось, и художник уснул, так как впечатлений на сегодня и правда было чересчур много. Просидев со спящим блондином как можно дольше, пока не затекли все мышцы тела, Томас осторожно, чтобы не разбудить, переложил его на кровать, заботливо укрывая одеялом. Какой же он милый и маленький, когда спит. Сам же, оглядевшись в поисках места для сна, бегун взял с подоконника плед и, забравшись в кресло с ногами, укутался в него, закрывая глаза, и с глупой улыбкой уснул. Да, возможно, он упустил единственный шанс. Но он сделал всё правильно, и это главное.***
Через два дня Ньют забрал Мону из клиники, и рядом, конечно же, был Томас. Блондин был жутко рад, и дома старался не отходить от кошки, правда, не понимал, почему брюнет так странно смотрит на него. Ньют несколько раз извинялся перед Томасом за свое поведение тем вечером. Бедный художник не помнил ничего после того, как сделал первые пару глотков виски, и теперь его съедала совесть. Может, он обидел бегуна? Наговорил лишнего? Кошмар. Вечером, когда Томас уже собирался домой, Ньют осторожно подошел к нему сзади, тронув за плечо. – Томми, я… – Я рад, что всё обошлось, – брюнет обернулся к хозяину квартиры, мягко улыбаясь. Художник невольно засмотрелся на него – эти темные брови, аккуратные родинки, которых, кажется, было штук пятнадцать, но каждая явно была на своем законном идеальном месте, и, конечно, эта улыбка. Немножко лисья, но в хорошем смысле – игривая, с легким прищуром. – Я тоже. Еще раз прости меня за тот вечер. Я правда нихрена не помню… – блондин запустил руку в волосы, смущенно закусив губу. – Я и не обижался, вообще-то. Доброй ночи, Ньют. – Доброй, Томми, – закрыв дверь за другом, блондин вздохнул. Нет, здесь явно что-то не так.***
Утром Томас не пошел в колледж. Не понятно, как, с его-то иммунитетом, но он умудрился простыть. Температура была под сорок, жутко болело горло, и, что было наиболее непривычно для бегуна – слабость во всем теле. Наказав Минхо передать Ньюту, что всё в порядке, и не переживать, а также кинув в друга подушкой, так как азиат пожелал Томасу "не отбросить копыта, потому что, ну, какая баба придет к нему, когда в квартире жмур", брюнет лежал на кровати в своей комнате, укутавшись в одеяло. Его жутко знобило. Он даже смог задремать, но его покой прервал звонок в дверь, причем, по несчастной кнопке со стороны подъезда колотили нещадно – раздавались то длинные, то короткие непрекращающиеся звонки. Застонав, Томас подошел к двери и, открыв ее, чуть было испуганно не захлопнул обратно. Прямо перед ним, мрачнее тучи, чуть ли не метая молнии из медовых глаз, стоял Ньют, который, как только открылась дверь, сразу же протиснулся в квартиру и заорал: – Не переживать? Блядские шлюхи, мне не переживать, Томас?! Я, значит, прихожу, а мне Минхо говорит, что ты тут на смертном одре уже завещание пишешь, и что ты просил не переживать! Ты в своем уме, или где? – быстро подойдя к бегуну, он прижался губами к его лбу и тем же командным тоном продолжил. – У тебя жар! Чего встал, еще и босиком? Быстро в кровать, сейчас будешь пить бульон и таблетки! Томас даже не успел сказать, что, собственно, встал-то только для того, чтобы открыть другу дверь, но эмоции его подвели – он, глупо улыбаясь, направился в свою комнату и, ложась обратно на кровать, чуть ли не запел от радости – Ньют переживает. Ньют пришел его лечить. Ему не всё равно... Блондин был похож на маленького генерала. Он быстро, уже лучше орудуя одной рукой, сварил куриного бульона и, предварительно наорав на Томаса за то, что тот не пьет таблетки и не надевает носки, стал поить его бульоном, сидя на краешке кровати брюнета. Томаса это всё только забавляло. Он послушно выполнял все указания художника, а теперь сидел по-турецки на своей кровати перед Ньютом, смущенно отпивая бульон из ложки, которую подносил ему блондин. – Я могу пить сам, я не умираю… – Томас тихо пробурчал, отпивая вкусный горячий бульон из ложки, быстро глянув на друга. – Томми, ты так говоришь, будто я тебя спрашивал, – блондин фыркнул, давая ему выпить еще несколько ложек, а затем, отставив миску с бульоном на стол, бережно провел ладонью по влажному лбу друга, обеспокоенно глядя. – Жар спал… Как ты себя чувствуешь? – Хорошо... Очень хорошо, – брюнет прикрыл глаза, чуть подавшись вперед вслед за рукой. Ему действительно было намного легче – рядом был Ньют, болезнь явно отступала, а бульон напоминал брюнету о доме. – Что теперь? – Теперь ты будешь спать, – блондин мягко толкнул Томаса назад, заставляя лечь, и бережно укрыл сверху одеялом. – А ты? Ты уйдешь? – Нет, конечно. Я побуду здесь, пока Минхо не придет. Занятия я все равно уже прогулял, – Ньют игриво подмигнул другу и, задернув занавески, вышел на кухню, прикрыв за собой дверь. Томас, уютно укутавшись в одеяло, заснул, и, как он позже отметил, давно он так спокойно не спал. Проснулся Томас через пару часов от того, что услышал какие-то голоса, доносящиеся с кухни. Он встал и, завернувшись в одеяло как в кокон, побрел к источнику шума. И дураку будет понятно, что источник шума – Минхо. Азиат и блондин сидели за кухонным столом, и художник пытался что-то объяснить спортсмену, а тот лишь в ответ качал головой. – Чувак, это кланк какой-то! Нахрена мне вообще знать основы права в наших ебучих Штатах? Я тренером буду! – Это для того, чтобы ты не выходил за рамки разумного, пока будешь тренировать людей, тупица, – Ньют снял с носа очки и устало потер глаза. Он поднял голову, удивленно улыбаясь: – Томми, ты проснулся! Как ты? – Друг мой, ты жив! – Минхо подскочил и коротко обнял Томаса, ехидно улыбаясь. – Мне та-ак влом было бы искать нового соседа, ты не представляешь. – Представляю, – Томас хмыкнул и перевел взгляд на Ньюта, который с умилением наблюдал за двумя бегунами. – Покормишь меня? Я голодный как стая волков. – Конечно, Томми. Тебе нужны силы.