***
Наступил день соревнований. Был уже декабрь, пусть только в самом своем начале, но морозец уже имел место быть, поэтому благоразумные организаторы перенесли состязания бегунов в крытое помещение, а точнее, в тот самый спортзал, в котором Галли месяц назад сломал художнику руку. В груди у Томаса словно что-то сжалось. Воспоминания нахлынули огромной лавиной, словно это было не месяц назад, а только вчера. – Знакомое место. Томас вздрогнул, оборачиваясь. Перед ним стоял Ньют, засунув руки в карманы черной куртки с капюшоном, на краях которой красовался светло-бежевый мех. Художник был так же красив, как и во время их последней встречи – растрепанные золотые волосы, бледная кожа и потрясающе прекрасные медовые глаза, в которых бегун с удивлением увидел... Теплые искорки. Все, что смог из себя выдавить брюнет, было хриплое и немного нелепое: – Привет. – Привет, – Ньют чуть кивнул, словно соглашаясь с его приветствием. – Ну как, ты готов? – Я готов... А что ты тут делаешь? – в порыве отчаянной храбрости Томас глянул на Ньюта, а тот посмотрел на него с легкой, грустной и немного усталой улыбкой, как на ребенка, который в очередной раз задает какой-то нелепый вопрос. – Я ведь обещал, что приду за тебя поболеть. Вот я и пришел. Я держу обещания. – А... Спасибо, – бегун предательски зарделся, глядя Ньюту в глаза. Боже, как же он соскучился. Не говоря уже о поцелуях и прочем, он просто истосковался по ощущению того, что художник рядом. А сейчас, словно пустоту, которая была внутри него почти целый месяц, сразу же заполнило яркое, теплое солнце. – Я желаю тебе удачи. Однако, я не знаю, как вы с Минхо будете делить победу. – В каком смысле? – В прямом, – блондин коснулся пальцами правой руки своего подбородка, задумчиво глядя поверх головы Томаса. – Он ведь бежит для Терезы. Сам понимаешь. – Понимаю. Но поддаваться я не стану. Всё должно быть честно, – Томас сжал зубы. Сразу же вспомнилась сцена, как Бен стоял на руке Ньюта, тот кричал от боли, а Томас бездействовал лишь потому, что блондин хотел, чтобы всё было по-честному. Куда же сейчас делась его хваленая правильность? – Тоже логично. Ну, удачи тебе еще раз. Я буду на трибуне, рядом с Терезой, – художник, чуть улыбаясь, пошел в сторону трибун и вздрогнул, когда сзади раздался уверенный голос Томаса: – Я знаю. Я в любом случае тебя бы заметил.***
С Минхо Томас встретился только перед началом забега, стоя на старте. Они коротко поздоровались и пожали руки, затем разойдясь по разным дорожкам. Слова Ньюта плотно засели в голове брюнета. Да, с одной стороны, очень хотелось победить в забеге, а с другой – Минхо это было правда нужнее. Конечно же Томас не сомневался в том, что у Минхо есть шансы победить, причем огромные. Когда азиат бежал, он был похож не просто на скакуна, а на целый табун разъяренных лошадей, и казалось, что он может бежать до скончания веков. Короче, будь что будет. Томас действительно не знал исход этой гонки. Подойдя на свою дорожку, он нагнулся, настраивая свое тело на то, что сейчас будет гонка. Дыхание выровнялось, и, когда судья выстрелил, давая старт забегу, Томас рванулся вперед, стараясь выкинуть из головы все ненужные мысли. Шаг. Шаг. Выдох. Шаг. Вдох. Этот цикл брюнет мысленно повторял снова и снова, телом следуя словам в своей голове. У них с Минхо были немного разные тактики бега – азиат всегда бежал на первом-втором месте, стараясь не сдавать позиции, а вот Томас, напротив, сначала бежал в районе пятого места, уже к концу второго из трех кругов вырываясь вперед. Как раз сейчас заканчивался второй круг, и Томас, повернув, стал вырываться вперед. Он легко обогнал троих парней, что бежали впереди него, и, наконец, поравнялся со своим другом, который громко дышал, но, не сбавляя темпа, упорно и стойко бежал к финишной черте. Когда до заветной ленточки оставалось всего метров двадцать, и парни вырвались далеко вперед от остальных бегунов, Томас кинул быстрый, сразу же находящий свою цель взгляд на трибуны – мягко улыбаясь, Ньют сидел возле Терезы, которая, кстати, радостно орала имя азиата, размахивая флажком с эмблемой их колледжа. Решение пришло само. Мир словно стал ярче, в голове, несмотря на усталость от забега, всё прояснилось, давая увидеть мир по-другому. Томас на секунду вырвался вперед Минхо, делая вид, что собирается отобрать у друга первенство, а затем с обиженным стоном отстал от него уже у ленточки, пересекая черту сразу же после азиата, который эту ленточку и порвал, вторым. Хлопнув друга по плечу, Томас, не глядя вокруг, направился к душевым кабинкам, расположенным в раздевалке. Да, он всё правильно сделал.***
Томас стоял под прохладными струями душа, закрыв глаза и упершись рукой в стену. Нет, ему не было стыдно. Да, он мог выиграть. Но это не последние соревнования в его жизни, а уж тем более, когда на кону стояло личное счастье друга – тут и думать было нечего. Как он сразу этого не понял? Парень выдохнул и, выходя из кабинки в раздевалку, оделся в обычную, не спортивную одежду, запихивая форму в шкафчик. Когда он закрыл дверцу и обернулся, на секунду захотелось убежать – перед ним стоял Ньют. Такой же спокойный, как и перед забегом, с руками в карманах, он улыбался уголками губ, неотрывно глядя на Томаса. – Ты закончил? – Давно ты здесь? – Томас не сразу понял, что вопрос его был немного не к месту, так как блондин спросил первым. Сглотнув, бегун кивнул, отвечая на вопрос художника. – Чудно, – более ничего не говоря, Ньют быстро подошел к нему и, ухватив за запястье, потащил за собой на улицу. Томас ничего не сказал даже об оставленных в раздевалке вещах – хрен с ними, что тут происходит? Ньют не вел, а мягко тащил парня за собой по улице, всё дальше и дальше уходя от колледжа. У Томаса глаза на лоб полезли, когда блондин подвел его к своему дому и, поднявшись по лестнице, открыл дверь ключом, первым заходя в квартиру. – Заходи. Томас послушно зашел, чувствуя, как тревожно и гулко в груди стучит сердце. Сердце забилось в разы быстрее, когда Ньют, захлопнув за гостем дверь, мягко, но почти резко толкнул его назад, заставляя прижаться спиной ко входной двери, а сам хозяин квартиры подошел ближе, стоя к Томасу вплотную и неотрывно глядя в кофейные глаза. – Ньют, что… – Томми, заткнись, ради всего святого, – Ньют, чуть улыбнувшись, мягко накрыл губы брюнета своими, с ходу, осторожно, но требовательно вовлекая его в долгий глубокий поцелуй. Если бы Томас мог, он бы заорал. От одного только "Томми" задрожали колени, а еще и поцелуй. Не такой, как тогда, по пьяни, а настоящий, настолько реальный, что бегун, одной рукой робко обхватывая художника за талию, второй чуть больно ущипнул себя за бедро, чтобы удостовериться, что это всё взаправду. Ньют же, начиная целовать с большей страстью, плавным движением стащил с Томаса куртку и шарф и, на секунду оторвавшись, чтобы вдохнуть воздуха и облизнуться, сделал тоже самое и со своей курткой, ласково улыбаясь. – Как же я соскучился, – он обвил руками шею брюнета и, тихо, томно выдохнув, вновь увлек его в поцелуй, на этот раз отдавая инициативу Томасу – тот явно вошел во вкус. Брюнет словно во сне водил руками по спине художника, не разрывая горячего поцелуя, который он теперь вел сам. Без всякого стеснения он подцепил толстовку Ньюта пальцами и, разрывая поцелуй, стащил ее, откидывая в сторону, тяжело дыша и пялясь на тело блондина. Господи, эта татуировка… – Нечестно, Томми, – Ньют быстро надул губки и, с немного наглой улыбочкой подцепив обе стороны рубашки Томаса, резко рванул их в разные стороны, уже после стаскивая с сильных рук рубашку, сопровождая это все восхищенным выдохом. – Ты очень подрос с нашей последней встречи… – холодные пальцы художника пробежались по рельефному торсу, оглаживая как можно больше пространства горячей кожи. Он подошел чуть ближе, немного потянувшись наверх, прижался губами к шее брюнета, оставляя на ней теплые, ласковые поцелуи, покрывающие каждый сантиметр шеи и плеч. Томас задохнулся. Он тихо застонал, когда Ньют, прижавшись к нему, оставил яркий и большой засос, после целуя его, словно извиняясь. В области паха было немного неприятно – джинсы спортсмену уже непозволительно жали. – Знаешь, Томми... – блондин тихо и почти с легким урчанием шептал, покрывая горячими поцелуями грудь и торс парня, постепенно вставая на колени. – Я ведь вспомнил, что тогда было… – Ты говоришь о… О-ох! – Томас непроизвольно громко вскрикнул и подался бедрами вперед, когда художник погладил его вставший член через одежду. Он не смог договорить, так как Ньют, быстро расправившись с джинсами и бельем бегуна, спустив их вниз, плавно провел языком по горячей плоти от основания до головки, после вбирая в рот почти наполовину. Немножко послушав тяжелое дыхание Томаса, которое потом перешло в тихий, но явно просящий стон, Ньют, мягко держась руками за бедра бегуна, заглотил член до основания, после чего, прикрыв глаза, стал ритмично и пока медленно двигать головой, горячо дыша. Томас запустил пальцы в светлые волосы и, уже не стесняясь, застонал в голос, немного толкаясь бедрами навстречу влажному рту. Внезапно его пронзила одна мысль, от которой тут же захотелось кончить, настолько она была приятна – Ньют готовился. Именно поэтому он сейчас сосал так легко и был так спокоен, когда всё это началось, в отличие от самого Томаса, который чуть ли не терял создание от удовольствия. – Ньют, хва... Н-н... Хватит, прошу тебя… – брюнет глянул вниз и снова еле сдержал себя, чтобы не кончить – блондин с бесстыдной невинностью смотрел вверх на любовника, плавно выпуская член изо рта, приоткрыв покрасневшие губы. – Уверен, Томми?.. Томас рыкнул. Рывком подняв художника с пола, он затолкнул его в комнату, опрокидывая на кровать и нависая сверху, после чего жадно и чуть агрессивно впиваясь губами в бледную шею, удовлетворенно слушая стоны, которые не заставили себя долго ждать. Блондин опустил руки вниз и ловко, не мешая бегуну метить свою шею засосами, быстро избавился от своих джинс и белья, после чего притянул брюнета ближе к себе, обвивая сильное тело ногами за талию. Он чуть улыбнулся, ловя слегка настороженный взгляд Томаса: – Там я тоже готовился... Не бойся ничего… Бегун лишь коротко кивнул и, устроившись поудобнее между податливых ног блондина, плавно вошел наполовину, благо, член был влажным после ласк художника. Ньют зажмурился, глубоко и судорожно вдохнув. Нет, всё-таки это чуть больнее, чем пальцы... Томас, немножко подождав, сделал парочку толчков, с каждым движением вколачиваясь в художника всё глубже. Когда он, в конце концов, вошел в него на всю длину, блондин оцарапал его спину ногтями и, чуть приподнявшись, горячо прошептал на ухо: – Томми, ты такой большой… – и в качестве знака, что всё в порядке, чуть сжал его в себе, тем самым давая полную свободу действий. Бегун застонал, начиная делать сначала рваные и медленные, а потом всё более и более уверенные, страстные толчки, прижимаясь своим телом к телу любовника максимально близко. От каждого стона, слетавшего с губ художника, по телу брюнета словно бежал электрический разряд, а холодные руки, которые то гладили, то царапали сильную спину от переизбытка ощущений, вообще нещадно сводили с ума. Они не разрывали зрительный контакт. Он прерывался лишь тогда, когда одному из них нужно было зажмуриться или закатить глаза от удовольствия, но затем мутные взгляды снова встречались, подливая нового масла в огонь страстей. Движение за движением, они оба приближались к разрядке. Уже ближе к концу Томас сорвался и стал двигаться сильнее, немного долбя любовника, значительно ускоряя страстный темп. А тот и не был против. Он лишь, чувствуя, что сам сейчас кончит, потянулся к брюнету, прося такой желанный сейчас поцелуй. Бегун же, не прекращая толчков, жадно и слегка агрессивно поцеловал любовника, через пару секунд чувствуя, как он кончил на живот того, кто был сверху. Протяжно и блаженно простонав, Ньют крепко обхватил Томаса за шею, отпустив лишь тогда, когда через пару толчков выносливый парень кончил прямо внутрь блондина и со стоном вышел из него, заваливаясь сверху. Они молчали, переводя дыхание и тяжело дыша, стараясь хоть как-то собраться с мыслями после произошедшего. Первым подал голос Ньют, который, благодарно поцеловав брюнета в висок, игриво произнес, чуть устало улыбаясь: – Вот что значит бегун… Заездил ты меня, Томми… – Привыкай... – Томас чуть улыбнулся и, перекатившись, лег на бок на кровать. Хотелось поговорить о стольких вещах, но тело исступленно требовало отдыха – сегодня в жизни брюнета было чересчур много перегрузок. Он лишь провел ладонью по татуировке блондина, и прошептал: – Пожалуйста, не оставляй меня больше одного так надолго, Ньют, – после этого он провалился в сон, улыбаясь немного глупой, но счастливой улыбкой.