Айдахо

*** Иногда было проще не спать всю ночь, чем вставать в такую рань. На улице было практически темно, чему явно содействовал утренний туман, смешавшийся с мелким холодным дождем. Дин поеживался на не прогревшемся сидении грузовика отца, с тоской размышляя о том, что его Импала опять осталась не у дел и стоит теперь под окном их номера в россыпи мелких ледяных капель. Конечно, ехать в лес на двух машинах большого смысла не было. Плюс проходимость у грузовика была намного лучше. Если дождь усилится и им придется съехать с асфальтированной дороги на грунтовую, то высокий отцовский автомобиль приобретал сразу еще массу плюсов. К тому же Джон не хотел снова разделяться на разные машины, видимо, планируя обсудить охоту в дороге. Пока все это вполне совпадало с желаниями Дина. Охота, отец, они вместе. Туман рвался клочьями о капот, темные конусы деревьев угрюмыми тенями нависали над узкой петляющей дорогой, что влажной лентой вилась между склонами гор. Старые деревянные столбы поддерживали провисающие провода вдоль дороги как дьявольские трезубцы, вырванные жилы грешников, угловатыми рогами почти протыкая низкое серое небо. Дин зевнул так, что едва не хрустнула челюсть, но быстро собрался и, искоса глянув на Джона, задумчиво глядевшего на дорогу перед собой, повернул карту нужной стороной. Первое место, которое они собирались обследовать, было довольно близко к дороге, но при этом почти в середине между Грейнджвилем и Элк-сити. Там практически не было никаких следов цивилизации, только дикий лес и каменистый горный склон. Около мили на север от четырнадцатой трассы, тянущейся между городами, вдоль русла мелкой речушки Сильвер-Крик, в небольшой долине которой и было обнаружено тело последнего погибшего. После такой сырой ночи вряд ли пешая прогулка будет очень приятной, но терять возможность найти следы или зацепки из-за погоды не хотелось. Дин сел ровнее и убрал карту, дорога была одна, и заблудиться было просто негде. - Что насчет черного пса? - предположил он внезапно, на что отец отреагировал поворотом головы в его сторону. - По крайней мере, совпадает с тем, что раны на жертвах были похожи на укусы волков или собак. Точно не пума или медведь. - Может быть, - ответил Джон, - но тогда все равно слишком много жертв. Или мы встретили очередную новую разновидность черных псов, отличающуюся крайне высокой кровожадностью. - Может, их целая стая? - Это маловероятно, потому что черные псы обычно не охотятся группами... Дин вдруг выпрямился. - Я тут вдруг подумал, точнее, вспомнил, что в отчетах из морга была разница между предположительным временем нанесения ранений и временем смерти. Как минимум несколько часов. Не знаю, как насчет остальных, но тех, на кого у нас есть отчеты, не загрызли насмерть. Они умерли позже. Все шестеро. - Ты уверен? - Джон глянул на Дина на мгновение, перед тем как вернуть взгляд на дорогу. - Да, я прочел их уже по десятку раз. Я имею в виду, что выглядит это подозрительно. Кто бы ни напал на бедолаг, кажется, их мотивом не было их съесть или убить мгновенно. Джон нахмурился и согласно кивнул. - Возможно, ты прав. И если так, то тогда наш монстр вполне разумный и преследует какие-то цели. - Ты разве сам не говорил всегда, что у зла нет цели, кроме смерти и насилия? - спросил внезапно Дин, даже не поняв толком, откуда выпрыгнул такой вопрос. Он точно не собирался ставить под сомнение знания отца или его предположения. - Иногда у зла бывает цель, только нам она не понятна, потому что природа этих целей чужда любому человеку. Но если монстры имеют человеческое происхождение, то и цели у них вполне человеческие. Ими может двигать месть, гнев, страх. Любая тяжелая и черная эмоция, способная застилать разум. Джон внезапно замолк и сжал губы в тонкую полоску, будто его собственные слова вызывали какие-то мысли, не дающие ему покоя. - Как призраки, неупокоенные духи, - кивнул Дин, отчасти понимая, о чем говорит отец. - Но я бы удивился, если бы здесь орудовал призрак. В смысле здесь, в лесу? - Лесной дух, перевертыш. Айдахо раньше населяли индейские племена, что могли призывать потусторонние силы себе в помощь. Могут быть какие-то потревоженные индейские духи или боги. Они тоже достаточно кровожадны, если разозлить. - А вендиго? - Здесь не водятся. И к тому же тогда точно был бы цикл. Вендиго уходил бы в гибернацию на десяток-другой лет, прежде чем появляться снова. И время их охоты и сбора запасов на зиму не продолжается целый год... или даже больше. Слишком много жертв и слишком разные места для вендиго. - Да... - протянул задумчиво Дин, сползая чуть ниже по сидению. Отец не стал продолжать разговор, сосредоточившись на мокрой дороге. Рассвет нехотя прибавлял света сквозь плотные облака. Оставалось только надеяться, что вчерашний прогноз погоды не ошибался и дождя не предвидится, бродить по лесу под дождем не хотелось ни Дину, ни Джону. Мысли о мотивах монстров так и застряли в голове у Дина, медленно, но верно разворачиваясь в сторону мотива того чудовища, которое унесло жизнь его матери. Джон наверняка думал о том же, судя по тому, как вдруг опустились его плечи, а глаза, едва видимые Дину сбоку, вдруг потемнели в смеси тяжелых, но таких знакомых эмоций. Слишком долго он пытался разгадать эту загадку. И иногда казалось, что время уже на исходе, но так ничего и не успел. Иногда Дин точно не мог решить, что он чувствует. Временами он, как и отец, хотел найти и убить ту тварь собственными руками, кем или чем она ни была бы. Чувство мести и жажда крови вскипали в нем, но так же быстро и угасали. Наверное, потому что всегда перед глазами был человек, в котором этих эмоций было слишком много. Они практически били через край. Особенно в минуты слабости. И Дин видел, как это разрушает его отца, как разъедает его душу, как уничтожает то последнее, что удерживало его на тонкой грани, отделяющей от безумия. Невыносимая боль от потери, скорбь от утраты и единственная цель жизни - месть. Желание докопаться до истины, большее, чем желание жить. Поэтому Дину ничего не оставалось, как взять на себя роль того, кто будет напоминать отцу о том, что нужно жить и двигаться дальше, что, пока есть силы, пока они вместе, как семья, есть смысл существования, причина не бросаться в огонь. И как бы тяжело ни стало после ухода Сэма, он все еще старался играть свою роль. Здесь он был нужен. Дорога заняла чуть больше часа, потому что Джон ехал аккуратно и, по его меркам, даже медленно по мокрой горной трассе. Грузовик свернул на каменистую обочину справа, не доехав до ручья несколько десятков футов, и остановился почти вплотную у отвесной каменистой стены, так, чтобы немного скрыться за растущим возле самой дороги большим кустом. Не стоило привлекать внимание лишний раз брошенной на дороге машиной, но здесь не было особого выбора, потому что в этом месте четырнадцатая трасса была плотно окружена склонами с одной стороны и южным рукавом реки Клируотер с другой. Именно в эту реку и впадала ее меньшая сестрица Сильвер Крик, что была похожа, скорее, на ручей в сравнении с ней. Дин открыл дверь и выпрыгнул на камни, вокруг было зябко и сыро, река по ту сторону дороги громко журчала быстрым течением по крупным камням, устилающим ее дно. Джон, заглушив мотор, тоже вышел, обошел грузовик и вытащил из кузова свою армейскую наплечную сумку. Дин подхватил свою сумку, лежавшую на полу кабины возле сидения, и закинул на плечо. Отец молча кивнул в направлении невысокого моста, в который превращалась дорога, пересекая маленькую реку. Дин принял сигнал и пошел в указанном направлении, через несколько шагов Джон обогнал его и, как и положено лидеру, возглавил их маленькую процессию. Узкая тропка шла вдоль дороги, пока место обочины не занял проржавевший насквозь низкий металлической отбойник, огораживающий мост. После этого она свернула резко направо и повела в сторону между каменистыми откосными стенами, вплотную прилегая к узкой речушке. Это был единственный проход в этом месте, тесный коридор на добрых полсотни футов, пока крутой склон из пятнистых серо-коричневых скальных пород не уступил место более пологим землистым склонам, заросшим елями и пихтами. Большая часть леса в этих областях была хвойной, не теряла свой цвет и листву вместе с теплом ушедшего лета, а оставалась густой, зеленой и плотной, лишь окрашивая в коричнево-рыжие тона подстилку, засыпая ее слоем осыпавшихся иголок. Туман все еще прятался по углам и за деревьями, время от времени почти невидимыми щупальцами обхватывая широкие плечи отца, идущего немного впереди Дина. Дин привык быть ведомым, следовать беспрекословно и послушно за своим командиром, зная и веря, что тот всегда знает, что делает, не ставя под сомнение ни единого решения, им принятого. Кроме, наверное, одного. Но эту мысль Дин гнал подальше. Вот уже почти два года. Ни к чему хорошему не привело бы ее слишком глубокое обдумывание, и это могло стоить ему слишком дорого. Потерей того, что еще осталось. На тропинке были отчетливо видны следы людей, совсем недавно прошедших здесь несколько раз в одну и другую сторону. Никто не пытался скрываться или заметать следы, потому что это были полицейские, рейнджеры и следователи, которые работали на месте обнаружения тела последнего погибшего. Всю дорогу надежда на то, что несчастное место не будет вытоптано полностью толпой людей, таяла так же, как и туманная дымка от поднимающего солнца. Но и отец, и он сам были достаточно хорошими следопытами, чтобы найти оставшиеся следы даже в таких условиях. Склоны расползлись чуть дальше от речки, и тесный коридор превратился в уютную маленькую долину, под небольшим углом уходящую вверх. Сильвер Крик, извиваясь, сбегала вниз, чистая и звенящая. С какой-то стороны, это был очень милый и почти идиллический горный пейзаж. Такой чистый и умиротворенный, что невольно напрашивалась мысль о жуткой неуместности здесь смерти. Но... смерть обычно не выбирает места, она берет свое, когда хочет и где хочет. Хотя тут смерти услужливо помогли. Искомая ими поляна оказалась довольно маленькой, тесный уголок между берегом реки и лесом, уползающим вверх по пологому склону справа. Едва перебросившись парой фраз, они разделились и разошлись в разные стороны, обшаривая каждый дюйм. Сквозь просвет в облаках солнце начало не по-осеннему тепло ложиться на их спины и плечи, согревая напряженные мышцы. Дин то и дело оборачивался на отца, когда тот вдруг исчезал из вида, углубившись в тень между деревьев. Не то чтобы он боялся его потерять. Но странное чувство не покидало его с самого утра. Тянущее и неприятное ощущение, будто отца что-то оттаскивает от него. Медленно, но неумолимо, как старая лебедка. Причины этого ощущения было сложно игнорировать, потому что почти с равными промежутками времени Джон доставал из кармана свой телефон и открывал его, коротко прикладывал к уху, будто делая быстрый звонок и разъединяя на втором или третьем гудке. Затем он раздраженно поводил напряженными плечами, характерно поворачивал голову, и Дин мог даже со спины представить его сердитый недовольный взгляд. Что-то здесь было. Отец явно держал его в неведении в очередной раз о своих делах. Наверняка еще одна охота, которую он решил совместить с уже найденной вместе с сыном. Но, видимо, она была намного важнее. Скорее всего, это была его Большая Охота на убийцу мамы. И Дин мог это понять. Ведь важнее нее ничего нет и не будет. Но... почти детская обида начинала тянуть где-то глубоко на дне его души. Они ведь только встретились, и дня толком не прошло, как они сюда приехали и взялись за дело. И вот опять на горизонте замелькало все то, что так давило на него все последние месяцы. Его снова оставят наедине с самим собой. А это было, наверное, самое страшное, что случалось с ним в жизни. Вариться в собственном бульоне страхов и сомнений, неоправданных надежд и несбывшихся желаний. Даже когда эти желания были простыми до безумия. Например, всегда быть вместе со своей семьей. Разве это много, чтобы желать? Чтобы просить и жаждать? Когда и так... и так отказался абсолютно от всего, что у тебя было и могло бы быть. - Дин! - отец окликнул его с берега речки, прерывая неприятный поток мыслей. - Иду! - ответил он и, быстро затолкав свой измеритель ЭМП в просторный карман куртки, в несколько быстрых шагов добрался до Джона. - Нашел что-нибудь? - коротко спросил отец. Дин покачал головой задумчиво, потом быстро одернулся. - Нет, сэр. Все чисто. Ни единого намека на электромагнитные искажения, никаких изменений растительности, проклятой земли или чего-то похожего. Кажется, здесь чисто. Следов, кроме человеческих, почти нет, в одном месте, кажется, оленьи. Но точно никаких хищников, ни крупных, ни мелких. - И у меня чисто, - кивнул Джон, сразу отворачиваясь и направляясь обратно к тропе, - это и странно, кстати. Тело нашли не сразу, и мелкие животные или другие падальщики должны были уже найти дорогу к такому пиру. Но тут ничего. - А сера? - сделал предположения Дин. - Тоже нет. Вообще ничего нет. Из этого может следовать только одно - на него напали не здесь. - То есть он сюда пришел раненым и уже здесь умер, - закончил догадку за него Дин. - Более того, я нашел на северном склоне, где каменистый обрыв у кромки леса, следы, будто он свалился сверху, потом почти ползком добрался до реки и все. Дальше не ушел. - Свалился? - Дин стал вспоминать подробности из отчета. - У него была сломана рука и два ребра, наверное, как раз от падения. Но странно... - он задумчиво почесал затылок, следуя след в след за отцом, идущим по каменистому берегу. - Ни одно его ранение не было смертельным, даже после падения, если предположить, что он сломал только ребра и руку. Джон коротко обернулся, чуть замедлившись. - Насколько я помню, у него были искусаны руки. Характерные раны при самозащите от животных, пытающихся добраться до лица или горла. Но в области головы или шеи ни одного укуса. Зверю либо не удалось, либо здесь что-то иное. - Оказался невкусным? - пошутил Дин, тут же понимая, что отец не оценит. - Если ляпнешь про то, что крылышки самое вкусное, получишь по шее, - проворчал Джон и снова отвернулся. Мда, с Сэмом всегда шутить было веселее, он хотя бы забавно закатывал глаза, если уж не смеялся над порой плоскими шутками Дина. Дину не важно было, объявят ли его шутником года, ему был важен только результат - смех брата. Вытянуть же хоть улыбку из Джона было крайне сложным испытанием. Но никто не мешал попытаться. Дорога обратно казалась еще длиннее, чем к поляне. Даже несмотря на то, что мысли занимали всевозможные вероятности и предположения о том, что за монстр им здесь попался, тропинка будто бы растянулась как резиновая, все никак не открывая взору выход на дорогу. Возвращаться с абсолютно пустыми руками из самого многообещающего места обнаружения тела было очень неприятно. И если уж здесь они не смогли обнаружить совершенно никаких сверхъестественных следов, то что можно было бы говорить о других, более ранних местах, где уже все давно стерлось, затопталось, поросло травой. Единственное, что пришло Дину в голову, это то, что они могли бы с папой попытаться пройти по следу убитого в обратном направлении и, возможно, нашли бы место, где на него было совершено нападение. Хотя сразу же за этой мыслью у него возникла другая, ей сопутствующая. Если такая идея пришла в голову ему, значит, она стопроцентно должна была посетить и отца, но тот ничего не сказал, а сразу отправился обратно. Это странным образом нарушало какой-то естественный порядок вещей, подтачивало самую верную в его жизни истину - отец всегда прав. В очередной раз. После Сэма... Но не мог же он быть не прав и тут? Может, Дин сам что-то упустил, что-то важное и очевидное, но пока не достижимое его отстающей в таких делах голове? Сама мысль поставить под сомнение решение отца вызывала нездоровое учащенное сердцебиение, будто он предавал собственного командира и перебирался ползком в стан врага, чтобы указать на все уязвимости командира врагам. Но язык чертовски чесался спросить. Просто до невозможности, потому что сама идея вернуться по пути убиенного казалась самым правильно возможным решением, и даже его собственное заботливо выращенное охотничье чутье громко поддакивало этому. Дин уже почти было открыл рот, мысленно готовясь к подзатыльнику за это - пусть и не настоящему, Джону никогда не нужно было опускаться до рукоприкладства со своими сыновьями, ему было достаточно и вербальных методов, - как отец, идущий перед ним, снова достал телефон. Так резко, будто готов был ответить на звонок, но уютную тишину тропы не нарушил никакой звук, кроме журчания воды и их тихих шагов. Одно другого было не лучше, и собственные переживания заглушили голос разума Дина. - Ждешь звонка? Он не хотел, чтобы это прозвучало с какой-то саркастичной интонацией, да даже чтобы иронии или обиды в его голосе были заметны. Но Джон все же что-то услышал в этом вопросе и резко остановился. Дин от неожиданности чуть не налетел на его спину. Но когда тот повернулся к Дину лицом, он остался стоять на месте и решил, что сдавать на попятную уже не будет. Раз прыгнул в прорубь, греби до самого берега. Ну, или, по крайней мере, пока не захлебнешься. Джон замер на мгновение, уставившись на Дина, в его взгляде мимолетно промелькнула целая вереница эмоций и, если бы Дин чуть хуже бы знал отца, может, и не успел бы их уловить. Но он знал его слишком хорошо. Может, мотивы ему и не были понятны, но вот эмоции читать по его лицу он мог как сообщения на табло на стадионе. Раздражение сменилось чем-то очень похожим на сомнение, на короткую внутреннюю борьбу и сразу же за ней принятие решения. Ничего. Он не скажет ему ничего. В который раз. Дин глубоко вдохнул, словно пытаясь затушить огонь, от досады разгорающийся в его груди. Он, как утопающий, решил схватиться за последнюю соломинку. - Я могу помочь... - его голос дрогнул на последнем слове. Что еще он мог предложить отцу, как не свою помощь? Верного солдата, помощника, подмастерья, да кого угодно. Лишь бы не быть опять оставленным за бортом чертовой Большой охоты. Выражение лица Джона сменилось в мгновение ока на нечитаемое, и если бы у Дина было богатое воображение - куда богаче, чем сейчас, - то он отчетливо услышал бы грохот падающих кирпичей, возводящих очередную стену, которой отец отгораживался от собственных детей уже столько лет. - Лучшее, чем ты можешь помочь - это выполнять мои приказы. Дин едва не отшатнулся от этих слов, будто его обдало ледяным ветром прямиком из тундры. Но остался стоять неподвижно, как и положено рядовому перед генералом. По стойке смирно. Пусть внутри все и кричало на разные зверские голоса. Джон, не дав ответить, продолжил. - Мы сейчас двинем в Элк-Сити, ты пойдешь к сестре жертвы, она живет на окраине, и разузнаешь у нее все, что сможешь, пока я съезжу на станцию к рейнджерам. - Да, сэр. - Смирно, глядя прямо в глаза. Как чертов пес. Именно так его Сэм и называл в последнее время, перед тем как сбежать. Может, в чем-то он и был прав. Но не во всем. Они двинулись дальше. Дин видел, как Джон устало потирает лицо, потом прячет руки в карманы и снова вынимает, будто не зная куда их деть, раз не находится им предназначения, битвы, драки или любого другого отвлекающего дела. Так он делал только в дни очень большого нервного напряжения, тогда, когда принимал тяжелые решения или сомневался в чем-то. И очень хотелось этому посочувствовать. По старой, выработанной с годами привычке оправдывать и объяснять любое решение Джона. Ведь у него всегда есть причины принимать такие решения. Он всегда видит картину намного шире, глобальнее, чем Дин, который вязнет вечно в своем собственном болоте и ничего, кроме него, вокруг себя не видит. Пытаясь себя самого успокоить и отговорить от темных эмоций, медленно заползающих ему в душу, Дин упрямо шел за отцом, наступая ровно на его следы. Как и всю свою жизнь. След в след, тень в тень. Грузовик стоял нетронутым за большим кустом, он сразу бросился в глаза своим черным глянцевым блеском, как только они вышли из-за скального склона и поднялись по каменистой тропке к дороге. Все шло наперекосяк. Совершенно не по плану и даже не по чертовым предположениям. Джон сердито сжимал телефон в руке, не вынимая его из кармана, удивляясь лишь тому, что на невинный вопрос Дина среагировал как неуравновешенный подросток. Нервы уже ни к черту. Проклятый Маерс ему заплатит за это при первой же встрече. Ага, если она когда-нибудь наступит. И даже не переживания о том, что тот его кинул, больше заставляли нервничать и в плохом предчувствии сжиматься грудной клетке, скорее, даже то, что чертов старик мог быть уже давно мертв и при всем своем согласии помочь просто физически не сможет этого сделать. А в охотничьей жизни никогда нельзя было отбрасывать такую возможность, если человек не выходил на связь в оговоренное время. Охотники жили слишком мало, чтобы так разбрасываться временем. Каждый год их жизни, наверное, был равен семи, как у собак. Каждые двое суток молчания могли означать не что иное, как смерть. Дин, идущий за ним, был так близко к тому, чтобы прямо сейчас получить ответы на все свои вопросы, но что-то заставляло Джона молчать, словно к его горлу подносили нож. Слова словно застревали в глотке и не желали выбираться наружу, хоть он и знал, что сын давно заслуживает его самого большого доверия. Нет, не самого, про Сэма он ему не сможет пока рассказать, но намного большего, чем за всю его жизнь. Намного большего, чем кто-либо в жизни самого Джона мог заслужить. Даже чертов Сингер или пастор Джим, которому Джон как-то даже исповедовался в особенно тяжелый момент и после принятия слишком большого количества лучшего обезболивающего - алкоголя. Дину он мог доверять почти как самому себе, но зубы все равно упрямо не разжимались, чтобы сказать сыну об этом и вывалить на него, наконец, весь тот груз знания и правды, что он сумел накопать, словно коллекцию скелетов, за всю свою жизнь в качестве охотника за убийцей жены. Трусость, может быть. Страх признаться в том, что ему действительно нужна помощь и что он на грани отчаянья. Что он за последние месяцы или, быть может, даже годы уже откровенно довел себя до ручки. Что его самообладание пошло трещинами, как старая плотина, и при малейшем сотрясении его может прорвать таким потоком, который уже не в состоянии будет остановить ни Дин, ни даже он сам. Но он не мог себе этого позволить, не мог уступить слабости, дать ей возможности утопить его самого и заодно и сына с ним вместе. А то, что Дин безропотно пойдет ко дну вместе с ним, у Джона не было ни малейшего сомнения. Иногда он очень жалел, что Дин не оказался таким же, как Сэм, и что в один прекрасный момент он не решил, что с него хватит, и не сбежал от всего этого передвижного цирка ужасов, что они называли своей жизнью с нелепым бантиком предназначения и цели. Жалел, что сын не может встать перед ним, глядя в глаза, и послать его прямиком к черту и не повернуться к нему спиной раз и навсегда. Чтобы жить, а не существовать, чтобы иметь дом и исполнять свои собственные желания, чтобы думать о себе самом, вместо сумасшедшего старика отца, который на протяжении всего долгого пути пока был способен только на то, чтобы не загнать себя самого и своих детей в гроб. И это было его самым большим достижением. Сколько бы он ни убеждал и ни уверял Дина, что они спасают людей, что их работа единственно правильное, что они должны делать. Что никто другой на это не способен и поэтому на них возложена огромная ответственность, великая миссия. И Дин верил в это, верил уже, должно быть, за них обоих. И, может быть, это было единственное, что все еще подпитывало почти мертвую веру Джона. Вера Дина в других людей странным образом всегда заставляла верить их и в самих себя. Делала сильнее и уверенней, словно за их спинами всегда была нерушимая и несгибаемая стена, надежный тыл, вечный и непоколебимый. И это придавало сил. Поэтому Джон внутренне собрался и проглотил свои очередные желания все рассказать сыну. Отложил их на потом до более удачного случая, который обязательно настанет. Как только он разберется с Маерсом и его чертовыми секретами. Дин всю дорогу молчал, но и Джон не собирался заводить с ним никаких легких бесед. Кроме проблемы со старым охотником, над ним еще висела жирная проблема этого загадочного убийцы. Пса или волка-невидимки, неуловимого зверя, который с подозрительной регулярностью убивал людей, но при этом, несмотря на устрашающие масштабы, местные власти так и не подняли тревогу и не закрыли заповедник для охоты. Вообще, практически не предприняли каких-либо действий, чтобы предотвратить последующие трагедии. Давно он не встречал такого отношения властей к происходящим убийствам. Но, к сожалению, только на этих странностях и подозрениях нельзя было построить ни одной нормальной теории. Отчего раздражение и разочарование с новой силой закипали в венах, добавляя своего жара в и без того бушующее пламя. Как же чертовски хотелось выпить... Пока голову не разорвало на части. Пока он не сорвался на ком-нибудь неудачно подвернувшемся под руку. Ему нужна была охота, просто необходима, как жизненно важный выход лишней негативной энергии, как экстренный сброс давления перед вероятным взрывом. Как в таком далеком и почти нереальном уже Вьетнаме, когда после долгих и изнуряющих отступлений через горы трупов врагов и друзей, единственное чего хотелось: это большой кровавой драки, где можно было бы убить всех этих тварей. Абсолютно и без разбора, потому что здравый смысл и человечность утонули где-то там, позади, в кровавом болоте. Эта чертова охота вырисовывала перед ними красочный, выложенный кирпичами землистого цвета тупик. Как клаустрофобная могила с четырьмя стенами вокруг и единственным выходом, до которого не допрыгнуть. Глупо было уже себя корить за возможную ошибку. Сам всегда учил сына не бросать начатых дел, если есть хоть малейший шанс, что в смертях виновата сверхъестественная сила. Сам же говорил про ответственность. Но бросить хотелось все и прямо сейчас. - Я бы поел... - раздалось с пассажирского сидения, будто Дин почувствовал нарастающее давление и решил предпринять что-то по этому поводу. Джон коротко на него глянул, и Дин пожал плечами. - Что? Мы не завтракали, а уже обедать пора. - Лучше бы думал о работе, а не о еде, - ворчливо отозвался Джон, но мысленно благодарный за смену хода мыслей в его голове. Хоть на сантиметр сдвинуть их с самоуничтожительной тропы, и уже хорошо. - А я и думаю о работе. Сам говорил, что загнанный конь пользы не принесет. Сдохший с голода, думаю, тоже. Джон покачал головой. Дин знал, когда использовать его же слова против него. - Найдешь себе что-нибудь в городе, по дороге к дому сестры Савински. Дин страдальчески вздохнул и, спросив адрес, раскрыл карту у себя на коленях. Разочарованно покачал головой, глядя на изображения города, и недовольно наморщил нос. - Ты видел этот город? Это не город, это гигантский спрут, выброшенный со спутника на чертову вершину горы. Ты посмотри, как у него улицы расползаются во все стороны. Щупальца. Там, наверное, от одного конца до другого десяток миль будет. - Не преувеличивай. И вообще, не будь ребенком, Дин, - бросил раздраженно Джон, мельком взглянув на карту. Хотя в чем-то сын, конечно, был прав. Город из тесного центра в середине плоского, как блин, и маленького плато расползался в разные стороны узкими длинными улочками-щупальцами с отдельно и далеко стоящими друг от друга домами-присосками. Дальше все эти улицы тянулись по склонам и лесам, кто вверх, кто вниз, теряясь в них где-то за многие мили от города. Здесь было много троп и проселочных дорог, настоящий лабиринт, хорошо известный только местным охотникам да рейнджерам. Для любого пришлого искателя острых ощущений, может быть, верная смерть. Особенно, если в лесах действительно что-то завелось, и это не плод его больной фантазии, которая упорно пыталась выдавать желаемое за действительное. Однако все это еще предстояло доказать. И кто знает, не окажется ли это все очередной пустышкой, единственной ролью которой будет отвлечение Дина от проблем Джона и оттягивание времени.