Айдахо

*** Всю дорогу до города, которая заняла чуть меньше часа, они перекидывались ничего не значащими бессмысленными фразами, которые служили по большей части для того, чтобы отвлечь Джона от того, что там бурлило внутри него. А то, что определенно что-то бурлило, Дин мог видеть невооруженным взглядом и если бы мог с кем-то поспорить, то в итоге выиграл бы что-нибудь ценное, например, человеческий обед. Ну и что, что он постоянно думал о еде? Иногда заменяя эти мысли разве что иными желаниями, вполне себе физического характера. Но могут же у него быть хоть какие-то удовольствия в жизни. Если вообще ничего другого приятного не происходит и даже не светит в обозримом будущем, оставалось только брать, что есть, и наслаждаться этим в максимально возможной степени. Лишь бы не оставаться в полной тишине со своими мыслями наедине. Отец не стал с ним церемониться и высадил из грузовика в самом начале улицы, потому что с того перекрестка ему нужно было поворачивать совсем в другую сторону. По иронии станция рейнджеров была на северо-востоке города, а дом сестры жертвы на юге. Как обычно, в духе знаменитого везения Дина Винчестера. Единственное, что смогло скрасить очередную несправедливость, - это обнаруженный через пару домов после перекрестка небольшой, но вполне ухоженный бар в одноэтажном здании с широким малиновым козырьком над входом и ярко-зелеными двойными дверями, которые всем своим видом кричали: "Дикий запад", и чертовски оригинальным названием, которое, наверное, было в нем самым привлекательным. Бар "А где-то сейчас пять часов вечера". Даже смешно, если не гениально. Универсальная отговорка любителей выпить в неурочное время. Кто бы мог подумать. Дин отметил для себя в памяти, что туда стоит обязательно заглянуть. Одно название того уже стоило. Так он и сделает на обратном пути. Вполне вероятно, что в баре в таком небольшом городишке могут и еду приличную подавать. Обед замаячил перед глазами с новой силой, и, глотая вдруг образовавшуюся слюну, Дин поспешил дальше по улице. Так называемая сестра жила в маленьком деревянном домике, который больше походил на отцепленный вагончик трейлера, чем на полноценный дом. Но редкие столбики фундамента были кирпичными, упрямо указывая на постоянство своего пребывания здесь. Свет не горел, потому что была середина дня, но о том, что кто-то дома, говорил легкий дымок, вьющийся над узкой блестящей трубой, торчащей с одного конца вагончика. - Миссис Савински? - громко позвал он, постучав по дверному косяку, чтобы не трогать выглядящую слишком трухляво противомоскитную сетку на всю внешнюю дверь. Летом, наверное, здесь был ад со всеми этими комарами. Он постучал еще раз. Громко, но в то же время вежливо. Точнее, ему так показалось. Старался как мог. - Миссис... - Чего еще? - прервал его раздраженный старческий голос из глубины старого домика-вагончика, послышались шаги, и деревянная дверь открылась внутрь, оставив между хозяйкой дома и Дином сетку. - Миссис Савински, я... - Мисс... - скривилась пожилая женщина, оглядев стоящего перед ней молодого человека снизу вверх. - Что? - не понял Дин. - Я не замужем. Чего надо? - грубо ответила она, явно раздраженная тем, что ее отвлекают от ее, несомненно, важных дел. Дин натянул неловкую улыбку, но надеялся - более-менее искреннюю улыбку. - Мисс Савински, вы сестра покойного Джозефа Савински? - Ну, ты же не зря сюда приперся? - внезапно ответила она. - Если бы это была не я, хрен бы ты пришел. Дин на мгновение растерялся от неожиданной интонации женщины. - Простите, я так понял, что я уже не первый к вам пришел с вопросами о вашем погибшем брате? - Дин мог бы, конечно, изобразить щенячий взгляд Сэма, который плавил стальную непоколебимость любых, даже самых закоренелых старых злобных вдов, после чего те пытались его усыновить или, как минимум, напоить молоком и накормить самодельным печеньем, которого отродясь не готовили, но решил, что до такой степени он еще не натренировался. В его случае он, скорее, получит закрывшейся дверью в лоб. С молодыми все-таки у него получалось лучше. Определенно. Он прочистил горло. - Простите, я не хотел бы вам мешать в вашем горе, но я работаю над статьей о вашем брате и других погибших, которая... - Больно сопливый ты для репортера, - не давая ему ни малейшего шанса, ответила мисс Савински, запахивая растянутую темно-серую кофту и складывая руки на груди. - Я стажер. От этой статьи зависит моя будущая карьера, и я всю жизнь мечтал помогать людям. Где, как не здесь, я могу помочь им, написав статью и предупредив об опасности, которая подстерегает всех в этих лесах, - Дин изо всех сил пытался придать своему голосу искреннее отчаянье и праведное беспокойство. - Вот ведь убогий, - проворчала она себе под нос, отворачиваясь, и Дин почти потерял надежду, когда она разочарованно покачала головой, а затем, потеряв к нему интерес, отправилась вглубь длинного дома-вагончика, предположительно в сторону кухни. - И чего ты хочешь от меня? - вдруг прозвучало из-за угла, и Дин с облегчением подумал, что, должно быть, это был некий способ пригласить его внутрь. Он осторожно проскользнул за сетчатую дверь, едва не оступившись на узком крыльце, и сделал несколько шагов по дому в направлении голоса старой женщины. - Всего лишь задать несколько простых вопросов о вашем брате, - половицы натужно скрипнули под его ногами, жалуясь как такие же, как хозяйка, старики на ноющий радикулит. Дин замер, глядя на округлую сгорбленную спину женщины, стоящей возле маленькой плиты. В доме, как оказалось, не было никаких стен перегородок: одно большое длинное пространство, один конец которого был кухней, а другой спальней. Где-то посередине выпирал в ширину почти на полкомнаты скромный санузел, а рядом с ним протертый диван с пузатым телевизором напротив. Столик возле дивана венчала консервная банка из-под тушеных бобов с букетом окурков, торчащих из нее. Живописно. Мисс Савински развернулась к нему лицом, все еще продолжая держать в руке длинную деревянную ложку, измазанную в чем-то буром, и махнула ею в воздухе перед собой, словно тыча указующим перстом в Дина. - Вам только и подавай, что ответы на ваши дурацкие вопросы. Приходили тут уже спрашивали. Кому ты собрался помогать вообще? Некого тут спасать уже. Все они получили свое, что и заслуживали, - забормотала она вроде бы и в качестве ответа на его вопрос, но в то же время и просто в виде бесцельного ворчания. Дин попытался набраться терпения. - Он был старым козлом! - Подытожила вдруг она. - Кто? Ваш брат? - Он даже на свою охоту ходил только ради того, чтобы пить и чтобы никто ему не мешал. Чертов алкаш... Дин мельком скосил глаза на заряд пустых бутылок виски и текилы на кухонной стойке слева от хозяйки дома. Кто бы говорил. Но она продолжала: - Пил, как скотина, жрал, как боров и сдох, как и положено животному, в своей белой горячке. Туда ему и дорога... бесполезный кусок мяса, только кислород зря расходовал. Дина неприятно передернуло от услышанного. Она серьезно только что практически сказала, что желала смерти своему собственному брату? Что ей было и есть абсолютно все равно, что с ним случилось? - Мэм, мы просто хотим разобраться, что... кто напал на мистера Савински, и предотвратить новые смерти, - иногда правда так удачно подходила, что ее даже маскировать не нужно было. - Здесь всем на все плевать... как и Джо на все плевал. Пусть теперь горит в аду за это, не буду по нему слезы лить. Что на него напало... скажешь еще... шею себе свернул старый алкаш, - она снова махнула ложкой, и по донесшемуся от кастрюльки запаху Дин понял, что там варилась та самая многострадальная фасоль. Оставалось надеяться, что не из той банки на придиванном столике. - Когда вы его последний раз видели? Может, он вел себя странно? У него есть враги? Он что-нибудь говорил, например, о собаках? - в памяти Дина всплыли особенности черных псов, которые могли являться своей жертве задолго до нападения, как предзнаменования скорой гибели. - У него все были врагами. Он только отталкивал от себя людей, грязный ублюдок. И никакая собака на него бы и морду не повернула. - Кхм... - осторожно прокашлялся Дин. - Вы ведь в курсе, что на вашего брата напали предположительно волк или собака. - Чертовых волков запрещено убивать, потому что какой-то умник назвал их исчезающим видом в этой заросшей дыре. Этот исчезающий вид жрет всех подряд, а его даже отловить или убить не могут. Под охраной они, видите ли... Дин едва не вздохнул в разочаровании. Старуха ворчала обо всем без разбору, какая тема на язык ни подвернулась бы, и еще толком не ответила ни на один вопрос, возвращаясь только к тому, какой бесполезной сволочью был ее покойный брат. - Я хотел бы вернуться к вашему брату... - осторожно начал он. - Пошел он, пусть гниет. Не буду я платить за его похороны... Дину захотелось застонать и уткнуться лбом в ладонь. - Значит, вы его давно не видели? - Не видела и видеть не собиралась. Вечное бельмо на моем глазу, гвоздь в заднице. Редкостное ничтожество. Лучше бы не находили его, хоть на удобрения пошел бы, а не полку в холодильнике занимал, которая хорошим людям могла бы понадобиться. Как только дожил до таких лет? Отец всегда говорил, не выйдет из него ничего путного, зря только кислород расходует. Повесили его на мою шею, когда померли... Раздражение Дина плавно начало замещаться необъяснимым гневом. Хоть это и были бормотания выжившей из ума старухи, которая явно с бутылкой дружила не меньше брата, но отчего-то слова, что вылетали из ее рта, воспламеняли в Дине что-то весьма горючее. И с очередным потоком почти бессвязных оскорблений Дина прорвало. - Это была ваша работа... - низко прорычал он, даже не надеясь, что она его услышит. Но она тут же замолчала и уставилась на него. - Что? - гневно сморщила морщинистое лицо. - Вы же старшая. Вы должны были позаботиться о том, чтобы ваш брат вырос нормальным человеком. Вы отвечаете за то, кем он стал. И я не удивляюсь тому, что он предпочитал компанию выпивки живым людям... уж глядя-то на его самого близкого человека... Лицо старой женщины озарилось пониманием, глаза расширились, и на мгновение Дину показалось, что сейчас в него полетит чертова деревянная ложка с намерением попасть как минимум в глаз. - Пошел вон! - заорала она, обнажая полусгнившие желтые зубы и поднимая ложку перед собой. - Сопля такая, учить меня еще вздумал! Вот из моего дома, пока я ружье не достала и не отстрелила тебе мозги! Статью ему написать надо! В гробу свою статью напишешь, тварь такая! Вон! Дин увернулся от полетевшей-таки в его направлении ложки и быстро выскочил из дома, перепрыгнув через три ступеньки полуразвалившегося крыльца. - Господи, бешеная... и как Сэм находил с ними общий язык... - пробормотал он сам себе, поспешно удаляясь от вагончика, пока соседи не повылезали из своих домов, чтобы поглазеть на очередной семейный скандал. Но улицы оставались пусты, будто всем действительно было на все наплевать. Жаль, толком информации не удалось никакой получить. Допрос прошел крайне неудачно и, кроме того, что Савински был знатным выпивохой, ничего узнать не удалось. И зачем только папа его сюда послал? С такими родственниками даже смысла не было ввязываться в допросы. Может, хоть у рейнджеров будет что-то полезное и отец не вернется и оттуда с пустыми руками. Потому что выносить звереющего в разочаровании Джона Винчестера ему не хотелось ни капельки. Вопреки ужасающему внутреннему убранству дома и еще более ужасающей личности хозяйки, кое-что оттуда все же пробралось к Дину в сознание, и теперь он только и мог, что думать об этом. Чертовы бобы... Это как надо проголодаться? Хотя... при правильном подходе даже консервированные бобы могли стать настоящим пиром. Как тогда, когда они торчали с Сэмом неделю в том Техасском городишке, и, чтобы кормить мелкого, пришлось изгаляться и придумывать истории о том, как бобы были любимейшим блюдом у настоящих ковбоев. Дин, конечно же, черпал свои знания о быте ковбоев исключительно из кино, но Сэмми тогда был слишком маленьким, чтобы ловить его на вранье или незнании истории собственной страны. Каждое слово старшего брата он ловил с раскрытым ртом и принимал за чистейшую истину. Поэтому у них были одна консервная банка бобов на двоих, разогретая на печке, индейский вигвам из стульев и покрывал и настоящее детское счастье в воображаемых приключениях. Чего еще можно было желать тогда. А сейчас... Дойдя почти до самого перекрестка, Дин остановился прямо перед баром и уставился в манящий полумрак за стеклами широких, почти витринных, окон. Он был согласен даже на бобы, плюс бутылочку холодного пива или чего покрепче, пока не видит Джон - на охоте не пить, Дин! От тебя жизни зависят, - и он почувствовал бы себя почти человеком. К тому же, где еще, как не в баре, можно было раздобыть информацию о местном пьянице? Но только он поднял ногу, чтобы сойти с тротуара и перейти дорогу к бару, как перед ним резко остановился черный грузовик и из открытого окна на него сердито уставился отец. - Садись, - коротко приказал он охрипшим голосом, и Дин понял, что встреча с рейнджерами прошла не так радужно, как им хотелось бы. Черт... прощайте, обед и пиво. Ему ничего не осталось, как запрыгнуть на пассажирское сидение и затаиться в ожидании подходящего момента, когда свирепый Джон не сорвется на него за то, что у него там происходило с местными лесниками. Главное выждать... *** Ждать пришлось недолго, минут двадцать, не больше. Но постепенно руки отца, сжимавшие руль, немного расслабились, и к побелевшим костяшкам прилила кровь. Он перестал сердито сопеть, даже того не замечая, и работать челюстными мышцами, до скрипа сжимая зубы. Что бы там ни произошло, отец накрутил очередной виток на свое и без того дурное настроение. - Чертовы идиоты... - высказался первым Джон, пока Дин придумывал, как бы начать разговор. Дин, "увлеченно" разглядывающий елки за окном, повернулся к отцу с готовностью выслушать всю его раздраженно-гневную тираду о некомпетентности и твердолобости местных властей, не видящих ничего у себя даже под носом. - Что? - осторожно спросил Дин. - Они просто сидят на своих задницах и продолжают считать жертвы. Кретины. Сколько человек уже погибло, а они только и могут, что развести руками и сказать, что "снаряжали несколько отрядов на поиски волка-людоеда, но вы же знаете, они все под охраной как исчезающий вид..." - Савински сказала то же самое, - кивнул Дин, - что поисками никто не занимается и что они волка даже убить не могут из-за охраняющего его закона. Джон, казалось, вернулся из далеких собственных мыслей, выходя на голос старшего сына. - Им сначала его найти надо, а оторвать эти задницы от кресел, то еще испытание. Что еще она сказала? - Практически ничего, только поливала собственного брата оскорблениями. Да обмолвилась, что тот пил беспробудно. Я думаю, стоило заглянуть в тот бар, наверняка его там знали получше, чем его сестра. - Все равно это нам ничего не дало бы... - покачал головой Джон, вздыхая и словно выпуская немного пара из своей системы, чтобы не рвануло, не дай бог. - Придется вернуться к тому, с чего начали, к библиотеке. Либо мы здесь что-то упускаем, либо... Продолжение так и осталось висеть в воздухе, потому что оба и так знали его. Либо ничего и нет. Признать, что охота загнала их в настоящий тупик и проявила всю их некомпетентность как охотников, не мог ни Джон, ни Дин. Рано, конечно, было делать такие выводы, но Дин чертовски устал, а отец вел себя так, будто он уже в самом конце искрящегося фитиля, и ничего хорошего, после того как он догорит, лучше не ждать. Очень хотелось в отпуск... первый раз в жизни. Куда-нибудь в Калифорнию... Потому что силы, которые столько времени двигали его, кажется, тоже подходили к концу, а заряжаться, как бы это глупо ни звучало, Дину было уже неоткуда и не от кого. Его единственный источник солнечной энергии подрумянивался где-то там, на калифорнийских пляжах, или спал в обнимку с книжками в громадной университетской библиотеке. Даже последние крохи - телефонные звонки - редели и блекли в последнее время, будто между ними, как и вокруг, наступала осень, и все медленно иссыхало и слабело со временем, чтобы в один прекрасный момент окончательно отмереть. Напряжение хоть и спало с критической отметки, но все же осталось. И как только они добрались до мотеля, Джон, едва бросив сумку возле стола и пройдясь несколько раз по комнате, словно запертый в клетке лев, молча ушел. Дин остался сидеть за столом, куда уселся сразу по прибытии, почти безразлично глядя на закрывшуюся дверь. Сейчас было мало мест, куда мог отправиться отец, и Дин явно не был там сейчас нужен. Как бы отец с ним ни обращался, но свои собственные проблемы он предпочитал решать самостоятельно, не втягивая в это ни одного из своих сыновей. Такая у него была натура. Уйти, закрыться, запереться, выстроить стены до небес, которые невозможно было пробить. А Дин лучше всего на свете знал, когда нужно было дать отцу время и место, чтобы развернуться и разобраться с самим собой. Может, оно и к лучшему. Выпустит немного пар. Аппетит куда-то пропал, даже несмотря на то, что пустота в желудке уже начинала подозрительно шевелиться, образовывая то ли вакуум, то ли черные мини-дыры. Но мысли о еде покинули его голову и возвращаться пока не собирались. Он сел, подперев обеими руками голову и уставившись в бумаги на столе у себя под локтями. Всегда самым лучшим средством отвлечь себя была охота. И у него, и у отца. У всех, кроме Сэма. Но Сэм - это совсем другая история, которая теперь писалась на другой бумаге - на жемчужно-белой чистой глади, а не на залитой кофе и кровью старой газете. Сложнее всего было Дину в те моменты, когда он терял свою цель, свое предназначение, и в данный момент ничего не было большей целью, чем поиск кровожадного монстра, убивающего людей. Почти заставляя себя, он оторвал от лица одну руку, разложил веером стопку осточертевших отчетов. Как мало информации и как много смерти. Ненормально это. Не должно быть так. И странно, что простые люди, а тем более власти, так слабо на это реагировали. Должна же быть этому какая-то причина. Во всех шести отчетах картина была близка - между временем нанесения ран и временем смерти проходило от нескольких часов до нескольких дней. Ни одна рана не принесла мгновенной смерти, не было ни вырванных сердец, ни перегрызенного горла, да даже оторванных конечностей, чем частенько грешили некоторые виды тварей с пристрастием брать еду с собой на вынос. Укусы и рваные раны, которых было бы достаточно, чтобы истечь кровью или умереть от шока, но отчего-то жертвы не обращались за помощью, не пытались связаться с кем-то, а просто исчезали в неизвестном направлении. Дин распрямился и взял со стола распечатанную ранее стопку газетных статей о более старых смертях. Медленно перелистал их и задумался. Какого черта? Ни одна жертва, вне зависимости от того, где она была обнаружена, даже если чуть ли не у самого своего дома, не искала помощи. Они не звонили «911» или близким, не пытались перевязать свои ранения и как-то остановить кровь. Если это не было странным, то Дин уже не знал, что могло бы. Может, все дело было вовсе не в животном или монстре, может, все дело было в людях? Массовый психоз и галлюцинации? Что-то повлияло на их инстинкт самосохранения так, что они даже не пытались выжить? Или он притягивает факты за уши? Отчего-то вновь в мыслях всплыл разговор с сестрой Савински. Судя по тому, как представала перед ним жизнь бедняги Джозефа, у того просто не было повода возвращаться. У него больше не было никого живых из всей его семьи, кроме сестры. Жены и детей не было. Но как показывала практика, банальное желание жить всегда побеждало даже в самых запущенных случаях, и люди шли на невероятные ухищрения, чтобы остаться на этом свете. Видимо, у Джозефа был повод этого не делать. Хотя... суицидом тут и не пахло. Действительно белая горячка? И если это только его частный случай, что же с остальными? Дин развернул статьи и начал их перечитывать одну за другой в поисках ранее незамеченных деталей. Должно быть что-то еще. То, что он и отец упустили. Дин - по причине невнимательности, Джон, скорее, от того, что мысли его сейчас были очень глубоко в другом месте. Теперь даже предложение вернуться в библиотеку не казалось таким уж ужасающим и бессмысленным. Если папа не может сейчас быть на коне во всей красе и работать на все сто - второе ноября уже почти на носу, - то значит, Дин, как всегда, подхватит его там, где будет необходимо. Подопрет, подстрахует, заменит. Как всегда. В общем-то это и есть его роль. *** За окном уже очень давно стемнело, но едва ли Дин заметил это. Не заметил он и мелкие капли дождя, сползающие по тонкому стеклу за полуприкрытыми занавесками. Этого движения было слишком мало, чтобы привлечь его внимание. Его интересовало только одно, намного более заметное движение, которое он со стопроцентной вероятностью уловит боковым зрением, как только качающаяся фигура найдет свой путь домой. Черт... слово-то какое... "домой". Иногда оно предательски проскальзывало в словах или мыслях. Наверное, по старой привычке. Но после ухода Сэма оно потеряло свой смысл, и порой Дин задумывался, только ли для него самого или, может быть, и для отца тоже. Чувствовал ли теперь отец свое возвращение "домой", как бывало раньше? Был ли где-то для отца "дом", кроме того обгоревшего дома, который выжег из их жизни все нормальное двадцать лет назад. Скорее всего, нет... И от мыслей таких лишь сильнее сожаления и обиды сжимали грудь, мешая вздохнуть. Слишком много всего на них навалилось, с чем следовало давно разобраться. Слишком много того, о чем следовало поговорить и снять невыносимое давление с души. Но... это Сэм у них в семье занимался всей этой облегчительно-успокоительной болтовней. Как минимум с Дином. Они же с отцом вдвоем, следуя негласному правилу настоящих-мужиков-Винчестеров, держали все в себе до момента какого-нибудь разрушительного прорыва. Отчеты уже успели истрепаться в уголках, статьи давно перемешались, как и теории в голове Дина. Так не хватало системы. Той самой, что в голове Сэма рождалась сама собой, а для Дина была чем-то выстраданным, потому что он всегда был человеком реакций, а не размышлений. Сначала стреляй, потом задавай вопросы. Возможно, именно сейчас не хватало нужных вопросов, чтобы начали находиться ответы. Затертый по бокам от не самой легкой жизни мобильный телефон самым наглым и дразнящим образом лежал на краю стола, прижимая собой два смятых листа бумаги. Он ведь мог позвонить Сэму... сколько сейчас времени в Калифорнии? Уже утро? Свежий взгляд брата, его способность замечать детали, анализировать... Рука сама собой сжалась на корпусе телефона. Но что сказать ему? Попросить помощи? И как это все объяснить? Как ответить на язвительный вопрос "а где отец?", который Сэм не упустит шанса задать. Вечно ему нужен только повод, чтобы обвинить отца во всех грехах, не вдаваясь в подробности или мотивы поступков Джона. А выслушивать весь этот яд у Дина не было ни малейших сил. Не было сил и не сорваться нечаянно на Сэма самому после второй или третьей реплики на эту тему. Из-за этого они почти никогда не говорили об отце, и тем более Дин не собирался рассказывать, что давно охотится самостоятельно, а Джон где-то занимается своими собственными делами. Такое Сэм не спустил бы просто так, сразу обвинив отца в безразличном отношении к собственному сыну, которого он бросает на опасные одиночные охоты. И Сэма не волновали бы подробности... Дин разжал пальцы, отпуская телефон. Но они так давно не разговаривали. Пусть это был бы очередной неловкий разговор, вроде "как поживаешь, все хорошо, и у меня" наполненный недосказанностями, враньем и нежеланием знать на самом деле правды. Дин не желал знать, как Сэм абсолютно не скучает по нему, наслаждается жизнью и все еще ненавидит отца, а Сэм не хотел слышать ни одной мельчайшей подробности о том, как на самом деле все дерьмово у оставшихся двух Винчестеров и какая тварь едва не откусила им головы в прошлый раз. Будто затыкая уши и не слушая, можно было что-то изменить. Спрятаться, закрыв глаза. Неприятное ощущение не покидало его последние месяцы, может, даже полгода. О том, что он сам себя обманывает, пытаясь сделать вид, что что-то все еще может наладиться в их разрушенных с Сэмом отношениях. Что все это не самообман, и, не принимая образ жизни другого, не соглашаясь с ним на фундаментальном уровне, можно все еще что-то выжать. Дин закрыл лицо руками, пытаясь выкинуть из головы мысли о брате и чертовом телефоне, который исчез из вида, скрывшись за его плотно сжатыми пальцами. И, конечно же, в этот самый момент во входную дверь что-то громко ударило с внешней стороны. От глухого стука Дин подскочил на месте. Словно кто-то кулаком впечатал хороший удар в тонкую преграду. Секунда приглушенной возни, затем скрипнула и повернулась дверная ручка. Дин встал на ноги и прямой наводкой направился к двери. Он не дошел всего полшага, как она распахнулась, и темная фигура, освещенная со спины уличным фонарем, образовалась в дверях и привалилась тяжело к косяку. - Ты не запер дверь, - голос Джона был хриплым и высушенным, но с нотками раздражения и разочарования. Очень заметно пьяным. Дин не дрогнул - привычно. Не первый раз отец отчитывал его и не последний. Он выпрямился, готовясь принять на себя скоро последующий "удар" в полный рост и не отводя глаза. Так было нужно. - Я ждал тебя, - ответил он. Джон саркастично хмыкнул с отчетливой ноткой горечи, качнулся немного и оттолкнулся от двери. Сделал пару неустойчивых шагов в сторону стола, едва скользнув по сыну потемневшим нетрезвым взглядом из-под полуопущенных век. Он всегда выглядел намного более устрашающим и опасным, когда был в сильном подпитии. Должно быть, это часто помогало ему побеждать в барных разборках, даже не начиная их. Дин едва удержался от того, чтобы сложить руки на груди. Не стоило вызывать огонь на себя от простого желания вывалить на отца все свое разочарование. Он ведь все равно не ждал ничего иного сегодня вечером. Джон как раз достиг той критической точки, когда без вспомогательных средств он не смог снять напряжение. И мешать ему в этом было бы самой глупой затеей. Тяжело ступая, отец прошел мимо Дина и остановился перед столом, глядя на что-то лежащее на нем. Дин прошел к входной двери и осторожно запер ее, стараясь не шуметь лишний раз. Развернулся, чтобы увидеть спину Джона, его сгорбленные плечи и опущенную голову. Облокотившись сжатым кулаком в стол, тот почти не качался. Иногда было лучше не трогать его вообще. Тогда все могло пройти тихо и мирно, пока... - Ты должен прекратить это, - вдруг резко сказал отец немного заплетающимся языком и стукнул кулаком по столу. Дин нахмурился, теряясь в догадках, что же он должен прекратить на этот раз. - Прекратить что? - Ты думаешь, что я ничего не замечаю... - Джон сделал пол-оборота в его сторону, - все это время. - Что... - Дин запнулся. Стоило ли ему действительно это узнавать, когда отец в таком виде? Джон покачал головой, кривая улыбка вспыхнула на его лице. Горькая какая-то, жестокая... - Это ничего не изменит... а ты... не хочешь униматься, - чуть повысил он голос, раздраженный тем, что сын, очевидно, не понимает его. Дин сделал шаг в его сторону, но Джон развернулся полностью, держа во второй руке мобильный телефон Дина. Осознание накатило на него горячей волной снизу вверх, и Дин подумал, что сейчас захлебнется от невыносимого жара, с одной лишь крошечной надеждой, что отец говорит совсем не о том, чего он так боялся все "это время". - Ты не вернешь его! - громче прикрикнул Джон, и Дин вздрогнул, как от пощечины. - Я не... - он покачал головой, точно уже не зная, что именно он собрался отрицать. Что звонил Сэму? Что не собирался возвращать его? Что не желал этого всем сердцем? Это все было бы неправдой, а отец видел его насквозь и не упустил бы ни одной детали. - Он сделал свой выбор! - Джон снова качнулся, отталкиваясь от стола. - Он бросил нас! Он... - сглотнул тяжелый ком в горле, и Дину отчего-то захотелось зажать уши или выбежать из номера, лишь бы не слышать, что тот скажет дальше, но он так и остался стоять, как вкопанный, лишь глубоко задышав и сжав пальцы в кулак. - Он предал все, чем мы занимались всю жизнь... все... что мы делали... нашу работу... нашу цель... - с каким-то горьким отчаяньем в голосе проговорил Джон. Потом вдруг снова его взгляд зажегся. - Он предал нас! А ты... Дин напрягся, чтобы принять удар, от которого, он не был уверен, сможет устоять неподвижно. Прикусил язык. - А ты все это время звонишь ему... тащишься за ним как брошенная баба... как пес... - прорычал Джон. На лице промелькнуло что-то, что Дину показалось почти отвращением, но смешанным с неверием в этот самый простой факт. Что Дин вот так... тоже все это время предавал его, разговаривая с восставшим братом за его спиной. В глазах читались боль от предательства, гнев от непослушания... и еще черт знает какие легковоспламеняющиеся эмоции. Дин покачал головой, с трудом проглатывая ответ сведенным в судороге горлом. - Ты все это время... - Джон будто не мог произнести дальше эти ядовитые слова, которые, должно быть, жгли его не меньше Дина, которому он их адресовал. И пусть он под действием большого количества выпитого алкоголя не мог сформировать свои мысли до конца, Дину не нужно было их слышать целиком, чтобы точно знать, что тот хотел сказать. Тяжело и часто дыша, Дин сделал шаг вперед, почти уверенный, что еще немного и ему будет уже нечего терять. И неважно уже, как папа мог узнать о звонках и разговорах. Что он сделает по этому поводу. - Он мой брат, - спокойно констатировал он. - Ты... - Джон снова ткнул телефоном в воздух. - Ты делаешь только хуже! - он вдруг сорвался почти на крик. - Ты даже не понимаешь, что делаешь только хуже! Выкрикнув последние слова, Джон замахнулся, и Дину стоило всей его силы воли, чтобы не увернуться от резкого жеста в его сторону. Даже если это был удар, он готов был принять его. Но удара не последовало, лишь его телефон полетел в стену за его спиной резким коротким броском и с хрустом и треском разбился там, осыпаясь кусками на пол. Дин сжал челюсти до боли, едва сдерживаясь. Джон качнулся в его сторону и поднятой рукой ухватился за футболку, сжимая ее в кулак... и замер. Всей его силы воли и выдержки едва хватило на то, чтобы не отшатнуться от отца именно в этот момент. В момент, когда на него уставились глаза с таким количеством боли, что Дин не был уверен, что это было сравнимо хоть немного с той болью, что чувствовал он сейчас. И ему пришлось снова себе напомнить о том, что это не отец сейчас говорил, что это алкоголь туманил его разум и выдавал обрывочные эмоции, которые были сильны настолько, чтобы прорваться через непробиваемые стены Джона Винчестера. Что слова, которые готовы были вырваться из уст отца, да даже сказанные им, он вряд ли бы стал говорить, даже несмотря на их и без того сложные отношения. Стоило лишь на мгновение представить себя на его месте, чтобы весь гнев и обида покинули Дина, как вода через брешь в дне. И ему стало просто невыносимо больно в очередной раз наблюдать... быть свидетелем того, как страдают его самые близкие люди и не быть в силах хоть чем-то ему помочь. Должно быть, это как-то отразилось на его лице, потому что напряженное от нахлынувших эмоций лицо отца вдруг тоже изменилось, затапливаясь на этот раз чем-то нечитаемым. Джон коротко покачал головой, разжимая руку на футболке Дина. - Не вздумай... - сказал он, указывая пальцем на грудь Дина и отшатываясь от него. - Не вздумай жалеть меня... Дин подался вперед, надвигаясь на отца и зная, что сейчас может загнать его в угол, но это ему совсем не нужно. Джон, качнувшись, споткнулся еще на шаг назад, снова покачав головой. - Ты должен не жалеть... - Я не жалею, я боюсь, - прервал его Дин, делая очередной шаг к нему и "загоняя" отца туда, куда ему на самом деле было нужно. - Да... - кивнул Джон сердито. - Ты должен меня бояться! - Я боюсь, - подтвердил Дин, словами и делом обезоруживая отца и продолжая наступать, - только не тебя... а за тебя. Лицо Джона скривилось, будто он сейчас то ли закричит, то ли заплачет от того, что Дин говорит ему совсем не то, что он ждал, а даже намного хуже, но ответить он ничего не успел, потому что точно в этот момент его ноги уперлись в край кровати. Неловко качнувшись, он потерял равновесие и совершенно неграциозно завалился на заправленную кровать сына, взмахнув руками и пытаясь ухватиться хоть за что-то, чтобы удержаться. Застонав в отчаянии от собственной беспомощности, от того, что расползшийся по его организму алкоголь сделал его ватным манекеном, которого сын смог опрокинуть даже не касаясь, отец попытался упереться руками и встать. Но Дин медленно подошел к нему и осторожно, но твердо положил ему руку на плечо, вжимая его в кровать и не позволяя подняться. - Все будет хорошо, - прошептал еле слышно Дин. Джон снова застонал, сражаясь с самим собой и сыном, и всем своим кошмаром-жизнью. - Нет... - Утром все будет намного лучше, - сам в это не веря, продолжал Дин. Ничто не будет и никогда. Но не эти слова сейчас нужны были его отцу. - Нет... - Джон закачал головой, но глаза его теряли фокус, отчаянно пытаясь удержаться открытыми и не поддаться предательству его тела. - Нет... - еле слышно прошептал он, закрываясь руками и отворачиваясь на бок, пытаясь свернуться и сжаться, исчезнуть где-то там в ядовитых волнах выпитого им дешевого виски. Дин почти уже распрямился, отрывая руку от плеча отца, как он услышал едва уловимые, заглушенными руками, слова, произнесенные обессиленным хриплым голосом: "Прости, Мэри". И вся боль вдруг переполнила его через край: своя, отцовская, мамина... Захлестнула с головой, отбирая дыхание и заставляя попятиться назад и через несколько шагов уткнуться в бок второй кровати. Так же как и отец, он потерял равновесие и тяжело сел на край старого пружинного матраса. Сил не осталось даже на то, чтобы сидеть прямо, и он согнулся практически сразу под невыносимым весом, который вжимал его плечи в землю, больше, чем кто-либо мог представить. Он уронил голову на раскрытые ладони, жаждая только одного: спрятаться куда-то очень и очень глубоко. Может быть, так же глубоко, как папа, в пучину пьяного беспамятства, но... Но он просто не мог себе этого позволить. Кто-то должен был остаться на посту. Охранять и оберегать их семью от полной и непоправимой катастрофы. Пока мог... Он замер как изваяние, почти ощущая, как каменеют его мышцы от напряжения, как каменеет его и без того едва живая изможденная душа. Как сердце сжимается в болезненном спазме, не в силах сделать новый удар. Всего этого становилось слишком много. Слишком...