Карнавал предателей

Глупо отрицать, что я хотела этого. Хотела всегда. Хотела и тогда, когда решила в день выпускного уйти с симпатичным баскетболистом, отдавшись ему и собственному отчаянию. Понимала, что никогда не буду нужна Чживону в этом смысле, зато он нужен был мне, поэтому решила тогда выбить его из себя вот таким способом. Эти фантазии девушек насчет их первого раза, что он должен быть с любимым человеком, что должен быть с тем, кому доверяешь — я болела всей этой фигнёй. Я чертовски всем этим болела. До тех пор, пока не согласилась на предложение одноклассника, оставляя в зале того самого любимого человека. После этого, конечно в шутку, но я решила, что уйду в монастырь, пока не появился Джей. Но и с ним я не смогла, и даже было стыдно себе признаться в этом, потому что он привлекал меня, но, наверное, не настолько, чтобы желать его. В итоге единственный, кого я действительно хотела во всех смыслах, всегда был — Чживон. Я не хотела хотеть его, но у меня ни черта не выходило. Как и сейчас. Только душевного спокойствия ради, я попыталась хотя бы раз оттолкнуть его, но он лишь сильнее сжал мои запястья. Страсть полностью охватывает меня, но она всё равно не даёт расслабиться. Чживон с какой-то яростью и силой целует меня и прижимает к стене. Такое чувство, будто он хочет впечатать тело под ним в кафель, будто хочет разодрать мои губы. А я, как всегда, как дура, хочу его себе. Сжимаю его кожу на спине, впиваюсь в неё ногтями, позволяю вот так грубо врываться в мой рот своим языком. Позволяю любимым рукам резко подхватить меня за ягодицы и приподнять. Снова чувствую мерзкий холод кафеля в области лопаток. Скрещиваю ноги на его пояснице и теперь сильнее ощущаю его возбуждение. Как же я хотела, чтобы он, хотя бы один раз, хотел меня так же, как я всегда хотела его. Как я ненавидела себя за то, что в глубине души всегда завидовала сестре, а потом и каждой его шлюхе. Каждой, кому он позволял прикоснуться к нему. Каждой, кому позволял вот так проводить руками по затылку, там, где я знаю — его родинка. Позволял отвечать на его страстные поцелуи. Позволял вот так издавать стон, когда он пальцами одной руки расстегивает лифчик, кидает его в сторону и теперь эти самые пальцы касаются груди. Он сжимает её. До дрожи. До боли. Наконец отстраняет меня от стены и, не прерывая поцелуя, я точно знаю, ведёт в спальню. В какой-то момент мне кажется, что губы онемели и тогда Чживон на долю секунды останавливается, чтобы кинуть меня на постель, и тут же снова грубо, с жаждой начинает целовать кожу на шее. Сколько бы раз я ни открывала глаза, всё какое-то затуманенное, я не могу разобрать реальность ли это. В его комнате тихо, темно и душно. И становится ещё жарче, когда наши стоны разлетаются по этой тишине. Внизу живота ноет от каждого его грубого прикосновения, но ведь так быть не должно. Я так хотела от него нежности. — Бобби, — тихо произношу его имя, когда холодные пальцы сильно сжимают кожу на внутренней стороне бедра, впиваясь в неё кольцами и браслетами, что он носит на правой руке. Но он не слышит меня. Языком скользит по шее, заставляя меня дрожать от удовольствия, и ещё больше возбуждаться от его горячего дыхания, но в ту же секунду ощущать боль, когда он зубами оттягивает кожу. Я сильнее притягиваю его к себе, разводя ноги и покрывая его плечи поцелуями. Бобби заставляет внезапно замереть и уткнуться носом в его шею, когда я начинаю чувствовать как холодный металл колец впивается в мою плоть. Вдыхаю родной запах, который теперь смешался с моим, и не сдерживаю громкого стона. Мой первый раз прошёл без всякого удовольствия. Просто так. Не комфортно, больно и без эмоций. А сейчас, здесь, Чживон в принципе ничего такого и не делает, просто прикосновениями пальцев заставляет разум отключиться и полностью отдаться неземному наслаждению. Доводит меня до того, что я выгибаюсь ему навстречу, скользя ногами по шелковому покрывалу. Как с цепи сорванные, мы избавляемся от остатков одежды, и я понимаю, что не справлюсь с ним, когда он так властно и грубо врывается в моё тело. Именно грубо.Так, что я вскрикиваю, закусывая губу. — Чшшш…- горячим дыханием обдаёт моё ухо и заставляет ещё сильнее чувствовать его, всего. Я тут же вспоминаю противный голос Мины: «Чживон любит пожёстче». Злость от того, что, как ни крути, его она знает лучше, переполняет меня. И каждая шлюха, которая была здесь — знает его лучше. Он больше не даёт мне издать ни звука. Впивается в мои губы, а руками сжимает бёдра, будто изначально его целью было лишь оставить там отметины. Какая-то животная страсть в нём, и я пытаюсь следовать за ней, понимая, что не могу заставить его действовать по-другому. Я тоже её чувствую, но у меня она другая. Скольжу горячими пальцами по его от пота мокрой груди, а потом упираюсь руками в плечи, давая понять, что хочу медленнее. Что я никуда не исчезну из его стальной хватки. Что его становится слишком много для меня. Морально, а теперь и физически. Я всегда тонула в нём. А сейчас, когда чувствую его руки на своём теле. Везде. Чувствую его в себе. Всего. Ощущаю, что не остается места, где бы его губы не касались. Теперь, он будто не оставляет мне вариантов вынырнуть. Каждый раз, когда я с шумом вдыхаю, мои легкие заполняет запах его кожи. Чживон, судя по всему, понимает моё желание, и его толчки становятся неспешными, становятся мягче, заставляя всё мое тело гореть. Но я всё равно ощущаю, что он делает это через силу. Он не хочет быть нежным. Наверное, мы, правда, никогда-никогда чертовски не подходили друг другу. Но весь этот голос разума заглушают хлопки от соприкосновения наших липких тел. Чживон снова толкается бёдрами. Резко. Нетерпеливо. А я принимаю все его грубоватые, но умелые и жадные ласки. Я просто принимаю его такого какой он есть. Утыкаюсь в ямочку под острой челюстью и пытаюсь сконцентрироваться на приятных ощущениях, на наслаждении, которое он приносит мне. Он — мужчина, которому я отдала душу ещё будучи школьницей, а теперь и тело. Хочется раствориться в нём. Несмотря на то, как он хреново относился ко мне в последнее время. Кажется, сейчас я готова простить ему всё. Вот сейчас, когда он вжимает меня в кровать, так, будто хочет, чтобы мы слились в одно целое. Когда внизу живота дико пульсирует и я выгибаюсь ему навстречу, а он заглушает мой стон глубоким поцелуем. Когда я содрогаюсь от оргазма и слышу хриплый стон Чживона. Он выходит из меня и я тут же ощущаю горячую жидкость на внутренней стороне своего бедра. Несмотря на свою грубость, он довёл меня до впервые в моей жизни истинного наслаждения. Я сильно впиваюсь пальцами в его мокрые плечи и утыкаюсь в них губами. Мы замираем вот так, пока приводим дыхание в порядок. Я хочу подумать о чём-то, но не выходит. Чувствую себя опустошенной. А ещё его тяжелая рука так и осталась на моей шее. — Лин, — внезапно Чживон прерывает тишину, касаясь губами мочки моего уха. Я до сих пор не могу унять дрожь в себе, а его шепот усложняет мою задачу. — Ничего не говори, пожалуйста. И он выполняет мою просьбу. Молча смотрит на меня, хоть в темноте и ничего не видно. Его тёмно-синие занавески даже уличному свету не дают войти. Я прикрываю глаза, когда он водит большим пальцем по моей шее, а потом нежно целует туда, оставляя влажный след от языка. Понимаю, что возбуждение никуда не делось. Только что он ни разу не был нежен, но от этого мне хочется его сильнее. Наконец, Бобби избавляет меня от тяжести своего тела и откидывается на подушку рядом, прижимая меня к себе. А мне лишь остаётся считать часы до того, как карета превратится в тыкву. Что-то в моей жизни идёт не так, раз я лежу на груди единственного мужчины, которого когда-либо любила, и слышу биение его сердца. А он медленно, нежно, не так, как пару минут назад, водит пальцами по моему позвоночнику. Если бы я знала, как звучит материнская колыбельная, наверное, она была бы похожа на это. Я открываю глаза в страхе, что осталась здесь слишком надолго, но снова натыкаюсь на ту же темноту. Правда теперь, из-за приоткрытого окна я могу разглядеть задумчивого Чживона, который стоит спиной, в одних боксёрах, облокотившись на подоконник, и пускает кольца дыма на улицу. Смотрю на часы, висящие напротив — четыре часа ночи. Как же мне показалось, что я проспала тут вечность? Снова смотрю на курящего Бобби: подносит сигарету к губам, затягивается, прищуриваясь, разглядывает мимо проезжающие машины, и он так увлечён этим процессом, что я решаю воспользоваться моментом. Тихо встаю и начинаю натягивать бельё. Понятия не имею как буду сваливать отсюда, но точно знаю, что должна это сделать, пока он не видит. Черт возьми, а вещи надо собирать по всей квартире. Нахожу свой лифчик прямо у входа в спальню. Кто бы мог подумать, что так бывает. Всех людей страсть накрывает вот так с головой? Когда хочу застегнуть его, чувствую знакомое прикосновение холодных пальцев. Чживон справляется раньше меня, отчего я шарахаюсь. — Далеко собралась? — спрашивает он с сигаретой в зубах. — Домой, — тут же отвечаю и поправляю бретельку. Возможно, кажется, что мне несложно смотреть на него в полумраке или разговаривать, но на самом деле всё не так. Моё лицо горит и я ничего не могу поделать с внутренним волнением. На Иана и то легче было реагировать, после моего первого опыта. — Разве твой дом не я? Вопрос заставляет моё сердце остановиться. Так умеет только Чживон. Одной фразой и прямо в душу. Без вариантов. — Давай не будем… — я не успеваю договорить, потому что он выпускает дым прямо мне в лицо. Взрослый, а такой идиот. Я начинаю кашлять, а он, улыбаясь, отходит снова к окну. Комната заполняется запахом никотина, что душит не меньше чем запах самого Чживона. — В этот раз ты спала спокойно. Не знаю с какой целью он это говорит, но ему определённо доставляет удовольствие задевать эту тему. Конечно, я спала бы спокойно, ведь причина ночных истерик крепко прижимала моё тело к себе, после того, как грубо и с моего согласия поимела меня. Мой разум просто перестал ныть о Чживоне и обрёл покой, хотя бы на одну ночь. Игнорирую его слова и иду в ванную, где оставила своё платье. Чживон тут же срывается за мной. — Ты же не думаешь, что я отпущу тебя в таком виде? Да и вообще, ночь на дворе, Лин. Я не стану вызывать тебе Хуна! — И не надо, не маленькая, сама доберусь, — покончив с платьем, я, носясь по комнатам, наконец нахожу свой телефон с сумочкой на кухне, но когда собираюсь вызвать такси, Чживон выхватывает мобильник у меня из рук. — Не замечал раньше, чтобы по ночам ты превращалась в страстную кошечку, а наутро царапала руки тем, кто пытается тебя приласкать. — Потому что раньше ты не обращал на это внимание. — Так всё дело до сих пор в этом? — он усмехается и продолжает прятать телефон за спиной. — Мы не закончили игры с моим наказанием? — Я просто хочу домой, хорошо? — А я просто хочу провести утро с тобой, хорошо? Провести утро с Чживоном. Почему это кажется таким правильным и неправильным одновременно? Почему теперь я вообще задумываюсь о правильности каждого действия? Почему я вообще до сих пор здесь? — Провести утро со мной? С чего это вдруг? С того что мы просто потрахались? Где и когда я набралась этого? Судя по выражению лица Чживона, он задаётся тем же вопросом. Он явно не ожидал, что такое будет сказано мной. Оно просто вырвалось. Вырвалось, от воспоминаний о тех девицах, которых я сама провожала взглядом. От воспоминаний о наших завтраках, которые готовила Мина, когда Чживон оставался на ночь. Боже, я понимаю, что совершенно не должна об этом думать, но моя голова сейчас лопнет. Наверное, у меня душевная травма. — Хорошо, да, прости, я был груб. Но мы не трахались, Лин! Он вздыхает и проводит руками по лицу, а потом по волосам, путая их ещё больше. Извинение, как и все предыдущие звучали так, будто он осознаёт, но вину не чувствует. В принципе, я и не виню его. Он такой, какой есть. Я хотела его таким. — Нет? А чем мы тогда занимались? — Любовью, — тихо и чётко произносит он это слово, и у меня будто в груди что-то сжимается. — Мы занимались любовью. А трахаюсь я совершенно иначе, Лин. И я вообще не понимаю, почему мы говорим на эту тему сейчас? — Потому что я не хочу ловить намёки утром, что мне нужно отсюда съебаться, — обвожу кухню руками и ловлю себя на мысли, что снова истерю. Второй раз за сегодня. — Ты слишком часто стала материться. Скажи своему ротику, что мне это не нравится, — он хватает меня за подбородок и заставляет смотреть прямо в глаза. — В твоей голове столько херни, Лин. Просто дохрена. Что? Съебаться? То есть ты приравниваешь себя к этим бабам, которых я сюда приводил? — Это ты делаешь, а не я! Скорее убираю его руку подальше, иначе я просто не выдержу и снова начну таять от прикосновений и снова захочу, чтобы он вжимал меня в шелковые подушки. Чживон закипает, по глазам вижу. Сама не понимаю что на меня нашло, но ведь это он виноват. Надо было просто отпустить меня домой. Мне необходимо было побыть одной после всего этого. — Ну просто ахуеть теперь. Прекрасно. Если бы ты для меня была такой же, всё происходило бы иначе, Лин. Показать тебе? — делает шаг вперёд, но я не осознаю насколько Бобби серьёзен, пока он резко не разворачивает меня спиной к себе. — Я бы просто нагнул тебя над этим чёртовым столом, — его рука сильно нажимает мне на поясницу, отчего всё происходит так, как он говорит. — Схватил за волосы и прижал бы к гладкой поверхности, — его пальцы надавливают на затылок, и щекой я чувствую неприятное прикосновение холодного дерева. — Прекрати, — хрипло произношу я. Меня трясёт. Я видела разного Чживона. В конце концов, это он сжимал моё горло в порыве злости, когда был пьян. Но сегодняшний Чживон меня пугает сильнее. Почему пугает? Может потому, что меня должно сейчас тошнить, но вместо этого я чувствую нарастающее возбуждение. — Я бы проигнорировал твоё «прекрати», прижался бы вот так, — чувствую как он прижимается своей плотью сзади, и как моё сердце начинает биться о поверхность стола. — Приподнял это платье, которое весь прошлый вечер сводило меня с ума, — его рука скользит по бедру и ягодице вверх, задирая ткань, — а потом, насрав на твоё разрешение… — Пожалуйста, Бобби! — скулю через ком в горле. Я не хочу, чтобы он обращался так со мной. Не хочу знать как он обращается с другими. Мне хватит того, что я видела каждый прожитый день. Может, в какой-то степени все его действия меня заводят, но обида начинает душить сильнее. Обида на него. На себя. Его удар рукой по столу рядом с моим лицом, заставляет вздрогнуть и слезы вырываются наружу. — Почему ты вечно провоцируешь меня, Лин? Почему нельзя просто принять эту ёбаную нежность, которая, да, у меня немного кривая, но я стараюсь, черт возьми! — он нависает надо мной, я чувствую его горячее дыхание в области затылка и запах сигарет. — Почему нельзя мне поверить и прекратить воевать? Ты мазохистка? Тебе нравятся такие мои стороны? Тебе нравится ругаться, драться? Хочешь, чтобы наши отношения были такими? Хочешь, мы будем просто грубо трахаться? Хочешь стать для меня Миной? Вот теперь я чувствую тошноту. Последнее заставляет меня заёрзать. Не хочу слышать о сестре. Не хочу, чтобы наши отношения были такими. Не хочу драться и ругаться. Я отрицательно качаю головой, насколько это мне позволяет его рука, застывшая в моих волосах. — Хочу…хочу, чтобы ты обнял меня своей кривой нежностью, — говорю я сквозь чёртовы слёзы, капающие по одной на поверхность стола. Когда-нибудь я научусь их сдерживать, но не сегодня. Чживон тут же отстраняется, давая мне возможность выпрямиться, и прижимает меня к себе. Рукой гладит меня по волосам, а я утыкаюсь носом в его обнаженную грудь. Господи, пусть он больше никогда не будет таким. Моей нежности хватит на нас двоих. А он пусть будет со своей — кривой.