Карнавал предателей

С каждым днем становится все холоднее. С каждым днем сердце, будто кошка, царапает меня изнутри. Я не видела Чживона неделю. Я и себя не видела неделю. На работу одеваюсь со вкусом, выбираю яркую бижутерию, в надежде, что она может скрыть ту мрачность внутри. Улыбаюсь всем сотрудникам, а Джею улыбаюсь еще ярче. После того как я получила его букет, мы встречаемся каждый день. Вечером, после работы. Мне нравится его общество. Но все равно, я не могу расслабиться полностью. В какой-то момент, мне показалось, что надо попробовать вернуться к Джею. Он был очень осторожен, нежен, аккуратен даже в словах. Он был противоположностью Чживона. Например, ненавидел карамель в кофе. Например, пальцы у него не такие холодные. Например, он не целует в шею. Например, в его глазах нет той глубины, чтобы можно было утонуть. Я пытаюсь обмануть себя, а в итоге становится лишь больней. Правда есть единственная: я не могу ухватиться за спасательный круг. Не могу. Не умею. Джей нежно обнимает меня и так же нежно целует в щеку, каждый раз, когда мы видимся. Он старается изо всех сил. Я тоже стараюсь. Даже больше чем он. — И что? Теперь ты типа с этим мистером будешь встречаться? — спрашивает Хиро, когда мы садимся с ним смотреть очередную комедию у меня дома. — Он сказал, что хочет начать все сначала. Я не отказалась, — закидываю себе в рот пару штук попкорна. Наверное, единственным человеком, с кем мне действительно спокойно и комфортно, всегда был Хиро. И будет. Он приносит душевный покой. — Ну, во всяком случае, он мне нравится куда больше твоего любимого подонка, — усмехается парень и забирается на диван. Он прав. Чживон — любимый. Подонок. Может быть. Я кажется пропустила половину фильма. Смотрела в одну точку, жалела себя. Ведь действительно, разве не жалко я выгляжу? Убиваюсь по парню сестры уже хрен знает сколько времени. Хорошо, по бывшему парню сестры. Убиваюсь и ничего не могу с этим поделать. Убежать даже толком от него не могу. И как бы я ни отвлеклась на каждодневные хлопоты, вечером я все равно мысленно возвращаюсь к нему. — Ладно, хватит, — внезапно говорит Хиро и выключает телевизор. Я удивленно смотрю на него, с чего это вдруг. — Ты же сидишь ни живая, ни мертвая. Это совсем невесело, Лин. Хиро слабо улыбается и начинает гладить меня по голове, как бездомного щенка. — Как думаешь, что мне надо сделать? — тихо спрашиваю я, хотя напрасно. Пожалуй, этот вопрос надо задать Чживону. — Думаю, тебе надо целиком сосредоточиться на своей жизни и прекратить встречаться с тем, к кому твое сердце не идет. Перестань изводить себя и, возможно, станет легче. И я понимаю, что он прав. Я извожу себя сравнениями. Мои собственные мысли причиняют мне нестерпимую боль. Все же как я с самого начала и думала, надо было поступать так. Я сама должна вылезти из этого, без чьей-либо помощи. Мое сердце само решит, когда прекращать любить. Или не прекращать вообще. *** Суббота. Вечер. Шестой день. — И все же, так было всегда, — говорит Джей, чем вырывает меня из собственных мыслей. Мы уже час сидим в уютной кафешке недалеко от моего дома и просто общаемся на разные темы. Мужчина старается стать для меня Хиро и Чживоном в одном лице. — Что именно? — Ты была со мной, но не со мной. Так было год назад, так есть и сейчас. Неужели он настолько глубоко сидит, Лин? Этот вопрос внезапно вызывает тошноту. Будто весь выпитый кофе поднимается к языку, вместе с горьким комом. Но я готова все свалить на грустную музыку доносящуюся из колонок. Джей внимательно смотрит на меня, как бы ждет что я ему отвечу. Но мне нечего сказать. Он и так знает ответ. Я пыталась обмануть нас обоих, но не вышло. — И что же мне с тобой делать, а? — мужчина горько усмехается и переводит взгляд на окно. Сегодня с утра дождь не прекращался. Плачет по моей жалкой попытке. — Отпустить, Джей, это все, что ты можешь сделать. — Я не хочу тебя отпускать, — он снова резко поворачивается ко мне и в этот момент на экране телефона высвечивается «Шофер Хун». Сердце екает в груди. Никто мне не звонил на протяжении недели. Я лишь в интернете прочла, что «Владелец сети отелей Passion готовит сюрприз». И это все что я знала о Бобби. — Не бери, — говорит Джей и перехватывает мою руку. Один звонок прошел. Он, наверное, снова напился. Второй. Из принципа хочет, чтобы забрала его я и не идет с Хуном. Третий. А вдруг с ним что-то случилось? — Прости меня, Джей, — говорю я и хватаю телефон. — Госпожа Сон, — раздается взволнованный голос Хуна и рука моя предательски начинает дрожать. Шофер сообщает, что Чживон заболел. Высокая температура и присмотреть за ним даже некому. А еще, он запретил Хуну звонить мне, но тот все равно ослушался, потому что по сути-то у Чживона никого нет. Разве что всякие бизнес партнеры. И парочка постоянных шлюх, но об этом, конечно, Хун не говорит, это я без него знаю. Понимаю, что сейчас придется уговаривать саму себя не идти туда. Но разве я могу не пойти, зная, что ему плохо? Между нами, наверное, должно быть как минимум расстояние в две тысячи километров, чтобы я смогла не сорваться. — Хорошо, я…я приеду, — неуверенно произношу и тут же ловлю недовольный взгляд Джея. Другого я и не ожидала. — И куда ты? — спрашивает он, как только я вешаю трубку и тянусь к своей сумочке. — Мне нужно идти. Прости, — но мужчина не прощает. Он резко хватает меня за руку. — Завтра я все равно тебе позвоню. Я ничего не отвечаю. Возможно, это и к лучшему. За ночь я решу что сказать Джею. А пока, я как обычно, как дурочка несусь к больному Чживону. Потому что у него никого больше нет. Потому и я больше никому не отдавала всю свою сущность. Умудряюсь промокнуть, пока добегаю из кафе до машины. Теперь и я простужусь. Хун сказал, что лекарства покупать не надо, он все поднял в квартиру, но не уверен станет ли Чживон утруждать себя, чтобы разобраться какое после чего пить. Тихо открываю дверь своим ключом. Он у меня все еще есть. И тут же слышу доносящийся из кухни звук разбившегося стекла, а потом мата. У Бобби из стекла только бутылка с карамелью, ведь остальную стеклянную посуду я давно вынесла. — Бобби? — я тут же влетаю на кухню. Права. Стоит, удерживаясь за раковину, по пояс голый, в клетчатых домашних штанах, и матерится. Вокруг лужа из карамели и осколки от коричневой бутылки. — Хун… — произносит он, явно догадываясь, что телепатическими способностями я не обладаю. — И какого хрена ты здесь? — оглядывает он меня с ног до головы, а сами слова даются ему с трудом, потому что дышать тоже тяжело, и, вообще, вид у него не из приятных. Бледный до ужаса. Я игнорирую его вопрос и, преодолев расстояние, хочу приложить руку ко лбу, но Чживон отмахивается. Хорошо. Как хочешь. — Ты ненормальный, а? — серьезно задаю этот вопрос, потому что он псих. С температурой стоять на кухне полуголым и готовить себе кофе с карамелью. Пожалуй, так может только — Ким Чживон. — Отъебись, — по слогам произносит это слово, но на меня не действует. Разве не такого Чживона я терпела те проклятые три недели? — Обязательно, но только после того, как ты наденешь теплый свитер. Ты в своем уме? — бурчу себе под нос и кидаю сумку на стул. Надо привести здесь все в порядок. — А что, я тебя в таком виде возбуждаю? — прищурившись и усмехаясь, задает он этот кретинский вопрос. — Я не пристаю к больным. Сейчас же оденься и накройся одеялом до самого носа. Вру. На самом деле Чживон всегда возбуждал каждую клеточку моего тела, разве что кроме одного-единственного случая. Но все, о чем я могу сейчас думать, это о его температуре и как я буду сбивать ее. Благо он слушается, но совершенно не видя перед собой осколков, прется вперед. — Осторожно, — выкрикиваю я и тяну его назад. Бобби шарахается, но скорее не от разбитого стекла, а от моей руки на его плече, потому что он тут же скидывает ее. — Ты что, не видишь куда идешь? — я нагибаюсь и начинаю собирать осколки с пола, но крепкая мужская рука меня резко поднимает на ноги. — Черт возьми, Лин, что ты делаешь? — злобно шипит он, а я даже пошевелиться не могу. Человек в его состоянии не должен обладать такой силой. Когда я болею, даже руку поднять бывает тяжело. Но, наверное, Чживон не человек. — Ты в тапочках, можешь пораниться, — мой голос теперь уже звучит тише, потому что дух захватывает от этой близости. От того, как цепочка на его груди поднимается и опускается потому, что он часто дышит. — Почему? Почему, черт возьми, ты не можешь относиться ко мне так же, как я к тебе? — он сильнее дергает меня на себя, а я чувствую, будто язык прилип к небу. В горле пересохло от того, как темнеют больные глаза напротив. — Потому что мы разные, — отчаяние в голосе и осколок, с которым моя рука замерла, тут же впивается мне чуть выше кисти. Я вскрикиваю и кидаю его на пол. — Твою мать, — вырывается у меня, когда кровь начинает выступать, и первой реакцией становится поднести руку ко рту, но Чживон перехватывает ее и внезапно прикасается горячими губами к порезу. Я точно заражусь. Безумием. Не иначе. Он всегда был вампиром. Высасывал из меня душу, а теперь таким способом пытается остановить кровь. Я сопротивляюсь, но костяшки на его пальцах светлеют и он сжимает мою руку сильнее, а глазами просто цепляется мне в зрачки. Я пытаюсь смотреть на что угодно, только не на него. Зачем я вообще пришла? Он чувствует себя отлично! Это я здесь единственная больная. Им. — На вкус такая же, как моя, — говорит он, облизывая губы и отпуская наконец мою руку. — Ничерта мы не разные! И это его заключение. Но наша кровь определенно разная. У него течет по венам похуизм, а у меня он сам. И я даже забываю, что мне больно. Кухня будто крутится вокруг. До меня наконец доходит, что надо сделать хотя бы что-то. Я отскакиваю и подношу руку к крану. Холодная вода смывает последние капли, хотя кровь и правда остановилась уже давно. Ким Чживон, ты всю кровь из меня высосал. Теперь это звучит вполне реально. — Дай посмотрю, — он прижимается сзади и тянется к моей руке. И я просто готова поспорить, все это он делает специально. — Не надо, все в порядке. Иди ложись! Не поворачиваюсь, хватит и того, что ощущаю жар его тела через долбанное пальто. Хватит и того, что его рука на моем плече. Чживон не возникает и удаляется из кухни, уже более осторожно переступая через осколки. Надо будет здесь все хорошенько убрать потом, у него привычка ходить босым. В комнате довольно прохладно, неудивительно, ведь даже сейчас дверь на балкон открыта настежь, отчего темно-серая занавеска будто танцует вальс. Я съеживаюсь от холодного, ноябрьского воздуха и первым делом закрываю двери. — Ты пил лекарства? — спрашиваю я, перебирая все, что купил шофер Хун и оставил на тумбочке. Я и аптечку его притащила, собираюсь лечить Чживона так, что завтра будет как новенький. — Нет, — коротко и ясно. Это что-то вроде простого упрямства. Чживон даже не смотрит в мою сторону. Лежит на одеяле в том же виде, в каком я застала его на кухне и лишь ладонью прикрывает глаза, когда я включаю ночник. Через силу он пьет каждую таблетку, которую я ему даю. Отказывается надевать свитер, потому что ему жарко. Соглашается на легкую белую футболку, а потом заставляет меня сесть рядом, притянув за руку. Я не понимаю к чему это, а он молча тянется к аптечке и достает оттуда пластырь. — Я сама… — Сама она, видите ли, — фыркает парень и кладет мою руку себе на колено. И мы снова поменялись ролями. Да, Чживон? Он с таким серьезным видом отклеивает бумажку, будто собрался тут картину рисовать. Кстати рисует он ужасно. Еще в школе старался, но никогда не получалось. Высовывает язык в процессе, а потом слегка улыбается, разглаживая пластырь большим пальцем. Мне приятно. Я не буду лгать. Очень приятно. И эта его внезапная нежность тоже приятна. Прикосновение его пальцев, вообще, всегда приятно. — Спасибо, — тихо говорю я и сбегаю на кухню прежде, чем Чживону взбредет в голову еще раз проявлять заботу. Готовлю ему чай с травами, заставляю выпить все до последней капли, а он морщится и матерится через каждый глоток. Несмотря на все лекарства, через некоторое время температура снова поднимается и приходится часто мочить тряпку в холодной воде. — Я умираю, — шепчет Чживон, прикрыв веки. Он совершенно не переносит болезнь. Единственное, что он может с легкостью перенести — это алкоголь. — Ты бредишь, — прикладываю холодную руку к его щеке и он тихо стонет. — Ты ведь останешься? — Ты ведь не хотел, чтобы я приходила, — это даже скорее не вопрос, а факт. Если бы Хун мне не позвонил, Бобби так и остался с высокой температурой лежать в холодной комнате и с разбитой бутылкой от карамельного сиропа на кухне. — Я думал, что справлюсь без тебя. Он открывает глаза, и что-то было в этой фразе. Что-то, что известно только Чживону. Что-то, что если он продолжит, просто проломит его гордость. — Нет, я останусь пока температура не спадет, но приду утром. Мне хватило того раза, когда Бобби остался у меня. Я больше не повторю эту ошибку. — Тогда ложись рядом, — слова проносятся как электрический ток. Я ведь уже лежала рядом, но тогда он был пьян. А сейчас трезв, хотя болен. Я смотрю на подушку рядом, в которую он носом утыкал каких-то девиц чуть ли не каждый день. А до этого и мою сестру. Чувствую, что меня тошнит. Чживон замечает мой взгляд и внезапно двигается на другую сторону, уступая мне свое место. Лин, назови мне хотя бы одну причину почему я должна это делать? Почему я должна взять и лечь на его место. Почему должна почувствовать его запах на подушке. Почему должна смотреть, как он молчит и улыбается. Почему должна поддаваться, когда он берет мою руку и кладет себе на горящую щеку. Почему? Потому что мне до боли в груди приятно. Приятно, вот так гладить его по щеке. — У тебя руки холодные, — говорит он, прикрывая глаза от удовольствия. — Тебе сейчас так кажется. Они всегда теплые. — А мои? — вздрагиваю, когда он касается большим пальцем моего подбородка. Каждая мышца напрягается. Он так умело мной играет. Ни один кукловод так не смог бы. — А твои всегда холодные, — не вру. Его руки всегда были холодными. Стараюсь изо всех сил сдерживать дрожь, но не получается. Не получается потому, что его прикосновения только это и вызывают. — Но ведь именно поэтому тебя всегда тянуло. Всегда. Тянуло. Поэтому. Я перестаю даже моргать. Просто замираю. И сердце тоже замирает. И палец его замирает у меня на нижней губе. Он просто сжигает меня. Я будто тоненькая свечка в его руке. Продолжает играть в свои предательские игры. А ведь я хотела услышать хотя бы: «Прости, что они всегда были холодные». Наивная. Глупая. — Ты ведь тоже умеешь меня читать? — внезапно спрашивает Чживон. Тоже. Потому что сначала меня читает он. И только потом дает право читать себя. Иногда. Я киваю. Осторожно. Так, чтобы не скинуть его руку с лица. Чтобы он продолжал проводить пальцем по моим губам. — Значит, ты ведь знаешь, что я хочу сейчас сделать? Я знаю. По глазам знаю. А еще по звуку своего бешенно бьющегося сердца знаю. — Не надо, — тихо говорю я, а он придвигается ближе. — Закрой глаза, Лин.