***
— Поттс, ты можешь делать что-то другое? — я закатила глаза, глядя на Пеппер, которая усердно делала домашнюю работу, — мисс Хилл все равно не проверяет наши тетради, а ты все тратишь время на эти ненужные вещи. — Наташа, — устало посмотрела на меня Вирджиния, — это же образование, это важно! Как ты не понимаешь? Неужели ты не старалась сюда поступить? Ты не похожа на одну из богатеньких деток, которые делают все, что угодно, зная, что отец расплатится за всех их грехи. Не думала, что ты такая, — Пеппер разочарованно взглянула на меня, как будто я вдруг стала прокаженной. Всю мою жизнь меня гнобили за то, что я сирота. Я ведь жила в детском доме, попала чудом в балетную труппу, а в учебе особых успехов не делала — все свое время посвящала танцам и изучению языков. Это породило во мне сотни комплексов, и с поступлением сюда — благослови Господь стипендию для малоимущих, — я поклялась, что в Милл Хилл никто не узнает о моем социальном положении. Все должны думать, что я — обычная девушка из обычной семьи с обычным доходом. Этакая до отвращения банальная и привычная девчонка, о прошлом которым и знать никто не хочет — казалось, идеальный план. Но сейчас Пеппер смертельно обидела меня. Она вызвала во мне гнев, который я успешно подавляла всю свою жизнь. Меня осуждали за то, что я сирота. Теперь меня осуждают за то, что они думают, что я богатая. Какой-то замкнутый круг, серьезно. — Не смей говорить о моих родителях, — я делала паузу на каждом слове, а глазами метала молнии. Блондинка удивленно взглянула на меня, явно пораженная, — ты не имеешь права говорить об этом! Ты ни имеешь ни малейшего понятия, как я сюда попала и как я расплачиваюсь за свои грехи, ясно?! — Я не хотела, Нат, — тихо и испуганно прошептала Поттс. Она выглядела искренней, — прости меня. Я не думала, что для тебя это важно. Просто я вся на нервах, — оправдывалась она, — столько новой информации и знакомых, — я молча слушала ее, громко дыша, — мы же все переживаем кризис… Мы покинули родной дом, всех людей, которые нам были близки. Для нас это стресс, мы всего лишь дети с неокрепшей психикой. Мы все по-разному переживаем одиночество. Я чрезмерно много учусь, Старк пьет, Джейн вечно зависает в своей лаборатории, Локи читает по двадцать четыре часа в сутки, а Клинт все время проводит в саду со своим луком. Именно поэтому все мы так раздражены. Так что прости, что я сорвалась. — Откуда ты все это знаешь? — я была в шоке. Пеппер говорила толковые вещи, но она была всего лишь шестнадцатилетней девчонкой. С каких пор она стала гениальным психологом? — Учу уроки, — улыбнулась она и снова углубилась в книжки. — Привет, милая, — рядом со мной уселся Брюс и легко поцеловал меня в щеку. Следом за ним пришли Тор и Бартон. — Ага, привет, милая, — ухмыльнулся Клинт, — о чем разговор? — Вирджиния кивнула им, но не произнесла ни слова. — Пеппер рассказывает мне о том, что преподает нам мисс Хилл. Психология подростков, — я многозначительно вскинула брови, и Тор с Клинтом довольно переглянулись. — О, класс, — Тор открыл бутылку воды, — мне кажется, подростковые годы — самые лучшие. Мы еще не связаны обязательствами, при этом нам уже позволяется себе вести себя по-взрослому. Мы пьем и веселимся, и при этом не платим по счетам — идеально же. — А я вот не согласен, — фыркнул Бэннер. Я вдруг отметила, что он вдруг перестал был таким привлекательным и неправильным, каким выглядел на вечеринке. Он вдруг стал добропорядочным парнем, любящим учебу, — подростковый возраст — это очень тяжелый период. Взрослые обращаются с подростками как с детьми и ждут, чтобы они вели себя как дети. Командуют ими, словно маленькими животными, а потом хотят, чтобы из них выросли нормальные взрослые. Рационально мыслящие, уверенные в себе люди. Это трудный, никчемный, нестабильный период. — Прямо уж никчемный? — рассмеялся Клинт, —, но здесь я согласен с Брюсом. Взрослые, уже давно забывшие, как были детьми, закатывают глаза, усмехаются и говорят: «Все пройдет». Как будто подростковый возраст — болезнь сродни ветрянке. О нем все вспоминают как о досадной неприятности, но совершенно забывают, насколько болезненно переживали его в свое время. — Как драматично, — протянула я, заинтересованно слушая каждого. Ура, я веду интеллектуальный разговор с умными и приятными людьми! В детском доме это было невозможно. Несколько раз меня били только за то, что я читала перед сном, —, но здесь я приму сторону Тора, прости, дорогой, — я погладила Бэннера по руке, — лично мне бы хотелось увидеть все и сразу, пока я могу сделать это не боясь того, что меня уволят за прогул. По-моему, почти все подростки хотят, чтобы наступил конец света: просто чтобы увидеть, как это будет. — А мисс Хилл сказала одну веселую вещь, — встряла Вирджиния в разговор, и мы все заинтересованно посмотрели на нее, — она сказала, что подростки ещё более жестоки, чем дети. Ещё не избавились от детской жестокости, но уже обзавелись взрослой. И ещё не научились эту взрослую жестокость скрывать. Берегитесь подростков. Они как та японская рыба, если не уметь её готовить. — О, я ел ту японскую рыбу! — обрадованно воскликнул Клинт. Мы все дружно закатили глаза.***
Наверное, если бы я пошла спать в десять вечера, как и собиралась, я бы не выпила так много текилы. Наверное, я бы просто встала следующим утром и пошла на уроки. Но увы, я выпила эту чертову текилу, я не пошла спать, и увы, я упрямо пошла в комнату Старка. В тот вечер Романофф таки агитировала меня отвлечься от уроков и выпить. Я бы и не поддалась, если бы родители не позвонили мне и не рассказали бы о том, что дело моей сестры так и остается в подвешенном состоянии. Мне стало так печально и обидно, меня так ломало от несправедливости, что я поддалась уговорам русской и норвежца. Мы сидели в нашей комнате, и пили. Просто пили. Романофф задумчиво молчала, я почти плакала, а Тор удивленно смотрел на нас: — Пеп, — как же я ненавидела Старка за то, что он дал мне это прозвище! Подонок! — ты какая-то грустная. Если бы я уже не выпила половину бутылки, я бы не совершила ошибку и не заплакала бы. Но слезы предательски потекли по щекам. — Понимаешь, я так старалась.. Уехать из дома, надеясь, что это сделает меня счастливой, — я всхлипнула. Наталья наконец-то взглянула на меня, — я знаю, я должна сейчас радоваться. Я молода. И здорова. Я в школе, куда стремилась попасть. Я жива. Я живу, дышу, и это просто чудо, как мне повезло. И тем не менее я ложусь спать, и меня гложет такое чувство, будто то, что я сделал мало, и каждое утро я встаю и думаю, что это чувство пройдет. А оно не проходит. Это делает меня эгоистичным неблагодарным уродом? — Какое чувство? — хрипло спросила Романова. — Если ты надеешься, что я сейчас выложу все свои темные тайны — ты ошибаешься, — излишне агрессивно сказала я. Когда я пила, я становилась сумасшедшим параноиком и постоянно психовала. В принципе, ничего и не поменялась даже сейчас. — Мы не надеемся, что ты все расскажешь, — пошел на попятную Тор, — просто тебе грустно. Наташе тоже. Да и мне невесело. Так что выкладывай просто одну причину. — Мне одиноко, — рассказала Наташа, шмыгая носом, — может быть, это просто минута слабости. Я уверена: о чем бы мы ни мечтали, в итоге нам всем придется завести кошек, чтобы не чувствовать себя одинокими. А я терпеть не могу кошек. Мы с Тором горько рассмеялись. — Жизненно, очень жизненно, — пробурчал он, — хочется залезть в океан и заорать о том, как тебе грустно. — Если под боком нет океана, сойдет и бассейн. Если нет бассейна, включи душ. Тогда можешь кричать, выть и рыдать сколько тебе влезет, и никто об этом не узнает, никто не услышит. Когда-нибудь этим пользовался? — иронично заметила я. Бутылка почти опустела. — Я пользовалась, — энергично закивала Наташа, тряся рыжими кудрями, — давайте поговорим о чем-нибудь другом. Когда мне грустно, так я рада болтать, хоть об чём-нибудь. Это лекарство: тотчас легче сделается, а особливо, если выскажешь всё, что лежит на сердце. — Что? — не понял Тор. — Это цитата из Достоевского, кретин, — грубо, но без злобы проворчала рыжая. — Я должна сделать что-то безумное! — категорично заявила я, ставя пустую бутылку на пол и подходя к двери. Чем я думала в тот момент? Ладно, я была пьяна, это будет моим оправданием. Чем они думали в тот момент? Зачем они согласно закивали? Почему ни Тор, ни Наташа не остановили меня? Дело было сделано. Я решительно постучала в дверь 835 комнаты, пошатываясь. Когда дверь открылась, я набросилась на парня, целуя его и гладя по черным волосам. Благо, в комнате никого не было кроме нас. Иначе бы я не пережила позора. — Вирджиния, ты пьяна, — запротестовал он, тряся меня за плечи, но я лишь отмахнулась. — Разве ты против? — хитро улыбнулась я. — В принципе, нет. Знаете, иногда наши поступки становятся отправными точками для множества событий. Прошло всего лишь три дня, каких-то семьдесят два часа, а я уже наломала дров. Мы совершаем ошибки ежедневно. Мы поддаемся себе, поддаемся собственным демонам. Ошибка на ошибке. Пусть мы просто неудачно подшутили над новыми соседями, пусть выбрали не того парня, пусть выпили лишнюю бутылку текилы. Ошибки неизбежны, но в этом-то и самое ужасное. Ошибки нельзя исправить, их можно только простить. А в нашу эпоху люди предпочитают бросать, а не прощать. Я, Вирджиния Поттс, совершила одну из главнейших ошибок своей жизни в ту ночь. И нет, я не скажу, что все закончилось хорошо. Все просто забылось.