Кукловод: Реквием по Потрошителю

Искры позднего осеннего солнца сверкали на давно истлевших в серости стенах ветхого храма, что, покинутый лжебогами, доживал свои последние деньки на холме за пределами населенной части города Осаки. Яркий свет играл бликами на засохших черных разводах иероглифов, известных лишь адептам секты. Граффити и похабные надписи нисколько не сгущали красок. И лишь треугольник, начертанный внутри круга, сохранил свой кошерный оттенок крови, будто и правда благословленный дьяволом, что покинул разрушенную обитель. — Жуть! Жуть! Жуть! — скандировал бодрый женский голос, такой же теплый, как и согревающее солнце. — И почему нужно было выбирать местом для пикника это сектантское логово! Это ни капельки не романтично! Марико вскинула руки, дурачась, якобы молясь неведанному божеству. — Ничего ты не понимаешь в романтике! Романтика не обязательно предполагает цветы и ужин при свечах! — проворчала Рейко, неся корзину с продуктами, восхищенно разглядывая полуразрушенный этаж, где когда-то приносились десятки бессмысленных жертв. — У кого-то явно серьезные проблемы с понятием романтики! — ворчливо посетовала Марико, в ужасе заиграв пальцами по воздуху, проходя мимо очередной засохшей кровавой кляксы. — Хоть ты ей скажи, Накуса! Но Сасори лениво брел у противоположной стены, не отрывая холодных глаз от символа секты Дзясина. Остановившись напротив треугольника, он дотронулся подушечками пальцев до кровавого следа. Было в этом жесте нечто меланхоличное и сокровенное. Поняв, что, кажется, она здесь единственный адекватный человек, Марико пожала плечами. — Между прочим, Токийский Потрошитель был когда-то адептом этой секты, — словно экскурсовод, Рейко самозабвенно предалась любимой теме, стеля покрывало посреди этажа. — По слухам, Хидан Дзимпачи даже оставил свой символ в квартире первых жертв! Кто знает, может, он даже кого-то заколол на этом самом месте, а потом предался известной лишь ему молитве! Рейко не заметила, что закрыла глаза, смакуя собственное повествование, но, когда открыла, застала скептически дрожащую Марико с застрявшим поперек горла бутербродом. — Вот серьезно, если твоя мечта с полицией все-таки сбудется, не удивлюсь, если ты найдешь место его захоронения, чтобы устроить на нем романтическое свидание! — проглотив застрявший ком, Марико прокашлялась. — Вот возьму и найду! — с вызовом заявила Акияма. — Одной мечты мало, будешь вот так прогуливать занятия — вылетишь на следующей же сессии! — Кто бы говорил! — Нет ничего плохого в мечтах, — спокойный и мелодичный голос прервал накалившуюся между подругами обстановку. Акасуна присел на разложенное покрывало с продуктами рядом с девушками. — Мечты имеют свойство сбываться в отличие от грез. Мечтая, человек идет к цели, претворяя её в жизнь. Грезы же так и остаются лишь нереально возведенным плодом фантазии. — Но как тогда отличить мечту от грезы? — растерялась Рей. На устах художника всплыла непривычная улыбка — мечтательная или грезящая, недоступная для чужого сердца. «Недоступная для меня», — вновь ревность кольнула сердце Рей, когда во время прогулки по храму Марико приобняла подругу за шею, шепнув на ухо: «Оставь нас с Накусой наедине». Разве Рей могла сказать нет? Она лишь безучастно согласилась на задорное предложение Марико поиграть в прятки. Переход в другую часть храма был полностью разрушен. Подняться по ветхой лестнице к крыше Рейко так и не решилась, зато заприметила доску, что самодельным мостом вела в другую часть — видимо, такие же любитель острых ощущений соорудили перекладину. Прекрасно держа равновесие, Акияма направилась уверенным шагом через узкую доску, переставляя ногу за ногой. Однако из-за хлынувшего из разрушенной стены потока ветра едва не оступилась, но её запястье перехватили, а чужая рука невесомо легла на талию. Толика страха прошлась невидимыми иголками от пяток к макушке. — Я поймал тебя, — констатировал Сасори, все еще держа Рей за запястье. Акияма вполоборота взглянула на юного художника, в чьих кофейных глазах играли блики теней и света одновременно, вызывая непривычный контраст с волосами, что под тенью то рыжели, то краснели. — Марико явно меня сейчас вторым слоем мата покрывает, — вслух выразилась Рей, на что Акасуна даже бровью не повел. — Ладно, давай двигаться дальше. Иначе… Треск. Сначала Рей показалось, что доска просто скрипнула под ногой. Но явно не предназначенный сразу для двоих путь фатально треснул в другом конце перекладины, накренив их дорожку вниз. Визг испуга вырвался из груди вместе с перехваченным дыханием. Ведь Рейко, словно сноубордист, покатилась, стоя на ногах, по горке вниз, утянув за собой и юного гения, что под столь же мимолетным детским страхом обнял Рей за талию, падая вместе с ней. Но, вопреки страху, в груди Рей загорелся адреналин азарта, и теперь крик был не испуганным, а возбужденно-веселым, словно она каталась на опасном аттракционе. Но доска полностью пришла в вертикальное положение, и двое искателей приключений неотвратимо летели к ветхому дощатому полу. Однако Акасуна успел ухватиться за выступающую доску и заодно прихватил Рейко. Акияма вцепилась в его руку как в спасательный круг, покачиваясь над полом в каких-то 4 метрах над землей. И только сейчас она поняла, что кричала лишь она. Накуса за все падение не произнес ни слова. Пол вновь приближался — видимо, рука Сасори соскользнула, и Рей зажмурила глаза. А открыла лишь тогда, когда уже лежала на чужом теле. Таком теплом и неподвижном. Грудная клетка тяжело вздымалась, когда сердце мерно билось под рукой Рей. Оно, словно запрограммированное, даже в такой ситуации оставалось спокойным как мертвое море, и лишь тяжелое дыхание Сасори свидетельствовало о том, что и он совершил тот же полет, что и Рей. Акияму бросило в краску, её тело горело от легко возбуждения, и на трясущихся от пережитого волнения руках она приподнялась, все так же находясь на Сасори. — Прости. Ты себе ничего не сломал? Надменный взгляд скользнул по девушке, что все так же беспардонно сидела на нем, держа руку на его груди. Они не отрывали друг от друга взгляда, и если Рей любовалась им, пытаясь запомнить каждый плавный изгиб его лица и шелест ресниц, то взгляд Сасори смотрел будто сквозь неё, словно ставшее прозрачным телом скрывало нечто, видимое лишь ему. Холеные аристократические пальцы дотронулись до щеки Рей, заставив рой мурашек пройтись по затылку, а дыхание спереть окончательно. — Твои глаза, — откровенным шепотом проговорил художник, смотря в ставшие в ярком освещении на мгновение ярко-голубыми глаза, — так похожи. Сасори пропустил пальцы сквозь растрепавшиеся русые локоны и поддался вперед к застывшей девушке, что так и не сдвинулась, из-за чего она ощущала его теплое дыхание и слова, что почти шептались ей в губы. В легком забвении, не отдавая себе отчета, Рейко сама наклонилась вперед к губам, что слишком пленительно находились рядом. Но кашель, донесшийся со стороны, заставил застыть. Марико кашляла в кулак, и по щеке стекла одинокая слеза, ведь рука прошла сквозь Сасори, что маревом исчез, оставив Рейко одну в заброшенном храме, скрытом в терниях лесах. Марико словно и не было. И тогда Акияма подняла глаза к зияющей в потолке дыре, откуда спускались нити Кукловода, оплетающие её тело. Рей закричала, откинув одеяло. Во влажном поту она сжала все еще включенный фонарик, в котором больше не было необходимости — в пустой комнате гулял полуденный свет. Ни Итачи, ни Минато уже не было, чему Рей была неимоверно благодарна. Она сжала бедра, почувствовав постыдную влагу и томящую тяжесть внизу живота. Пальцы скользнули под одежду, ощутив влагу на лоне. Она возбудилась, и от этой мысли желудок сжался в тугой ком. Рей зажала рот влажными пальцами. Ее тошнило от собственной реакции тела на всплывшее во сне воспоминание.

***

Порядочный кусок мяса тщательно пережевывался в брюзжащем слюной рте. Толстыми пальцами-сосисками приземистый мужичок с пивным животиком отправил в рот очередную сордельку величиной со свой большой палец. И, продолжая чавкать, наконец взглянул на сидящих напротив в его трапезной мужчин, удобно устроившихся на диване и креслах. — Спонсор ли я? — с тяжелым вздохом задал риторический вопрос мужчина. — Скорее я покровитель современного, еще совсем не оперившегося искусства. Знаете, эти милые молодые дарования с тонной таланта и вдохновения нуждаются в некоторых средствах. Хоть я и мэр города, но мне не чуждо чувство прекрасного. Фонтан слюны брызнул в сидящего напротив Тобираму. Мужчина терпеливо стер влагу рукавом, проскрипев зубами. — А где фотограф? — в бездонный рот мэра отправилась целая ножка курицы, отчего Минато прикинул, сколько вообще туда способно уместиться. — Видите ли, мы не журналисты, — подобное заявление Итачи совсем разбило сердце мэра . Он даже перестал жевать. — Мы из службы безопасности, — отчеканил Тобирама, явно упиваясь реакцией допрашиваемого. Произведя на свет нечленораздельные звуки, тучный мужчина уронил вилку, экспрессивно воскликнув: — Но я не брал взяток! Это все Цукияма! Клянусь своим циррозом печени! — Мы не по этой теме, — прервал Хаширама. — А… — вторая ножка явно послужила средством вместо успокоительного. Итачи же отметил для себя, что если это Кукловод, то его внутренний мир должен быть так же богат, как и внешний, раз ему с такой легкостью посчастливилось заманить на свой стол десять жертв. Детективы вместе с Хаширамой заявились в мэрию города Киото после встречи с подсадной уткой Сенджу, которой оказалась бойкая и энергичная молодая агентка Темари с крепким рукопожатием, которому бы позавидовал любой тяжеловес. На протяжении месяца Темари, вооруженная своей харизмой и привлекательностью, практически погрузилась в светскую жизнь прекрасной стороны города, знакомясь с представителями разных профессий, прямо или косвенно связанных с искусством. Сидя в уютном кафе, девушка протянула списки потенциальных «клиентов», возможно претендующих на роль Кукловода. — Смею дать совет первым проверить мэра Отороки. Из всех он больше походит на состоятельного ценителя прекрасного. Его средств вполне хватило бы на всю провизию, не говоря уже о том, чтобы замять все неудобные вопросы. Минато скептически разглядывал фото человека, который явно был ценителем не только искусства, но и съестных произведений. Мужчины перебирали несколько дел людей, абсолютно не связанных друг с другом, молодых и престарелых. — Умница, Темари, продолжай в том же духе, — похвалил Сенджу-старший, листая дело молодого человека в очках и фривольно накинутом вязаном шарфе. Итачи устало отбросил очередную папку, прижав к виску стакан с ледяной водой. Ему здесь не место. Сенджу бы справились прекрасно и без них, единственная их цель — вернуть Учиху обратно в свой строй, вырвав из глухого дела Мастера. И теперь вместо того, чтобы искать человека, связывающего его с собой родословной фамилией, Итачи вынужден смотреть, как ожившее воплощение чревоугодия исходит тремя потами, молясь, чтобы его не загребли за взятки. — Мы по делу Кукловода. — О, Кукловода? Это тот самый, что превращает людей в кукол? — заинтересовано закряхтел Отороки, не прекращая жевать. — Верно. Насколько нам известно, он однажды уже выставлял в вашем городе свое «произведение». — Верно, было дело. Но лишь единожды. Ну, знаете, Киото — святилище богов, историческая столица Японии. Может, убийца побоялся гнева богов и одумался, покинув наш райский уголок? «Вот уж не думаю, что Кукловод боится кары божьей». — Мы иного мнения. Есть теория, что следующая его работа будет вновь выставлена в Киото. Зубы скрипнули по зажатой ветчине, и мэр едва не перевернул стол, вспылив руками и схватившись за голову в наигранной мигрени. — Этого мне только не хватало! Но, но, может, вы ошибаетесь? И что в таком случае вы хотите от меня? Если вам нужна помощь, то все, что угодно! — Нам нужен доступ ко все камерам в городе. Особенно в общественных местах. Его цели в основном: парки, торговые центры, аллеи, иногда даже станции метро, — вмешался Итачи. — Понял! Намек понят! Ино! На хрюкающий крик прибежала белокурая девица в юбке, длиной явно соответствующей должности секретаря мэра. — Выдай этим молодым стражам порядка пропуск в архив и позвони нашему судье, пусть выдаст ордер на изъятие действующих камер. — А я смогу после этого уйти на два часа? — Иди куда хочешь, но вечером будь на месте, у меня совещание. — Девушка, — заигрывающе протянул Хаширама. — допоздна не гуляйте, на улицах сейчас орудует маньяк. Побледневшая Ино перевела растерянный взгляд на и так уже посиневшего начальника. — Это шутка, — неловко рассмеялся Минато, пытаясь разрядить и без того плачевную атмосферу. Как только детективы покинули мэрию, первым выразил мучающую его доселе мысль Намикадзе: — Я извращенец, если у меня после этого проснулся аппетит? — Я точно сутки есть не смогу, — отрезал Тобирама.

***

— Минато, что ты думаешь о поездке Рей? — вопрос вырвался сам собой, пока Итачи задумчиво очерчивал края пластикового стаканчика с благоухающим кофе, согревающим руки. Намикадзе от неожиданности вопроса едва не пролил свой кофе у автомата. Пока Хаширама с Тобирамой проводили очередной допрос проверенных Темари подозреваемых, они с Учихой решили устроить небольшую кофейную сиесту. — Ты о её вранье? — Минато облокотился о стену, лениво размешивая кофе. — Естественно, кажется странным, но, с другой стороны, на расследование ведь она не попросилась, так что не вижу причин для подозрений. Думаю, она правда приехала к сестре. — Я сомневаюсь в существовании сестры. Может, Тобирама прав и стоит её проверить? — Ну, это, наверное, уже слишком. Вдруг у неё здесь запланирована встреча с молодым человеком, и она не хочет говорить об этом? — Намикадзе задумчиво почесал щеку. — Рейко простая, рассеяная, неуклюжая, но милая девушка. В участке с ней любят поболтать в перерыве, так как её уши всегда открыты. Не думаю, что она вообще способна преследовать корыстные цели. — Может, я и правда себя просто накручиваю, — горло Итачи обожгла горькая жидкость, такая же горькая, как и сомнения.

***

Безумный хохот, рвущийся из глотки, обжег горло, но Рей не переставала смеяться как заведенная, раскинув руки на полу среди папок с делом «Потрошителя — Кукловода». Словно пытаясь снять с лица охватившее ее безумие, она спрятала его за ладонями. На груди лежало дело Акасуны Сасори. Из-за трясущегося в хохоте тела папка сползла на пол, и Рейко, перевернувшись к ней набок, словно к живому человеку, нежно провела пальцами по фотографии своего мучителя, остекленевшими глазами смотря в никуда. — Мальчик из университета искусства, так и не окончивший художественный факультет. Потерявший всех своих друзей от руки Потрошителя — Инаеси Нарико — собственной девушки. Бездомный, никому не нужный, похоронивший с детства всех близких. Так вот ты какой, безжалостный убийца. Они отняли у тебя все, и теперь отнимаешь ты? — в пустом диалоге Рейко скребла ногтями прикрепленное скрепкой фото, глаза блестели от влаги. — Вы ведь все знали о нем, не правда ли? И ничего мне не сказали. Просто водили за нос, как последнюю идиотку. Думали, что у меня проснется жалость к когда-то невинному мальчишке, пишущему картины в провонявшем ацетоном кабинете? С глухим стоном Акияма выпрямилась, запрокинув голову, смотря в пустоту белесого потолка, к которому тянулась вскинутыми руками. — Здесь! Под одним небо! Дыша одним воздухом! Может, даже за одной стеной! Рядом! Рядом! Рядом! Откачанный крик раздался за дверью номера, снятого детективам, что рыскали по городу в поисках человека, считавшегося жертвой.

***

Он звенел незримой цепью, прикованной к её жизни. Неважно где: наедине в тенях пустой квартиры, в кутерьме участка или среди лениво бредущих вдоль вереницы запечатленных в оковы рам несказанных историй ценителей прекрасного. Статная фигура в неприметном плаще оттенка вороньего крыла под стать парику, подстриженному под каре, походкой ленивой львицы лавировала меж зевак, продвигаясь к залу современного искусства. Бессмысленные геометрические фигуры — не то. Обезображенные футуристические лица — бездарность. Игры совместимого с несовместимым. Бегающий взгляд из-под затемненных очков, скрывающих лицо, словно прицел снайперской винтовки искал свою жертву, и, как только нашел, задрожал подобно дрогнувшей руке. Акияма Рейко стояла напротив работы, что стала прологом её погребальной мелодии. Бесполое существо, лелеющее оторванную руку, и подпись художника в уголке — Асори Накуса. Клокочущее сердце затрепетало так, словно она стояла напротив самого безумного гения, а не его, казалось бы, совсем безобидной работы. Вероятно, Рей простояла неприлично долго у одной картины, ведь учтивый кашель привлек её внимание, и молодой мужчина с бейджиком искусствоведа кротко поинтересовался: — Вас заинтересовала работы Асори-сана? И правда, через сеть она узнала, что в местной галерее Киото пройдет выставка современного искусства, и в списках числилось роковое имя. Акияма безмолвно приоткрыла уста, поняв, что во рту стоит скрипучий песок, не позволяющий ответить без хрипа. — Да. Эта картина. Не могли бы вы мне рассказать о ней. — У этого художника на самом деле не так много картин, зато работы западают в душу с первого взгляда. Пугающие и завораживающие одновременно. Считается, что в этой картине он пытался передать «отсутствие лица у человеческих чувств». — Отсутствие лица? — Верно, изображенное нечто не имеет ни лица, ни пола, но в том, как оно обнимет руку, можно увидеть целый вихрь эмоций из любви и боли. Словно мать обнимает почившее этот мир дитя. Акияма следила за каждой сменяющейся эмоцией искусствоведа. Видно было, что он восхищается художником сего произведения. Но он не был Кукловодом. Рейко почувствовала это сразу, по крайней мере она наивно верила в это. — Кстати, на нашей выставке есть еще одна, финальная работа. — Финальная? — плоским безжизненным голосом переспросила Рей, следуя за мужчиной к противоположной стене. С каждым шагом, ей казалось, что ноги проваливаются в зыбучие пески, само тело противилось тому, что ждало её в блеклых постельных тонах вместе с бьющим ключом голосом рассказчика. — «Осколки грез». Последняя работа перед исчезновением загадочного Асори Накусы. Одни слухи гласят, что он всего лишь ушел в творческую депрессию, другие, что пишет теперь под другим именем. Но третий вариант мне больше по душе — Накусы и вовсе не существовало. Нет, Рейко больше не слышала чужого бессмысленного голоса. Разрывающее грудную клетку отравленное страхом сердце перекрыло весь шум из какофонии присутствующих голосов. Глаза тускло мерцали как потухшие звезды. Акияма сделала шаг назад, но это не отдалило её от реальности, которую она наивно полагала, что смогла оставить позади. Тщедушное болезненное тело сломанного человека распростерлось в неестественной позе на мокром газоне среди мерцающих осколков разбитого стекла, что украшали ложе словно лепестки бесцветных роз. Из-за рикошета дождя картина словно ожила в это мгновение, лицо изображаемой размыло, но Рей знала, кому оно принадлежало. «Акияма Рейко», — произнесло подсознание голосом безумного гения, и Рейко вновь сделала шаг назад. Искусствовед развернулся, его губы все так же лениво шевелились, словно червяки, кишащие в трупе. Но Акияма не переставала отступать, все так же смотря на свой увенчанный осколками труп во влажную ночь. Она кинулась прочь, оступаясь и толкаясь, едва не сбив проходящую мимо женщину, Рей не переставала бежать от самой себя, заключенной в раме картины. Вкус холодного ветра немного отрезвил, а ноги подкосило у очередного мелькнувшего бутика. Дрожащее тело накренило в сторону, и Акияма боком прижалась к серой плитке стены, стянув очки, позволив застрявшим бусинками пота скатиться по щекам.

***

Кровавая слеза скатилась по дорожке холста, запачкав персидский ковер. Очередной мазок увенчал извивающегося в прогнивших отверстиях червя, что язвами покрывали изображенного на холсте человека, который с тщеславным блеском в глазах сейчас восседал на резном в золоте кресле. Пивной живот облегал благородный нефритовый камзол, который едва удерживали трескающиеся пуговицы. Но в отличии от картины лицо его блестело розовым румянцем вместе с плотоядной мечтательной улыбочкой. Необычная симфония из резкого смрада краски и запаха дорогих сигар вызывала невольную щекотку в легких, заставляя задерживать дыхание. Искусственный свет освещал роскошь из различных произведений-оригиналов, что украшали стены комнаты — логово истинного коллекционера. Блики теней играли на изогнутых линиях скульптур, чья участь - застыть в вечности. — Наш дорогой общий друг, что удостоил меня чести познакомиться с вами, обещал, что ваши новые документы будут готовы на следующей неделе. Холодный, но режущий взгляд оторвался от работы, устремив его из-за оправы бутафорских очков на упивающегося самодовольством мэра Киото. — Но перед этим вы ведь успеете почтить наш город вашим произведением искусства, господин Кукловод? Художник в аскетическом самозабвении продолжал выводить линию выпавшего изо рта языка, что повис подобно застрявшей в зубах сардельке. — Какое восхитительное уродство, — отрешенным голосом прокомментировал Сасори, не обращая внимание на своего натурщика. — А? — мужчина растерянно заморгал, устало поерзав задницей. — Что там? Когда я наконец-то уже увижу свой портрет? — Я сказал, что картина все еще не закончена. Но будьте уверены, весь город по достоинству оценит вашу красоту, застывшую в красках. Акасуна отбросил кисть и лениво протер испачканные руки, после чего накрыл работу шелковым саваном. — Ино! Ино! — после тщательных попыток докричаться до своей секретарши, мэр сам расстегнул камзол, наконец вдохнув полной грудью. - Чертова тупая блондинка. Просил же вернуться к вечеру. И где её только носит? Бессмысленность извергаемых слов проходила мимо Сасори. Он лишь собрал инструменты, поправил теплый вязаный шарф и у зеркала проверил, как сидит парик и не сбились ли каштановые пряди, рваной челкой спадающие к очкам. Удостоверившись, что его новое лицо в порядке, художник вернулся к сокрытой в тени картине, что сиротливо ждала своего часа, накрененная к стене. — Позвольте представить работу, что украсит ваш город. Совсем скоро она будет завершена, чтобы невежественные глаза смогли оценить её. Сасори сорвал черный флер, и глазенки мэра засверкали в ужасе восхищения, что вырвалось нечленораздельным визгом из плотно сжатых губ. — Господи! Это… это… это просто вызовет фурор! Вы прославите мой город! — Это самая масштабная работа на моих руках, понадобилось много времени и терпения, но звездный час близок, — Акусана, стоя сбоку от нового произведения, и, словно взлелеянное дитя, тешил пальцами края рамы. Мэр трясущимися от волнения руками откупорил бутылку бренди. Янтарная жидкость пролилась мимо предназначенного стакана. То ли в страхе, то ли в восхищении мужчина не мог оторвать взгляд от того, что совсем скоро украсит город, которому так не хватало приторного вкуса заморского блюда, вызывающего на языке первый порыв тошноты, но с каждым новым глотком — доселе неизведанный экстаз. — Я слышал, что сегодня у вас были гости, — приняв протянутую хрусталь с янтарным обжигающим алкоголем, Акасуна меланхолично взболтнул бренди, из-под оправы очков наблюдая за резко перекосившимся лицом. — Да, служба безопасности. По вашу душу, — видно было, что Отороки признал это с большой не охотой. — Это вызовет для меня технические проблемы. — За это можете не переживать. Все камеры будут выключены именно в тот час, когда вам понадобится. Все мои люди уже готовы и верно держат язык за зубами. Детективы же получат онлайн съемку уже приготовленных для них записей. Два совершенно не похожих друг на другу человека устроились друг напротив друга в удобных резных креслах из красной кожи. — Но почему вы решили создать именно «это»? Разве подобный расклад не противоречит вашей системе? Уголки губ мечтательно изогнулись, и в надменной манере, показывая свое превосходство и власть, Сасори пожал плечами, сделав короткий глоток. — У меня неотложные дела в Токио в этом году, поэтому вынужден идти на контрмеры. Думаю, вам это будет только на руку, господин меценат, — загаданная пауза повисла в элегическом взгляде. Заговорщический смех прогремел в хрюканье мецената, пока художник наблюдал за сгущающимися над городом сумерками, чье небо скрывало под своим оком лица, даже не подозревающие о присутствии друг друга.

***

Итачи готов был продать душу дьяволу за малый кусок из того, что они сегодня наблюдали в обеденный перерыв мэра. Первый день оказался насыщенным, но отнюдь не плодотворным. Обойти всех потенциальных «Кукловодов» не удалось просто физически — время уже перевалило за 10 часов вечера, и детективы вернулись в свою скромную обитель. Единственной целью Учихи было добрести до общей кухни, выпить чаю и упасть на свой сегодняшний футон. Но по мере приближения к кухне до него донеслось характерное шипение сковородки. И Итачи обнаружил весьма неожиданную картину: Рейко, словно заправская жена, порхала от плиты к столу, то нарезая, то размешивая, да с такой ловкостью, какой бы позавидовал титулованный повар. — Рейко? Акияма, перекинув половник через плечо, засияла заискивающей улыбкой жены, встречающей мужа. — С возвращением! Как прошел первый день? Акияма перепорхнула к столику и принялась разделывать рыбу, пока Учиха устало плюхнулся напротив за стол. — Более менее сносно. А что ты делаешь? — Я решила приготовить ужин. Что-то вроде подарка за причиненные неудобства. Мне правда стыдно за свое поведение! Но вы мне так помогли! От сестры тоже большущее спасибо. Внутри у Итачи засвербило после сегодняшних сомнений. Он до сих пор не был уверен в существовании сестры. Но Рейко говорила с такой искренностью, что трудно было по крайней мере открыто объявить о её вранье. Когда Акияма бросила на детектива мимолетный взгляд, Итачи заметил припухлость глаз и лопнувшие капилляры — следы слез. К тому же, несмотря на энергичность, лицо Рей как будто бы за день осунулось и побледнело. Отчего Итачи стало стыдно за собственные мысли, видимо, у Рей действительно были свои весомые причины для вранья. — Как прошел твой день? Сестру пристроила? — Да, тяжело было смотреть, в каком она плачевном состоянии. Но все уладится, ведь теперь у неё есть я. — Ты так близка со своими родственниками. — И да, и нет. Родители развелись, когда я была маленькой. Мама уехала, папа занимался мною. Но я решила, что сидеть на его шее некрасиво, поэтому по своему совершеннолетию начала самостоятельную жизнь, поэтому нечего удивляться, что я как мясник разделываю рыбу! Рей отвлеклась на вибрирующий телефон. Даже не вытерев руки, она быстро застрочила сообщение с непривычно серьезно-напряженным видом. — Что-то случилось? — Нет, просто отец поинтересовался, все ли со мной в порядке. — Вы с ним все равно близки, несмотря на твою самостоятельную жизнь. — Да, отец меня многому научил, — голос Рейко резко похолодел по сравнению с началом диалога, — в том числе выживанию. — Знаешь, это прекрасная черта, — Итачи и сам не заметил, как вырвались слова откровения. — Моя семья точно не сможет гордиться моим участием в ней. — О чем вы? Я уверена, что вы прекрасный сын. — Прекрасный сын, который не явился на похороны собственно отца и не может выделить свободной минуты в неделю для младшего брата. Рей прекратила мучить несчастную рыбу, подняв сожалеющий взгляд на начальника. — Извините. Соболезную насчет отца. Я не знала. — Ничего страшного. — Мертвых уже не вернуть и не попросить прощения, но живые все еще нуждаются в нас. — Не думаю, что Саске когда-нибудь сможет простить меня и впустить в свою жизнь. В этом плане, несмотря на все, Мадара всегда был лучше меня. — Ай! — внезапный вскрик Рей отрезвил Учиху, который слишком разоткровенничался, сам того не заметив. С порезанного пальца Рей прямиком на рыбу закапали красные бусинки. Итачи зажал её рану, удивившись, что её рука дрожит. — Ничего, у меня быстрая свертываемость крови, — Акияма вырвала руку и тут же зажала палец меж бледных губ, слизнув кровь. — Этот Мадара, я, кажется, слышала уже его имя в участке. Учиха ответил не сразу, оценив, может ли иметь эта информация какой-либо вес. Насколько он помнил, розыск Мадары никогда не был засекречен. — Скорее всего ты слышала его по делу Мастера. Мадара — мой двоюродный дядя и в то же время теперь, можно сказать, - белый преступник. Рей все так же с зажатым во рту пальцем не отрывала заинтересованного взгляда от начальника. — Он был следователем по делу Потрошителя. Но, как выяснилось, был соучастником Мастера. Мадара связался с Какудзу, чтобы заполучить органы для своего брата Идзуны, и ему предложили сделку с дьяволом. Орочимару поддерживал жизнь Идзуны, тем самым используя Мадару, чтобы тормозить расследование. После того, как правда раскрылась, Мадара попал в аварию — потерял управление над машиной и сорвался с моста в реку. Его тело не нашли, и сейчас он официально в розыске. Идзуну, видимо, использовали как расходный материал. Во время суматохи с поимкой Дзимпачи Хидана, а после и Инаеси Нарико, тело Идзуны пропало. Вероятнее всего, его разобрали на еще оставшиеся органы, а от тела избавились. Мне страшно представить, в каком был состоянии Мадара, когда узнал это. А я уверен, что узнал. Он был одержим своим младшим братом настолько, что ему было плевать на остальных. — У вас такая большая семья, — не совсем в тему прокомментировала Рей, явно не найдя нужных слов. — Большая, но несчастная, — горькая усмешка всплыла на устах детектива. Лицо Обито вместо кинжала пронзило сердце. Маска Мастера тенью перекрыла привычное энергичное беззаботное лицо. Итачи невольно сжал скрещенные руки, сжав губы в тонкую полоску. Тарелка с аккуратно нарезанным бутербродом легла прямо перед глазами. Итачи и не заметил, как Рей успела нарезать ему легкий перекус. Удивительно, но она так и не поинтересовалась о ходе расследования. Значит, он зря себя накручивал. — Рей, что ты можешь сказать о Кукловоде? Акияма резко отвернулась, прошествовав обратно к плите. — Ты ведь так яро бахвалилась, что можешь составить его психологический портрет. Я не против послушать твою версию в отличии от Сенджу. — Он честолюбив, — голос звучал без интереса, холодный и безразличный. — Хочет, чтобы его работы оценили по достоинству. «Это понятно и без тебя». — Он не воспринимает их как живых людей. — Что ты хочешь этим сказать? — Когда люди попадают к нему на стол, они прекращают для него существовать как одушевленные личности — просто материал, холст, уже готовый для руки Маэстро. Бездушные, истлевающие куклы. Созданные им куклы он олицетворяет с вечной жизнью, они приобретают смысл в его глазах. Он дарит им вечную жизнь. — Откуда такое предположение? Из информации о Потрошителе? Рей ответила не сразу, все так же стоя спиной, лениво размешивая варящийся суп. — От Потрошителя у него лишь расщепление личности. Инаеси Нарико разделила себя на «Нарико-жертва» и «Нарико-убийца». Жертва не могла убивать, потому что истязали её. Когда убийца не мог быть жертвой, то нес разрушение сам. Так она смогла пережить весь стресс, просто заперев его в «жертве», когда «убийца» мстил за «жертву». Думаю, с Кукловодом происходит нечто подобное. Он когда-нибудь приносил физические увечья своим жертвам? — Нет. — Значит, в нем нет таких садистских замашек, как в Хидане Дзимпачи, которому само убийство приносило удовольствие. По крайней мере, это не является его целью. Возможно, он перекладывает ответственность за их смерть на кого-то другого. Возможно, на второго «Кукловода», — и, развернувшись, Рейко сверкнула наивно-ребяческой улыбкой. — Но это просто мои предположения. Ну-с, зовите остальных. Ужин готов.