Кукловод: Реквием по Потрошителю

Игристое вино искрилось водопадом по пирамиде из бокалов, один из которых подхватил детектив Учиха, учтиво кивнув очередному знакомому коллеге, что тоже выдержанно склонил голову в знак приветствия. Наполненная ярким светом зала вмещала в себя высший эшелон власти и правопорядка города Токио, сливки которого не переставали сверкать бриллиантами, роскошными вечерними платьями и вычурными смокингами, словно пытаясь затмить сам свет. К слову, такой же искусственный. Светский раут не так давно вошел в некую привычку владельца замка, скромно окрещенного виновником торжества загородным поместьем, пускай и построенным одним богатым португальцем, ввозившим импортные продукты в Японию в далеком 16 веке, пока Тоётоми Хидэёси* не закрыл страну от варваров. Готическое и мрачное снаружи, корнями уходящее в трудно преодолимые горы над Токийском заливом, но зато роскошное и светлое внутри. На плечи Итачи свалили сие приглашение, так как он, к своему удивлению, оказался знаменитой фигурой не только как один из клана Учиха, но и как прославившийся детектив, «раскрывший» дело Потрошителя. А теперь еще и непосредственно связанный с делом Кукловода. Любопытные сливки общества уже не раз пытались как бы невзначай поинтересоваться не только засекреченным делом Мастера, но и таинственным Кукловодом, что устроил небольшой кукольный ад совсем недавно в Киото. На что Итачи искусно уходил от ответов, выворачиваясь и лавируя между фуршетными столиками. В конечном итоге преследовал он совсем иную цель. Приглашений всегда было два, и одно положено вручать даме, что Учиха и сделал, когда Рейко, все такая же рассеянная, но сдержанно приветливая, недавно вышла на работу. — Я подумал, что будет проще пойти уже со своей привычной невестой, чем идти с новой, — непринужденно заявил Итачи, всучив ей приглашение. На что Акияма округлила глаза, недоуменно уставившись на приглашение окружного судьи Данзо Шимуры, но возразить не успела — Итачи уже умчался. Цель была одна единственная: в неформальной обстановке разговорить Рейко во что бы то ни стало. Однако среди шумной сутолоки и напыщенных манер это оказалась не так просто. Акияма просто-напросто затерялась среди толпы, пока Итачи из вежливости перекидывался парой слов со всеми встретившимися коллегами. Больше часа он выслеживал её в толпе, и вот знакомое черное платье в пол, открывающее обнаженные плечи, мелькнуло в поле зрения. Итачи остановил её, схватив за предплечье, едва задев длинную перчатку. Рейко натянула извиняющуюся улыбку, показав белые зубы на фоне алой помады. — Ой, я вас везде ищу! — по крайней мере, Акияма выглядела запыхавшейся, даже пара прядей выбилась из поднятых в ракушку волос. Итачи заправил их за ухо своей спутницы. — Рейко, ты ведь не будешь против, если я угощу тебя шампанским? — он почти ненавязчиво приобнял её за талию, прихватив пару бокалов, один из которых передал ей, и направился в сторону балкона. Акияма растеряно выглянула из-за плеча, устремив взгляд в сторону лестницы, устланной красным ковром, и будто хотела что-то возразить, но её уже провели через порог балкона. — Здесь так мило и непривычно, все эти судьи, адвокаты, прокуроры. — Щебечущую Рейко остановили у балюстрады, откуда открывался дивный вид на вечерний пейзаж: лес, покрытый легкой сизой дымкой тумана, в воздухе витала свежесть, разносимая легким, но уже холодным ветерком. Прошло больше месяца с расследования в Киото. Ноябрь давал о себе знать мурашками на обнаженных плечах. Итачи скользнул взглядом по подчиненной. Впервые он видел её в подобной неформальной обстановке, не считая отеля, но там она скорее выглядела больше по-домашнему. Сейчас черное платье обтягивало все изгибы молодого тела, а до этого теряющиеся на бледном лице серые глаза мерцали в темных рамках подводки, а губы тянулись в красной улыбке. Он качнул головой, пытаясь прогнать легкое наваждение, и, медленно приближаясь, проговорил: — Я бы хотел с тобой переговорить по поводу одного человека, — Итачи остановился почти вплотную, не разрывая зрительного контакта, словно набросил невидимые нити. Акияма повела плечами, его теплое дыхание обожгло на фоне колющего холода. Итачи уже приоткрыл губы, чтобы произнести имя, знакомое им двоим, но в открытых дверях его окликнул мужской грубый бас: — Неужели это молодой Учиха? Отпрыск Учихи Фугаку? Итачи обернулся, стоящий в дверях мужчина был ему не знаком. Экстравагантные длинные светлые волосы смотрелись непривычно на фоне делового серебристо-серого костюма. Мужчина, лениво взбалтывая бренди в пузатом бокале, прошел к притаившейся парочке. — Верно, а вы… — Мы не знакомы, но зато я прекрасно наслышан о вас, точнее о вашем расследовании Потрошения, — и протянул руку — Ханзо. Бывший министр культуры, нынче занимаюсь благотворительностью. Акияма скользнула взглядом по мужчинам и бесшумным кошачьим шагом направилась на выход. Итачи, заметив её манипуляции, попытался окликнуть, но девушка уже исчезла, испарившись тенью, мелькнувшей на стене. Поверженный своей первой неудавшейся попыткой Итачи нехотя пожал руку, но Ханзо явно не собирался останавливаться лишь на одном знакомстве. — Так же я наслышан о вашей поездке в Киото. Вы ведете дело Кукловода, не так ли? — уже десятая, если не одиннадцатая фраза за этот вечер. — Не совсем так, я оказывал содействие, но безуспешно, поэтому вернулся на свое место. — Конечно, — понимающе кивнул Ханзо. — И что же вы думаете о работах Кукловода? А вот этот вопрос был столь неожиданным, что Итачи показалось, будто его ударили под дых. Он даже удивленно изогнул бровь, в немом вопросе спрашивая, не ослышался ли он. Но Ханзо терпеливо ожидал ответа. — Что можно думать о жестоких и бессмысленных убийствах? — В мире есть куда более жестокие вещи, не имеющие никакого смысла, — тень скользнула на саркастической улыбке, в то время как в глазах Ханзо играла легкая тоска. — Убийства, совершающиеся на почве мести, ревности, во имя религии, или же… — Ханзо сделал интригующую паузу, разведя руками, — из потехи, ради собственного удовольствия. Просто так. Вы так не думаете? Итачи скривил до этого терпеливую улыбку, удивленно вздернув бровями. Интересно, разглагольствовал бы о том же этот напыщенный филантроп, побудь он в сгоревшем коттедже мэра. — Я думаю, что никакое убийство не имеет оправдания, во имя чего бы оно не совершалось. — Верно. Но если посмотреть на его работы не с точки зрения убийства, а с точки зрения искусства. Как говорил Андре Моруа: «Художник — лжец, но искусство — правда». Возможно, в самих его работах смысла куда больше, чем в самих убийствах. Что-то, что он пытается до нас донести. Вы ведь знаете распространенную теорию криминологии о подсознательных мотивах преступниках? — О том, что преступник подсознательно желает, чтобы его поймали и подвергли наказанию. — Именно, а если он хочет, чтобы его не только поймали, но перед этим и поняли. Какая-то своя история, правда, которую одними словами не донести. — И какая же правда, по-вашему мнению, таится в бабочках, зашитых в пустых глазницах? — Человек не видит, потому что в глаза ему попал сор. Змея же в странах трактуется по-разному, начиная от воскрешения, заканчивая смертью. Нечто, замкнувшееся в круговороте событий. — Интересно, думаю, вы бы могли написать книгу о его работах. Она бы вызвала фурор, — Итачи отпил шампанского, уже желая отправиться обратно в залу. — Боюсь, что вашу идею с книгой уже украли. Подобную вещь уже выпустили три месяца назад. Учиха подавился, сдержано постучав по груди. Мир и правда сошел с ума, люди, словно обезумевшие лемминги, неслись на край обрыва в порыве группового самоубийства. — Что же, — подвел итог Итачи, приподняв бокал словно в знак тоста, — Произведение автора получает свою собственную душу и обретает самостоятельную жизнь и смысл, словно оперившееся дитя. Но только после его смерти. — И мы все будем надеяться, что в скорой, — кивнул Ханзо. — Поймайте его. А время, как лучший критик, покажет гений он или безумец. А пока я буду молиться всем существующим Богам, чтобы его поймали. — Ханзо поспешно удалился. — Your cruel device Your blood like ice One look could kill My pain, your thrill Бокал едва не выскользнул из дрогнувших пальцев. Итачи поднял взгляд к развевающимся от сквозняка гардинам в зале, откуда доносилась игра фортепиано с поглотившим пространство мелодичным, но точеным голосом. Он медленно приближался к налитому светом помещению, а строчки, так режущие воспоминания, не прекращали литься неприкрытой болью: I want to love you, but I better not touch (Donʼt touch) I want to hold you but my senses tell me to stop I want to kiss you but I want it too much Черные иероглифы будто вновь размыло пятном на наспех написанном листе бумаги. Вокруг фортепиано в конце залы сомкнулся круг ценителей прекрасного, что, застыв, трепетали и впитывали голос, словно смаковали изысканное вино в граненом хрустале. Итачи пробился сквозь сцепленный круг и замер. Пальцы Рейко порхали по клавишам, словно бабочки над пыльцой цветов. А уста не прекращали то смыкаться, то открывать белые зубы. I want to taste you but your lips are venomous poison Youʼre poison runnin' thru my veins Youʼre poison, I donʼt want to break these chains Тайное послание, оставленное вместо бумаги на теле Акиямы Рейко, сплелось в стихотворные строфы зарубежной композиции, которую она пела так самозабвенно, словно та была историей её жизни. Играемая отчаянная мелодия под стуком костяшек пальцев — реквием о потерянном, но все еще хранимом в сердце яде… Боли. I hear you calling and itʼs needles and pins I want to hurt you just to hear you screaming my name Donʼt want to touch you but youʼre under my skin (Deep in) I want to kiss you but your lips are venomous poison Youʼre poison runnin' thru my veins Youʼre poison, I donʼt want to break these chains Почему? Почему ты поешь именно эту песню, Рейко? Пальцы забили последними октавами вместе с низкими нотками, так непривычно звучащими в доселе в ее высоком и даже простом голосе, но сейчас он вибрировал, пробираясь под кожу к струнам души, заставляя трепетать все тело. Итачи невольно ослабил узел галстука. Слишком душно. Его душил не только голос, но и вопросы, которые он приносил за собой. Runnin' deep inside my veins, Burnin' deep inside my veins Itʼs poison I donʼt wanna break these chains Poison.** Последний удар, будто финальный рывок бойца, оглушил зал в прокатившемся эхом голосе, что тут же смолк. Грудь Рейко тяжело поднялась, и плечи мелко задрожали. Зал взорвался сдержанными нормами приличия, но все же громкими овациями. Итачи, вырвавшись из оцепенения шокирующих знакомых строк и невероятного голоса, присоединился к заслуженным аплодисментам. Стоящая все это время у фортепиано прокурор Мэй Теруми захлопала яро и провела по плечу Акиямы. Вероятно, она и была зачинщицей представления. Но Рейко будто и не слышала оваций, она лишь на мгновение обернулась, но этого хватило, чтобы ухватить растерянный и даже наполненный страхом взгляд. Рейко подорвалась, а публика и не удерживала её. Итачи уже бросился в её сторону, но его вновь перехватили уже до тошноты приевшейся за сегодняшний вечер фразой: — А, детектив Итачи, раскрывший дело Потрошителя. Рейко исчезла во вновь расплывшейся толпе.

***

Резная двуспальная кровать недвусмысленно намекнула, что этой ночью Итачи явно разделит свое ложе не в гордом одиночестве. На вопросительный молчаливый взгляд детектива сопровождающий дворецкий лаконично объяснил, что его невеста подойдет чуть позже. Она, кажется, затерялась в лабиринтах погрузившегося во тьму замка. Итачи в замешательстве даже не смог ничего ответить, когда дверь уже закрылась, и вновь бросил тоскливый взгляд на старинную резную кровать. Вид из комнаты также выходил на туманную опушку леса, как и из залы. Небесные фонарики мерцали на расстоянии вытянутой руки, что, казалось, протянешь руку и сорвешь сокровище ночи. Уединение с Рейко могло дать преимущество для серьезного разговора, поэтому Итачи завалился на свою «супружескую» сторону с непоколебимым решением дождаться подчиненную. — Почему мне иногда кажется, что я женюсь на этой девушке, сам того не осознавая? — с житейской тоской иронизировал мысль Учиха, смотря в потолок, где танцевали тени. Тени танцевали по всему замку. Одна из них, юркая и неуловимая, гуляла легким ветерком вдоль стен, мелькала из угла в угол, совсем как ветер из окна. Рейко перемещалась по лабиринтам готического замка в полной темноте и тишине, ведь все гости давно почили в царство Морфея в выделенных им комнатах. Акияме казалось, что она сорвала джек-пот, иначе по-другому ситуацию не описать. Когда Итачи протянул ей приглашение на раут, проводимый в замке окружного судьи, сердце заклокотало с такой отдачей, что полностью заглушило все слова начальника. Она могла лишь оторопело смотреть на него, не веря в свою удачу. Замок Данзо — точка, что мигала на карте, принесенной Суйгецу месяц назад. Вот только, где искать тайный вход в Обитель Мастера, Акияма не имела понятия. До нее вообще до сих пор тяжело доходило то, что Данзо может быть как-то связан с шайкой Мастера. Не может же владелец замка не быть в курсе, что у него под боком находится пыточная камера для садистских игр? Она прошерстила все углы непосредственно на самом мероприятии и теперь водила рукой по стенам в поисках незримых выступов, стучала, но не слышала пустой полости. — Вам помочь? Рейко вскрикнула как ужаленная, прижав руки к груди, и невинно улыбнулась, круто развернувшись на каблуках. Дворецкий с усиками-завитушками, будто только что вышедший из черно-белого английского кино, наклонил к её лицу канделябр, и языки пламени осветили её полыхающее румянцем лицо. — Я, я заблудилась, — ответила та дрожавшим от волнения голосом, сверкнув глупой улыбкой. Дворецкий наморщил нос, словно ложь могла пахнуть, и, потребовав её имя, лишь чинно кивнул, попросив следовать за ним. Поиски Мастера в итоге окончились комнатой, в которой сладко спал её киотский жених. Итачи лежал на боку, вытянув руку к противоположной стороне их ложа, так что не задеть его было задачей за гранью возможного. Вероятно, он даже специально так расположился, чтобы ощутить её возвращение. Рейко поняла, что Итачи хочет привести её к некому важному для него разговору, и что-то подсказывало, что для неё он не будет ассоциироваться с приятельской беседой. Рейко только распустила прическу, освободив пучок русых волос и позволив им рассыпаться волнами, и, не раздеваясь, как и Учиха, скользнула в постель. К самому краю, как можно незаметнее, чтобы Итачи не ощутил её присутствия. Сон наступил с сомкнувшейся на глазах тьмой. Проснулся Итачи уже ближе к рассвету, лишь ощутив под пальцами теплую твердость. Рейко спала рядом на спине, повернув голову в его сторону, и совсем легкие предрассветные лучи ласкали её лицо. Пальцы сомкнулись на её боку, поймав в плен разделяющую с ним ложе девушку. Он практически обнял её во сне, но руки так и не убрал, смотря в спящее лицо. Рядом горел маленький огонек света, Итачи проморгался, скидывая пелену сна, и рука с живота Акиямы скользнула к кровати, где лежал небольшой карманный включенный фонарик. Пока Итачи пытался понять, зачем и как он здесь оказался, Акияма по-хозяйски устроилась на его плече, прильнув еще ближе, во сне жалобно простонав. Пообещав себе, что утром от разговора ей точно не уйти, Итачи убрал находку на прикроватную тумбу и тяжко вздохнул, наклонил голову набок, уткнувшись щекой в русую макушку, горько отрезвив себя мыслью: «Когда-нибудь ты сдашь эту девушку суду как укрывательницу преступника».

***

Лошадь гневно заржала из-за резко натянутых поводьев и встала на дыбы. Итачи, впервые оказавшись в седле, пытался справиться с резвым жеребцом, что норовился пуститься в пляс. Громкий перестук копыт заглушал возбужденные перед охотой голоса представителей правосудия. Собаки тревожно лаяли, скаля пасти в предвкушении крови дичи. Пурпурные сумерки рассекали небо небрежными мазками художника, что запечатлелись на нем огненно-солнечными всполохами под стать решительно настроенной атмосфере. Рейко сидела верхом на угольно-черном жеребце, что тихим шагом двигался вдоль вереницы коней. Стандартная форма, как и у всех участвующих игроков: бежевые бриджи вправлены в охотничьи ботфорты, коричневая жилетка поверх свободного хлопкового блейзера под цвет бридж, руки увенчаны крагами и уверено сжимали поводья, пробивающиеся кровавые искры солнца блестели на полированной жокейке. Она двигалась плавно, словно ступала по волнам у берега, без единого усилия с гордо выпрямленной спиной. — Отлично держитесь в седле, — проезжающая мимо прокурор Мэй, как одна из представителей прекрасного пола, с легкой завистью скользнула взглядом по молодой наезднице. Но Рей будто и не заметила скрытого ехидства, с улыбкой поблагодарив за комплимент, и остановилась рядом с Учихой, что наконец приноровился к своему транспорту. Данзо, опираясь на трость, ступал вдоль прирученных лошадей и, остановившись, набалдашником постучал по груди. — А вы, Данзо-сама, не присоединитесь к охоте? — поинтересовался Итачи. — О нет, годы уже не те. Боюсь, мой старый добрый конь тут же скинет меня у первого же дерева. — Ну что вы, мы уверены, что вы все еще способны обуздать любую кобылку, — заправив огненные пряди за плечо, кокетливо заявила Теруми. — Скорее клячу, — горько усмехнулся Данзо. — Будьте осторожны, лес трудно проходим, зато дичи в нем много. На машинах в него не пробраться из-за холмистой разбитой местности. Но лошадь с ней справится. Что же, кто соберет больше дичи, тот и победитель. Рей приняла протянутое заряженное ружье и, последовав примеру Итачи, повесила за спину. Пустилась шагом рядом с начальством, направляясь к царству терний. В груди кольнуло невидимой иглой, что занозой осталась в её сердце. Невольно на кроны еще не до конца оголившихся осеней смертью деревьев легла картинка кутающейся во мрак чащи леса Осаки. В том лесу, где она потеряла свою душу, но вырвала тело, как она наивно полагала. Но на самом деле лишь насадилась на крючок, что рыскал по периметру за живой, но послушной дичью. — Рей. — Акияма вздрогнула, обратив внимание на Итачи, что явно силился окликнуть её не с первого раза. — Уверена, что тебе стоит участвовать в охоте? Ты только вышла из отпуска и, возможно, не оправилась от стресса. — Нет, все в порядке, отец всегда говорил: «Опасность учит, страх дает ума». Так что небольшая доза стресса не помешает мне для восстановления, — Акияма нагнулась над шеей жеребца и потрепала его по гриве. Конь качнул головой и будто одобряюще заржал. Они прошли сквозь арку сгорбленных ветвей берез, погружаясь в каменистую почву, что поднималась склоном вверх. Дорога вела в сторону от замка. И после получасовой прогулки верхом всадники разбрелись каждый в свою сторону по зову гончих собак. Замок стоял гротескным готическим изваянием на скалах небольшой горы над самым заливом реки, чей шум доносился до их холма. Нет, он скорее стал частью горы, проросшей оттуда острыми пиками, что величественно поднимались к небу. Даже грязный мышино-серый цвет сливался с горными породами. Замок-хамелеон, достойный того, чтобы скрывать под своими покровами грязные тайны. Акияма с тоской смотрела на застилающие небо исполинские облака, которые прятали отдаляющийся объект под своим сизым одеялом. Она развернула лошадь, пришпорив ту ногами, и пустилась вслед. — Конный спорт — это явно твоя стихия, — заметил Итачи. С какой же стороны ему лучше подойти? Детектив понимал, что не может спросить её в лоб — Рейко просто уйдет от ответа либо будет все отрицать. Даже если он возьмет её эффектом неожиданности, ведь судя по тому, как спокойно держалась Акияма, она не подозревала о сомнениях начальства. — Я ведь говорила, что мой папа — егерь. Практически все свое детство я провела верхом на лошади. Так что вам нужно лучше следить за своей дичью, если не хотите, чтобы я её перехватила. Итачи эфемерно улыбнулся, сощурив антрацитовые глаза. Вот оно, снова. Ранее произнесенное с флером почтительности «отец», скрывающее страх. Так говорят о тех, кого уважают и боятся, но не как о любимом близком. И «папа», в котором заключена тоска по недосягаемому и светлому прошлому. Сейчас он цеплялся за её слова не как за нечаянно брошенные. Рейко вкладывала в них смысл, сама того не осознавая. — Тогда как насчет пари? — Пари? — не скрывая заинтересованности, Акияма обернулась. — Именно, устроим свой турнир внутри турнира. Кто выиграет, тот расскажет самую страшную правду о себе. Она сжалась, бедрами придавив бока лошади, что остановилась под неконтролируемым движением наездницы. Акяима не оборачивалась, но её молчание ответило лучше любых слов. Замешательство. И Итачи ждал, как подобает охотнику. — Тогда вам лучше поспешить за своей дичью, — сверкнув привычной для всех мимолетной улыбкой, Акияма пришпорила коня и пустилась галопом вглубь леса. — Рейко, будь осторожна. — Не волнуйтесь, я умело мчусь к гибели, — и взмах руки на прощание. Итачи натянул поводья, и лошадь пустилась рысью.

***

По лицу земли стелился густой туман, будто смог безвкусных сигар. Под сенью деревьев Рейко пробиралась через ковер мертвых грязно-желтых листьев, что скрипели под подошвой сапог, держа ружье на уровне головы, одним глазом смотря в прицел. В тенях омертвленных осенью деревьев мелькнула гончая собака, что скалилась и лаяла, разрывая тишину леса. Наэлектризованный воздух пах невыплаканными слезами неба. Гонимый гончей овчаркой кролик выскочил из теней тернистых ветвей, и Рейко выстрелила. Пуля вошла в жертву, замертво павшую на мокрые листья, и нагнавшая овчарка вонзилась в тушку острыми клыками, преданно неся дичь к ногам присевшей Акиямы. Когда полицейская подняла дичь к лицу, смотря, как стекает кровь по пушистому меху, её ноздри раздулись, словно она наслаждалась запахом смерти. Рейко направилась к лошади, прицепив пятого по счету кролика к крупу лошади. И запрыгнула в седло, словно бабочка, вспорхнувшая на подставленный палец. Вместо небесного грома лес разрывало залпами ружей, лаем гончих, ржанием коней. Овчарка кинулась в гущу леса в сторону шума, но Акияма, пришпорив коня, пустилась рысцой в противоположную сторону, обратно к замку. Только с обратной стороны. Кролики для Учихи пойманы, теперь настало время для истинной охоты. Как там говорил Суйгецу? «Гуляла по лесу, споткнулась о камень, упала, замок»? На словах всегда легче. Акияма прошерстила всю территорию леса, но так и не обнаружила таинственных булыжников, открывающих подземный вход. Она пробиралась сквозь засохшие поля, что тянулись к опускающемуся над опушкой леса туману. Почва сменилась бугристыми камнями, по которым копыта цокали, словно стрелки часов. Время шло против Рейко, по крайней мере по наручным часам Акияма поняла, что охотники уже должны направляться обратно к замку со своей дичью, да и небо, к которому она чинно поднималась, вырывало последние предсмертные лучи, что гасли красным росчерком на горизонте. Лошадь тревожно заржала, затоптавшись на месте и мотнув мордой, — дорога по склону вдоль горы сужалась, и конь отказывался подниматься ввысь. Акияма вдохнула пьянящий аромат свободы, что отдался вкусом холода на кончике языка. Взгляд пустых как стекло глаз отражал пасмурное небо, под которым била ключом река. Акияма пустила жеребца обратно вниз к привычной твердой почве, пробираясь по мокрой траве к берегу реки, чтобы конь смог испить живительной влаги. Рейко погладила коня по загривку, пока тот пил воду, и подняла взгляд к склонам горы, с обратной стороны которой скрылся замок Данзо, недосягаемый сейчас взгляду. Два коня топтались в вышине скал, к краю которых направлялись двое мужчин, стащивших с седла лошади тело. Тело, что сбросили вниз. Акияма подавила возглас, прикрыв рот ладонью. Тело камнем упало в реку, образовав фонтан брызг, и, казалось, уже пошло ко дну, но всплыло и понеслось течением в её сторону. Лошадь заржала, попятившись назад, испугавшись инородного предмета, — вода покрылась алой пленкой, испортив питье. Акияма потянула поводья назад, но конь не переставал ржать и метаться от инстинктивного страха, и тогда Рейко вновь подняла взгляд на устремивших на неё взоры мужчин, что в одно мгновение подорвались к коням. Со всей силы пришпорив лошадь, Рейко ударила для пущего эффекта по боку. — Но! НО! Давай! Лошадь пустилась галопом обратно в лес, когда мужчины, уже спустившись, промчались по камням в её сторону. Норовистая лошадь стлалась в бешеной скачке. Акияма, пригнувшись, прижалась к темной шее, спасаясь от хлещущих веток и прогремевшей громом в небе пули, что пролетела мимо. Сквозь смог сгущающегося тумана рысью неслись всадники, которые нагоняли Акияму, прекратив стрелять, но не переставая хлестать лошадей хлыстами. Рейко обернулась. Абсолютно идентичные друг другу мужчины отличались лишь цветом волос: черный и белый. Ужас застыл в её глазах. Знаменитые адские близнецы Зетцу — верные охранники Мастера. И Рейко закричала со всей силы, подняв голос до вибрирующего визга: — Итачи! Она не переставала звать его в криках помощи, срывая голос до хрипа, безрезультатно разрывая связки. Все охотники давно уже пустились в сторону замка, и её непрекращающаяся мольба помощи утопала в чаще леса. — Итачи! — последний крик утонул в удивленном возгласе. Низвергнутая из ада тень вырвалась черным маревом из-за терний деревьев с левой стороны. Величественный антрацитовый конь встал на дыбы, перекрыв путь Рейко. Лошадь глухо заржала, ударив копытами по невидимой цели. Черная, как беззвездное небо, мантия всадника рассекла воздух. Акияма натянула поводья, направив коня в правую сторону и шлепками по бокам заставив мчаться со всей скоростью. Но грузный топот копыт стучал в такт её клокочущему сердцу. Рейко боялась взглянуть назад, ведь топот будто звучал в её голове. Тогда-то она и обернулась, встретившись с лицом, воплотившим инфернальный огонь. Алое, словно окропленное кровью, вместо глаз — черные и будто небрежные мазки-линии, скалящееся отверстие для рта. Акияма Рейко встретилась лицо к лицу с маской воплощения самого греха — разыскиваемого вот уже пять лет Мастера. Он мчался параллельно с ней в одну ногу так близко, что Рейко казалось, будто она слышит его тяжелое дыхание из-под маски, не перестающей смотреть в её душу. Рука, увенчанная кожаной печаткой и перстнем поверх кожи, потянулась к её поводьям. Акияма, словно ребенок, забила по его руке, пропищав: — Нет, нет, нет! Поводья скользнули меж кожаных пальцев, упустивших добычу. Мастер отвлекся на дорогу лишь на мгновение, уйдя в сторону от толстого ствола дерева, что разделило их с Рейко, подарив призрачную надежду. Акияма рванула в сторону, но Мастер нагнал её. Вытащенное из-за пазухи лезвие кинжала блеснуло в умирающем свете, что поглощала тьма. И нож вошел в бок коня Рейко. Жеребец встал на дыбы, заржав от сокрушившей его боли, и повалился на бок, скинув с себя Рейко. Лес в глазах закружился калейдоскопом, в котором небо и земля потеряли свое значение. Она катилась по мокрым листьям, пока не распласталась ничком, уткнувшись лицом в грязные листья, почувствовав их горечь на губах. Стук сердца заглушил все звуки, что померкли задним фоном. Опершись о руки, Рейко подняла голову. Мастер спрыгнул с коня, медленно, но стремительно направившись в её сторону, словно спешка не имела смысла — дичь уже повержена. Превозмогая головокружение и ломоту костей по всему телу, Рейко попятилась назад, не поднимаясь, оттягивая тело назад руками и ногами. Ружье. У неё ведь есть ружье за спиной. Дрожащими руками стянув крепление с плеча, Акияма оперлась дулом ружья о землю и тут же навела его на Мастера, выстрелив. Пуля вонзилась в плечо, отдачей оттолкнув правую сторону тела в сторону, но Мастер упрямо стоял на ногах. Акияма вновь перезарядила ружье, издав хрип, и выстрелила. Пуля вонзилась точно в грудь, толкнув демона, не желающего умирать, но потерявшего на мгновение равновесие. Истерично рассмеявшись, Рейко выстрелила в голову, но пуля срикошетила от маски, оставив едва заметную вмятину, и своей отдачей откинула голову назад. Мастер остановился, медленно опустив голову прямо, размяв суставы шеи. А Рейко не прекращала надрывно хохотать, даже не ощущая струящихся по щекам слез. — Почему? — вырвалось хрипом сорванных связок. — Почему ты не сдыхаешь? Ты что, не человек?! — и, замахнувшись, швырнула ружье в приблизившегося непозволительно близко мужчину, что крутанулся вокруг оси. Мантия взметнулась элегантным вихрем, а ружье пролетело мимо. — Сдохни уже наконец! Страх затравленного зверя, ненависть, бессилие, вызов — все в последнем крике, вырвавшемся истошным воплем из разинутой пасти. Мастер ударил её по лицу наотмашь, сбив с ног, отправив в забвение, и ленивой походкой обошел обитое о камни тело в порезах и ссадинах с растрепавшимися под жокейкой волосами. Нагнавшие Зетцу затормозили у лошади Мастера и, сорвавшись с сёдел, кинулись к мужчине, что сквозь черные зигзаги глаз смотрел на лежащую без сознания жертву у его ног. — Мастер, эта девушка стала свидетельницей утилизации проигравшего тела, — доложил белый Зетцу. — Откуда она здесь взялась? — донесся бархатный и нисколько не разгневанный голос Мастера из-под маски. — Могу предположить, что это гостья Данзо-сана, затерявшаяся на охоте, — учтиво склонил голову черный Зетцу. — Данзо — идиот, ему следует лучше приглядывать за своими гостями, — Мастер гневно взмахнул рукой, присев на корточки рядом с Рейко. — Мы избавимся от её тела, подстроим несчастный случай с диким животным, — черный близнец уже хотел опуститься за телом, но Мастер взял Акияму на руки, направившись к лошади. — Это мой трофей с охоты, зачем же отдавать его зверям на ночной пир. Заберем её в замок. Мастер перекинул Рейко через спину лошади животом вниз, а сам вспорхнул в седло, кивком указав близнецам, чтобы они следовали за ним. Гончая лаяла в тумане. Она заблудилась и металась по собственным следам, не чувствуя хозяина. Тьма опустилась на землю, выпустив своих хозяев из зева преисподней, что мчались галопом по лесу, где в поисках наживы рыскали дикие звери. Кони вышли из густой чащи, несясь по разбитым камням в сторону скал. Незаметная невооруженным глазом скрытая камера, установленная в камнях, двигалась по направлению трех всадников, стремительно приближающихся к стене. Валун издал глухой хлопок, затрещал и громыхнул, но медленно поднялся вверх, рассеивая пыль по периметру, которую копыта подняли еще сильнее. Всадники промчались под поднявшимся валуном, что вновь медленно опустился. По пещере, тьма которой сгущалась под лижущими языками пламени факелов, эхом разнесся топот мчащихся коней. Мерзлая сырость в древних костях усиливалась с приближением бескрайней тьмы, в которой утопали всадники, чье эхо исчезло с опустившимся валуном.