Кукловод: Реквием по Потрошителю

Мраморная тишина повисла над участком тяжелым свинцовым небом, готовым расколоться на острый невидимый дождь, пронзающий своими осколками десятки тел, тревожно застывших у зеркала Гизелла в роли зрителей момента, который, вероятно, войдет в историю. Серийный убийца Кукловод, только позавчера объявленный в розыск, привольно расположился за столом в комнате допроса. Шепот и ропот в участке ни разу не перешли в гулкий гвалт, страх неприятным узлом стягивал шеи. В первых рядах потешной репризы, устроенной к полуночи прошлым днем, когда Акасуна Сасори явился добровольно, после чего его скрутили и в наручниках доставили в отдел убийств, когда стрелки часов еще не перешли границы начала рабочего времени, расположились агенты Сенджу во главе с детективом Учихой. Они наблюдали за пугающим холодным спокойствием главного и единственного подозреваемого. — Твою мать! — рявкнул не выдержавший Тобирама. — Этот ублюдок сидит с такой мордой, будто в кафе ждет свою заказанную чашечку кофе. — Что это вообще было? Он что, так просто заявился и позволил одеть на себя наручники? — уже второй раз повторил Хаширама, ошарашенно смотря на разведшего руками Итачи. — Именно. — Но какой в этом смысл?! Он что, думает, что ему наказание смягчат из-за явки с повинной? — Потому что он чертов псих! Ты серьезно хочешь найти логику в действиях и понять человека, который безжалостно вырезал 24 человека, перешил и переклеил их по своему вкусу? —  напыщенно фыркнул Сенджу-младший, вновь повернувшись к стеклу. Итачи устало прикрыл лицо, отойдя от комнаты допроса. Он был благодарен судьбе за то, что Рейко к тому времени уже не было на месте, и сегодня она вряд ли явится в свой последний выходной — только её истерики при виде Акасуны ему не хватало для полноты картины. Темари уже разбудили, и в течение часа она прибудет, чтобы опознать серийного убийцу. Хаширама, не отличившись терпением, юркнул в допросную, вот только вышел с фиаско спустя несколько минут, в поражении разведя руками. — Ты не поверишь. Он зовет тебя. Сказал, что будет говорить только с детективом Учихой. — Меня? — удивленно переспросил детектив. С какой стати он понадобился Акасуне? Надеется, что он, знающий его как «жертву Потрошителя», смилостивится и пожалеет жертву обстоятельств? — Итачи, нам нужно его допросить, и, если он хочет говорить с тобой, не обессудь, — Хаширама приглашающе указал в сторону допросной, давая понять, что у Учихи нет выбора. Да и чего ему, собственно, бояться? Оружия при себе у Кукловода нет, разве что кроме вербального. Не зовет ли он его, что вывести на компрометирующий разговор? Хаширама и Тобирама все будут прекрасно слышать, а скоро и отдел наполнится коллегами, что не помянут остановиться зеваками, поглазеть на новую знаменитость, разыскиваемую больше пяти лет. Главное, не позволить ему перейти черту. У Итачи тоже есть свои козыри. Кивнув то ли агентам, то ли самому себе, пытаясь успокоиться, Учиха попросил привести Шикамару, как только тот появится, чтобы снять отпечатки пальцев, и вошел в допросную, бесшумно закрыв дверь. Тобирама как нельзя лучше описал то, как держался убийца. Будто скучающий клиент, ожидающий своей очереди или заказа, скрестив пальцы, с благоговейным терпением истинного христианина, скромностью монаха-отшельника. Сасори даже не поднял на него взгляда, все также всматриваясь в отражение, скрывающее за собой агентов, словно мог видеть сквозь оптическую иллюзию и прекрасно знал, что дождался того, к кому пришел изначально. Итачи впервые за весь опыт не знал, с чего начать, а допрашивал он не раз. Так трудно и жутко ему не было даже рядом с сектантом Дзимпачи Хиданом. От того он мог предположить, что ожидать — машина убийства, погрязшая в лжевере. Акасуна Сасори же представал нечитаемыми иероглифами, самый опасный вид убийц — латентный, неприметный, слишком зловещий своим спокойствием. Такой ни с того ни с сего проведет тебе по шее скальпелем, стряхнет попавшую кровь с руки и вернется к будничным делам. — Я слышал, что в Японии подают завтраки на допросе. Учиха удивленно изогнул бровь, смотря на Сасори как на полоумного. Акасуна с негодованием обиженного заказчика чуть нахмурился, поджав губы, — святая невиновность. — Ты уверен, что показания об убийствах своими руками 24 человек, не считая тех, к которым ты еще причастен только косвенно, не отобьют аппетит? Толстенная папка с делом грохнулась посередине стола, откуда вылетело несколько фотографий с места происшествий. Сасори эфемерно скользнул по ним взглядом больше из праздного любопытства, чем по надобности, и без единой эмоции на лице пожал плечами. — Нет, потому что мне нечего рассказывать. — Нечего? За пять лет удачных выставок вскрытых тел тебе нечего рассказать? — Именно, потому что я этого не делал, — заявил Акасуна с улыбкой высокомерного торжества. Подозреваемый откинулся на спинку неудобного стула, с усталостью разведя руками, пока Итачи пытался совладать с рвущимся гневом. Впервые в жизни он терял контроль. — Ты заявился в участок с чистосердечным. — Я этого не произносил. Я сказал, что увидел свой фоторобот и пришел побеседовать с вами, чтобы выяснить сложившееся недоразумение. Все присутствующие слышали это, и никто из них не заявит о том, что я якобы в чем-то сознался. Итачи хотелось закричать: «Ты это серьезно? Я знаю, что ты выпотрошил этих людей и забальзамировал, живое подтверждение этому созналось вчера». Но вместо этого терпеливо продолжил наносить выпады, искусно отражаемые без тени замашки и задержки его противником. — Тебя считали умершим все 5 лет, почему тогда ты ни разу не вышел на связь, когда тебя разыскивали? — Я был в глубокой депрессии, думаю, вам не стоит объяснять, почему: друзья, девушка. Я потерял все и спрятался от этого хронически больного мира в небольшой тихой префектуре. Могу назвать адрес моего дома. Соседи подтвердят, что я жил там все это время. — И что же ты добрался до Токио всего за сутки, увидев свой фоторобот на остановке? — Нет, я был в Токио, приехал на могилки, почтить память друзей. — Твоей первой жертвой была Инаеси Нарико, Токийский Потрошитель, убившая всех твоих друзей и девушку. Согласись, ты идеальный кандидат на мстителя? — Мстителя? Кому? Вы сами только что сказали, что Инаеси Нарико была убита Кукловодом. Так кому тогда я, по-вашему, мщу дальше? «Ты знаешь, кому, как знаешь и то, что произнести вслух я это не смогу». — По кому именно было реквием второе тело в марте месяце? Первая — Харуно Сакура, вторым мы предполагали тебя. Так, может, по Нарико? Насколько я знаю, именно с ней в последние дни ты состоял в романтических отношениях, а не с Сакурой. — Итачи фривольно откинулся на спинку, закинув согнутую ногу на колено, стуча ручкой по столу. Он заметил, как на мгновение зашлись желваки и дернулся нерв на лице Акасуны, упрямо сохраняющего беспристрастную холодность. — А может, все-таки по самому себе? Несчастной непорочной душе, оскверненной Потрошителем? Несправедливо, не так ли? — сочувствующе цокнул языком Учиха, прищурив агатовые глаза цвета остывшего, холодного кофе, смотрящие точно в Акасуну. — Жил парень спокойной, среднестатистической жизнью, ходил на пары, занимался своими делами, а тут на пути попался Потрошитель, решив поиграть его судьбой, убил друзей, думаю, наверняка попытался убить и самого юношу. Но что-то пошло не так. В жизни вечно все идет не по плану. Нельзя спланировать каждый день, каждый час и минуту по своему хотению. Знаешь, почему? Акасуна неопределенно пожал плечами, не выказывая интереса к ответу. — Потому что у каждого миллиарда жителей этой планеты тоже выстроен свой собственный план, параллельный твоему. Мир не крутится вокруг тебя. Но иногда такие вот как Потрошитель и Кукловод, — Итачи указал на папку, кивнув, — ставят палки в колеса обычным ни в чем не повинным людям, решая взять на свои плечи божью волю — решать, кому жить, а кому умереть. Сасори молчал, не отрывая взгляда, лицо застыло восковой маской, которую, казалось, не расплавит даже щелкнувшее над виском пламя. Он уже не был тем юношей, которого встретил Итачи у себя в кабинете, вызвав в качестве единственного выжившего свидетеля по делу Потрошителя. Тот Акасуна Сасори представлял собой нескладного юношу, только-только вырвавшегося из подросткового периода. Нервно поглядывающего за его плечо в пустоту стены, что явно представляла для него прожектор собственного уже тогда пошатнувшегося рассудка. Скрытая угроза, которой он не заметил по собственной ли беспечности, самоуверенности, а может, потому что расследовал вовсе не то, что нужно. Нынешний Сасори — уже почти что молодой мужчина, сохранивший образ, нетронутый временем, старше самого Итачи, когда тот 5 лет назад пришел искать крысу, мешающую делу, на 1 год. В нем не осталось ни эмоций, ни жизни, будто пустая оболочка: отстранено слушающий, не слышащий намеренно вычурных философских изречений. Человек (а можно ли было назвать его человеком?), разрезавший дюжину ни в чем не повинных людей, выпотрошивший, разрубивший и распиливший тела — бледные, загорелые, идеальные и с изъянами, будь то брюнетки или блондинки. Итачи только сейчас осознал, что сцепленные в треугольник пальцы 5 долгих лет держали скальпель, вспоровший тела, запечатленные на снимках в папках дела. А ему еще и наглости хватало произносить лениво шевелящимися пухлыми губами, что он ни при чем. — Открой папку. — Зачем? — непонимающе, но тем не менее уже чуточку заинтересованно спросил Акасуна. — Просто открой. Акасуна тяжко вздохнул, точно замученная кругами ада непорочная душа, и лениво откинул пластиковую поверхность, даже не смотря внутрь. — Посмотри, — настаивал Итачи, не отрывая взгляда от неменяющегося лица. Сасори молча достал первую фотографию, лежащую сверху. Ничто в Акасуне не дрогнуло, он лишь праздно вертел в пальцах фотографию рыжей довольно симпатичной студентки, явно взятой из личного альбома. Следующее фото — работа Кукловода — дитя цветок. — Одаки Марико, студентка Токийского Государственного Университета, подающая неплохие надежды на профессиональном поприще в области журналистики. Ей было всего 19 лет, еще даже несовершеннолетняя, мать скончалась от сердечного приступа, отец запивает горе бутылкой. Оказалась не в том месте, не в то время, прогуливая пары со своей подругой Акиямой Рейко в Осаке почти три года назад. Точное попадание. Медленно Акасуна поднял потемневший, точно застеленный флером тумана, взгляд, черты лица ожесточились из-за сжавшейся в напряжении челюсти, точно он пытался раскусить жгут. Струна дрогнула. Всего на несколько секунд он потерял самообладание, позволив страху проскользнуть точно по сквозному коридору. — И это не единственная девушка. Их здесь таких 20, а то и больше. Заслуживали они все это? Акасуна аккуратно сложил фотографии обратно, закрыв папку, и со свистом втянул воздух, с видом полной скорби и сожаления простонав: — Мне очень жаль, что этих девушек постигла такая страшная судьба, и надеюсь, когда разрешится вопрос с недоразумением о моей «причастности» к делу, вы сможете всецело посвятить себя поимке настоящего Кукловода. И на этот раз вам удастся его взять под государственное око раньше, чем какой-нибудь новый мститель не сделает эту работу за полицию. Кулак сжался до боли, Итачи уже не верил, что ему хватит самообладания. Не легче ли убить его здесь и сейчас? Ведь сам он знает правду — он станет карающим мечом правосудия без излишек бюрократического аппарата, в котором будет перевариваться Кукловод не один месяц, пока ему назначат смертную казнь. В дверь постучали, в проем просунулась заспанная мордашка криминалиста, прошедшего к столу. — Нужно снять отпечатки и взять анализ на ДНК. Откашлявшись и омыв лицо невидимым источником, который сейчас кстати пришелся бы небольшим всплеском в лицо, Учиха дал добро, наблюдая за всей процедурой — механичной, неспешной. Видно было, что Шикамару нервничает, руки бил легкий тремор, то и дело что-то выпадало. Специальной ватной палочкой он взял мазок за щекой у Акасуны, любезно согласившегося сотрудничать. Он даже не пытался оказать сопротивление, когда на него собирали, по сути, прямые улики в его виновности. Сам подвел руки для дактилоскопии, где оставил ровно 10 отпечатков пальцев. — У вас на пальцах крем? — нахмурился криминалист, проведя резиной перчатки по подушечке указательного пальца. — Просто пот, у вас здесь душно без окон. Но можете на всякий случай проверить на состав, если не верите. — Когда будут готовы результаты? — поднимаясь, спросил детектив. — Завтра отпечатки, ДНК придется подождать чуть дольше,  — ответил Шикамару, собирая вещи и искоса поглядывая на серийного убийцу, с любопытством разглаживающего подушечки пальцев. Итачи не спешил покидать допросную, когда удалился Шикамару. — Когда придут результаты, тебя передадут федералам, далее будут суд и электрический стул. Я не знаю, чего ты ждешь, все отрицая и разыгрывая здесь святую невинность, на которую покушается некомпетентная полиция. Но у тебя ничего не выйдет. Сасори побеждено поднял руки, беззаботно пожав плечами, и на прощание напомнил: — Не забудьте про мой законный завтрак. Воздух в участке казался настоящим курортным живительным глотком. Итачи ощущал себя изможденным, точно выжатый досуха лимон. Вкус во рту стоял такой, будто он пытался за время допроса проглотить металл, да только, подавившись, оставил лишь привкус крови и щекочущий ноздри душок смерти. Подошедший Хаширама подбадривающе похлопал по плечу. — Ты молодец, продержался достойно. — Все равно, что разговаривать со скалой. — Ничего, и не такие камни рубили. Только сейчас Итачи заметил стоящую у стекла Темари, побледневшую и застывшую в леторгической неподвижности, точно спутница смерти, пришедшая на роковое свидание. Она невидящим взглядом смотрела на сидящего напротив Акасуну, скучающе запрокинувшего голову назад. Кусая губы, то и дело цепляясь зубами за фалангу указательного пальца, то ли пытаясь проверить, не сон ли это, то ли приводя себя в чувства маленькой болью, она мелко задрожала и, переключив внимание на детектива, беспристрастно отрапортовала: — Это он. — Ты уверена? На суде подтвердишь это в качестве главного свидетеля? — Безусловно, даже обсуждать не стоит. Это он, внешность его, голос, вроде как, тоже, хотя динамик мог его и исказить немного. — Отлично, он может играть обиженного сколько угодно, но он не знает наш главный козырь. Темари для него сгорела, а свидетель есть, завтра придут его пальчики, и можно передавать клиента вам, — Итачи ощущал почти торжествующую радость. Осталось лишь обсудить детали дальнейших действий и дождаться результатов

***

Рейко никогда не терзала себя сентиментальным чувством ностальгии, изредка бывая в стенах, где ей подарили вторую жизнь. Или, скорее, навязали. В кабинете Мадары, который раньше использовал как место локации, едва проступал свет из-за тяжелых не до конца зашторенных бордовых занавесей. Учиха, чуть прищурив единственный глаз, выслушивал очередной отчет, а точнее, донесение Суйгецу. Они были словно вышколенные солдаты без погонов и оружия, только уверенно стоящие со смирно и гордо выпрямленной спиной и тихой раболепной покорностью. Акияма до сегодняшнего дня не задумывалась над моральной стороной своих доносов, пока не рассказала обо всем Итачи. А Мадара, еще даже не услышав её отчет, будто хищник, почуявший запах крови, уже ощущал её страх и нервозность. Прервав Хозуки снисходительным жестом руки, бывший полицейский грациозно распрямился, выйдя из-за стола, медленно обошел Рейко, растягивая время, отчего Акияма нервно стрельнула взглядом в сторону, когда он остановился напротив, нацепив слишком не подходящую для его сурового лица улыбку. — Рейко, что-то случилось? Ты принесла мне плохие вести? Рейко даже не продумала заранее ни ложь, ни правдивые ответы без вопросов. Она лишь тупо смотрела на босса, сглотнув ком. — Ты выключила все телефоны, даже тот номер для экстренных случаев, который я очень редко использую. И вот лишь пару дней назад стала отвечать мне на СМС-ки, а вчера на звонок. Ладно Суйгецу, он занимался делом, а где пропадала весь этот месяц ты, Рейко? Какие новости и плоды своего жалкого существования ты мне принесла? Суйгецу, всегда чующий запах паленого раньше всех, отошел на безопасное расстояние. Мадара давил одним присутствием, стоя так близко, что Рейко ощущала его тяжелое дыхание. — Я же исполнила ваше желание. Привела полицию к замку Мастера, разве вы не этого хотели, передав через Суйгецу те координаты? Хочу заметить, что я едва не умерла. — Я знаю, — с ехидным вибрирующим смешком Учиха напыщенно оглядел её снизу вверх, точно оценивая масштаб ущерба, и вернулся за стол, вальяжно откинувшись. — Думаешь, ты такая везучая и сильная, что смогла выжить на играх Мастера? Откуда он знает! Рейко встрепенулась, сама она не докладывала и Суйгецу ни о чем не говорила, тот был удивлен не меньше её самой. — Это я был все 3 часа игр твоим ангелом-хранителем. Я покупал пресловутые подсказки, чтобы еще раз сохранить твою жизнь. А что я получил взамен? Ты больше месяца метелилась с заданием, я настолько устал ждать, что решил прислушаться к старому верному изречению: «Хочешь сделать что-то хорошо — сделай это сам». И я сам вышел на связь с Кагуей и проник в замок, чтобы убить Мастера. Так что ты все равно провалила задание, так как в твоих услугах я уже не нуждался. Рейко била мелкая дрожь. И что её удивило больше? Что её нескончаемый ад в замке Мастера длился всего 3 часа, когда она ощутила не менее суток, или что жизнью она обязана снова нагло ухмыляющемуся Мадаре. — И вы тоже, — передернув плечами, немного хрипло выплюнула Рейко. — Что я тоже? — Вы тоже провалили задание. Мастер или, если быть точнее, Учиха Обито смог ускользнуть от вашей вендетты, несмотря на ваше личное «сделать хорошо», — передразнивая манеру Учихи, протараторила Рейко, вздернув подбородок. Она впервые видела Мадару таким: побагровевшим, взятым врасплох и взбешенным. Медленно поднявшись, словно пылающая тень огня, Мадара прошипел, словно проскрежетал, плотно сжатыми зубами: — Это Итачи тебе сказал? — Вы не только об Обито знали, — не унималась Рейко. — Но и о том, что Кукловод — это Акасуна Сасори. Вы были детективом, расследующим дело Потрошителя, центральной фигурой в этом деле, и вы не могли не догадаться по моим описаниям, что это Акасуна Сасори! Вы всегда знали правду, лгали и держали меня за идиотку! Использовали меня, чтобы я доносила на вашего племянника, расписывала вам в деталях каждый его шаг, играя на моей боли и ненависти! — Я спас тебе жизнь, неблагодарная ты дрянь! Ты бы стояла сейчас вещдоком среди улик, а не была бы здесь в целости и сохранности! — В целости и сохранности? — крик вырвался лопнувшей струной. — Если вы были на играх и воочию все наблюдали, хочу напомнить, что у меня на ногах ожоги второй степени, шрамы на спине и плече от когтей и ножей, не говоря о вновь исколоченной психике. — Ну что же, зато теперь, возможно, Акасуна Сасори побрезгует использовать твоей материал, — с ядовитым уколом съехидничал Учиха. Рейко лишь качала головой — разочаровано и устало. — Вам на всех наплевать, вы ослеплены своей жаждой мести настолько, что готовы пустить в расход живых людей, даже близких. Может, вместо того, чтобы цепляться за прах брата, вам стоит заняться другими живыми родственниками? — Он знает, да? Ты все разболтала Итачи? — Мадара со сверкающим гневом в замутненном взгляде двинулся на Акияму. — Мне ничего и не нужно было говорить, Итачи уже все понял до моего признания. Теперь он в курсе, что я передаю каждый его шаг. И что же вы предпримете? Прикажете убить своего двоюродного племянника? Звонкая пощечина обрушилась точно ушат холодной воды. Сбитая с ног ударом Рейко рухнула на колени, схватившись за покрасневшую и горящую огненным поцелуем хлестнувшей руки щеку. В ушах звенело с силой бьющееся в грудной клетке сердце. Суйгецу, став свидетелем эмоционального диалога, скромно стоял у стены, отвернувшись к окну, не смея вмешиваться. Его это не касалось. А Рейко с разбитой губой подняла обижено-затравленный взгляд на остывшего босса, смотрящего растерянно на свою руку, будто он сам не ожидал от себя подобного. Не только её, но скорее даже успокоив пощечиной самого себя, он прикусил нижнюю губу, резко развернувшись, направившись к зашторенному окну. — Я никогда не говорил, что не знаю, я просто не говорил, я не лгал, а не договаривал правду. Тогда ты не была готова к этой правде. Поверь, правда — вещь, к которой нужно быть готовой. Будешь неподготовленной, и она может убить тебя. Именно поэтому тебя и травят сладкой ложью. — Есть правда, к которой невозможно подготовиться, невозможно вырасти до неё, — Акияма опираясь на колени, поднялась с глухим полустоном, оттирая струйку крови в уголке губ. — Я никогда не буду готова признать, что Акасуна Сасори тот, кто он есть. Точно также, как вы не готовы к правде о Мастере. — О чем ты? Я всегда знал, что Мастер — это Обито, — проскрежетал возмущенно Учиха, обернувшись боком. Рейко грустно улыбнулась, облизнув соленые губы. И, точно ничего не произошло, официальным тоном настоящего солдата отрапортовала: — Докладываю, Учихе Итачи помимо вашей крысы в моем лице стала известна личность Кукловода. Добираясь сюда, я видела на остановках его фоторобот, следовательно, официально он уже в розыске. Также Учихе Итачи известно, что Мастер — это Учиха Обито, и, вероятно, охотится он за ним так же, как и вы, руководствуясь личным расчетом. Это все. Выслушав, Мадара скупо кивнул, потирая ладони и скрестив пальцы в треугольник, отвернулся к окну. — Хорошо. Ты свободна. Вы оба можете идти. Если будут новости, немедленно доложите. — Но Итачи знает. — Меня это не волнует. У Итачи мягкое сердце, он не сдал тебя и не уволил, а значит, он согласен с тем, чтобы я получал информацию. Поэтому ты продолжишь свою работу — вернешься в полицию сегодня же, представив, что ничего не произошло. — Когда Рейко уже была в дверях, добавил, заметно смягчив тон: — И да, Рейко, ты ведь понимаешь, что я это не со зла. Ты мне, в конце концов, как дочь. Акияма ничего не ответила, скользнув уставшим взглядом по дверному косяку. Рейко и Суйгецу встретились взглядами, в единогласном молчании они покинули кабинет, даже не попрощавшись с хозяином дома. Уже на улице Хозуки протянул платочек, заботливо указав на уголок у своих губ. — У тебя еще вот здесь осталось.

***

Суета в участке напоминала копошащийся муравейник или жужжащий улей. Ажиотаж, какого Акияма не видела еще ни разу почти за год работы в полиции, теснил сконфуженно ступающую неуверенной походкой простую рядовую, слишком незначительную и неприметную, чтобы посвятить в коллективный трепет. С мудрой пассивностью и кротостью Рейко поднялась в отдел убийств, пробираясь к кабинету Итачи, но, не обнаружив начальника на месте, направилась на поиски. Она ступала по направлению к допросной, не сразу осознавая увиденное. Ведь картина представилась аморфным видением, больной фантазией, да и только. Её расширившиеся глаза, будто ухватившие мгновение-колибри, ужалившую точно в сердце, не могли всегда показывать правду. Правая нога упрямо не желала сделать шаг. Акияма резко развернулась с такой силой, что волосы взметнулись шлейфом, ударив по воздуху. Дикая стая мурашек пробежала эстафету по взмокшей спине. Бусинка зрачка расширилась, поглощая в омуте небесный свет. Сердце упрямо колотило о грудную клетку, будто рьяно бьющие кулаки, пытающиеся достучаться до разума. Рейко не решалась вновь посмотреть страху в глаза. Звукоизоляционное стекло в каких-то трех метрах отделяло её от лениво бредущего в своей серой клетке Акасуны Сасори. Кукловод остановился напротив зеркала, стоя боком, слегла повернув голову в её сторону, будто прислушиваясь к постороннему шуму. Рейко, смаргивая пот, с видом полной скромности обернулась, немигающим взглядом смотря в живое воплощение смерти. Акасуна, полностью развернувшись, смотрел в свое отражение, скрывающее участок по ту сторону, где стояла дрожащая Акияма, чье сердце рвалось вперед, а разум кричал бежать. И в конце концов она дернулась вперед. Переговаривающийся со спецагентами Итачи, вышедший из-за угла, едва заметив шагнувшую к допросной Рейко, застыл точно громом пораженный. И, не давая отчета своей реакции, ринулся вперед, схватив Рейко под дых и кинувшись сквозь вереницу забитых кипами бумаг столиков к своему кабинету. — Пуст… — вскрик Рейко потонул в прижатой к её губам ладони Итачи. Силком таща Акияму, он закинул её внутрь кабинета и запер дверь, прикрыв лицо ладонями, обреченно покачав головой. — Рейко… — сколько боли и сожаления было в одном её имени. Но оглушенная Акияма, точно дезориентированный зверь, кинулась вперед к двери, словно и не заметив детектива. Итачи перехватил её за руки, встряхнув со всей силы, с гневом прокричав: — Рейко! Какого черта ты пришла?! — Что он здесь делает? — блестящими от страха и слез глазами Акияма смотрела в перекошенное лицо Учихи. — Рейко, прошу тебя, вернись домой, мне сейчас хватает головной боли и без тебя. — Нет, — в ужасе закачала она головой. — Я не уйду. Не уйду, пока не поговорю с ним. — Что? — ошарашенно воскликнул Учиха, выпустив вырвавшуюся Акияму. Полицейская, обезумев, точно одержимая демоном, с неестественно перекошенной гримасой то ли боли, то ли страха на лице вперемешку с радостью надежды, оставшейся единственным выходом утопающему в бескрайнем океане слез, трясущимися руками схватилась за голову, хриплым надломанным голосом крича, не боясь быть услышанной: — Он пришел поговорить со мной. Я должна, нет, вы должны меня пустить к нему. Я ждала месяц, когда он наконец выйдет на связь со мной. Вы не понимаете, он пришел поговорить со мной. Я должна узнать, что ему было от меня нужно, зачем он вытащил меня. — Что значит, он пришел поговорить с тобой? — отчеканил едва ворочающимся языком Учиха. — Он сказал, что выйдет со мной на связь, ради этого он и вытащил меня из замка! — Акияма, истерично захохотав, на подкосившихся коленях, чуть прогнувшись назад, нервно заглотнула воздух и рванулась обратно к двери. Даже не прилагая усилий, смотрящий в никуда Итачи, уставший от окружающей его карусели безумия, перехватил Акияму, дернув обратно. — Почему ты не рассказала мне об этом?! Рейко, почему? — боль от обиды выплеснулась через край терпения. Побагровевший Итачи, в первые жизни сорвавшийся на крик, схватил её за плечи, но Рейко одержимо тянулась к двери всем сердцем. — Ты рассказала о Мадаре, Мастере, обо всем, но только не об этом! Чем ты думала вообще? Что он тебя на чай позовет?! Он серийный убийца, хладнокровно выпотрошивший твою подругу! Ты это хочешь? Чтоб тебя экспонатом выставили в каком-нибудь городском парке? Мотающая на ус Рейко понимающе кивнула, точно пьяная, пытающаяся понять чужие не имеющие сейчас никакого смысла наставления. Она дала ложную надежду, что все поняла и отошла в сторону. И только Итачи отпустил её, как вновь рванула к двери. Итачи пришлось идти на крайние меры, вновь схватив опьяненную безумием Рейко за талию, подняв над полом. Несмотря на все крики и угрозы, Учиха подтолкнул её к подоконнику и, когда Акияма развернулась, перехватил за дрожащие руки и впился в её губы отчаянным и неуклюжим поцелуем. Явно сам не до конца осознавая, каким именно способом он заткнул её, к слову, оказавшимся действенным, застыл, прижимаясь к соленным от слез сжавшимся губам. Рейко затихла от шока, точно её окатили холодной водой, и настолько расслабилась и обмякла, что Итачи без труда, держа обе её руки за запястья, прижал к подоконнику, подсадив на него, и поцеловал настойчивее, небольно кусая за нижнюю губу. Рейко, удивленно вдохнув, попытавшись отстраниться назад, приоткрыла уста, впуская юркнувший язык. И, сама не понимая, от чего уже больше дрожит (слишком много эмоций захлестнуло всего за одно мгновение), она покорно закрыла глаза, с которых все еще срывались слезы, бьющие по соединившимся в поцелуе губам, ответила неумело и робко. Итачи расцепил её руки, прижимая к себе ближе меж расставленных бедер. Потянул левую руку в сторону, нежно щекоча пальцами покрывшуюся мурашками ледяную кожу. А другую освободил, позволяя неловко прикоснуться к щеке. Щелчок, и Итачи отстранился, выпуская руку, безвольно опустившуюся вниз. Моргая, точно кукла, потерянная и растрепанная Рейко потянулась к саднящим от непривычных ощущений ранее никогда не целованным губам. Но руку сковали стальные тиски, потянувшие обратно в сторону. Акияма дернула сильнее, цепь от наручников, застегнутых на ее запястье, тянулась к батарее, к которой приковал её медленно пятящийся назад Учиха. — Мне очень жаль, Рейко. Но тебе придется просидеть здесь до вечера. — Нет, — скуля, взмолилась девушка, качнув головой и со всей силы рванув наручники на себя.- Нет! Вы так не поступите со мной! — и, подорвавшись с подоконника, рванулась вперед, со всей силы, натягивая на себя цепь, силясь разорвать оковы. С тяжелым камнем на сердце отступая назад, Итачи наблюдал с болью, как Рейко причиняла себе боль сжимающимися с каждой попыткой наручниками, впивающимися в тонкую кожу. — Вы не посмеете меня здесь оставить! — дикий визг, полный боли и нанесенного оскорбления, потух за захлопнувшейся дверью. Итачи зажмурил глаза, ненавидя самого себя за такой подлый способ, но игра стоила свеч. Он не мог позволить Рейко все разрушить.

***

Лицо опухло от выплаканных слез, щеки блестели от влаги, а глаза, покрытые сеткой лопнувших капилляров, смотрели на медленно движущиеся стрелки часов. Наручники разодрали кожу, натерев мозоли до спекшейся под металлом крови. Обессиленная Рейко зашлась кашлем, разодрав горло от тщетных попыток докричаться — в кабинете Итачи была идеальная звукоизоляция. Время беспощадно текло, воруя надежду увидеться с Акасуной Сасори. Акияма настолько обезумела этой помрачившей рассудок идеей, что даже не задавалась вопросом, зачем ей это? Разум твердил, что ей нужно взять ноги в руки и бежать от греха подальше. Лишь бы не видеть и не слышать его голос. А руки пытались разорвать цепь наручников, ведь ноги неслись навстречу судьбе. А что, если он подумал, что это она дала на него наводку? Ведь он мог и не знать о той выжившей спецагентше, а значит, Рейко — единственный главный свидетель. Из-за этого несправедливого собственного обвинения Рейко вновь дернула руку. Дверь неожиданно открылась, Акияима подскочила с места, с лязгом потянув браслет наручника по трубе. Стоящий в дверях Тобирама в жизни немало повидал, тем не менее, не без удивления открыв рот, рассматривал растрепанную, заплаканную подчиненную коллеги, выпучившую на него глаза как на восьмое чудо света. — Я даже боюсь спрашивать, — покачал головой Сенджу — не то осуждающе, не то негодующе. — Это… это у нас супружеские ролевые игры, — невинно хохотнула Акияма, дернув за цепь. — Можете мне помочь? А то Итачи срочно позвали, он забыл меня отцепить, а я застряла. — Ну уж нет! Разбирайтесь в своей «семье» сами! — и захлопнул дверь бездушно без тени сострадания. Акияма осела на пол, подтянув колени, в сердцах с пылом закричав: — Вас там что, все в службе безопасности по черствости сердца отбирают?

***

Под конец дня ажиотаж спал, полупустой участок перешептывался сплетнями о якобы открывшихся новых фактах. Но Итачи знал, что ничего, кроме слов Темари, у них пока что нет. Не считая Рейко. Учихе предстоял непростой разговор, он понимал, что уговорить Акияму дать показания — это почти за гранью реального. Но есть шанс, если она позволит переговорить с Мадарой и заключить сделку, а тот уже кинет кость своей цепной собачке. Это единственный верный стопроцентный шанс отправить Акасуну за решетку. Однако есть и другой вариант. Что если осуществить их встречу? Отправить Рейко в комнату допроса к Акасуне, вряд ли бы она смогла сдержаться при виде Кукловода, и, кто знает, как бы отреагировал сам Сасори. Но проблема состояла в другом: желала ли этого сама Рейко? Произошедшее днем заставило окончательно усомниться в здравом рассудке Акиямы, и дела обстояли куда страшнее, чем он мог себе представить. Рейко нужна профессиональная помощь психиатра после всего случившегося. Неизвестно, какой еще дрянью её пичкал Мадара. Итачи сглотнул, застыв у двери. Он поступил нечестно, заставил девушку полдня просидеть в наручниках. Но по-другому успокоить её истерику бы он не смог. И, потянув ручку, Учиха переступил через порог, включив свет в кабинете, где царствовала тишина, где на полу под батареей сиротливо лежал ободок наручников с разорванной цепью…

***

Акияма сжимала окровавленное запястье, наручники, точно зубья, впились в кожу, разодрав едва не до мяса. У неё было не так много времени, пока Итачи не обнаружит её пропажу. Рейко притаившейся тенью застыла изваянием у стены, через маленькое зеркальце поглядывая за обстановкой с охраной у следственного изолятора. Акасуну Сасори поместили на нижний уровень, пока не придут результаты отпечатков пальцев, после чего его передадут в руки службы безопасности, где проблемой будут заниматься уже на государственном уровне. Когда охрана отвлеклась на перекус за чашечкой чая, Рейко бесшумно на носочках, босиком рванула к ним, прокравшись под турникетом. Сердце билось все чаще с каждым пройденным шагом. Вприпрыжку она приближалась к отдаленному сектору с одиночными камерами. Глупый эгоистичный порыв, природу которого она даже объяснить не могла, гнал её навстречу с серийным убийцей, её личным кошмаром, взглянуть в глаза которого она никогда не будет готова, поэтому Акияма отбросила мысли прочь, завернув за последний угол, где столкнулась с препятствием в виде неуклонно бдящих стражников. Двое мужчин без тени усталости возвышались над ней, съежившейся и растерявшейся. — Сюда запрещено входить без специального пропуска, — пробасил полицейский, загородив путь. Рейко сморгнула пот с ресниц, тяжело дыша. Она даже не продумывала ответов на возможные вопросы, губы сами зашевелились. — Меня прислал детектив Учиха Итачи. Уточнить у подозреваемого один вопрос, это на одну минуту. Акияма сглотнула, уверенно расправив плечи, выглядывая из-за плеча. Из-за тьмы решетчатой камеры показалась фигура, лениво подбирающаяся словно гордый хищник в клетке. Вышедший из тени Акасуна Сасори остановился у железных прутьев, сцепив аристократические пальцы на грубом холодном металле. У Рейко сперло дыхание, и загипнотизированная она оторопело смотрела в его холодно-карие глаза. Расстояние всего каких-то 5 метров да решетка камеры, несколько секунд зрительного контакта, а по коже, к которой в холодному поту прилипла рубашка, прошелся скальпель, сдирающий мурашки. Уголки губ серийного убийцы дрогнули в полуулыбке, он распрямил пальцы, манипуляциями перебирающими невидимые струны — небрежный знак приветствия. — Вы меня слышите? — уже в третий раз окликнул полицейский. Рейко вышла из оцепенения, непонимающе уставившись на возвышающегося мужчину. — Уходите, мы вас не пропустим. Если детектив Учиха хочет задать дополнительные вопросы, он должен спуститься сам. Дрожащий кивок, с подбородка упала капелька пота, и, последний раз взглянув на блаженно улыбающегося убийцу, опершегося лбом о прутья, она кинулась обратно прочь. — Эта девушка, — с придыханием произнес Акасуна, привлекая к себе внимание, когда Акияма удалилась. — Она тоже полицейская? — Никаких разговоров, — чопорно рявкнул охранник. Обиженно поморщив нос, Сасори отвернулся, спустившись спиной по решетки, разминая шею, устроился на полу, с мечтательным шепотом прикрыв глаза: — Акияма Рейко, маленькая хрупкая полицейская.

***

Мужчина в делом костюме, лоснящемся точно под блеском софитов, ступал по безлюдному коридору. Ни единой двери не попалось на его пути, сопровождаемом беспечным напевом какой-то песни. Уверенной и слишком быстрой походкой, за которой едва поспевала охрана из двух верзил, он ворвался в одну единственную дверь в самом конце. Без помпезных приветствий и вычурных церемониальных выходок он с игривой улыбкой прощеголял к восточной софе в нише, погруженной в красный свет комнаты. Курящая кальян Кагуя, выслушивающая отчет Зетцу, увидев беспардонно ворвавшегося мужчину, тут же поднялась, гневно сощурив водянисто-серые глаза. — Ты спятил?! — заверещала она, едва не задрожав всем телом. — Ушел без моего ведома два дня назад! А если бы тебя заметили и арестовали? Точно мать, отчитывающая нерадивого сына, она обеспокоено осмотрела мужчину, недовольно скривившего гримасу. — Не смеши меня, Кагуя. Для всех я давным-давно мертв, и никому нет дела до умершего родственничка. Зато теперь я знаю передвижения этой Рейко. Зверек выжил и ходит как ни в чем не бывало. Да и к тому же она еще и полицейская, — тяжко вздохнув, Мастер налил себе бурбона из бара Кагуи и расслабленно расположился на тахте. — Нужно было сразу её застрелить в лесу! Тогда всего этого бы не было! — экспрессивно вспылила, указав рукой в неопределенное место, Ооцуцуки и забрала бутылку, спрятав обратно в бар. — И ты бы сидел сейчас в замке, а не прятался у меня под юбкой от гневных «зрителей» и легавых! — Зачем мне один заяц? — возмутился мужчина, вскинув плечами. — Я хочу пристрелить двоих одним точным ударом. Да и к тому же я рад, что все так вышло. В замке я задыхался — король в собственной темнице. Мне не хватало простора для творчества. Пора мне выходить на новый уровень. — Мастер подорвался с места, стряхнув невидимые пылинки с пиджака, и, демонстративным презрительным взглядом смерив напротив стоящую Ооцуцуки, радостно объявил: — И ты мне больше не нужна. — Да как ты смеешь, — Кагуя едва не задохнулась от возмущения, опасные искры заиграли на дне глаз. — Я спасла тебе жизнь! Ты бы валялся на дне Токийского залива, если бы не я сделала тебя Мастером! — Верно, и, как оперившемуся птенцу, мне настало время покинуть отчий дом, — манерно растягивая слова на любимый лад, Мастер остановился в кольце двух верзил. И, взметнув бровями, спокойно-примирительно заявил: — Но не волнуйся, мы все равно в доле, я не дурак идти против якудза. Просто теперь меня будут охранять эти милые джентльмены, а не твои племянники. И, похлопав в ладоши, прокричал: «По коням», направившись на выход — исчез также стремительно ворвавшимся ветром, как и появился. Покачнувшаяся Кагуя осела на восточный диван, судорожно проведя ладонями по лицу и груди. Белый Зетцу присел на корточки, взяв женщину за руку, когда черный все еще смотрел на захлопнувшуюся дверь. — Нам его догнать? — Нет, это уже бесполезно, — посетовала женщина, горько всплакнув. — Нужно было убить его раньше, зря я его пожалела. Это еще раз доказывает, что Мадара бы лучше справился с ролью Мастера! А теперь все потеряно! И, воскликнув, вскочила, заметавшись по комнате, точно белая тигрица. — Нужно будет собрать совет. Найдите Какудзу, Орочимару и Кисаме, где бы они ни прятались.