***
У заброшенной кафешки, расположенной на берегу Токийского залива, ухала сова, ядовито-желтыми глазами, точно разъедающая кислота, следя за передвигающейся парочкой, что притаилась под густым терновником диких веток. Они прятали свои лица под капюшонами плотных толстовок и неуклюже большими очками, совсем не подходящими под форму лиц. Добрались до заброшенного здания с разбитыми стеклами и посветив фонариком смартфона в ближайшее окно, одна из фигур кивнула другой, дав знак, что можно заходить. Ветхий пол скрипел под тяжелыми ботинками путников, спускающихся по кричащим о вторжении посторонних ступенькам. Стены, разрисованные граффити и похабными словечками, освещали лишь экраны включенных мобильников. Непрошенные гости вошли в единственную целую комнату, где под грязным потолком горела лампочка. За круглым столом сидели двое. Учиха Мадара, скрестивший пальцы под подбородком, остро-цепким взглядом единственного глаза смотрел на вошедших, его губы дрогнули в ехидной улыбке, больше напоминающей оскал. Хозуки Суйгецу, жующий сухарики из ближайшего ларька, хрустнул по ним остро отточенными клыками, небрежно махнув рукой. — Добро пожаловать в анонимный клуб обиженных Мастером, — поприветствовал Суйгецу, грызя очередной сухарик. Гости скинули капюшоны и очки, представ теми, кого меньше всего можно было представить вместе плечо к плечу — серийного убийцу и его несостоявшуюся жертву. Акасуна остановился на бывшем детективе тяжелым взглядом — так смотрят на старых знакомых, пытаясь припомнить, был ли этот человек когда-то давно в прошлой жизни другом или врагом. — Учиха Мадара, детектив по делу Потрошителя, — констатировал Сасори и тут же стрельнул взглядом на бледную Рейко. — Признаю, меньше всего ожидал увидеть здесь вас. — А я напротив, очень долго искал с тобой встречи, единственный выживший свидетель по делу Потрошителя, — любезностью на любезность ответил Учиха. — Во время охоты, как видишь, вместо тебя поймал на крючок твое сбежавшие произведение искусства. — Хорошая работа, — Сасори сел напротив Учихи, не отрывая от него взгляда, а Мадара, сардонически хмыкнув, похрустел костяшками пальцев. — Благодарю. Рейко и Суйгецу непонимающе переглянулись, но, видимо, Мадара прекрасно понял смысл слов Акасуны, диалог которого был понятен только им. Оба искусно распоряжались чужими судьбами — пешкам никогда не понять бремени королей. — Так о чем вы так порывались со мной поговорить, что были готовы сорвать федеральное расследование? — Мы ждем еще одного человека, не друга, но союзника, — деловито заявил Учиха, откинувшись на спинку стула. В этот момент дверь торжествующе проскрипела вместо гласа дворецкого, объявяя о последнем, но не менее важном госте. — О, прошу прощения, я пришел последним. Суйгецу отвратительно объясняет маршрут, я заплутал в лесу. — Не может быть, — воскликнула Рейко, едва не подскочив с места. — Вы же член группировки Мастера! Я видела вас в его замке! Хошигаки Кисаме! Упомянутый знаменитый наемный убийца-мечник оскалил ровный ряд выточенных клыков: особая примета группировки 7 мечников — независимых киллеров. В тучной черной куртке и кожаных перчатках он примирительно поднял руки, пройдя за свободное место. — Это Кисаме передал мне чертежи замка Мастера, — заносчивым тоном, теряющим терпение, объяснил Учиха, жеманно взмахнув рукой в сторону присевшего мечника. — А я передал Суйгецу, чтобы он отдал тебе. — Но… но какой в этом смысл? Разве 7 мечников не поддерживают Мастера? — Боже упаси! — едва не перекрестился Кисаме, театрально передернув плечами. — Этот напыщенный индюк, конечно, заманил нас на свою сторону, но когда я познакомился с ним лично, то понял, что он нас всех загонит либо в могилы, либо за решетку, что просто не допустимо! – и, щелкнув пальцами, поднял указательный вверх. — Суйгецу, работающий на Мадару, нашептал мне на ухо, что есть один человек, люто желающий Мастеру смерти. И, честно говоря, я до последнего не знал, что этот человек — находящийся в розыске коп. Но, как видите, в отличие от некоторых я свои эмоции держу при себе. Мы здесь все сейчас в одной лодке. Рейко прикусила губу, укол в свою сторону она стоически стерпела, потупив взгляд. — И не только, — едко добавил Мадара. — Как видите, известный серийный убийца, бальзамирующий людей в куклы, тоже не питает симпатию к нашей проблеме. — Ооо, — Кисаме выпрямил плечи так, будто Мадара заявил, что на их тайной вечере присутствует сам святой дух. И, бросив косой взгляд на молодого человека, так же искоса поглядывающего, неловко улыбнулся. — О, вы и правда тот самый Кукловод? По правде говоря, я удивлен. Я представлял вас, — и неоднозначно покачав головой от плеча к плечу в поисках нужного слова, оскалился фирменной акульей улыбкой, — старше. — Возраст — всего лишь цифра, подвластная времени, но не идее, — беспристрастно отчеканил Акасуна. — Кстати, позвольте мне дерзость задать вам вопрос? Всегда было интересно. Почему вы бальзамируете именно девушек? В этом есть какой-то скрытый посыл? — Если бы я позвал вас на чай в загородный дом, вы бы согласились? — Нет, конечно, — нервно прыснул мечник. — Вот именно поэтому, — небрежно пожал плечами маэстро, поставив точку на разговоре. — Ха. — Кисаме вытянулся, прочистив горло, и расстегнул куртку. Становилось по-настоящему жарко в накаляющейся обстановке. Рейко съехала по спинке стула, съежившись. А все это время жующий сухарики Суйгецу тихо посетовал гнусавым голосом: — Мне тут как-то неловко в компании серийного убийцы, его не добальзамированной жертвы, наемного убийцы и бывшего плохого копа. Чувствую себя настоящим девственником в клубе анонимных оргий. Хозуки понял, что звук его хрустящих сухарей стал слишком громким, а виной тому воцарившееся молчание. Парнишка растерянно пробежался по вперенным в него взглядам «союзников», смотрящих то ли как на идиота, то ли как на смельчака, готового бросить перчатку в лицо даже самым отпетым преступникам. — Что же, раз мы закончили прелюдии к нашим «оргиям», может, перейдем непосредственно к делу? — кашлянув в кулак, Мадара призвал внимание к себе. — Не будем греха таить, не все мы здесь люто ненавидим Мастера, но всем нам он так или иначе мешает. Но проблема состоит не только в нем, но и в его приближенных, а именно Орочимару, Какудзу и ставшей слишком к нему близкой Кагуе. — Себя вы забыли приписать, — страшно спокойным тоном отчеканил Акасуна, с вызовом смотря на Мадару, держащегося с вышколенным апломбом. — О, как я и думал, вы прекрасно осведомлены о деле «Потрошителя». Не отрицаю, что имел дело к этой шайке в виду не зависящих от меня обстоятельств, но, как видите, я все-таки здесь, а не с ними, — нервно забарабанив пальцами по столу, вопросительно изогнул бровь, — продолжить позволите? В глубине глаз Акасуны заплескался таившийся долгие годы гнев, но он сдержался, шутливо взмахнув рукой, давая добро продолжить. К чему Учиха немедленно приступил: — После одного неприятного диалога мне стало известно, что Ооцуцуки потеряла контроль над нашим злым гением. — Верно, Мастер решил отбиться от прежней шайки и пуститься во все тяжкие на новом уровне — он захватил один местный элитный бордель, — продолжил Кисаме. — Бордель? На кой черт ему бордель? — Рейко нахмурила брови, все еще скептически относясь к их двойному агенту-перебежчику. — Это был простой бордель, но Мастер же всему самому простому и заурядному придаст изюминку. В этом борделе подают особых шлюх с недавнего времени. Вы ведь знаете о бабочках-однодневках? — Живут лишь один день, слишком короткий по нашим меркам, но слишком долгий в ожидании смерти для них, — цинично промолвил Акасуна, отстранённо смотря в сторону. — Вот такие бабочки теперь водятся в борделе Мастера. Девственницы-однодневки. — Не поняла, — Акияма все прекрасно поняла, но не хотела осознавать смысл услышанного. — Клиент трахает недотрогу, развлекается с ней как хочет, может даже убить. А если не убьет он, объект просто утилизируют. — Какудзу бы повесился от таких убытков, — едва сдержал смех Мадара. — Шайка Мастера больше не с ним, они сами уже думают, как от него избавиться. — Так может, нам всем тогда объединиться? — с наивной простодушностью предложил Хозуки. — Типа мир, дружба, любовь как в знаменитом журнале манги.* — Шайка Мастера вместе с ним — мои, — встрепенулся Акасуна. — Я на ваши игры не подписывался, мне нужны их жизни, а не сотрудничество. — Ну, они и так бы вряд ли согласились сотрудничать, — попытался продолжить Кисаме, но его перебил пробасивший Мадара: — Жизнь Мастера — моя. — Ой-ей, — Суйгецу отодвинул стул от стола, впечатавшись в спинку. Атмосфера накалялась не на шутку. Мадара, сжавший руку в кулак, и Сасори, безразличный и холодный, смотрящий с такой отстранённостью, будто перед ним сидело пустое место, издающее человеческие звуки. — У меня с Мастером личные счеты, — спокойно выплюнул Акасуна. — Не только у тебя, и, поверь, мое дело, куда важнее твоей дохлой шлюхи-сектантки. Больше всего неловко было Рейко и Суйгецу, непривыкшим к переговорам, да и вообще такой колоритной компании, где драка на кулаках может закончиться искусным кровопролитием. — Ты ведь знаешь, что Учиха Обито и есть Мастер? — взгляд Мадары заволокло как у неистовство агонизирующего зверя — такой вонзится клыками в глотку, пока не испустит последний вдох. — Это дело клана Учиха, и заберет его жизнь только человек, носящий нашу фамилию. И это буду я, — прорычал каждое слово Мадара, ударив кулаком в грудь. — Тебе же я предлагаю всех остальных: Какудзу, Орочимару, Зетцу, Кагую — все они внесли свой вклад в создание Потрошителя. Как думаешь, справедливая сделка? Можешь присутствовать при его казни, но на курок нажму я лично. Жизнь моего брата ценнее какой-то потаскухи-шизофренички, которая сама мчалась к своей смерти!!! — Мадара подорвался с места с остервенелым рыком, вырвавшимся утробным хрипом. Рейко, Суйгецу и Кисаме переводили взгляд с Учихи на Акасуну, у которого не дернулся ни единый мускул — ледяная глыба, не поддающаяся инфернальному огню. Его пламя поглощало чужое. Когда Сасори поднялся, троица приготовилась к самому худшему исходу: плюнет и уйдет? А быть может, завяжется бойня? Но Акасуна, смерив самым высокомерным взглядом снизу вверх, протянул Учихе руку. — Идет, я убью шайку Мастера, вы — Обито, но я буду присутствовать в последние минуты его агонии. И насчет вашей жизни никаких заверений под конец не даю. Мадара будто и сам не сразу поверил в согласие Акасуны, недоуменно уставился на руку, как на ядовитую змею, и, криво улыбнувшись, с пылом пожал руку хладнокровного убийцы. Сделка была заключена. — Я тут походу единственный, кто находится в полуобморочном состоянии? — заплетающимся языком вибриующе-истеричным смешком хохотнул Хозуки. — Что ж, когда рыбешка поделана меж голодными котами, может, перейдем непосредственно к плану? — Кисаме хлопнул в ладоши, с задором растерев. — Раз уж мы разделили нашу проблему на «Две казни», будем решать две проблемы отдельно. С шайкой Мастера дела обстоят проще, я могу заманить их в место нашего предыдущего собрания под предлогом, что мне удалось выйти на Мастера и что я приведу его к ним, и мы его убьем. — Мне нужно будет подготовить необходимую провизию, это ведь для вас не проблема? — уточнил Акасуна. — Никаких проблем, я предоставлю вам склад, у вас будет достаточно времени, чтобы подготовить место казни. Что касается Мастера — придется проникнуть внутрь борделя, чтобы поймать его или же убить. Как сложится. Я слышал, что часто Мастер и сам балуется плотскими утехами, а значит, мы можем проникнуть в качестве клиентов в день, когда он точно будет на месте. У меня есть свои люди и… — Но это не дает гарантии, что мы сможем его поймать, насколько я знаю, Мастер ходит в бронежилете с головы до пят, — возразил Учиха, закурив сигарету. — Не говоря о его круглосуточной охране. — Это верно, здесь нужен план, — согласился Хошигаки. — И он у меня есть, — с улыбкой высокомерного торжества Учиха выпустил клуб дыма в сторону Акиямы. — Мастер тоже грешит плотскими утехами с девственницами, а значит, наши бедные бабочки-однодневки единственные живые существа, что, пускай и всего на пару часов, но видят лик нашей «проблемы». Перед ними он скидывает свои доспехи. А значит, нам нужна своя бабочка-залетчица. — Да, но как заставить Мастера клюнуть именно на нашу наживку? Рейко становилось плохо, все заплясало в пьяном танце перед глазами, она схватилась за подлокотник, умоляюще взглянув на Учиху, но жестокая улыбка и пышущий азартом взгляд хлестнул отрезвляющей пощечиной. — Если Мастер увидит своего игрока Замка Мастера, то непременно захочет именно её. Ты ведь у нас все еще девственница, а, Рейко? — Я… — Рейко зарделась, схватившись за ворот душащей водолазки, духота оседала лихорадочным потом и затхлым воздухом, давящим на виски. — Девственница, — издевательски растягивая слова, прыснул Учиха. — Тот случай, когда девственность ломает жизнь, — прокомментировал Хозуки. — Что же, тогда нам только нужно запустить бабочку в нужный домик. — Но… подождите, я ведь не дала своего согласия! — возмутилась Акияма, подорвавшись с места. — Не переживай так за свою плеву, Мастер даже лечь на тебя не успеет, я приду в качестве клиента и буду следить за тобой со стороны, — успокоил Учиха, потушив недокуренную сигару. — А даже если и трахнет тебя мой августейший родственничек, ну не велика беда, мы оплатим тебе операцию по восстановлению плевы, если для тебя это так принципиально. У Рейко не было слов. Потеряв рад речи, она лишь схватилась за голову, упав на место, и повернулась сначала к Хозуки, что лишь пожал плечами, мол, он тут причем, не он же будущий супруг, который переживает за сохранность жены, а затем на Сасори, с пассивной мудростью удивленно изогнувшего бровь, явно намекая, что на него даже смотреть не стоит — у него на неё другие планы. А то, что это он лишил её девственности, общественность знать недостойна. — Вот и славненько, договорились! — за всех огласил Мадара с победным восклицанием. Насколько иронично может сложиться судьба. Акияма отстранённым свидетелем наблюдала за событиями, которые, возможно, перечеркнут не только чужие жизни, но и её собственную. Два человека, уже знакомые в своих прошлых, но уже ничего не значащих жизнях, стояли напротив друг друга, переговариваясь о последних деталях. Два Кукловода, затаившихся в тенях города, плетущие паутины мести. — Суйгецу, — обратилась Рей к облокотившемуся о стену пауку Мадары, что терпеливо ждал Кисаме. — Когда все закончится, чем ты думаешь заняться? — Ну, — клацнул зубами Хозуки, перегрызая невидимую нить, соединяющую их всех. — Мадара меня явно отпустит. Я стану вольной птицей. Думаю, после всего феерического пиздеца смогу написать книгу, — и прыснув в сторону, спросил Рей: — А ты? Акияма не ответила — ответ таился в человеке, что закончил переговоры с Учихой и направлялся в их сторону. Как школьница, увидевшая то ли своего злейшего врага, то ли объект воздыхания, Рейко резко перевела взгляд в сторону. Сасори остановился рядом, заговорив плоским безжизненным голосом: — Не сходишь со мной в одно место? Суйгецу, поперхнувшись воздухом, выплюнул жевательную резинку, скрипнув зубами — уж больно комментарии рвались, когда сейчас они могли стоить ему языка. Пораженная душевной немотой Акияма оторопело смотрела на собственный кошмар, с неестественной дружелюбностью протягивающий руку. — Я не… — прохрипела Рейко и схватилась за рукав куртки отшатнувшегося от неё как от прокаженной Суйгецу. — Ты же не думаешь, что я приглашаю тебя на чай, подразумевая под этим твое бальзамирование? — с напыщенным хладнокровием и смехотворным безразличием произнес Акасуна. Хозуки хрюкнул от смеха, прижав кулак к губам. Рейко попыталась найти взглядом Мадару, тем самым найдя предлог. — Я всего лишь хочу показать тебе одно место. Акасуна так ненавязчиво, но уверенно настаивал, что Акияма сама не отдала себе отчет, как вложила свою руку в его. И, когда они направились к выходу, опешивший Хозуки попытался окликнуть Рей. — Эй! Рейко! Ты же не собираешься идти на прогулку с серийным убийцей? Но Рейко уже исчезла, как слишком короткий кадр кинопленки. И Хозуки, опустив протянутую рубку, с сожалением покачал головой. — Все очень плохо. Недолго ты проживешь, Рейко, на этом свете.***
Дома, как карточные домики, плотно стояли друг к другу. На такие подуй рассвирепевший бог — и рухнут один за другим. Солнце последних зимних дней в Токио грело лоснящийся от растаявшего снега асфальт, по которому ступали вдоль стен домов Сасори и Рейко. Акасуна, полностью законспирировавшийся — в парике и бесформенной толстовке, в темных очках, никак не вяжущихся с погодой. С каждым шагом непризнанному гению хотелось остановиться, резко развернуться и рвануть обратно, ведь, приближаясь к месту, которое когда-то скромно величал «домом», он ощущал себя простым студентом университета искусств. Окна спальной комнаты и кухни смотрели знакомыми рамами, но чужими занавесками по ту сторону пластика. Родное место, ставшее чужим. Дважды в одну реку не входят. Но Сасори вошел, чтоб ощутить горький привкус, который останется на долгие дни после пяти минут обманчиво-сладкой ностальгии. Свет преломлялся снопом ярких искр, играющих бликами на пластике. Синдром Стендаля. Собственное прошлое вместо произведения искусства поглотило безумного гения, что, стоя перед подъездом, пускай и на мгновение, но снова стал юным художником, ищущим в своих работах самого себя. — Не думал, что это место способно вызвать у меня такое сильное чувство ностальгии. Я полагал, что оно умерло во мне со смертями близких. — Акасуна снял очки, прищурив глаза от слепящего солнца. Рейко не понимала, для чего она здесь и что это за место. Но мягкий, шепчущий голос Сасори дал ответ без вопроса. — Я дома. — Сколько боли и счастья было заключено всего в двух словах, что отражались в преломлениях искажающихся в теплой улыбке и страдающем взгляде эмоций. Рейко подошла ближе, запрокинув голову, выставив ладонь ребром над глазами. Это место — простой цветной многоквартирный дом, где жил Сасори Акасуна, будучи самым простым человеком? — Мой папа говорил, что жизненный путь человека заключается в том, чтобы вернуться домой. Куда бы ты… — Рейко запнулась и, мотнув головой, горько улыбнулась, — мы не уходили, изо дня в день мы возвращаемся. Через час или день. Или же годы. — Может быть, он и прав. Поднимешься со мной? — А нас впустят? — Через окно впустят. Окно гостиной выходило во внутренний двор, где ветхая трещащая запасная лестница спускалась от самой крыши к первому этажу. Акасуна подпрыгнул, спустив створку, и неоднозначным жестом подозвал Рейко. Акияма сжалась, когда убийца её подруги подхватил её под талию, подсадив, чтобы Рейко зацепилась за лестницу. Акияма поднималась вверх, пытаясь понять спятила она или весь мир сошел с ума. Но она перебралась на указанный балкон, спрыгнув с лестницы. Акасуна перепрыгнул через подоконник следом, оттряхнув от пыли джинсы. И бесшумно приоткрыл дверь балкона в комнату. — Кажется, никого нет. Квартира оказалась заселённой, но хозяева отсутствовали, вероятно, трудились каждый на своей работе. Мебель оставили, переставив по своему вкусу. Все было вроде своим, родным, но что-то не то. Не та атмосфера, не тот уют. Не его дом. — Надо же, они даже оставили мои статуэтки, — Акасуна подцепил стоящую на стеллаже миниатюрную фарфоровую статуэтку ангелочка. — Заберёшь её себе? — Акияма не знала, что говорить, и нужно ли было. Находиться в доме человека, убившего её подругу, искалечившего её судьбу, и наблюдать за ним, как за простым человеком со своим прошлым — слишком противоестественно и тошнотворно. — Трофеи, статуэтки, те или иные вещи — они привязывают нас к месту, событию, времени. Эту статуэтку мне подарил на день рождения такой-то человек, она таит в себе воспоминания, а значит, часть меня. Вещь — хранитель частичек нашей души, но в то же время цепь, привязывающие нас к прошлому. Я не хочу иметь личных вещей в определенном месте, чтобы не быть связанным по рукам и ногам. Чтобы, как ты говоришь, мне некуда было возвращаться. Моя дорога свобода, и я волен идти куда хочу и когда захочу. — Сасори ступал вдоль стеллажа, кончиками пальцев ведя по пыльным полкам, вдыхая смешавшийся запах дерева и чужого пота. — Но как же твои трофеи? Разве они не привязывают тебя к определенному месту и событию? — Ты о моих картинах? — иронично спросил Акасуна, обернувшись к Рей. — Это скорее коллекция, чем трофеи. Мой смысл жизни. Акасуна выскользнул из гостиной, нацелившись в следующую комнату — свою спальню, которая теперь превратилась в розовую детскую с рюшечками и мягкими плюшевыми мишками. — Интересно, люди, которые купили эту квартиру, в курсе, что на этом самом месте Нарико пыталась в шутку или всерьез так выпотрошить меня? — Сасори присел на корточки, ковер, пускай и другой, относительно новый, но место все то же. — Но кто продал эту квартиру? У тебя кто-то… был? — Нет, родители погибли, когда я еще был ребенком, я жил с бабушкой, но смерть отобрала и её. Квартиру продало государство на аукционе, вероятно, когда меня признали официально мертвым. — Знаешь, с юридической точки зрения, ты имеешь полное право потребовать обратно свою квартиру, — то ли всерьез, то ли в шутку заметила Рейко. — Серийный убийца, заявляющийся в суд с требованием, чтобы ему вернули его имущество? — цинично цокнул языком Акасуна, выглянув в окно. — Думаю, они запомнили бы это дело надолго. — Что я здесь делаю? Зачем ты привел меня сюда? Чтобы вызвать жалость? — Жалость? Думаешь, мне нужна чья-то жалость? Правда ни на чьей стороне, Рейко, она сама по себе. — Еще скажи, что ты жертва, — Акияма проскрежетала зубами с отвращением больше к самой себе, ударив кулаком по груди там, где билось мешающее ясно думать сердце. — Ты убийца, Сасори, и никакие дома с умершими бабушками этого уже не изменят. — Жертвы, злодеи — людям легче вешать ярлыки, клеймить, но не разбираться в сути. Знаешь, как любят говорить критики, злодеи — это жертвы с нераскрытым прошлым. — Я ухожу, мне нужно домой к себе, отдохнуть и свыкнуться с тем, что, возможно, меня скоро изнасилует психопат-социопат, а потом убьет, узнав, что я не девственница. А если я выживу, то мне самой придется стать убийцей, чтобы ты упокоился, а моя месть свершилась. — Рейко направилась на выход, но её остановил неожиданный вопрос Акасуны: — Твои близкие, у тебя ведь есть родители, ты общаешься с ними? — Нет, — Акияма поморщилась, не понимая, к чему он ведет, — мне даже в голову не приходило выйти с ними на связь. Это странно, да? — Может, потому что тебе нынешней нечего сказать своему прошлому? — О чем ты? — Ты изменилась, к худшему или же лучшему, но ты уже не та, что раньше. И знаешь почему? — Почему? — Ведь Акияма Рейко, их дочь, мертва. Потому тебе и нечего им сказать. — Если все так, то кто я, стоящая перед тобой? — на грани истеричного хохота воскликнула Рейко. Сасори обернулся, и Акияме стало не по себе от диссонанса благодушия в глазах убийцы, от ласковой улыбки на юродивых губах. Истинно черт во плоти ангела. — Это ты ответь сама себе на этот вопрос, кто или что ты.