Measure of Men

У Монтгомери Скотта свежая снежно-белая повязка вокруг левой руки. Доктор МакКой составил агрессивный и довольно безжалостный план по регенерации повреждённых нервов и сухожилий, начало которого запланировано после обеда, и Скотти больше обеспокоен предстоящей пыткой, нежели текущей. – Я ничего не знаю, – сразу без колебаний говорит он. Его шотландский акцент звучит сильнее чем прежде. – Я не особо наблюдателен, понимаете ль? Я знаю свои машины, ага, но люди как-то выше моей головы, видите ли. – Но Капитан Кирк проводит довольно много времени в Инженерном отсеке вместе с Вами. – О да. Кирк любит подсобить немного, он сам неплохо управляется с двигателями. Его вторая специальность после Командования была Инженерия, как никак. Это прям благодать, когда он заглядывает, он смышлёный парень и не боится запачкаться. – В таком случае Вы должны были видеть его взаимодействие с Командером Споком. – О, понимаете ли, Командер Спок почти не заглядывает в Инженерную, только вот если мы сами не попросим его помощи. Он учёный, эээ, а не механик. И ему не нравится пачкать руки, да. Он конечно сделает всё в один момент, если надо, но сам на это не подпишется. – Как третий человек в цепочке командования, Вам приходилось видеть их работу вместе. Скотти пожимает плечами. – Я третий в списке, но они обычно оставляют Сулу на мостике или Ухуру, или крошку Чехова. Я свою землю не особо покидаю, вот что правда. Такой корабль, как наша Серебряная Леди, нуждается во внимании. Энтерпрайз и впрямь требует много внимания со стороны инженеров, и это правда, что вторая любовь Кирка – это Инженерия. Вид Капитана в машинном масле, занимающегося тем или иным делом посреди гудящих моторов и двигателей, проводов и варп ядра, вполне привычный. Скотти немного привирает, когда говорит, что Спок редко там появляется, поскольку Вулканец часто приходит вытаскивать Кирка поесть, поспать, пойти в Медотсек, вернуться на мостик, перестать работать в конце концов. – Что? Я ж тут только пятнадцать минут! – Джим, уже прошло шесть часов с момента окончания твоей смены. Тебе нужно поспать. – Я не на службе, так что могу делать что хочу, правда? И я хочу это починить, чтобы мы уже с этим наконец разобрались. – Это не требует твоего безотложного внимания, Джим. Есть и другие специалисты, которые могут это починить. Даже я, будь у меня подобное желание, мог бы это сделать. Однако, это не моя обязанность и, не в пример некоторых индивидуумов, я твёрдо знаю, где мои обязанности заканчиваются. И начинается забота о своём здоровье. И поскольку твоя способность в данном разграничении сомнительна, я принимаю на себя эту ответственность. Ты сейчас отправишься в постель, или я применю нервный захват и отнесу тебя. – Хей, это кинково, Командер. – Спасибо, за вашу неоценимую помощь, мистер Скотт. Капитан, я уверяю вас, что раздражённый Вулканец не расположен к сексуальному удовлетворению любого рода, если таковым не считать воздержание. – Ты говоришь мне, что если я не пойду сейчас, то ты воздержишься от секса? – Я ничего подобного не утверждаю. Джим. Я лишь обращаю внимание, что некоторые усилия с твоей стороны могут стоить того, чтобы я оставался на твоей стороне. Кирк повернулся к Скотти с широко распахнутыми глазами и приоткрытым ртом. – Ты вообще можешь в это поверить? – Ну, Джим, он привёл убедительные аргументы, это да. Давай-ка отправляйся в кроватку, тебя там ждут, а я закончу тут. Спокойной ночи, Командер. Спок переводит свой строгий взгляд на него. – Мистер Скотт, ваша смена закончилась девять часов назад. Уходите немедленно, или я буду вынужден разбудить Нийоту и привести её сюда. Уверяю вас, что бы я ни сделал с моим раздражающим партнёром, это меркнет в сравнении с воображением Нийоты. Скотти усмехнулся. – Такой дотошный начальник, этот Вулканец. Думаю, большинство времени он чувствует себя воспитателем в детском саду. Арчер усмехается. – Я так понимаю, что он недавно избавил Вас от обвинения в убийстве, Лейтенант-Командер Скотт? Скотти вспоминает тюрьму, как сидел в клетке с дрожащими руками и пустотой в голове. Вспоминает Спока, возвышающегося над ним тёмным силуэтом напротив света. – Я этого не делал, – сказал Скотти, зная, что это бесполезно, бессмысленно, потому что кто бы его ни подставил, единственный, кто бы за него рвал и метал, сейчас лежит в Медотсеке, электрически-голубые глаза закрыты под дозами седативного. Спок с элегантностью кошки присел рядом. – Я знаю, мистер Скотт. – Мягко говорит он, его шоколадные глаза светятся пониманием. – Я в тебе и не сомневался. – Но доказательства… – У меня есть доказательства, утверждающие, что ты преступник. С другой стороны у меня есть годы собственных наблюдений, что позволяет мне верить, что я знаю тебя достаточно, чтобы сомневаться в свидетельствах. Ты не хочешь вреда для Джима, мистер Скотт, и никогда не хотел. Скотти прижимает основания ладоней к глазам, заталкивая обратно слёзы облегчения. Если Спок ему поверил, тогда есть шанс – если Вулканец во что-то вцепился, он не отступит, пока не получит своё. – Что ты собираешься делать? – Я запросил твой перевод на борт Энтерпрайз и получил отказ. Я отправил запрос на освобождение тебя под свою ответственность и также получил отказ. Тогда я отправил запрос на разрешение приставить охрану с Энтерпрайз сопроводить тебя в безопасное место и снова получил отказ. В свете данных обстоятельств, я не склонен оставлять тебя в одиночестве. – Звучит, как будто ты стучишь во все двери, парень. – Действительно. В конце концов, конечно, я нашёл удовлетворительное решение. Я привёл доводы, что, поскольку ты мой подчинённый, это моя обязанность обеспечить твоё нормальное поведение, и это моё поражение позволило произойти этой нелицеприятной ситуации. Таким образом, переняв часть вины, возложенной на твои плечи, мне позволили присоединиться в твоём заключении, и остаться тут, пока это не будет решено удовлетворительным образом. Скотти в ужасе уставился на Вулканца. – Ты сказал, что это твоя вина? Ты спятил? Что, если я отсюда не выберусь? Ты нужен на Энтерпрайз! – Энтерпрайз необходимо множество вещей, и не в последнюю очередь такой талантливый инженер, как ты. Ты невиновен, мистер Скотт, и я не позволю тебе платить за поступки кого-то ещё. Я это докажу. Вулканец подвинулся, устраиваясь на полу рядом с шотландцем, облокачивая локти на колени и переплетая свои длинные пальцы. – А если я не смогу, то тогда, по крайней мере, ты не будешь один. – Он хороший добросердечный мужчина, прячущийся под всеми этими слоями спокойствия и контроля, – наконец говорит Скотти, – тот, кто заботится о правосудии и том, что справедливо. У него больше веры в нас, людей, чем у нас самих иногда. И терпение хищника, ждущего момента разорвать свою добычу, мысленно добавляет Скотти. Он знает, что Кирк реально ничего не планирует, чтобы выбраться из этой передряги, поскольку надеется, что всё, в конце концов, само собой разрешится. Но Командер Спок никогда не полагался на удачу и случай, особенно когда это связано с Кирком. Спок одновременно сын дипломата, один из исчезающих видов, высококвалифицированный работник лучшего корабля, один из героев битвы на Нераде и ужасно умный индивид с несгибаемой решимостью защитить своих людей, равной только решимости Кирка. Всё это вместе образует ошеломляющее влияние, которое он не против использовать, если посчитает необходимым. Они люди разного сорта, Кирк и Спок. Если Кирк похож на горного льва – порывающийся убить добычу как только добыча появится на горизонте, то Спок – водяная змея, скользящая под поверхностью и атакующая, когда того меньше всего ожидаешь, невидимая угроза, смертельная в своей целенаправленности. Скотти улыбается. – Разрешите говорить свободно? Воздух вибрирует от вздрагиваний, которые Адмиралы беспощадно подавили. – Хорошо, – беспомощно говорит Арчер. – Но следите за словами, Лейтенант-Командер. – Да, сэр. Как я сказал ранее, большинство времени я без понятия, что происходит на мостике. Я получаю приказ, я делаю свою работу, быстро избавляю нас от проблемы, и потом получаю полный отчёт от Капитана или от одного из офицеров. В большинстве своём я плыву в темноте, ага? Он пожимает плечами. – Я посещаю брифинги перед и после миссий, а в промежутках, если не нужен, я остаюсь в Инженерной, где могу разбираться с какой бы то ни было неотложкой. Так что на службе я мало вижу своих старших офицеров. Он скрещивает руки на груди и затем вздрагивает от спазма в повреждённой руке. Он сжимает зубы, расслабляет руку и делает глубокий вдох. – Вне службы, – он продолжает с немного учащённым дыханием, – люди делают много чего, о чём Вы, наверное, не хотите знать, и что строго не запрещено Правилами Звёздного Флота. Скотти довольно неплохо знает, что точно запрещено, потому что за эти годы Спок снабдил его подробнейшим списком. Он занял шесть страниц. – Если вы по какой-то причине будете склонны сделать что-либо из этого списка, – сказал Вулканец, – я бы посоветовал вам убедиться, что я об этом не знаю. Есть такое понятие, как правдоподобное отрицание, мистер Скотт, что-то, что, я надеюсь, принесёт пользу в расследовании. – Но ведь вы и так-то всё знаете. Вы чувствуете секреты, прям как акулы кровь в воде. – Интересная, хоть и преувеличенная, метафора. Но если у меня не будет прямых необратимых доказательств, поддерживающих мои подозрения, то в этом случае у меня нет полномочий что-либо сделать. – Вы хороший человек, мистер Спок. Восхитительно хороший человек с большим-большим сердцем. Вулканец изогнул бровь. – Уверяю вас, что размер моего сердца находится в пределах допустимого. Тем не менее, мне приятно ваше одобрение, мистер Скотт. Скотти снова пожимает плечами. – Дорогие дамы и господа, я уверен, что много кто озвучивал скрытые и не скрытые угрозы, некоторые из которых должно быть были более впечатляющими, так что я не собираюсь повторяться. Командер Спок заставил меня пообещать, что я буду себя хорошо вести. Почему-то он думал, что я могу создать проблемы, но я не собираюсь этого делать, совсем нет. Я не могу угрожать, потому что я пообещал Капитану Кирку, что если он потеряет Энтерпрайз, то я должен убедиться, что его Серебряная леди останется целой и невредимой. У меня нет никакого материала, который можно использовать, как рычаг против Вас. Но у меня также нет и никакой полезной информации. – Поскольку мы все говорим свободно, – устало спрашивает Арчер, – я бы хотел знать, как много Кирк и Спок знают о том, как Вы и Ваша команда держали себя на этом слушании. – Ничего, сэр, – тут же отвечает Скотти. – Капитан Кирк намеренно держит себя вне этого процесса, чтобы не оказывать ни на кого влияние, и Командер Спок следует его примеру. Хотя, как я сказал, Вулканец может чувствовать проблемы прямо в воздухе, и он был настороже, пытаясь убедиться, что никто из нас не попадёт в неприятности. Правда, не знаю, слушал ли кто его или нет. – Могу убедить Вас, что никто не слушал. Скотти улыбается. – Ага, я так и думал. Вы не найдёте тех, кто сдвинется хоть на дюйм, если дело касается этих двоих. – Мы увидели разные реакции, хотя, должен сказать, что наиболее шокирующая была от Лейтенанта Ухуры. И возможно тот факт, что Лейтенант Чехов уж точно больше не мальчик. – О, да. Уже нет. Я не думаю, что хоть кто-то на Энтерпрайз таким остался, если честно. И Ухура, это да. Она была жутко злая. Уже некоторое время, вообще-то. Я бы сказал, с того случая с Кодосом. Его голос по-прежнему дружелюбный, и он всё ещё улыбается, но что-то мелькает в его глазах, просматривается в слегка сведённых бровях. Они думают, что знают, что это – они уже видели это. То же самое было и в глазах других членов Энтерпрайз, всех до единого. Что-то тихое и очень опасное. Это глубокая чёрная ярость ко всем и всему, что будет угрожать их командирам. Это простое упоминание Кодоса, что Скотти так просто обронил, - напоминание, что хоть он и не озлоблен, и не держит зла, как Ухура, но он всё помнит. Не может не помнить, поскольку это Скотти первым нашёл Кирка, клинически мёртвого в своей комнате, и это он отчаянно пытался его реанимировать, что сломало ребро, но всё-таки спасло Капитану жизнь. – Позвольте спросить, Лейтенант-Командер Скотт, - спрашивает Комак с любопытством, – что именно так связало команду Энтерпрайз вместе? Я никогда не видел такой преданности в команде. Скотти улыбается. – Вы когда-ни’ть слышали Речь «Сегодня день святого Криспиана» Уильяма Шекспира? Когда Адмиралы признаются, что не слышали, глаза Скотти добреют настолько, что это почти больно, его улыбка такая мягкая и нежная. Становится ясно, что он думает не об Адмиралах, а скорее погрузился в воспоминания. Его голос, полный шотландского акцента, мягко переливается в комнате. Отныне до скончания веков; С ним сохранится память и о нас - О нас, о горсточке счастливцев, братьев. Тот, кто сегодня кровь со мной прольет, Мне станет братом: как бы ни был низок, Его облагородит этот день; И проклянут свою судьбу дворяне, Что в этот день не с нами, а в кровати: Язык прикусят, лишь заговорит Соратник наш в бою в Криспинов день. Скотти помнит, как однажды, когда он не торопясь проверял трубы Джефри в одну из спокойных смен, он с удивлением наткнулся на Капитана, сидящего там в одиночестве. Шотландец потрясённо уставился на него, видя, как молодой человек заметно свернулся в клубок, как напуганный ребёнок. Он подлез ближе, пока не смог сесть рядом с Капитаном, и повернул его голову к себе. – Я могу чем-то помочь? – Он тогда спросил. Кирк покачал головой, с шумом сглатывая, и прижал ладони ко лбу. – Я буду в порядке, сейчас, через минутку. Я просто… мне нужно немного тишины. Скотти неразборчиво хмыкнул. – Они планируют вечеринку, Йомены, ты знаешь? Кирк застонал. – Знаешь, Джим, - сказал Скотти, проталкивая руку вокруг его плеч и придвигая того ближе, игнорируя то, как он замер и отвернул лицо. – Это и так нехорошо, что ты не хочешь слушать то, что я хочу сказать, но я всё равно скажу, потому что я хочу, чтобы ты знал. Я очень-очень счастлив, что ты есть, и с тех пор, как мы познакомились, стал ещё более счастлив, и я действительно о тебе забочусь. Это моё право быть тут с тобой, и я чертовски горжусь тобой и нашей работой. Меня не волнует твой пап’ или мать, или кто-ни’ть ещё. Я забочусь о тебе, и это может не самый радостный день для тебя… но, ви’ишь ли, для меня – это день рождения хорошего друга и потрясающего человека, и я этому рад. Джим ничего не сказал. Но когда Скотти настоял, Джим положил голову ему на плечо, мягко потёршись щекой. – Вы не понимаете, - мягко сказал он, глядя на Комака. – Мы не просто команда, уже нет. Мы семья.