Прилив

Хеди казалось, что прошло не менее двух лет с того самого момента, как она вскочила на байк позади парня, одетого в жилет с рейкером «Сынов», и вместе с его железной лошадкой, быстрее пуль и птиц помчалась в городскую больницу. Хеди казалось, что уже долгие дни, недели и месяцы она стоит, прижавшись лбом к стеклу и через узкие щелки больничных жалюзи разглядывает темную громаду, которой виделся ей бессознательный Телфорд. В палату ее не пустили, и вполне по понятным причинам. Ну кто она ему? Дочка друга. Седьмой слой сливок на шоколадном пудинге, не пришей кобыле хвост. Да даже если бы весь свет знал, что они трахаются, Хеди все равно бы к Пыру не пустили. Она ему не жена, не дочь и даже не невеста. Как на грех, еще и Тара, единственный человек, который мог бы выбить детке Морроу пропуск в стеклянные застенки, куда-то запропастилась. Все, что оставалось юной мисс — стоять и глотать горькие, как морская вода, собственные слезы. — Мэм? — на ее плечо вдруг опустилась рука и это стало сигналом для настоящего взрыва. Хедвига заорала, как туманная сирена, и попыталась атаковать нападавшего (и плевать, что на нее, по сути, никто не нападал) извращенной пародией на классический апперкот, сопровождая его боевым кличем «пошелнахуйсобакастремная». Нападавший (который, как мы помним, не нападал) успел увернуться от кулака Морроу и пострадал только лишь потому, что в своем маневре налетел задом на ряд пластиковых стульев для посетителей и упал на пол. Желтоватый свет потолочной лампы выхватил из темноты неизвестного, столь отчаянно подкравшегося к Хеди Морроу в момент ее величайшей слабости и бессилия. Хеди — дочь своего отца от кончиков рыжих волос, до родинки на лодыжке — только так могла отреагировать на это вторжение в ее личное пространство. Правда, когда она увидела, что это был не Джейсон Вурхиз и даже не Чарльз Мэнсон, а просто молодой мужчина в белом халате поверх голубой пижамы, байкерская принцесска разом поостыла и устыдилась. — Это самое, извините, короче, — с манерами у нее было так же хуево, как и с самообладанием. Хеди даже протянула руку — словно у нее хватило бы сил поднять с пола взрослого мужчину. К счастью, незнакомец прекрасно это понимал, так что отверг помощь Морроу и поднялся сам, одним сильным рывком. — Здравствуйте, мисс, простите, что напугал, — вот у него с манерами был полный порядок. — Мне показалось, вы плакали. — А вот и нет! — резко заявила Хеди. Еще не хватало, чтобы кто-то упрекал ее в излишней эмоциональности. В конце-концов, в чьем бы то ни было обществе, Морроу быстро приходила в форму и превращалась в себя саму. Грубоватую, не в меру саркастичную, колюще-режущую девицу. — Значит, мне показалось, — незнакомец пожал плечами. — Меня зовут доктор Грант Бойдлин, если хотите, можете звать меня просто Грант. — Ага, — рассеянно ответила Хеди, стараясь периферическим зрением удержать взгляд на окне в палату Пыра. — Там находится ваш отец? — спросил вдруг доктор Бойдлин. Хеди вздрогнула — это было будто бы удар. Ваш отец. Возможно, Хедвига иногда звала Пыра папочкой, но это отнюдь не из родственных чувств к нему. — Нет, не совсем, то есть, я хотела сказать, что да, только он, ну, не то чтобы прям отец, — Хеди запуталась в словах и запутала вместе с собой Гранта, который только ошалело моргал, пытаясь удержаться за короткий хвостик нить повествования. — Он мне крестный! — победоносно выдала Морроу. — Только меня не пускают, потому что, ну, знаете, это же не кровное родство, а духовное, — Хеди размашисто осенила себя крестным знамением и гордо ухмыльнулась. Ну конечно, полтора класса воскресной школы, это вам не курагу лимонить! Кажется, доктор Грант окончательно поверил этому истовому религиозному порыву, потому что он вдруг понимающе улыбнулся (Хеди терпеть не могла такие улыбки, они возвращали ее флешбеками в те темные дни детства, когда в квартире Моники Спанджен появлялись улыбчивые люди из органов опеки) и кивнул в сторону двери. — Я дам вам десять минут, если вы обещаете больше никого не бить и не ронять людей на пол, — скороговоркой произнес он. Хеди уловила в его речи акцент, но так и не смогла понять, какой именно. — Я вас не роняла, — чуть обиженно заявила девушка. — И даже не била, вы хорошо увернулись. Отличная реакция, док, вам бы в гольф играть или в теннис. — Я отлично жонглирую, наверное, все дело в этом. — Надеюсь, не органами пациентов. — Нет, я не хирург, я терапевт. — Все равно не стоит. За такой милой беседой, доктор Бойдлин впустил Хеди внутрь палаты и, тактично прикрыв дверь, остался снаружи. На стреме, как сказала бы сама Морроу, если бы не была так занята, ступая дрожащими ножками по стерильно чистому плиточному полу. Она испугалась — настолько, что едва узнала Пыра. Хедди аккуратно приблизилась к большой больничной кровати и принялась разглядывать пациента, освещенного тусклым ночничком. Морроу едва узнала в лежащем человеке мужчину, который просто сжимал ее подбородок в своей крепкой ладони и все, ее коленки предательски подгибались, а мозг отказывался думать о чем-либо, кроме как скорее сорвать с себя и него всю одежду и спрятаться в укромный уголок. Теперь это был какой-то чужой тип, едва знакомый. Если бы не шрамы — Хеди закусила палец, сдерживая желание дотронуться до них — она бы и вовсе не поверила, что это Телфорд. Странно, она так рвалась и хотела в эту палату, а оказавшись тут, все не понимала, что делать дальше. Поговорить? Подержать за руку? Чувствуя, что уже не выдерживает всего этого, Хедс аккуратно взгромоздилась на край кровати, едва не придавив задом широкую мужскую ладонь. Нащупав ледяные липкие пальцы меж складок одеяла, она крепко стиснула руку Пыра и вдруг поняла, что теперь ей вовсе не хочется плакать. Да, он ранен и подключен к куче каких-то мониторов (по своей неграмотности, Хеди не поняла, что половина аппаратов бездействовала), но жив ведь, жив. От этой простой мысли Хеди смогла наконец-таки перевести дух. Она не знала, сколько времени ей было отведено добрым доктором Бойдлином, поэтому поспешно ткнулась губами в теплый лоб шотландского байкера и вскочила на ноги. — Я еще вернусь, — прошептала она, склонившись к уху, словно бы Пыр мог ее слышать в своем медикаментозном сне. — Я слежу за тобой, Телфорд. В коридоре Хеди едва не врезалась в доктора Гранта. Он терпеливо ожидал ее прямо за дверью, и ему еще повезло, что створка открывалась внутрь. — Спасибо, док, — произнесла девушка, поправляя сползающую с плеча сумочку. — Это было… жизнеутверждающе. — Странное определение, но ладно. Как я понял, вы, мисс, очень необычная девушка, — Бойдлин снова заулыбался. Хеди захотелось потереть его физиономию платочком и посмотреть, не останутся ли на ней блядские эльфийские блестки. Не мог быть обычный человек таким лучезарным, ну не мог. — Вы не представились, — напомнил доктор Грант. Хеди замялась. — Дженни Уитчем, — брякнула Хедс, вовсе не подумав. — Очень рада знакомству, сэр. И буду рада куда больше, если вы мне в общих чертах расскажете, что с Пы… Папой моим крестным. — Ну, если вкратце, он получил проникающее… — Доктор, мне как для сильно тупых. Прямо очень сильно. — Его пырнули ножом. Хеди нервно ухмыльнулась и тут же не менее нервно извинилась. Как забавно, Пыра пырнули, просто обхохочешься. — В рану попало немного волокон одежды, но мы все извлекли. Сепсис не грозит. Ваш крестный крепкий мужчина, но образ жизни все-таки ведет далеко не праведный… — Иисус всех спасет, — поддакнула Хеди. — Возможно, но постельный режим мистеру Телфорду не повредит. Он проведет в больнице несколько дней, минимальный срок для таких случаев. А потом ему просто будет нужен должный уход. Никаких стрессов и только положительные эмоции. «О, я ему устрою», — подумала Хеди, неосознанно облизывая губы. Ее богатое, не по возрасту и социальному статусу, воображение мигом нарисовало тридцать три способа скрасить дядюшке Пыру постельный режим. Аргамак художественной мысли ускакал далеко вперед, оставив в пыли доктора Бойдлина, который все еще вещал что-то про состояние здоровья и, кажется, задавал вопросы. — Что вы сказали, простите? — Хедс встряхнула головой. — Я немного рассеяна сегодня. Восточный ветер, знаете ли, — она не понимала, как перестать пороть хуйню, кажется, ее стрессующий организм выдавал такую защитную реакцию. — Я сказал, не могли ли вы, мисс Дженни Уитчем, оставить мне свой номер телефона, — Грант снова улыбнулся, словно только это у него и получалось хорошо делать. — Для предоставления информации по состоянию вашего духовного родственника, конечно. — Я не… — Хеди крепко стиснула сумку и неосознанно затянула длинный ремешок в петлю, перехлестнувшую шею. — За чашкой кофе, думаю, это будет уместно, — поддакнул Грант и вложил Хедс в руку свой телефон. Морроу уставилась на него, как на гремучую змею или гранату с только что оторванной чекой. Девица малость запаниковала: а вдруг сейчас она откажется и Бойдлин потащит ее к охране или типа того? Вот и объясняй потом всей честной чепте, что она забыла у Пыра в палате и какие это ее сентиментальные чувства туда привели. В общем, Хеди покорно вбила в память телефона Гранта свой номер. Гениальная идея вписать любой случайный набор цифр посетила ее катастрофически поздно: Морроу была уже на другом конце Чарминга, в доме Джекса и Тары, укладывалась спать на диване в гостиной. — Еб твою мать, Хеди, — шепотом произнесла девица, глядя в белесый отблеск лунного света на потолке. — Хеди, еб твою мать.