Прилив

Узкая полоса белой ткани совершает третье круговое движение вокруг ладони Пыра. — Погоди, вот тут подальше, — диктует он, придерживая у плеча Хеди пакет замороженного зеленого горошка, как знак классики экстренной травматологии. — Чтобы я мог согнуть пальцы, видишь? — Ага, — бубнит Хедвига, старательно избегающая взгляда Телфорда с того самого момента, как они слезли с мотоцикла у его дома и поднялись в квартиру. — Ты что, прячешь от меня диплом медицинского? — Нет, — Пыр кивает ей на ножницы, Хеди обрезает бинт и ловко прячет белесый хвостик в повязку. — Служил санитаром. — Оу, — она многозначительно выгибает бровь. — Кажется, меня тянет к мужчинам-медикам. Пыр мрачно молчит. Хеди забирает у него пакет и прижимает к саднящему плечу крепче. — Слишком рано? — спрашивает она. Пыр поправляет бинт на руке, а потом собирает рассыпанные по столешнице медикаменты — вату, флакон антисептика. Хеди напряженно следит за ним. Ей немного трудно дышать: она выглядит, словно ее мамаша после рабочей смены в стрипухе — потекшая тушь, разорванное платье, стойкий запах алкоголя. Убрав все в белый шкафчик над раковиной в ванной, Пыр возвращается в комнату, застав Хеди все на том же месте, за обеденным столом, в углу между кухней и гостиной. — Ты же понимаешь, что нам придется все это обсудить, — он садится напротив и ловит девичий подбородок в крепкий захват. Хеди дергает головой, но вырваться не получается. — Это заводит, — говорит она, наконец вперив в Телфорда взгляд прозрачно-голубых глаз. — Знаю, — мягко кивает байкер. Когда Пыр смотрит на Хеди, у него как-то не очень получается злиться на нее. Тем более после того, как она, рыдая, рухнула в его руки, стоило остановить мотоцикл. Пыр не был из тех неженок, что не выносит вида женских слез, ему было ровным счетом плевать на то, сколько галлонов воды из глаз прольет очередная красотка, если она мешает Пыру выполнять его обязанности перед братством. Но слезы Хеди… Сжимая всхлипывающее существо в объятиях, Пыр жалел, что не растоптал тупой череп Гранта Бойдлина своими сапогами, что не засунул ту бутылку ему туда, куда солнце ни разу не светило; что не схватил его за волосы и не стучал-стучал-стучал его смазливой рожей о шершавую поверхность асфальта. Мало досталось ублюдку, ой как мало. Нужно было вскочить на своего железного дракона и вернуться к «Двум сестрам», найти этого уебка и накормить его же собственным дерьмом. Останавливало только воспоминание о воющих полицейских сиренах и приближающихся всполохах проблесковых сине-алых маячков. Поэтому Пыр увел Хеди в дом, дал ей воды, себе налил виски, достал из морозильника горошек, а из аптечного шкафчика — бинты и спирт. Теперь, когда взаимолечебные процедуры были окончены, настало время поговорить. — Меня это тоже заводит, но нам все равно нужно поговорить. — Мы можем потрахаться? — Можем, но сначала все обсудим. Это значит — быть взрослым, Хеди, и нести ответственность за всю хуйню, что ты натворила. — Тогда не хочу быть взрослой. — Тогда тебе нельзя со мной спать, потому что я под уголовку за растление не хочу. — Патовая ситуация. — Именно. Поэтому, принимай ответственность. — Ты считаешь, я виновата в том, что произошло? — В том, что на тебя напал ублюдок — нет. В том, что лгала мне, Таре, Джексу — да. — Хочешь поговорить о честности, мистер Я-ебу-дочь-своего-босса-и-друга? — Прекрати ходить с козырей и забалтывать меня! Хеди, почему ты не рассказала мне про Гранта? Зачем надо было врать? — Знаешь, я дочь стриптизерши и байкера. У меня в генах заложено принимать неправильные решения. Пыр молчит. Он только испытующе смотрит на Хеди, от чего та нервничает еще больше. Она ненавидит долгие разговоры: мать могла часами изматывать ее по пустячным подозрениям (например, когда Моника решила, что у двенадцатилетней Хеди нет менструаций, потому что она переспала с кем-то и залетела), сажая напротив себя и давая на нее этим своим «Я же все знаю, не отрицай». И, конечно, Хеди в десяти случаях из девяти было нечего скрывать. Ей сейчас неприятно и сложно. Но она видит, что Пыру тоже нелегко. Она пытается представить, что он подумал, когда узнал, что Морроу пошла крутить хвостом в бар с другим мужиком (она вообще не собиралась крутить ничем, но откуда знать Телфорду?), и все-таки решает рассказать всю правду. Хеди начинает издалека, с того самого момента, как, находясь в доме у Тары и Джекса, узнала о его ранении. Как рвалась в госпиталь, как ее не пускали. Как добрый доктор Бойдлин рассказал запуганной, зареванной Хеди о том, что случилось с ее «крестным отцом», поделился врачебными прогнозами и даже пустил в палату, хотя никакими регламентами не предписано пускать к пациентом лже-крестных дочек. — С перепуга я назвала ему не свое имя, но не додумалась назвать ложный номер телефона. Пойми, я не хотела вообще ничего общего с ним иметь. — Не оправдывайся, я тебе верю, — Пыр улыбнулся краешком рта, а Хеди снова захотелось зарыдать и кинуться ему на шею. — Но я так и не понимаю, почему ты просто не сказала мне о нем. — Я не знаю. Потому, что мне всю жизнь не верили. Где моя помада, Хеди? Я не брала ее, мамочка. Ах ты, маленькая тварь, я знаю, что ты ее украла! — она в лицах изобразила типичный спор между самой собой и своей матерью, коих у них случалось великое множество. — Сложно верить, что тебе будут верить, когда тебе никогда не верили. Я сейчас хуету полную сказала, но суть одна. Мне никогда не верили на слово. Меня всегда подозревали во лжи. Я не… не привыкла, что можно просто сказать правду, не умалчивать, не утаивать. И быть понятой. Это магия, в которую я никогда не верила. — Как в Санту? — грустно улыбнувшись, спросил Пыр. — А что, Санты не существует? — Хеди состроила квадратные глаза, коротко усмехнулась и встала со стула. — Жопа болит от сиденья. Продолжим на диване? — Если это твоя уловка, Хедвига Морроу, — Пыр строго воздел указательный палец. — Я буду вынужден принять меры. — Я настаиваю, что ты их принял. Но сначала я все тебе дорасскажу, — Хеди потащила Пыра за здоровую руку и увлекла за собой, на потертый диван. Устроившись со всем комфортом в байкерских объятиях, Хедвига принялась рассказывать дальше. На моменте, когда она упомянула, что Грант запер ее в машине, по дороге на вечеринку, Пыр побледнел, покраснел и стукнул кулаком о спинку дивана, тут же жалобно скрипнувшую. — Каков мудак, — пробормотал Телфорд. — Почему ты сразу не сказала мне? — Я не… Не сочла это угрозой, что ли. Просто думала, что нравлюсь ему сильно, вот он и настаивает. Добивается. У некоторых мужчин есть проблемы со словом «нет», и я подумала, если слегка ослаблю оборону, он потеряет азарт и отстанет. — И ты согласилась на свидание? — Это не было свиданием, я никогда не считала это свиданием! — Но… твое платье? — Это не мое, а Тары. Если ты не заметил, количество грязных вещей в этой квартире подпирает потолок, а в моем гардеробе всего две пары джинс, способных закрыть мои синяки на коленках. Напомнить тебе, откуда они? — Я все прекрасно помню. — Я взяла его у Тары, потому что оно длинное. Она шире меня в бедрах и ее брюки мне не подходили. Это все просто дурацкое стечение обстоятельств. — Ты могла сразу все рассказать. Я бы просто не подпустил его к тебе. — Я боялась, что он расскажет Таре, что видел нас с тобой. А Тара скажет Джексу, а у Джекса вечно жопа горит от поисков правды и справедливости, так что только вопрос времени, как бы скоро узнал папа. — Ну, знаешь, с Джексом прокололся я. Когда вскрылась правда о том, что ты не с Тарой по магазинам бегаешь, я немножко… не удержал себя в руках. Так что, теперь и он в курсе, и Тара. — Черт, это плохо. — Я обещал Джексу, что расскажу Клэю сам. Но мы обсудим позже. Ты лучше расскажи, должен ли я еще что-то знать? Хеди набрала воздуха в легкие и единым речитативом выдала Пыру все: от неожиданного знакомства с Анной и новостей, которые она принесла, до того, как стала швыряться в Гранта предметами. — Мало ему, — сквозь зубы выдавил Пыр. Его лицо исказилось гневом: он одновременно пугал Хеди и завораживал ее. — Надо было его стулом огреть. — Надо было, — кивнула Хеди. — Самое хреновое, что он тут же принялся меня винить. Типа — я сама во всем случившемся виновата. Потому, что динамила его, и все такое. Я даже подумала… — Эй! — Пыр не дал ей договорить. Он схватил девушку за плечи и встряхнул ее, словно бутылку игристого. — Никогда так не думай, поняла меня? Твоей вины в том, что он больной безумный долбоеб, нет и быть не может! Ты меня поняла, Хеди Морроу? — Я тебя поняла, Пыр Телфорд, — Хеди улыбнулась — впервые за ночь расслабленно. И вдруг зевнула. — Черт. Кажется, я сейчас вырублюсь совсем. — Ложись в кровать, — Пыр прижал девчонку к своей груди и зарылся носом в рыжую макушку. Хеди пахла виски и сигаретами, и чем-то еще. Телфорд чувствовал жуткий гнев на Гранта, злость на себя и еще нечто невообразимое по отношению к Морроу. — Давай, проблему с Бойдлином мы решили. Об остальном можно подумать завтра. А завтра наступило в десять утра, с назойливым дверным звонком. Сонная Хеди, в одной из гавайских рубашек Пыра (не спрашивайте, откуда они у него), отправилась открывать. — Доброе утро, — Джекс ворвался в квартиру вместе с запахом хлорки и никотина с лестничной клетки, отпихнув по пути сестрицу. — По тебе так не скажешь, — Хеди зашлепала босыми ногами следом. Пыр — в полотенце, обмотанном вокруг бедер — высунулся из ванной на звук. — Картина маслом! — Джекс прошумел в кухню и остановился там, у кофеварки. — Отлично выглядите, господа. Вынужден признать, очень гармонично. Хеди никак не могла понять, прикалывается названный братец или действительно признает их пару. На всякий случай, она ушла в спальню и быстренько переоделась в чистые шорты и футболку. Пока она причесывалась, в комнате появился Пыр — кажется, тому тоже было слегка не комфортно встречать друга в полном дезабилье. Вернувшись в кухню, Хеди обнаружила, что Джекс уже разлил кофе по кружкам, а теперь курит в окно. Взяв одну из чашек, Морроу оперлась о тумбу и уставилась на Джекса. — Извини, что не рассказывала, — сказала она его спине. Джекс опустил голову, накрыв ее ладонью. Хеди знала этот жест — ничего хорошего он не означал. — Да ты и не обязана была, Хедс. В конце-концов, это ваше личное дело, но… — Но? — Но теперь оно стало, так сказать, публичным. Хеди почувствовала, что мерзнет — естественная реакция на подкрадывающийся пиздец. Она молча смотрела на Джекса, ожидая, пока Теллер разродится информацией. — Честно, я бы хотел ничего не знать. Я бы хотел, чтобы все это так и оставалось между вами. Но увы, Пыр вчера был немного несдержан. — И тебе шалом шаббат, — не к ночи помянутый Телфорд вплыл в кухню, потянувшись за своей порцией кофе. На и без того тесноватой площади становилось слишком многолюдно. — Ага, — кивнул Джекс. — Я тут как раз рассказывал Хедвиге, как агент 007 был близок к провалу, и в итоге все провалил. В общем, знайте, я бы молчал, пока вы сами не решите поговорить с Клэем, это ваша жизнь, и вам ее самим гробить, но… — Господи, нет, — простонала Хеди, понимая, что сарафанное радио сработало не в ту сторону. — Да, милая, да, — Теллер кивнул. — Тара вчера за ужином у Джеммы рассказала все. — Папе? — пискнула Хеди, прячась за чашкой. — Папе, маме — моей, в смысле. Кажется, даже Абель был в курсе. Хедвига медленно отставила чашку и спрятала лицо в ладонях. Груз проблем, исчезнувший вчера, после разговора с Пыром, навалился опять, причем, в двойном размере. Морроу вмиг почувствовала себя жалкой, маленькой и растоптанной. И ее это ощущение разозлило. — Так, — она вернула кружку в руки и сделала добрый глоток горячего напитка. — Хватит бегать по углам. Я поговорю с отцом. — Нет, я должен, — мрачно выдохнул Пыр вместе с сигаретным дымом. — Хрен тебе, — Хеди отобрала у него сигарету и затянулась. — Я же его ребенок. В меня он точно не станет стрелять. — А в тебя — может, — вставил Джекс. — Хедс должна пойти, я согласен. — И что ты ему скажешь? — Пыр прищурился и отобрал свою сигарету назад. — Правду, — Хеди выпрямилась и улыбнулась. — Чистую правду. Что мечтала запрыгнуть на тебя, а не на твой байк, с того самого момента, как увидела твою небритую морду в толпе в аэропорту. Джекс издал звук, будто вот-вот наблюет в раковину. — Матерь божья, для меня это немного слишком, — пробормотал он, но ни Хеди, ни Пыр его не слышали. Теллер чувствовал себя неловко, глядя на то, как высокая фигура шотландца нависла над хрупким силуэтом его названной сестры. Он понимал, что стал невольным свидетелем очень глубокого и интимного момента. — Я лучше пойду, — произнес Джексон, пытаясь протиснуться к выходу, но Пыр остановил его, ухватив за плечо. — Постой, ты знаешь, где сейчас Клэй? — спросил Телфорд. — Должен быть в клубе, — коротко ответил Джекс. Туда все трое и отправились. Два мотоцикла, блестящих хромом даже в этот пасмурный день; на одном два седока, на втором — пилот-одиночка. Стальные кони пронеслись с ревом и дымом по чармингским улицам, туда, где таких скакунов паслось целое стадо. Площадка для мотоциклов была забита. Пыр, сняв шлем, пересчитал знакомые байки. — И Тиг тут, и Бобби, — он покачал головой. — Это что, коридор позора? — Почему мне страшно? — прошептала Хеди, позволяя Пыру расстегнуть ремешок под ее подбородком. — А мы можем отмотать назад, до момента, когда я вызвалась добровольцем? — Брось, Хедстер, — Джекс похлопал ее по плечу. — Ничего страшного не произойдет. В этот момент из дверей клуба высунулась Джемма. — Или произойдет, — неутешительно резюмировала Хеди. В баре снова было многолюдно. Стоило появиться на пороге Хедвиге с Пыром и Джексом, как все головы, словно по команде, повернулись к ним. Хеди даже пару секунд ждала аплодисментов, но все присутствующие вернулись к своим делам. Телфорд и Теллер пошли здороваться со всеми, а Хеди, уклонившись от всех приветственных церемоний, рванула прямиком к кабинету отца. Пыр даже не успел заметить, как девчонка исчезла из зала. Когда он огляделся, рыжего пламени уже нигде не было. Он рванулся было по ее следам, но Джекс вцепился в его руку. — Не надо. Дай ей сделать все самой, — произнес он. — К тому же, я вот нихрена не шутил, про то, что в нее-то Клэй точно не будет стрелять.