Прилив

Картина вырисовывалась неприятная. Хеди временами начинало подташнивать от осознания, с каким человеком ей приходилось общаться все это время. Доктор Грант Бойдлин оказался вовсе все таким милым и прекрасным, как расписывала его Тара. Сама Ноулз успела трижды пожалеть и извиниться перед Хеди, когда узнала подробности того рокового свидания. — Святые небеса, Хедс, я тебе всем, чем хочешь клянусь, я даже представить не могла! — жарко вещала докторица, опасно размахивая винным бокалом, наполовинку заполненным шардоне. — Грант всегда был одним из лучших докторов, такой обходительный, пациенты обожали его! — Я знаю, что ты не хотела мне зла, — Хеди сжала плечо подруги. — И я почти перестала злиться на тебя за то, что ты настукачила папе про нас с Пыром, — сказала она. — А если ты вспомнишь что-нибудь подозрительное про Гранта, хоть что-нибудь, я вообще практически полностью тебя прощу. Тара поставила бокал на стол — они с Хедс сидели в кухне, в доме Ноулз и Теллера — и задумчиво уставилась в окно. Хеди вернулась к своей китайской еде, неспешно орудуя палочками, заодно пытаясь прогнать видения, как эти палочки она втыкает в бесстыжие грантовские глаза и с силой там ковыряет. Морроу почти доела цыпленка кунг-пао, когда Тара вдруг стукнула по столу ладонью. — Вспомнила! — звонко произнесла Ноулз. Хеди завороженно заерзала на стуле. Тара отпила еще вина. — Я никогда не заостряла на этом внимания, но из отделения Гранта часто увольнялись молодые девушки. Медсестры, ординаторы. Или уходили, или просили перевестись. Не скажу, что их было много, но за годы его работы… Человек пять, наверное. Ты же не думаешь, что он их… — Тара прижала ладонь к губам. Хеди стиснула губы в упрямую линию. — Думаю, Тара, именно об этом я и думаю, — жестко произнесла она. — Ты помнишь имена? — Только последнюю. Это было с полгода назад, очень некстати, она только что устроилась, была интерном, — Ноулз задумчиво поскребла лоб пальцами. — Лиза Гилберт. Да, точно, она даже была у меня в друзьях на фэйсбук. — Ты можешь ей написать? Тара смогла. Лиза Гилберт рассказала похожую историю — милый Грант, слегка навязчивый, свидание в баре… Она не помнила, как оказалась дома вместе с ним, помнила лишь, что проснулась в постели и без белья. Она решила, что слишком напилась, но не помнила, сколько выпила. Хеди с ужасом слушала сбивчивый рассказ испуганной девушки на том конце телефонной линии. Она понимала, что помогла раскрыть целое преступление. Ебаный Грант был самым настоящим насильником. Вообще, Хеди затеяла расследование, потому что не могла просто так смириться с тем, что отцовской рукой подписывает приговор на смерть человеку. Она никогда не была гуманисткой, но подобные возможности смущали и обескураживали. Хеди в гневе могла наобещать всякого и натворить не менее всякого; однако при трезвом размышлении за сигареткой, выплывали дурацкие моральные вопросы. Все-таки, Морроу было всего-то девятнадцать — такой себе старт для светлого и счастливого будущего. Ей нужно было всего лишь убедиться, что приговор для Гранта — верный. И она убедилась. История Лизы Гилберт оказалась не единственной. Сама Лиза вспомнила еще рассказ некой Норы Фэйрфакс, которая уволилась прямо перед приходом Лизы в чармингскую клинику. Нора пыталась предостеречь Лизу, но та была слишком влюблена в Гранта. Ниточка тянулась-тянулась, клубок разматывался. Хеди впадала в ужас от того, что ей удалось вытащить наружу. Спустя два дня, после разговора с отцом, день после беседы с Тарой и восемь часов после бесед с Лизой и Норой, Хеди сидела на кровати, уткнувшись лицом в плечо Пыра и мечтала перестать существовать. Конечно, она ему обо всем рассказала. Морроу быстро выучила урок: не нужно беречь того, кто сам способен сберечь тебя. Телфорд мрачнел с каждым ее новым словом, а к концу повествования принялся ходить туда-сюда и хвататься за все подряд предметы. Хеди пришлось отпаивать его виски, чтобы он хоть на секунду перестал строить кровавые планы на ближайшие выходные. — В полицию он не заявлял, — рассказывал Пыр в свою очередь. — Значит — ссыт, сучонок. Тара говорит, он в больнице не появлялся? Хеди отрицательно мотнула головой. — Значит, типа залег на дно. Понял, педрила, на кого свои ручищи потянул. Ничего, я эти ручищи выкручу и засуну туда, где у него находятся его вонючие мозги. — Я тебе говорила, что когда ты рассуждаешь о кровавой расправе над кем бы то ни было — ты чертовски горяч. — Это ты еще не слышала, что я собираюсь сделать с остальными частями его тела. Брифинг был прерван. Хеди забралась на коленки к Пыру, сжала его лицо в ладонях. — Тогда в баре, — сказала она, дразняще наклонив голову почти к его самым губам. — Ты сказал… — Я сказал, ага, — Пыр бы сейчас и родину продал, сам того не заметив. — Ты сказал, что защищал… — Тебя я защищал, дура, — Пыр мастерским приемом изменил расстановку сил, подмял Хеди под себя и смял ее губы в поцелуе. Для азарту и куражу, девушка немного подергалась в сильных руках, но быстро сдалась на милость победителя. Сдаваться Пыру было приятно — Телфорд успел изучить все чувствительные точки и уязвимые места на тощем теле малышки Морроу. Когда он с рыком стягивал с нее джинсы, Хеди жмурила глаза от удовольствия, закусывала губу и с готовностью выгибалась вперед, подставляя колючим, пропахшим табаком поцелуям то голый живот, то острые ключицы, то нежный шейный изгиб. Белая кожа под одеждой была расцвечена синяками разной степени свежести: от багровых до уже желтеющих. Следы от пальцев и зубов: Пыр никогда не был трепетным любовником, он брал Хеди так, словно она — крепость. И да, ей суждено было падать раз за разом, ночь за ночью, как и сейчас. Натиск ласк и касаний; хриплое дыхание у уха. Хеди задыхается, комкает простыню, кричит, не разжимая зубов, исторгая глухой кошачий рык, сцепляет пальцы в замок за его затылком, жадно ищет его губ; мажет поцелуем по щеке, вдыхает запах кожи, ловит языком соленые капли пота. Отдается, забывается, бьется. Однако сколько бы не просила Хеди еще и еще, все когда-то заканчивается. Нельзя вечно трахаться (а жаль), нельзя вечно лежать в кровати в обнимочку и курить одну на двоих. Стук в дверь рушит границы мира на двоих, и пока Хеди одевается в спальне, Пыр в одних штанах и ботинках, впускает в квартиру Джекса, который напросился составить ему компанию в ликвидации Гранта Бойдлина. Теллер молча ждет в гостиной, крутит в пальцах пачку сигарет, но не закуривает — торопится. — А она нам зачем? — воет Джекс, когда из спальни выплывает Хеди, одетая в самые неброские шмотки из своего гардероба. — Не "она", а "моя любимая лже-сестра", — пропела Хедвига, наклоняясь к названному брату, чтобы чмокнуть его в щеку. — Хеди знает машину Гранта, — сказал Пыр, надевая худи с капюшоном. Сегодня — никаких жилетов с цветами «Сынов». Никто не должен связать исчезновение доктора с клубом. — Она просто покажет пальчиком и тихо посидит в фургоне. Да, Хеди? — с нажимом произнес Телфорд. — Да, дядюшка Фил, — ответила Морроу, пряча в кармашке бомбера скрещенные пальцы. Телфорд, будто чувствуя подвох, недоверчиво на нее покосился, Хеди же старательно делала вид, что держится бодрячком. Найти Гранта Бойдлина было сложнее, чем казалось. По словам Тары, он не вышел на смену нынешним утром, сказался больным. Ноулз злобно усмехалась в трубку, когда все это говорила, а у Хеди просто рот не поднимался напомнить подруге о том, как та любезно подсовывала этого маньяка Морроу в кавалеры. Хоть она и сказала Таре, что перестала на нее злиться, но в глубине души не могла перестать выбешиваться по поводу всей этой ситуации. А с другой стороны — было куда легче жить, не прячась по углам, как два распоследних преступника в трех ближайших штатах. Тарин несдержанный язык (ох, как же это звучало) оказал услугу Пыру и Хеди (звучать стало только хуже). Секреты отягощают любые отношения, а родственные и вовсе превращают в кошмар. Кошмаров на долю Хеди пока хватало. Нарочито неприметный фургон скользил по улицам Чарминга. Хеди засунули в кузов, по выражению Пыра «чтоб не отсвечивала». Она могла разглядеть, что происходит на улице, отчаянно таращась в лобовое стекло. Адрес Бойдлина помогла узнать Тара. Ноулз верила в то, что ему просто погрозят пальчиком, хотя, казалось бы, в ее возрасте и при ее профессии давным-давно пора перестать верить в чудеса. Джекс тоже все еще надеялся разрулить все по-доброму, например разговоры разговаривать. Хеди не нравился такой подход: такие, как Грант, не умеют делать выводы. Наверняка, даже если он сгинет из Чарминга, через какое-то время он найдет новое место работы, найдет себе новую жертву и не одну. Поэтому Хеди поступила так, как привыкла поступать с детства. То есть, взяла все в свои руки. Вчера, после разговора с Тарой, она прошагала несколько улиц, добираясь до дома отца и Джеммы. На ее счастье, Клэй занимался какими-то клубными делами, и дома была только мадам Тремейн. Завидев падчерицу на пороге, Джемма, как и ей было свойственно, не пыталась сохранить невозмутимое лицо. Однако, услышав просьбу, Теллер-Морроу заинтересовалась. — Мне нужен пистолет, — сказала Хеди. Джемма недовольно фыркнула и утащила девицу в дом. — Ты бы еще сигнальные ракеты запускала, — раздраженно говорила она, волоча за собой Хедвигу куда-то вглубь дома. — Кто же говорит о таком на улице? — Ты бы не пустила меня, скажи я, что зашла за солью, — усмехнулась Хедс, безуспешно пытаясь выпутаться из стальной хватки. — Могла бы придумать нормальный предлог, — Джемма разжала руку, оставила Морроу в гостиной и ушла прочь. Из-за неплотно закрытой двери в коридор раздался шум, а потом появилась и сама мадам Муссолини, слегка встрепанная, с приставшей к волосам паутиной и шляпной коробкой в руках. Грохнув цветастым ящиком о кофейный столик, Джемма сняла крышку и жестом подозвала Хеди. Морроу перегнулась через спинку дивана и с удивлением воззрилась на несколько разномастных стволов, лежавших между смятыми газетами прямо в коробке. — Ого, — она подцепила за рамку один и повертела в воздухе. — Неделька? На вечер, на выход, на теннисный турнир? — Хеди опустила оружие на место. — Выбирай любой и поскорее. Ты умеешь стрелять? — Джемма стряхнула с волос паутину и теперь сверлила Хедс своим фирменным убивающим взглядом. — Не особо, — покривила душой Хеди. Когда-то Джекс, ради прикола, учил еще совсем малую Хедс шмалять по пустым пивным банкам, но практиковаться ей с того раза (семь лет назад?) как-то больше не приходилось. Джемма закатила глаза. — Смотри и запоминай, — она взяла один из пистолетов и продемонстрировала позу для стрельбы. — Руки держишь так, не вздумай класть сверху. Согни чуть колени для амортизации, — Джемма повелительно кивнула на коробку, явно желая, чтобы Хеди повторяла за ней прямо сейчас. Морроу взяла первый попавшийся, напомнивший ей ковбойский револьвер, только размером много меньше чем те, которые она видела в вестернах у Джона Уэйна и других плохих ребят с Дикого запада. Она в точности воспроизвела все движения, что делала Джемма. — Локоть повыше, — командовала мачеха. — Если у тебя достаточно яиц, чтобы стрелять в кого-то — всегда цель в корпус. Он большой, попасть проще. Всегда цель в корпус. Поняла? — Поняла, — кивнула Хеди. — Я возьму этот, — сказала она, показывая тот, что держала в руке. Джемма вдруг протестующе замычала и замотала головой. — Нет, тут мало патронов, возьми другой, — она порылась в коробке и достала небольшой, полностью черный ствол. — «Смит и Вессон». Он небольшой, но зато усилие при спуске настраивается. Отдача будет комфортней, — Джемма что-то подергала, потом тщательно протерла пистолет салфеткой и протянула Хеди, удерживая его двумя пальцами за рамку. — И учти — я буду все отрицать. — Я тебя не выдам, — Хеди улыбнулась и вдруг, вспомнив, с кем имеет дело, стушевалась, подобралась и нацепила выражение светской вежливости на бледную мордашку. Джемма заметила и вздохнула. — Ладно, брось. Подругами мы, конечно, никогда не станем. Но вести холодную войну не обязательно. Я всегда буду видеть в тебе доказательства существования другой женщины в жизни Клэя, которая смогла сделать то, чего не смогла я. Ты в этом не виновата и, слава богу, на отца ты похожа больше, чем на мать. За это я могу примириться с тем, что ты существуешь, что ты присутствуешь в жизни моего мужа. Но еще, кажется, мы с тобой похожи. По крайней мере, во вкусе на мужчин, — Джемма неловко усмехнулась, но совсем не злобно, чего Хеди вообще не видела. Морроу так и стояла, пораженная громом внезапных душевных излияний мачехи. Она не знала, что сказать, только немного жалобно улыбнулась, подняв взгляд на Джемму. — Спасибо, — сказала Хедвига. — Спасибо, правда. За все. Я очень постараюсь… — Тихо, тихо. Ты только ответь мне — ты понимаешь, что значит — встречаться с байкером? Не просто тусить по вечерам и кататься на крутом мотоцикле. Но и не видеть его неделями, не знать, где он, ждать копов на пороге или бояться за его жизнь, пока его латает на кухонном столе какой-нибудь коновал, поливая водкой из бутылки? Хеди пожала плечами. Она вспомнила пьяные загулы Моники, ее отсутствие целыми уик-эндами; а когда Хеди стала старше — и неделями; как зашивала ей разбитую одним из хахалем бровь, потому что на больницу не было денег. Как врала копам, службе опеки, школьным учителям и бог весть кому еще. — Кажется, меня все детство только для этого и тренировали, — она грустно улыбнулась. Все-таки, взять у Джеммы ствол (пусть и теперь приходилось прятать его, парясь в плотном бомбере) было хорошей идеей. Хеди чувствовала себя гораздо увереннее, даже в компании с двумя матерыми мужиками, оба из которых были готовы загрызть ее обидчика. И все же, фидбек в виде потеплевших отношений с мачехой, да и мини-тренировка немножко согревали душу и делали будущее как-то порадужнее, что ли. Она видела Гранта в его самом безумном проявлении — перекошенное лицо, искаженные черты, лютое бешенство в глазах, просто зверь в человеческом облике. Хеди не питала радужных надежд по поводу дипломатии и гуманного способа разрешить конфликт. Она была настроена решительно. Если человек превратился в зверя, в убийстве нет ничего плохого. — Вот он, — голос Пыра вырвал Хеди из философских размышлений. Морроу встрепенулась. — Кто, Грант? — она сунулась вперед, проглядывая в просвет между сидениями. — Нет, его дом, — ответил Телфорд. — Давайте-ка встанем так, чтобы было видно, если он решит куда-то свалить. — А что вы вообще собираетесь делать? — спросила Хеди из своего убежища. — Поговорим, — Пыр пожал плечами. — Настоятельно рекомендуем свалить из Чарминга. Дадим ему сутки, а если не справится — тогда придется идти на радикальные меры. — Почему бы не перестать тратить время и не перейти к ним сейчас? — рыжая обезоруживающе улыбнулась, поднимая на байкера свои светлые глаза. — Потому что убивать плохо! — гаркнул Джекс прежде, чем Пыр успел привести аргумент в пользу сохранения грантовской жизни, ведь, говоря откровенно, их у него просто не было. Из-за сидений послышалось недовольное сопение. Пыр молчал, потому что не поддерживать Джекса было бы непедагогично, а врать и не соглашаться с Хеди, он не хотел. И все же Пыр затаил про себя одну мыслишку. Верный ствол лежат под просторным худи, в крепкой кобуре. «Пусть эта мразь только даст мне причину. Одну-единственную причину, и я не стану думать дважды», — мысленно повторял Пыр, располагаясь на сидении поудобнее. Наблюдения затягивались. Дом стоял пустым, будто не живой. Вдруг у двери возникло движение: Грант, одетый в халат а-ля Хью Хефнер деревенского разлива, взял с порога газету и исчез. — Ну, какие варианты? — спросил Пыр. — Мы теперь знаем, что он внутри. — Подождем пока стемнеет и постучимся в заднюю дверь, — ответил Джекс. — Боже, надеюсь, это не эвфемизм, — громко фыркнула Хедвига.  — А вообще, отвезти бы Хеди домой, зачем нам смотреть на его машину, если она тупо стоит у дома, — тут же вставил Теллер, хмуро глядя на сестрицу. — Не отвезти бы, — передразнила Хедвига. — Хватит беречь мою невинность и недооценивать меня. К тому же, вы же просто убедите его уйти, да? Кто знает, может, он меня послушает? — Хуй тебе, ты не пойдешь в нору к этой мрази, — зашипел вдруг Пыр. — Я тебя к этому уебищу не подпущу, все хватит. Еще чего не хватало! Хеди, полными страсти глазами, уставилась на злющего Пыра. Телфорд стушевался под таким взглядом и замолчал, ругнувшись еще пару раз по инерции. Томный калифорнийский вечер сгустился багрово-пурпурными сумерками, на смену которым пришла благословенная ночная тьма. Под бархатным укрытием лучшего друга молодежи, Джекс и Пыр выбрались из фургона, хором запретив Хеди даже высовываться. Они двинулись по длинной траектории, в обход нескольких соседских домов, чтобы подобраться к обиталищу Бойдлина с тыла. Хеди подождала, пока они скроются за поворотом и перебралась на переднее сиденье, устроившись за рулем. Ей хотелось хотя бы со стороны понаблюдать за расправой, хотя она понимала, что вряд ли увидит что-то в темных окнах грантовского дома. Ей быстро стало скучно: Хеди нашла в бардачке пачку сигарет и задымила, чуть приоткрыв окошко. Она понимала, что яркий огонек в темной машине привлечет внимание, но не могла ничего с собой поделать, старалась прятать окурок в ладошке как можно тщательнее, при этом стараясь не обжечься. Ей это почти удалось: при последней затяжке, она слишком сильно сжала ладонь и нежную кожу неприятно опалило близким дыханием тлеющего табака и бумаги. — Блять, — прошипела Хеди, роняя от неожиданности непотушенный бычок. Матерясь про себя и вполголоса, она принялась шарить по коврику, стремясь отыскать окурок. Второй раз она ожгла пальцы, сматерилась, наконец-таки отыскала остаток сигареты, уже успевший дотлеть до фильтра. Когда Морроу выпрямилась, чтобы вышвырнуть злополучный чинарик в окно, ее внимание привлек свет у дома Бойдлина. Она увидела, что он быстро выбегает из дверей, прыгает в машину и уезжает, едва успев закрыть за собой дверь. — Ах ты пидор! — заорала Хеди, пугая сама себя. Она судорожным жестом нащупала ключи, заботливо оставленные Джексом в зажигании, со второй попытки смогла завести фургон и тронуть авто с места. Морроу даже не задумалась о том, чтобы остановиться и подобрать Пыра с Джексом. Нет. Она рванула в погоню за зверем.