Doll

— Юнги, я пошел. Не скучай, — шепот стелется по кровати, скатываясь на пол. Дыхание щекочет шею, а виски снова адски болят. Он ждет, когда младший уйдет, чтобы заварить себе кофе. Чонгук поправляет одеяло, закручивая старшего будто в кокон. Аккуратно целует в макушку и идёт в прихожую. Юн наблюдает за ним из-под прикрытых век, до момента, пока тот не пропадает в дверном проеме. *** — Кукки, я так рад тебя видеть, ты не представляешь! — улыбка брата кажется искренней и в тоже время полной фальши. Чон не может решить, чего в ней больше. — Да, хен, я тоже рад, — и шепотом, — вполне представляю. Старший разжимает наигранные объятья. — Что? Прости, я не услышал. — «Как твои дела, хен?» говорю. Все-таки ложь. Брат просто хочет отвлечься, переключиться на заботу о братишке. Подросток сдерживает рвотные позывы. Будь ответственным за роль младшего брата этого лицемера, Чон Чонгук. *** После долгих разговоров за чаепитием, Чон понимает, что отвык. Отвык от долгого трепа не по делу, шуму и совершенно — от чая. И уже соскучился по острому взгляду из-под светлой челки, по сигаретному туману квартиры, по спокойствию в каждой клетке собственного тела. Когда кружки пустеют несколько раз, брат уходит спать, а Чонгук — приводить мысли в порядок и отмокать под душем. *** В мыслях будто не хватает какого-то куска. Обычного тумана и сигаретного запаха, смешанного со сладостью, тоже нет. Это заставляет волноваться и злит. Только вот за долгое время под черепом, наконец, порядок и прежние сомнения вальсируют с депрессией в паре. И каждая мысль, как удар или выстрел, доводит, быстро ломая неокрепшую психику, закрученную на безысходности. Настроенную с рождения сразу на умирание. Чонгук сидит в углу душевой кабины, крутя в голове, как заглохшую пластинку: «Все не может быть так хорошо, как было совсем недавно, начиная встречей с Юнги» «Что значит это хорошее время?» «Я сполна заплачу за это, ведь так?» «Тогда как расплатиться за подаренного ангела?» «Меня точно кокнут в таком случае» Он уверен лишь в одном — «Юнги слишком сильный, чтобы с ним что-нибудь случилось». Чон включает воду теплее. Уголки губ приподнимаются от последней мысли и лёгкие сжимаются, не давая вдохнуть. Даже от мыслей о Юнги Чонгука давит эйфорией. Под черепом опять мешанина, единственная понятная мысль: «Интересно, красные цветы на белой коже стали фиолетовые или синие?» *** Она кривит губы, делая недостатки своего лица еще более видными. Сдерживает злость и пытается нагнать на подростка страх. — Вас давно не было, Чон Чонгук. Можете объяснить причину? — Мой хен был болен. Я помогал в лечении. — Ваш хен? А… - то, что голос дрогнул, из всего класса замечает только Чон и пытается скрыть улыбку. Так хорошо, когда преподша без ума от твоего старшего брата. *** — Чонгуки, ты придурок! Мы же волновались за твою задницу! Почему ты всегда игнорируешь звонки? — Техён злится и в тоже время хочет затискать младшего от переполняющей его радости. Чонгуку было не до этого. Он стоял, вылупив глаза, и смотрел на своего второго хена: — Чимини-хен, ты тоже покрасил волосы в рыжий? Очень красиво. Вы теперь как два солнышка с Тэ- хеном. Раздумий, что делать, у Тэтэ не остается, как впрочем, и у Чимина. А младший думает, что удушения в объятиях — не самая страшная кара за его отсутствие. *** Шумно. Громко. Глупо. Неприятно. Чонгук думает, что как будто сразу повзрослел на несколько лет. Дайте ему тишины. Где в этом адском месте тише всего? — Завтра опять на учебу. Отвратительно, — ноет кто-то из класса, и его сразу поддерживает гул голосов. Ощущение, что каждый высказывается, из-за чего сейчас плохо и гадко. Чон бы точно так же сейчас заныл, но впервые не хочется. Это кажется таким детским, и его потряхивает от злости. Все сейчас выглядят такими идиотами. Он цепляет взглядом Чимина и кивает на выход. Рыжик грозит младшему кулачком, и Чонгук по губам читает чиминово «мелкий прогульщик». Хен хмурится, задумавшись, вздыхает, цепляя Техёна под локоть, и тащит к двери кабинета.