Doll

Голова болит. По спине идут мурашки. Как-то мутно и радостно одновременно. Чимин не может перестать улыбаться. Он идет рядом с краем дороги, не смотря под ноги. Щеки уже болят, и Мин чувствует себя идиотом, но показывать всему, встреченному на пути до дома, улыбку не перестает. Ему легко и щекотно, кажется, от смеха. *** Нарыдавшись и трясясь от истерики, Пак всхлипывает и перелазит к хену на колени. Устроившись поудобнее, он обнимает старшего и долго сопит, уткнувшись ему в изгиб шеи. Намджун молча гладит по голове и спине. Вздыхает и шепчет что-то о том, что начинает волновать за младшего в серьез и не случилось ли чего. Чимин мотает головой, не отрываясь от уже мокрого плеча. Он не хочет говорить. Не хочет больше вываливать на старшего все проблемы. Теперь он будет пытаться стать взрослее. «Я не помню, что было вчера. Мне так страшно, хен» Они долго сидят так: Чимин на коленях Намджуна, пыхтит ему в шею, старший — обнимает за плечи, закрыв глаза и положив голову на рыжую макушку. — Хен? — Чимину кажется таким неправильным разрывать хрупкую тишину. Намджун чувствует тоже самое и просто поднимает голову, смотря на блестящие глаза. — Спасибо, — шепчет младший и, облизав губу, целует ошарашенного старшего и утыкается обратно, вцепляясь в него изо всех сил и напряженно пыхтит. Спрятанное лицо горит будто изнутри, показываясь на щеках румянцем. Намджун издает истирическо-нервный смешок и лохматит рыжие волосы. — Ну ты, — и щекочет мелкого за бока. Чимин смеется, наконец отцепившись и отпихивается как может. Визжит от какой-то странной радости и смотрит на улыбающееся лицо своего щекочущего мучителя. «Хен такой красивый» *** Стоя в прихожей хена, Чимин снова светится солнцем. Намджун напоил его горячим чаем после их игр в щекотку и накормил чем-то подгоревшим, но младшему всё равно было вкусно. Внутри щекотались перышки веселья и радости. Джун интересуется напоследок, дойдет ли младший до дома. Получив утвердительные заверения, он продолжает хмуриться и успокаивается только когда укутывает Чимина в свой большой и теплый шарф. *** — Чонгуки, где ты?! Живой? Тебя не украли? Чон относит трубку подальше и трет ухо, пытаясь хоть немного привести его в рабочее состояние. — Всё хорошо, Тэтэ-хен. — Мне звонил твой брат и спрашивал, ночуешь ли ты у меня. Чонгук разом напрягается и встает от нервов из-за стола. Он вслушивается в телефон, нарезая круги по кухне. На другом проводе молчат. — Хен! Не тяни ты. Что ты ответил? — А что я мог? Сказал, что да, конечно ночуешь и теперь мне нехорошо от этого вранья. Чон опускается на стул, сразу успокаиваясь. — Спасибо тебе, хен. — Что значит «спасибо»? Ничего сказать мне не хочешь? И это звучит так угрожающе-серьезно, что младший сглатывает.