Doll

Колено Чонгук разбивает на втором этаже и бежит дальше уже не так резво. В голове столько противоречий, волнений и истеричного «стой идиот», «беги назад», «кому ты тут нужен, глупый ребенок», что кажется ㅡ это всё полезет наружу и выдавит слезящиеся глазные яблоки. Будто тошнит не то воздухом, не то этой болью в боку, и возле двери Чон хрипит и тиснется к глазку, чтобы рассмотреть темноту. Усаживается, елозит на коврике, шаря руками по дверному узору, и вспоминает, как приходил сюда греться. Заходить страшно. Он сам себе напоминает дворнягу или бомжа какого и злится. Бесится, боится, задыхается и мысленно просит, чтобы Юнги открыл. Где-то внутри верит, что старший с ним на одной волне этой самой подсознательной, но только с ним, только они вдвоем. Юнги не открывает. *** — Чимин, не придумывай ты. Побаловались и хватит, это же всё по-дружески, ты перенервничал тогда, я помог разобраться. Всё. Не думай об этом. Всё нормально, забыли, — Намджун потирает переносицу и жмурится. Безумный ученик Чон его замучал. Поспать бы сейчас, а не успокаивать Минни с его обманками самого себя и терзаниями по этому поводу. — Но ведь… Но Намджуни-хен, — перепуганно шепчут в трубку. Джун представляет себе как этот ребенок тиснется ближе к телефону липкими от пота ладошками и не может не улыбнутся. — Чим, вот ты серьезно вообще это? Ну какое «нравишься»? Я ведь действительно не претендент на такие слова от тебя. Удумал тоже. А Тэ тогда что? С начальных классов «люблю», а теперь вдруг всё? Это всё от стресса у тебя. — Тэхен не… — Он звонил тебе? — Погоди, Намджуни-хен… — Звонил? — Да, — совсем тихонько, будто его ругают и обещают выпороть. — Ну и, Чимин? Ты то ответил? Знаю я, что нет. Ответь ему. Мучаешь и его и себя. Будто не ты. — Будто и правда не я. А Тэ, он, хен, он ты думаешь ну любит? Ну немножечко? Меня? Меня немножечко? Может… — Не дури. Любит. Звони ему быстренько. Давай, — и старший сбрасывает. Ну что эти двое как дети. Кружат, гоняют всех друг от друга, ревнуют и молчат. Не всегда в молчании правильное решение. *** Он вслушивается, трется уже красным ухом о замок, водит по дверной ручке. Страх прячется в глубину за головной болью и сердцем, бьющимся под горлом. Начинает колоться щека, и Чон думает, что это скорее всего небольшая судорога, но мысль не доходит нормально. Всё плывет и не держится в голове, вылетая сразу же. Рука непроизвольно дергается и нажимает на ручку чуть сильнее. Дверь открывается. У подростка нет сил подняться. Он немного подползает ко входу и ложится совсем. Смотрит, внюхивается. И становится как-то пусто. «А Юнги вообще… дома?» *** Щелчок и его будто будят. Щеки неприятно стягивает от высохших слез, мокрое полотенце на уже сухой коже добавляет раздражения. Подняться с дивана получается не сразу, и держась за стены, доковылять до прихожей почти невыносимо. Больно, так жутко больно, что слезы непроизвольно текут по новой. Но в пьяной голове лишь крутит туманом и дуростью. Не совершенной, но ещё бы немного. Совсем каплю и всё бы или ничего вообще. Ещё немного и смелости бы хватило закончить быстрее, будто перепрыгнуть пару последних уровней игры. И ничего бы, никаких навечно, никаких перерождений, потому что после конца ничего нет. В другое Юнги не верит. *** Он поднимает телефон на первых же секундах и слышит на другом конце шуршание и… всхлип? Кажется, что в голове, что в сердце слишком много важного и огромного к этому идиоту, который игнорирует звонки так долго. Но в горле так резко сохнет и всё, что получается: — Чимини? Ты плачешь? — Тэ, я… Тэ-э-э…