Doll

Рука, перебирающая волосы на затылке кажется стеклянной, пугающе хрупкой как и весь старший. Чонгук тонет, снова теряется будто перед ним божественное и не живое. Юнги перед ним бледный и светящийся, с мертвыми, запотевшими глазами, весь в синяках и укусах. И видя натянутую улыбку, младший падает на колени. Смотрит снизу вверх и будто видит впервые. Перед ним не просто кукла, не призрак и не божество, перед ним сейчас оболочка того, Чон уверен, безумно прекрасного, что было раньше. Чего-то, наверное, сильного, великолепного и теплого. В оболочке перед ним раструшено всё до основания. Он аккуратно обнимает старшего за ноги и целует сбитые, худые колени; зарывается в них лицом и шепчет не останавливаясь: «Прости меня, Юнги, прости меня, прости» И в, наполнившейся всхлипами юноши, комнаты Мин говорит тихо и вымученно: — Ты же, черт тебя возьми, ничего обо мне не знаешь. У меня нет ничего, что можно было бы дать. Так что просто уйди. Закрой за собой и дай мне спокойно умереть. Я хочу этого больше всего на свете. Чонгук пытается что-то сказать, но просто не успевает. Юнги падает слишком внезапно и Чон еле успевает схватить его за руки, чтобы старший упал на него. В спешке подхватывает бессознательное тело на руки и, не чувствуя тяжести, переносит на кровать. Дрожащий и до безумия напуганный Гук, пытается рассмотреть на спокойном лице хоть какую-то подсказку сквозь непрекращающиеся слезы. А в голове звенит одной единственной мыслью: «это всё моя вина». Руки не слушаются, перед глазами темнеет, и он цепляется за старшего перед собой, гладит щеки, костлявые плечи, убирает челку со лба, и обняв, ревет белугой, уткнувшись в слабо вздымающуюся грудь. «Юнги не та крепкая скала, что Чон видел до этого момента, он то, что от неё осталось, разлетевшись на осколки» *** — Это ведь была ты, — почти рычит; голос сухой и рваный со сбившимся дыханием. Женщина напротив совершенно спокойно, даже апатично улыбается, и у Юнги по спине пробегают мурашки. Он ненавидит человека перед собой больше всего на свете, но себя, кажется, даже сильнее. В голове шумит водопадом и в тоже время мертвой тишиной. Сознание слоится и разделяется, а злоба и ненависть отражается во всех стеклянных кусках внутренностей. Говорить не выходит и слова выходят полу рыком-полушепотом. — Зачем? Как ты могла? — Как я могла что? Подстроить аварию? Убить её? Думаешь, маленький ты кусок мусора, это было легко? Думаешь, это было так дешево? Я выложила на это всё достаточно для того, что бы ты пошел со мной. Ноги дрожат, но он с силой держит себя хотя бы в стоячем положении. Нужно продержаться ещё немного и капкан для нее закроется. Он отомстит этой прогнившей изнутри, ужасной и больной женщине. Если бы не она, если бы только не она, его бы не было как и всех проблем и боли. *** Почему он собственно думал, что что-то в его жизни изменится? Неужели правда решил, что и сам может измениться? Насколько в шкале от ста до ста он безнадежен и глуп? Ведь напоминание его бессилия буквально недавно держало его руку в приветствии. Он был так пьян от своей бесполезности, что, кажется, не заметил в этом бреду собственных мыслей главного. А сейчас его, как настоящего наркомана, вернуло в реальность после дозы «Богически красивой и хрупкой куклы Мин Юнги». Всё с самого начала, с первой встречи так и кричало ему: «Не лезь» «Не вмешивайся, ведь ты бесполезный и глупый ребенок» «Ты не можешь помочь даже себе» «Слишком изрезанная и колючая жилетка, чтобы утешать хоть кого-то» «Чтобы помогать хоть кому-то» «Бесполезный — бесполезный — бесполезный»