Doll

«Я что, сопляк какой-то, чтобы бояться возвращения домой?» — думает Чонгук, накидывая куртку. — Юнги… — зовет старшего. Называть хена по имени как-то смущает и будоражит одновременно. Подросток сглатывает. Ему до ускоренного сердца нравится свобода, которую даёт старший. Чонгук живет правилом: «Если что-то не запрещено окончательно и полностью, значит — это по-любому можно. И даже если окончательно и полностью, но у тебя есть возможность сделать это, тогда, конечно же — тоже можно». Поэтому подошедший хен сгребается в объятия. Сопротивления не следует. Мозги плывут, мешаясь с запахом старшего под черепом, направляя Чонгука. Он ничего не может поделать. Правда. Руки сами оказываются под свитером хена, обводя выступающие кости на бедрах и притягивая ближе. Младший даже вдохнуть боится. Сердце отстукивает ритм быстрее, а ладони начинают дрожать. Чонгук наклоняется к светлой шее, вдыхая сладкий запах, кажется, идущий из-под кожи. Так пахнет только что-то неимоверно вкусное, младший сглатывает. Дети любят сладости, а Чонгук ещё не такой взрослый, чтобы отказаться от них. Язык проходит от начала плеча до мочки уха медленно. Пробуя. В голове пусто, только непонятная радость будоражит, подгоняя пульс. Сердце ускоряется, и младший чувствует какую-то тяжесть. В грудине болит и колет — это приводит в чувство. «Вот сейчас точно прибьет», — мелькает в голове, и Чонгук срывается с места и бежит из квартиры. Вниз по ступеням одной из близких к набережной многоэтажек. *** Смотря на убегающего мелкого, Юнги спокойно закрывает дверь и идет в комнату, кажется, кто-то звонит. — Здравствуйте, Мин Юнги! Та ваша аранжировка… — дальше он не слушает. «Надо поставить чайник», — мелькает основной мыслью по пути на кухню. *** Чимин уже начинает считать себя ужасным другом, потому что Техён его бесить начинает. И так обидно за себя. Друг очень грустный ходит, его бы поддержать надо, а Чимчим злится. В душе, правда, но за это всё равно стыдно очень. Просто Чонгук Техёна послал и ходит мрачнее, чем их преподаватель английского, а это — пиздец просто. Вот Техёни и пристал к другу, как рыба-прилипала к киту, и говорить о чём-то, кроме как о себе несчастном, не может. Поэтому, мысленно извиняясь перед другом и ругая себя последними словами, Чимин прячется от него на крыше, под боком у Намджуна. Точнее, Намджун-хена или старосты-хена. Так на душе спокойнее. А когда хен обнимает за плечи так успокаивающе — вообще хорошо. И младший, чувствуя поддержку, котенком ластится, разве что не мурлыча. *** Бесит. Всё. И все. Чонгук думает, что его мозг обмотался нервами и похож на пороховую бочку. А искра, любая, даже самая маленькая, и всё — точно бомбанёт, причем пороху там определенно не на один раз. И он даже знает, из-за чего так. Чувство это он знает хорошо, поэтому и определил сразу. Это как если бы ты нашел в магазине, в который каждый день ходишь, что-нибудь очень вкусное. Попробовал, и тебя прямо до мурашек от вкуса пробрало. А на следующий день там такого уже нет, и на следующий, и через пару дней — нет и все тут. И в других магазинах нет. Вообще нигде. А тебе это вот прямо спать не дает. А вкус ты помнишь и на языке катаешь, слюну сглатывая, бесясь от этого еще больше. Вот только Чонгуку нужна немного не вкусняшка из магазина и это как-то впервые. А облизать хена — было самым странным желанием из всей той ерунды, что ему хотелось, пожалуй, за всю свою жизнь. Вот только эту самую странную ерунду ему очень хочется повторить. Причем настолько сильно, что это желание перекрывает все: и этого вечно орущего придурка с такой же чокнутой истеричкой, и ссору с Техён-хеном. Потому что после: «Что ты такой странный? Опять дома что?» старшего, Чонгук не орёт, как обычно. «Отъебись, хен» — вполне хватает. Больше младший ничего не говорит, опасаясь, что привкус на языке испортится от таких слов. *** С каждым разом нервы сдают всё больше, и это пугает. Раньше он просто психовал, а сейчас… Последний раз, стоя на подоконнике, орал родителям, как его задолбали их ссоры, и он, пожалуй, скинется, чтобы больше их не видеть. Немного придя в себя, подросток, конечно, тут же отшатывается от окна и выбегает из квартиры с «из-за таких как вы я сдыхать не собираюсь!» и слышит в ответ что-то определенно нецензурное. *** В итоге не проходит даже недели, а Чонгук опять мёрзнет и колется о камни возле моря. Но он лучше заболеет, чем сунется к Юнги-хену. Мысли о старшем пугают своей странностью. Это слишком даже для него. Чонгуку хочется распробовать вкус шеи хена лучше и прочувствовать языком гортань под кожей. Впитать в себя сладкий запах, вбить его в память так, чтобы не забыть никогда. Сжать старшего крепко и притянуть совсем близко, гладя по бокам до костей бедер. Чонгук сглатывает. Мотает головой и смотрит на море, колышущееся черной тряпкой. Холодный ветер треплет по волосам и лезет под куртку, а Чонгуку жарко. В грудине болит и ноет, как от ожога, пеплом скребет в горле. Только дым, кажется, до сих пор в голове.