Право на выбор

Майор гнал по шоссе с бешеной скоростью, а мне все равно казалось, что мы едем слишком медленно. Он не отрываясь смотрел на дорогу. Я, кусая губы, косился на него и молчал, боясь начать умолять остановиться и… Вот это самое «и…» привносило хоть чуточку благоразумия и остужало воспаленный мозг вкупе с разошедшимся воображением. Дорога, хоть и относилась к умеренно оживленным, но все же машины по ней ездили, встречались населенные пункты, а стекла у комбатовской машины не затонированы, да и странно бы смотрелась тонировка на УАЗике. Поэтому мечтать о небольшой остановочке для охлаждения зашкаливающей температуры внутри салона не следовало. Вот лучше придорожные столбы считать: один, два… До дома их оказалось тысяча сто двадцать три. Комбат хотел загнать машину во двор и вышел открыть ворота, но я выпрыгнул вслед за ним и потащил за руку к бане: еще слишком свежи были в памяти слова о ней. — Костя, ты что? — посмеивался он, но покорно шел, быстро переставляя длинные ноги, за мной. — Что, что, — я тяжело дышал, заталкивая его внутрь, — не могу больше! Все! С грохотом захлопнутая дверь отделила нас от окружающего мира, теперь можно было не сдерживаться, и я с животным стоном впился в такие желанные губы майора, скорее кусая, нежели целуя.  — Андрис, Андрис, — сбивчиво шептал я между поцелуями, — не смей больше оставлять меня одного, не смей! Он отвечал не менее рьяно, но все равно проигрывая мне в страсти — от полуторамесячного недотраха и изводящей душу тоски крышу сорвало у меня капитально. Я совершенно не думал, что делаю, раскладывая его на столе. — Смазка в машине осталась, — с трудом, между рваными вдохами, произнес он. Нет уж, я был не в том состоянии, чтобы бежать за ней. — Ничего, я а-к-куратненько, — едва смог выдавить из себя и загнал в зад майора сразу два обслюнявленных пальца. — Помягче, — выдохнул он, дернувшись. — Ага, — согласился я, стараясь нащупать простату, ведь она там точно есть, я знаю. Выдержки на полноценную подготовку не хватило, и я, размазав слюну по выпяченной заднице, вошел. Медленно, ибо сразу и на всю длину не получилось. Ну нет у меня опыта, и терпения сейчас нет! Майор, кажется, все понимал, поэтому молчал, воздерживаясь от комментариев, позволяя творить с собой все, что моя душенька пожелает. А она, душа в смысле, хотела только одного — быть с ним, быть в нем, и остановить меня в этом состоянии мог бы только партизан с гранатой, да и то не факт. Майор потянулся рукой к своему члену, где-то на периферии сознания мелькнула мысль, что надо бы мне самому этим заняться, и я решительно дернул его за запястье. Обхватив пальцами почему-то не очень бодрый ствол, начал дрочить, вызывая приток крови и усиливая эрекцию. Только вот внутри майора было так узко и так сладко, что сдержать свой собственный оргазм не получилось, хотя я честно пытался и даже перестал двигаться на пару секунд, но, поняв, что это все равно, что пытаться остановить снежную лавину, сорвался на бешеный темп, совершенно забыв про неудовлетворенного комбата. — Костик, ты сволочь, — проинформировал меня любимый, стряхивая мою безвольную тушку с себя и распрямляясь. Я приземлился возле ног майора, заинтересованно рассматривая аккуратные щиколотки с выступающими косточками. — Прости, — повинился я и, наклонившись, провел языком от подъема и выше. — Сволочь, ты меня порвал, — он рывком поднял меня за волосы и уставился в глаза своим фирменным взглядом. — Прости, — проскулил я. — Прости, — проворчал он, передразнивая и отпуская. Я понял, что гроза миновала, и мне уже начало становиться стыдно за свое поведение, надо было как-то искупать вину. — Хочешь, я тебя помою? — заискивающе предложил я. Он заржал, запрокинув голову. — Ты неподражаем! Маленькая, наглая, эгоистичная дрянь! И почему я тебя терплю? Это был до такой степени риторический вопрос, что совершенно не требовал ответа, но в крови у меня гуляло такое количество адреналина, что казалось, я выпил бутылку шампанского. Поэтому как же тут можно было смолчать? — Потому что любишь, — проворковал я, прижимаясь к нему и потираясь всем телом. — Конечно люблю, — вздохнул он, коротко целуя в макушку. — Иначе не стерпел бы такого хамства. Нет, ну нормально — без подготовки, без смазки, да еще и кончить не дал! Я почувствовал себя неуютно, но все же попытался возразить: — Ну я, конечно, погорячился, но ты же ведь не девственник вроде… — Костя, смотря что понимать под девственностью. Тебе, милый, с твоей разработанной попкой конечно не очень больно, когда я беру тебя при минимальной подготовке, а у меня, прости, последний раз в заднице хуй был лет пятнадцать назад. Поэтому ты меня порвал слегка, что не добавляет хорошего настроения. Комбат провёл пальцами между ягодицами и продемонстрировал мне окрашенные в розовый цвет пальцы. Я закусил губу. — Не делай так больше, — тихо закончил он и, резко сменив тон, рявкнул, — марш в машину за пакетом со смазкой и резинками! Только выскочив из бани и пробежав половину пути, сообразил, что мчусь по огороду в чем мать родила. Пришлось возвращаться и под ехидные комментарии майора натягивать джинсы и повторно совершать марш-бросок. Вечером, засыпая с привычной тяжестью руки Андриса поперёк своей груди и чувствуя его размеренное дыхание на шее сзади, я понял, что вот оно, мое счастье, и другого мне не надо. Комбат написал свой рапорт и принялся утрясать детали. Меня он в них не посвящал, да я и не особо рвался. Занимался привычными делами: топил печь, готовил еду и прибирался. Все это успокаивало и настраивало на позитивный лад — все у нас получится и все будет хорошо. О том, что нас ожидает в Москве, мы не говорили, загадывать смысла особого не было. Правда, никто из нас не сомневался, что отставному военному с хорошим образованием будет найти работу просто: опытные психологи везде нужны. На все про все ушел целый месяц. Мне даже пришлось звонить своему начальнику и сообщать скорбным голосом, что к сожалению задерживаюсь, потому что двоюродная бабушка совсем плоха, а ее дочь в больнице, и оставить старушку совсем одну я не могу… В общем, моя печальная повесть вышибла слезу даже у сурового майора. Я обиделся, нечего надо мной ржать, стараюсь-то для обоих, между прочим! В начале октября, проверив, не забыто ли чего, мы присели перед дорогой. Расставаться с этим домом, ставшим практически родным, не хотелось, и уезжать, зная, что никогда больше не вернешься сюда, было грустно. По крайней мере, у меня в голове бродили такие мысли, майор же, ах нет, уже подполковник, был спокоен и собран. — Тебя не будет мучать ностальгия? — не выдержал и спросил я. Он посмотрел на меня внимательными серыми глазами и пожал плечами. — По дому нет. Вот если бы ты здесь оставался, тогда другой вопрос, а так мне в жизни слишком часто приходилось переезжать, поэтому нет, я не привязываюсь к месту. Бессмысленно. В квартире нас встретил Васька, лихорадочно ликвидирующий следы пребывания посторонних личностей. Я брезгливо сменил постельное белье, сделав внушение, чтобы он больше никогда не смел кувыркаться на нашем диване со своими любовниками. Рыжий кивал и соглашался, правда, уверенности, что он не повторит свои подвиги в наше отсутствие, не было — похоже, Василий пошел вразнос. — Ну вот, а говорил, что на его специальности одни девушки, — бурчал я вечером, устраиваясь поудобнее, чтобы почитать любимый с детства журнал «За рулем». — Не он один так думал, вот и набралось там таких бестолочей половина потока, — ответил Андрис, сидя за столом в нашей комнате и стуча по клавишам ноута. Насколько я мог видеть со своего места, это не была переписка, скорее, он набивал какой-то текст. — А что ты делаешь? — проявил я любопытство. — Монографию пишу, — отозвался он отстраненно. — У меня очень много фактического материала о поведении людей в стрессовых ситуациях, в условиях военных действий, при угрозе теракта и так далее, вот и пытаюсь создать универсальное руководство в помощь работающим с такими людьми психологам. Одно время думал даже диссертацию написать, опубликовал несколько статей в узкоспециальных журналах, но… — он пожал плечами, — не сложилось. Да это и не важно, — он снова углубился в работу, а я посмотрел на комбата с еще большим уважением: сколько же еще тайн сокрыто в нем? Против ожидания работу подполковнику в отставке оказалось найти непросто. Да, ему звонили, прочитав резюме, приглашали на собеседование, но так ничего и не предлагали в результате. Он хотел работать по специальности, но внешность и манеры отталкивали потенциальных работодателей, да и кто бы проникся доверием к оберштурмбаннфюреру с холодным прищуром пронзительных серых глаз? А серый костюм, белая рубашка и военная выправка усиливали это ощущение. А уж если кто видел его в черном плаще и фуражке… Вот в кино бы его взяли, а психологами народ предпочитал видеть девочек, заочно закончивших курсы по предмету и считающих себя крутыми специалистами. Андрис бесился. Он не привык проигрывать, он, который, по его собственному признанию, умел уговорить кого угодно на что угодно, не мог получить работу. Есть от чего сходить с ума. Жить с ним в одном доме становилось все сложнее. Я, как заправская жёнушка, задолбался гасить конфликты и успокаивать расходившегося любимого. Васька все чаще хлопал дверью и уходил к друзьям, только чтобы не подвергаться воспитыванию со стороны Андриса. Ситуация грозила выйти из-под контроля, и это несмотря на то, что денег нам хватало; но бездействие превращало умного и целеустремленного мужчину в медведя с занозой в лапе. Так дальше продолжаться не могло, нужно было что-то срочно предпринимать, но вот что?! Выход нашелся неожиданно: в нашу контору срочно потребовался переводчик на место неожиданно попавшей на сохранение девушки. Кадры рыли носом тонны навоза в виде выпускников курсов и специализированных вузов, но пока уровень подготовки оставлял желать лучшего. Особую трудность представляло то, что нужно было знать и английский и немецкий на очень хорошем уровне, причем господин Карл каждый раз кривился, слыша сильный акцент или нелепые ошибки претендентов на должность. — Не понимаю, — говорил он, расхаживая по приемной и обращаясь преимущественно ко мне. — Просто не понимаю. Почему нельзя хорошо выучить простой и доступный английский язык? Почему нельзя выучить логичный и четко структурированный немецкий язык? Ведь во время войны, я знаю, ваши люди после школы шли переводчиками и даже успешно выдавали себя за немцев. Куда все делось? Ваше образование катится в пропасть. Я молчал. Во-первых, сказать было нечего, все было именно так, наша страна благополучно просрала одну из самых лучших систем образования в мире, а во-вторых, меня вроде как и не спрашивали. Дома я достал тетрадь с очередным заданием Гюнтера и принялся грызть карандаш, соображая как правильно расставить отделяемые приставки в упражнении. Хлопнула дверь, и за спиной остановился Андрис, только что вернувшийся из магазина. — Чем занимаешься? — поинтересовался он, разглядывая мою писанину. — Учу немецкий, — признался я довольно уныло, — такая тема гадкая. — Да, с этими приставками не один карандаш сгрызешь, — усмехнулся он. — Но у тебя ошибка здесь и здесь, — он указал пальцем где именно. — Ты его знаешь?! — чуть не подскочил я на стуле. — Еще бы не знать, — он пожал плечами, — у меня мать немка. Считай второй родной. Шарики в голове завертелись с бешеной скоростью: елки зеленые, это что же получается, он мне может помочь в изучении и немецкого?! И дальше следом в мозгу вспыхнула мысль — а раз он знает два языка, то… — А ты не хочешь пойти в нашу фирму переводчиком? Как раз вакансия есть. Оказалось, не хочет. Пришлось уговаривать, что это временно, что как только найдется устраивающая его по всем параметрам должность психолога, то всенепременно он туда сразу же перейдет. Как маленький прямо. Даже удивительно. Хотя следует признать, что ломался мой бравый подполковник недолго, скорее всего подумал, что уже почти полтора месяца без работы, и в ближайшем будущем никакой шикарной перспективы не предвидится. Карл, как основной деловой партнер нашей конторы, имел право голоса при выборе тех менеджеров и переводчиков, которые работали непосредственно с его компанией, весьма крупной, надо сказать, и занимающейся производством высокотехнологичного оборудования для энергетики. А еще у него был целый НИИ, который занимался энергоэффективностью зданий и сооружений, технологиями Intelligent Building (интеллектуального здания), поэтому наш гендиректор так и плясал перед ним, позволяя некоторые вольности и чудачества. Господин Шахтенмайер одобрил кандидатуру, правда, без особого восторга, к моему безмерному удивлению, но тем не менее Андрис получил работу и приступил к выполнению своих новых обязанностей. Бравый комбат постепенно привыкал к гражданской жизни, обстановка дома пришла в норму, Василий вернулся в родные пенаты. И все вроде стало хорошо, как вдруг к нам на огонек забежала Светка. В последнее время она стала жутко занята — записалась в школу дикторов. В этом мы ее полностью поддерживали: голос у нее был шикарный. — Мальчики, у меня для вас новость. — Та-ак, — протянул я, просто физически ощущая запах нефтепродуктов в воздухе. — Не надо волноваться, но Надежда Ивановна собралась квартиру продавать, — выдала информацию Светка. — Как продавать? — стало обидно: мы так хорошо прижились в этой квартире. — А мы куда? — Я хотела узнать, а вы ее покупать не будете? Ипотека, например, и все такое? Я закрыл глаза. — Сколько она хочет? — поинтересовался комбат. Светик назвала сумму, она хоть по сравнению со стоимостью других квартир и была гораздо меньше, но все равно маленькой ее никак не назовешь. — У меня есть деньги, думаю, сможем выкупить, — неожиданно сказал Андрис. — Не забывайте, я военный с редкой специальностью, зарплата хорошая была. Тратить некуда, на всем готовом же. Опять же мне квартиру в Чите дали, я ее продал, — пояснил он, видя наши недоуменные взгляды. — Давайте выкупим и будем жить на своей жилплощади, ремонт сделаем, мебель купим в конце концов. — Тогда я скажу ей, что вы согласны, — просияла Светка и умчалась, даже не допив чай. Так мы обзавелись квартирой. Она, может быть, и была не самой лучшей, но нас устраивала полностью и тем, что находилась в хорошем зеленом районе с развитой инфраструктурой, и тем, что до метро было минут семь хода. Тем более хорошая кирпичная пятиэтажка с квартирами улучшенной планировки и отдельными комнатами давала фору многим блочным новостройкам на краю географии. К сожалению, идея помощи в немецком со стороны Андриса претерпела полный крах. — Я тебя почти не понимаю, — жаловался я, причем не то чтобы мне не хватало словарного запаса или знаний грамматики, просто произношение моего собственного немца сильно отличалось от того, к чему меня приучили другие: что Карл, что Гюнтер говорили мягче, звонче и в целом намного мелодичней. Когда я слышал речь Андриса, то понимал, почему немецкий называли грубым и лающим: согласные он произносил тверже и глуше, слова выговаривал жестче, паузы между словами делал более отрывистые, а значения некоторых слов я не мог угадать на слух, просто потому, что он произносил их совсем не так как, я привык слышать в тех же телепередачах или на работе по телефону. Пару раз чуть серьезно не поссорились и единогласно решили, что надо закончить эту пытку, и я продолжил заниматься с Гюнтером. Однажды, когда мы закончили немного раньше, я все же рискнул спросить по поводу произношения и получил в ответ маленькую лекцию о немецких диалектах. Оказалось, что Карл саксонец и для него восточнонижненемецкий диалект Андриса звучит слишком грубо и резко, опять же, произношение слов иногда отличается. — Но Карл же, кажется, из Бремена, — память подсказывала мне, что Бремен не находится в Саксонии. — Переехал, — улыбнулся Гюнтер, — немцы часто переезжают из-за работы. — А вы? — решил уточнить я. — И я, — утвердительно кивнул он. — И я тоже саксонец, из Дрездена, поэтому вам и легко с нами разговаривать и поэтому вы с трудом понимаете прусский диалект. Простите, мне пора, до свидания, — Гюнтер расплатился с официантом, надел пальто и пошел на выход из кафе, а я остался допивать кофе и размышлять о только что услышанном. Неуклонно приближался Новый год. Москву начали украшать чуть не с ноября месяца, но отсутствие снега портило ощущение от приближающегося праздника. Василий сказал, что сваливает к друзьям, и мы было уже настроились на тихий семейный праздник, как прилетела тайфуном Светка и заявила, что мы идем с ней встречать Новый год к каким-то друзьям и что отказы не принимаются. Обещала интересную программу, настоящего Деда Мороза и Снегурочку и велела запастись костюмами. — Что-то мне подсказывает, что она имела в виду не офисный вариант одежды, — почесав в затылке, выдал майор, то есть подполковник, разглядывая захлопнувшуюся за ураганом Светлана дверь. — Купи своему «что-ту» шоколадку за догадливость, — посоветовал я. — Хорошо хоть до эпохального события осталась еще неделя — сможем подготовиться. На работе намечался грандиозный корпоратив. В этот раз снимать клуб не стали, а пригласили особо отличившихся сотрудников на мероприятие с участием прессы и телевидения. Гендиректор, выдавая премии по итогам года, провел разъяснительную беседу по поводу перспектив и горизонтов и выхода на новый уровень. Так что роли нам обозначили, осталось только отыграть спектакль. В банкетном зале расставили столы буквой П. Искусственная ель, украшенная явно не силами сотрудников, а с помощью дизайнера, привлекала внимание яркими красными шарами и золотыми бантами. Все-таки в России традиционно украшали новогодние деревья иначе. Улыбнувшись, вспомнил нашу с майором «елку» в бане, в паху приятно заныло, понятно, что возбудился я не на новогоднюю атрибутику, а на сладкие картинки наших с майором игрищ. Ничего, дома мы будем не очень поздно, вполне можно будет… — Константин Константинович, — возле меня нарисовался с бокалами шампанского Гоша, мой верный враг. — Не желаете промочить горло? — Нет, не желаем, — вежливо отказался я. — Что ты морду кривишь при виде меня, — он говорил негромко, улыбаясь, так что со стороны создавалось впечатление дружеской беседы. — Натурала из себя строишь, делаешь вид, что презираешь, а сам… — он залпом осушил один из бокалов. — Я тебя насквозь вижу! — Иди проспись! — брезгливо сказал я, удивляясь, что вечер только начался, а этот уже набрался. Хотя, может, с утра начал. — С тобой, мой котик, всегда, — он призывно облизал губы. Сука какая! Не хватало, чтобы еще это увидел Андрис. Мы, конечно, на работе делали вид, что даже почти и не знакомы, и никто не был в курсе наших отношений, но стоять и слушать эту галиматью не хотелось, поэтому я молча развернулся и пошел к компании, в которой заметил нашу секретаршу. Очень вовремя зазвучала музыка, и я пригласил ее на танец, искренне надеясь, что Гоша немного придет в себя и не будет больше ко мне цепляться. Торжественную речь директора я пропустил мимо ушей, она была целиком и полностью предназначена для журналистов и расписывала успехи и достижения нашей фирмы на ниве и бла-бла-бла. Улучив момент, я тихо смотался в туалет. — Чего от тебя хотел этот хмырь? — за спиной как всегда бесшумно появился Андрис. — Да ну его, — попытался уйти от разговора я. — Придурок озабоченный. Не успокоится никак, что его послали. Морщинка между бровей комбата разгладилась, и он легонько чмокнул меня в губы. Авансом, так сказать. От двери раздались аплодисменты. — Браво! — закричал пьяный Гоша. — Я ж сказал, что нихуя ты не натурал, а наш. — Гоша, — предостерегающе начал я. — Слышь, Андрей Витальевич, давай его на пару разложим, — предложил он, — я от его попки уже год с ума схожу, — пьяно пожаловался он. — Заткнись, идиот! — заорал я, выведенный из себя. — Сам заткнись! — заорал он в ответ. — Целку, сука, строил, я вокруг него как дурак прыгал, а он перед первым же встречным ноги раздвигать готов! Чем мой-то хуй тебя не устроил?! Комбат хоть и отличался железными нервами, но не стерпел и врезал придурку в солнечное сплетение и затем, чтобы сбросить напряжение, стукнул кулаком в стену. Так бы осталось это «маленькое недоразумение» секретом мужского туалета, если бы не журналисты, которые сбежались на крики как стервятники. Гоша, пьяный в сосиску, умудрился, падая, разбить себе нос и теперь заливал кровищей светлый кафельный пол, делая картину произошедшего совершенно жуткой. Со стороны казалось, что в конец озверевший Андрис отметелил Гошу до полусмерти, и разбитые костяшки пальцев говорили об этом же. Блять, два мужика подрались из-за «дамы». Сомнительная честь, однако — выступать предметом поединка. Какой только бред не лезет в голову, когда понимаешь, что вот он, звездец во всей своей красе. Журналисты, гендиректор, его зам, сотрудники… Как они все поместились на сравнительно небольшой площадке перед туалетом? Господи, опять туалет, кажется, у меня на эти общественные заведения начнется самая настоящая аллергия. Губы генерального были плотно сжаты, желваки ходили на заострившемся от ярости лице так, что было страшно. — Вы уволены! — прозвучал в тишине его голос. Гоша оскалился, радуясь, что нам прилетело. — И ты тоже! — повернулся к нему гендиректор. — Мне на фирме пидоры не нужны! — развернулся и вышел, печатая шаг. Терять нам было уже нечего и мы, взявшись за руки, переплетя плотно пальцы, покинули зал под пристальными и нездорово-любопытными взглядами присутствующих.