Красный оттенок Неба

Хорошего праздника без продолжения не бывает. Жерар Депардье

      О моем дне рождения рapà вспомнил буквально накануне его наступления. Но он вспомнил. И это было даже несколько трогательно. Я планировала весь этот день посвятить слезам и памяти Наны, но теперь, с его легкой руки, прахом все мои планы пошли, потому что он устроил прием, на котором официально собирался признать меня дочерью. И все было, конечно, круто, но ничего хорошего я в этом не видела.       Хотя fratellino*, был в полном восторге. Если честно, я уже не знала, куда прятаться от его неуемного любопытства. Этот ребенок ходил за мной хвостиком, умело скрываясь от нянечек и гувернанток. Я совершенно не понимала причины, по которой он привязался ко мне так скоро и с такой силой. Даже немного пугало, что когда-нибудь он, так же точно следуя за мной, ввяжется неприятности. Его смерти я не хотела. Она, случись с ним что-то пусть даже не слишком опасное, стала бы моей спутницей в кошмарах. Как будто мне и без того их мало.       Базиль пах медом и молоком, и еще апельсинами совсем чуть-чуть. Когда он засыпал со мной в библиотеке, я всегда сама тащила его в комнату на руках. Когда нас видел рapà, он улыбался и что-то бормотал себе под нос. В его глазах читалась гордость или нежность, или одобрение, я не понимала. И не старалась понять. После смерти Наны я отчаянно искала что-то, чем можно было заняться, о чем можно было думать и о чем стоило бы беспокоиться. Ее смерть не могла сниться мне в кошмарах — перегорело уже. О том, что ей грозит опасность, я знала еще за пару месяцев до ее смерти. Она знала тоже. Я успела привыкнуть — тревожиться стоило скорее от этого.       Платье для приема мне было подарено рapà в день рождения наряду с тысячей других коробок, которые я еще не раскрывала, но уже знала, что среди них присутствуют пара туфель и комплект украшений. Я не решалась надеть это платье несколько минут. Оно напоминало мне о Нане и ее духах, потому что у него был тот самый мягкий французский аромат, вуалью тянущийся за ней, куда бы она не пошла. — А ты помнишь запах чьих-либо духов? — задала я вопрос, когда очередная нянюшка утащила прискакавшего поздравить меня fratellino. — Рapà горько усмехнулся и посмотрел прямо в мои глаза. Он выглядел отвратительно постаревшим и, если честно, это ему немного даже шло. Существует такой тип людей, которым горе придает изысканный вид дорогого вина, а вину, как известно, возраст придает глубину вкуса. Рapà с морщинками в уголках глаз и горем, расплескавшимся по всему зрачку, с чуть дрожащими руками и поседевшими на висках волосами выглядел удивительно красивым. Его голос был тверд и низок. — Мать Базиля любила апельсиново-коричные. Тяжелый, восхитительный запах вечера, позднего вечера, как тот, в который мы встретились. — Рapà помолчал немного, а потом продолжил, но что-то неуловимо менялось в нем. — Я влюбился в нее с первого взгляда и без памяти, как мальчишка. Как увидел, сразу понял, что хочу быть с ней рядом, хочу встречать рассветы и провожать закаты, хочу лежать рядом и вдыхать аромат ее волос. Знаешь, малышка, я не знал, что такое возможно вообще. А она была обычной. Гражданской. Но мне уже было не важно. А потом родился Базиль, убив ее при родах. Я думал, что и сам немного умер. Только вот… — Базиль тоже пах апельсинами? — спросила я понимающе. — Да, малышка. Базиль тоже. И знаешь, я люблю его. Детей маленьких терпеть не могу, а его с младенчества сам выхаживал. Няньки были, конечно, но я все время старался находиться рядом. Он чудесный ребенок, малышка, правда. Если со мной что-то… — Я не оставлю его, рapà. Я обещаю это.       Из уголка его глаза скатилась слеза. Одинокая и до боли трогательная. И я уселась на ковер у его ног, положив голову на его колени. А он перебирал мои волосы и о чем-то молчал. А потом я примеряла платье, интуитивно выбрав из горки подарков туфли и украшения.       Оно было прекрасно. Но я боялась, что изнасилуют меня прямо в зале. О чем сказала рapà в ту же секунду, как надела это красное бархатное совершенство. Ладно, в том, что меня смогут хотя бы достать, я сомневалась, но платье все же было несколько откровенным. Открытая спина до самой поясницы и пышная юбка в пол. Держалось оно на семисантиметровой ленте, сжимающей плечи. Меня разрывало между желанием его надеть, и не присущей мне ранее скромностью. Пока победа была на стороне желаний. Плотный бархат идеально охватывал фигуру, волнами расходясь от бедер. Тонкая сетка под цвет кожи на спине почти не оставляла простор фантазии.       Я задыхалась от восторга, натягивая туфли в тон и застегивая на себе тяжелый рубиновый комплект украшений. Я задыхалась восторга, когда придирчивым взглядом осмотревший меня fratellino, сказал, что я красивая. Я задохнулась от восторга и не смогла отказать своим демонам желаний. Мы хотели это платье, так идеально подходившее мне, хотели эти туфли на огромном, но устойчивом каблуке, хотели стоивший не одну жизнь комплект. Мы хотели все это так же сильно, как обнять подарившего нам это совершенство рapà. И я сделала это, а он кружил меня по комнате, а потом кружил Базиля. И все мы были одуряюще счастливы. А до приема оставалось всего несколько часов. Но это было совсем не важно.       Я не доверила горничным ни волосы, ни макияж, потому что все это я могла сделать и сама, а мне еще нужно было обязательно спрятать на себе кучу оружия. Поэтому волосы были убраны непривычно-богатую прическу, способную вместить в себе много, очень много средств для защиты: начиная от шпилек-игл, обмазанных ядом и заканчивая вплетенным кинжалом. Любимые парные пистолеты с дополнительными магазинами в кобуре на обоих бедрах, спрятанные в складках платья стилеты, и дополнительный дамский пистолетик в клатче. Все мои движения уже давно были доведены до автоматизма. И в привычной процедуре укладке оружия на себя, я не заметила, как прошли оставшиеся несколько часов.       Позвать меня прибежал fratellino как раз в тот момент, когда я в последний раз поправляла платье. Он был одет в чудный костюм-тройку и выглядел умилительно. Я взяла его за руку, и мы, быстрым шагом миновав коридор, чинно спустились по лестнице.       Зал был полон людей самых разных возрастов и степеней важности. Первым, кому меня представили, был Девятый Вонгола, и я не без удовольствия отметила, как он побледнел и напрягся. Его кольцо чувствовало меня, рвалось ко мне, обжигая его пальцы. К его чести стоит отметить, что он быстро взял себя в руки и поцеловал мне ладонь. И как же я была счастлива, что его ядовитые губы от моей кожи отделяла плотная ткань перчаток. Всех остальных представляли уже мне.       Неудивительно, что я быстро устала, закруженная в приветствиях и фальшивых улыбках, фальшивых любезностях и лживых чужих надеждах. Впрочем, также не было ничего удивительного, что мне это почти даже нравилось. Это было ужасно интересно и скучно одновременно. А первым танцевать меня пригласил принц. Его высочество Бельфегор Каваллини любезен до неприличия и настолько же груб, хотя, как собеседник, он был просто восхитителен. Его шипящие комментарии заставляли меня улыбаться и язвить в ответ. И это было прекрасно.       Но от следующего, буквально перехватившего меня, партнера по танцам, замирало дыхание. Его пальцы сжимали мои до боли, его рука наверняка должна была оставить на моей талии размытое пятно синяка. Он сам обжигал. Занзас своим хриплым шепотом доводил меня до чертовых мурашек и повышения температуры. Я не помню, о чем мы говорили, но тон его был до одурения угрожающим, и мне было абсолютно плевать, что он там говорит, лишь бы не останавливался. Когда окончился танец, я покачнулась и попросила отвести меня к балкону, выходящему в сад. Мне было то ли несколько дурно, то ли слишком хорошо. А потом я попросила оставить меня в одиночестве и, скинув туфли вниз, спрыгнула на траву. *братик, младший брат ***       Я сидела на прохладной траве в нереально дорогом платье и смотрела на закат. Я замерзала, потому что наступала осень, которую я в очередной раз возненавижу так трепетно. Я замерзала, но упорно продолжала смотреть на красноватое заходящее солнце, потому что это было красиво. Fratellino лежал на моих коленях и, кажется, засыпал. И как этот маленький чертенок только находит меня…? Я перебирала волосы Базиля и тихонько напевала какую-то колыбельную, когда меня окликнули сзади. Я повернулась и прижала палец к губам, призывая молчать. Мне пришлось приподнять fratellino, чтобы расправить складки платья и подняться совсем. Веса я почти не ощущала в своих руках, но держать его мне чрезвычайно нравилось. Мне подумалось, что когда-нибудь я заведу собственных детей и буду счастлива с ними возиться.       Я подошла к незнакомцу и кивнула ему, чтобы он шел за мной. Мне нужно было донести мальчика хотя бы до его нянюшек, и я надеялась, что они встретятся нам достаточно скоро. Интуиция звенела, и пламя предвкушало близкий бой. Я боялась, что не успею спрятать fratellino, и ускорялась шаг за шагом. Незнакомец шел рядом, ничего не спрашивая. До нянюшек донести Базиля я не успела. Он проснулся, когда рядом с нами раздался взрыв. Я сдавленно выругалась сквозь зубы и, спрятавшись за стену поместья, поставила его на землю. Мой маленький fratellino собирался заплакать. — Не бойся, солнышко, — мягко шепнула я, заправляя за ухо выбившуюся из его хвостика прядь. — La tua sorellina maggiore* сейчас со всем разберется. Ты только не бойся, ладно? Ты же у меня такой смелый, fratellino. Закрой только глаза и ушки. Пожалуйста. — Я повернулась к незнакомцу, в котором ощущала теплое, искрящееся, почти знакомое пламя грозы, и тихо приказала, — защита Базиля на тебе. Если с ним что-нибудь… — Понял-понял. Можно было бы и не шипеть.       Я подняла юбки платья и под ошарашенный вид незнакомца достала из набедренной кобуры пистолеты, сняла их с предохранителя и выглянула из-за угла, а потом прицелилась и выстрелила. Судя по крику попала. Кто-то, кого я спасла, поклонился и отсалютовал шляпой. Я выглянула еще раз и, закрыв глаза, выскочила на поле боя. Интуиция сможет мне помочь в гораздо большей мере, если я не буду отвлекаться на посторонние мелочи. Я натолкнулась на какую-то женщину и открыла глаза. В ее руках пылал солнечно-небесным пламенем кнут. Я ухмыльнулась. — Хреново выглядишь, Каваллоне. — Дина обернулась и ядовито выдавила в мою сторону ругательства, а после выхватила один из пистолетов и перестреляла ближайших противников. — Зато ты шикарно. — Она сплюнула кровь из разбитой губы, — значит, дочь Внешнего Советника Вонголы? Вижу, жизнь тебя не пощадила! — Не совсем дочь, но общий смысл ты поняла верно. — Я выстрелила в голову кому-то за ее спиной. — Поговорим после всей этой бойни, ладно? Я ужасно хочу увидеть тебя за чашкой чая. — Она кивнула, и мы вернулись к войне.       Если честно, мне было ужасно интересно, кем нужно быть, чтобы напасть на Вонголу в то время, как на приеме собрались самые сливки мафии. Еще мне было интересно, почему они дошли аж до поместья, когда их должны были убрать, максимум, где-то на подходе к парку. Ответ нашелся быстро. Как и иллюзионист, прикрывающий всех их. Вырубить его было немного сложнее, чем найти, но мне удалось. Оставалось дождаться кого-то, кто сможет это тело дотащить до пыточных. И я знала несколько кандидатур. Занзас, прогуливающийся и стреляющий во всех, кто еще двигался, был одним из самых идеальных. Я улыбнулась и, выглянув из-за куста, поманила его пальчиком. Он, матерясь, взвалил его себе на спину и, отстреливая каждого, кто подходил достаточно близко, ушел к поместью через зеленый лабиринт. Я почему-то была уверена, что он в нем не заблудится.       Меня обожгла интуиция, когда в спину выстрелил кто-то из союзников. Уклониться удалось не совсем, меня задело по касательной. И это было очень, очень нехорошо. Напрягало и то, что я чувствовала опасность, подбирающуюся к fratellino, и боялась, что незнакомец не сможет отразить конкретно эту атаку. Я взвыла и, уже не скрываясь, выпустила пламя. Ненадолго. Пожалуйста, пусть никто не успеет это заметить! За спиной медленно раскрывались огромные рубиновые крылья. Наш враг побледнел и попробовал отступать.       Но мы же ему не позволим, верно?       И мы убили его, потому что это было тем, что мы хотели больше всего на свете. *твоя старшая сестренка