Красный оттенок Неба

На темном фоне, который создает смерть, нежные цвета жизни сверкают во всей их чистоте. Джордж Сантаяна

      Дина задумчиво обводила пальцем ободок кружки, наполненной восхитительнейшим капучино. Точно такой же кружкой я сейчас согревала ладони до сих пор холодные, как у мертвеца. Мой маленький fratellino едва не погиб, и я до сих пор боялась даже представить, что было бы, не закрой его тот грозовой подросток, и не закрой того подростка я. Простреленное плечо жутко зудело из-за регенерации, обмотанные бинтами ребра ныли, дьявольски прекрасное платье было испорчено навечно. И, так как особых жертв среди знакомых не было, платье было почти единственной причиной моей печали. Второй причиной была оцарапанная коленка Базиля, запнувшегося о камень, когда мы сбегали. Fratellino увидел кровь на моей практически бесполезной руке и едва не убился о чертов камень. Камень, блин! Иногда мне кажется, что со своей неуклюжестью он сделает то, чего не смогут сделать враги. Он убьет себя сам. Как-нибудь максимально глупо. Дина смотрела куда-то вверх и немного влево, но вряд ли видела. Ее палец выписывал двадцать третий круг, когда наконец она хрипло спросила, - Так, говоришь, сильная гроза? — И снова замолчала. - Ди, ты мне хоть что-то интересное скажешь вообще за сегодня? Ладно, если уж ты не знаешь того мальчишку, то может скажешь, кто может знать? Он мне нужен. Официально — для того, чтобы отблагодарить. Неофициально, — я наклонилась к ней невозможно близко и шепнула, — я хочу его в свои хранители. — Я отстранилась и сказала уже нормально, — сама понимаешь, он — чудо. Судя по отсутствию кольца — незанятое. — Я подмигнула заметно повеселевшей Дине. — Я рада тебя видеть. — Взаимно. Когда ты сбежала, я думала, что с ума сойду, а тут вот как вышло. — Каваллоне нахмурилась и тотчас же просияла, — списки! Ну точно же, списки приглашенных! Там мы и узнаем имя твоей конфетки.       С Диной мы знакомы уже несколько лет. Когда-то она пряталась в нашем с Наной очередном домике, сбегая от своего репетитора. Жестокого и беспощадного. Нана ворчала, обрабатывая ее ссадины, что, если этот репетитор не успокоится, она убьет его сама. Ей нравилась Дина. Яркая, непоседливая и неуклюжая, Каваллоне была гораздо более живой, чем я, и очень похожей на Нану в детстве, по крайней мере так она говорила мне. Нане нравилась реакция Дины на пироги и тортики, что она готовила, реакция на чай, что она заваривала, реакция на ласки, которыми она ее одаривала. Когда мы только встретились, Каваллоне была похожа на зверька, потерявшего дом: вся в синяках и ссадинах, с выражением страха и траура на лице, запутавшаяся в самой себе и в своем окружении. Она не знала, что делать и где быть, упиваясь своим горем и убивая им себя. Нана встретила ее на улице, привела в дом, отмыла, накормила и уложила спать. Утром мы узнали ее имя, и с тех пор для Наны она стала кем-то вроде второй дочери. — Не хочу сейчас, у меня болит абсолютно все. Спасибо, что помогла. Я хочу еще рapà этим подростком нагрузить. Пусть найдет мне о нем всю подноготную, если сможет. Я хочу знать о нем полную информацию начиная от того, чем он переболел в детстве, и заканчивая именем его первой любви. Кстати, Ди, чем мне грозит нелюбовь Девятого Вонголы? Я или мои близкие? - Ого. А чем это ты так старика прогневала? — Каваллоне посмотрела на меня с таким уважением, что мне стало страшно, —, а вообще — твои близкие. Обычно перешедшие ему дорогу долго страдают и умирают уже от «естественных» причин. Что-то необнаружимое, случайное или дико дорогое. — Я сказала следующее слово одними только губами, но так, чтобы она поняла. — Кольцо. — Дина очаровательно присвистнула. — Ты влипла в крупные неприятности, милая. ***       После того небольшого происшествия на приеме рapà решил, что мне и fratellino страшно требуется охрана в виде парочки тупых шкафов. Одна на двоих, потому Базиль больше не отпускал меня никуда от себя и боялся, что я его брошу. Так как в этой панике была виновата в общем-то я, то пришлось обзавестись маленьким и жутко неуклюжим «хвостиком» до тех пор, пока не приедет знакомый психолог рapà. Я сильная, но не всемогущая, а fratellino нужна помощь именно профессионала. Он впервые увидел столько смертей вчера и столько крови, и у него нет такой Наны, какая была у меня. Что об охране… Шкафы плевали на мнение мое и fratellino, выполняли приказы одного только рapà и совершенно не умели импровизировать. Они были отвратительны еще и потому, что не знали, какими подвижными могут быть пятилетние детишки. Когда моему маленькому fratellino запретили носиться по всему парку, прилегающему к поместью, я взбесилась и, виртуознейшим образом сочетая слова, послала их к черту, не произнеся при том ни единого слова из тех, что нельзя говорить при детях, потом подхватила Базиля на руки и отправилась в кабинет рapà высказать уже ему все, что я думаю об этой глупой затее. Рapà проникся, но от своей идеи не отказался. И уже с следующего утра нас сопровождал повсюду очаровательный Бельфегор Каваллини, а я окончательно уверилась в том, что рapà точно сошел с ума.       Но было неплохо. И гораздо более весело. Принц удивительно изящно сбрасывал преследования и с ехидными, но точными комментариями водил нас по красивым местам города. За пару дней коллекция fratellino пополнилась на большее количество фотографий, чем были у него до этого за все пять лет жизни. Рассматривая после эти фотографии, я едва не ругалась в голос — на некоторых из них был тот самый подросток с атрибутом грозы, что когда-то защитил Базиля. И принц, как оказалось, прекрасно его знал. Мой fratellino был счастлив. А я счастлива еще больше. Я вновь и вновь будто бы перекатывала на языке его яркое, искрящееся, сильное пламя грозы со вкусом мятного мороженого и клубничных леденцов. Он будет моим. Нашим. Спустя несколько часов отец передал мне всю найденную информацию о некоем Ламбо, пятом сыне семьи Бовино, неудачнике, ленивом глупце и не наследнике. И я прекрасно знала, что далеко не вся характеристика правдива и была готова мурлыкать от счастья, а еще целовать, обнимать и тискать Бельфегора, мне это счастье преподнесшего почти случайно. Так что я пообещала исполнить одно его желание в пределах разумного, отчего он шипяще просмеялся и пообещал потратить его разумно. Отчего посмеялась уже я. И все было идеально.       К моему будущему хранителю, о чем он еще не знал, я поехала с fratellino, принцем и рapà, попавшим в нашу компанию почти случайно, а точнее, узнав, куда мы хотим направиться, он просто не отпустил нас одних, выделив себе целый выходной в полностью забитом расписании. Базиль скакал на его коленях и обещал познакомить любимого папочку с более взрослым другом. О том, что до недавнего времени он даже имя этого друга не знал, fratellino как-то не задумывался. Когда мы, наконец, увидели босса семьи Бовино, я поняла, что радовалась слишком рано — моего будущего хранителя грозы похитили. Я почувствовала, как внутри меня натянулась почти до стона тончайшая струна, вот-вот грозящая порваться. Я зарычала от бессилия. Если его убьют, я вырежу всех виновных и оправлю их в Ад на самый последний круг, потому что это наш мальчишка, наш! Он только наш и ничей кроме. Мы готовы были плеваться ядом. — Требования уже выдвигали? — сухо поинтересовался рapà. Его неодобрение прохладной волной разливалось в воздухе. Я отозвала рapà в сторону и вряд ли очень уж внятно прошептала, что он нужен мне, что он сильнейшая гроза из всех, что я знаю, и что я хочу его, хочу его, хочу.       А потом я ощутила, как дернулась внутри меня та самая струна и сорвалась с места. В машине остался телефон. В телефоне номер Занзаса. Занзас управляет Варией. В Варии лучшие из лучших. Я думала отрывками и какими-то кусками. И несмотря на то, что я находилась в несколько припадочном состоянии, в голове моей было пусто. Занзас ответил не сразу. — Мне нужна твоя помощь. Пожалуйста, Занзас, пожалуйста. — Я умоляла. — Ламбо Бовино похищен около пятнадцати часов назад, сильнейшая гроза, что я когда-либо знала, на вид около пятнадцати лет. Найди мне место, где его держат, и семью, что его похитила. С остальным я справлюсь сама. Только быстрее, пожалуйста! — Своего парня ищи сама, — его голос был хриплым, и я со странным восторгом ощутила мурашки, прокатившиеся вниз по позвоночнику. — Он мой Хранитель. И он еще не знает об этом. А теперь найди его, — последняя фраза больше походила на приказ, но мне уже было откровенно плевать. Занзас пару секунд помолчал, а потом тихо произнес, — Понял. — И отключился.       А я вернулась к рapà и fratellino и сухим тоном оповестила о том, что Занзас подключил Варию. Рapà тревожно следил за каждым моим движением, а я впервые за последние несколько часов улыбнулась. Меня отпустило. Я обняла Базиля и крепко-крепко прижала его к себе. Какое счастье, что он в порядке! И плевать на его маленькую неуклюжесть, и на разбитую коленку плевать — вылечим, и на все-все-все нехорошее тоже плевать. Как хорошо, что он рядом. Я прижимала к себе fratellino, зарывалась носом в его волосы и вдыхала его аромат, пьяняющий куда лучше, чем все вина мира вместе. Базиль пах медом и молоком, и еще апельсинами совсем чуть-чуть. И я люблю моего маленького fratellino так сильно, что даже не представляю, как жила без него раньше. Его крохотное сердечко быстро-быстро билось под моей ладонью.       Я думала о том, как странно порою вертится наша жизнь, каким удивительным боком она иногда поворачивается к нам. Я убивала, много убивала. За деньги, за репутацию, за близких. Быть в мафии значит быть готовым умереть в любую секунду, и именно поэтому регулярно на вопрос «ты или тебя» я отвечала чьей-то смертью. Просто чтобы доказать, что я жива, что я еще способна бороться, что все еще стою чего-то. А теперь? Теперь я боюсь за своего маленького fratellino, боюсь за человека, которого знаю от силы несколько минут, боюсь, боюсь, боюсь. Мне кажется, что последние несколько недель изменили меня, размягчили. Я по-прежнему готова убивать, но теперь в моей жизни появились люди, которых нужно защитить, уберечь, не спрятав при этом под плотный купол недоверия. И я не знаю, радует это меня или все же напрягает.       Резко зазвонивший телефон испугал меня, заставив подпрыгнуть. Я кинула смущенный взгляд на рapà и ответила Занзасу. Его голос вернул мне тихую уверенность в том, что все будет хорошо. Я справлюсь. Я верю в это. — Твой мусор похищен своими же. Его старшие узнали о его помощи тебе и решили, что вы близки. У Бовино не все гладко в последнее время. Наследнички таким образом решили подправить семейное благополучие. Спустя пару дней требования выкупа должны были прийти… - Мне. Я поняла. Спасибо. Буду должна тебе. — Я чувствовала странное облегчение, смешанное в дикий коктейль с раздражением, бешенством и жаждой крови. — Передай коронованному, чтобы не спускал с тебя глаз. Если ты сдохнешь, он отправится следом. — Его голос приводит меня к какому-то безумию. Я хочу слушать его и не слышать, как музыку, которая может совершенно не иметь смысла, но вызывать иррациональное чувство восхищения. - Ммм, заботишься? — Я протянула это так томно, что рapà посмотрел на меня с выражением ужаса, а Бельфегор подавился смехом. Мне была интересна реакция, и я получила ее в полной мере. - Да. Если ты сдохнешь, вслед за головой Потрошителя полетит моя. Я не хочу дохнуть из-за того, что ты, девчонка, решила поиграть в героя. Усекла? — Да-да, Занзас, ты чудо, — пропела я иронично, а потом уже серьезно прошептала слова благодарности. И отключилась. — Высочество, ты отвечаешь за меня головой. Приказ Занзаса. Синьор Бовино, я требую выдать мне моего хранителя и тех, кто его похитил. В ином случае я буду вынуждена… — Что за бред вы несете?! — …буду вынуждена вырезать всю Вашу Семью. — Я окончательно выпустила fratellino и встала на ноги. — Со мной Законы, нарушенные Вашими старшими детьми. Я в своем праве. Выдайте мне каждого из них. Сейчас же.       Я чувствовала себя отвратительно, но продолжала давить на Дона. Со стороны это, наверное, смотрелось удивительно смешно: малявка, едва достигшая совершеннолетия, и статный мужчина с сединой на висках. Только никому смешно не было. Совсем никому. У «статного мужчины» руки сотрясались крупной дрожью, а у меня, малявки, пламя кружилось по радужке. И, наверное, это было все же не смешно, а страшно. Дон без сил опустился в кресло и, кажется, постарел на долгие десятилетия. Человек, сидящий прямо передо мной, выглядел не на могучие сорок, но на слабые, дрожащие семьдесят. — Оставьте себе хотя бы одного наследника. Не отбирайте жизнь у всех, — продолжила я, хотя можно было уже не говорить ни слова. Дон Бовино сломался с той самой секунды, когда я упомянула его детей. И сейчас я попросту топталась на пыльных осколках его воли. — Я сделаю это, только уходите. Союз семей не пошатнется, я обещаю, но только уйдите отсюда. Все мои дети прибудут к вам уже вечером, но сейчас убирайтесь. Убирайтесь!       Я потянула fratellino к машине. Мне было горько. — Почему все так происходит, Бел? — опустошенно спросила я принца, гордо чеканящего шаг рядом со мной. — Почему для того, чтобы стать счастливым, нужно лишить счастья других? — Его ответ был уверенным и лаконичным. Но своим ответом Бельфегор Каваллини сделал меня еще чуть более несчастной. — Потому что это жизнь. — А потом он сказал, что я хорошо держалась, но я уже не слушала.       Младшие Бовино прибыли тем же вечером. Пятнадцатилетний Бовино Ламбо из-за своих жестоких старших братьев и сестры оказался заперт в своем пятилетнем теле. Как мне объяснили, от неисправности базуки десятилетия.       Я выходила на казнь опутанная траурным платьем, и на лице моем была черная кружевная маска, полностью мокрая от слез. И я ненавидела эту "жизнь".