Жизнь за жизнь

      Осень в деревне, как, собственно, и весна с летом — страда. Все взрослые и старшие дети на полях, в садах и огородах, младшие — в лесу, там ведь тоже своя страда, грибная да ягодная пора. А как построили форт, дел и забот еще прибавилось, и намного. Только успевай поворачиваться. Морвик, указом принца освобожденный от уплаты налогов, взамен должен был обеспечивать провиантом пограничную крепость, выходило как раз баш на баш.       Староста, отчитываясь перед Рианом о состоянии дел, сказал, что позапрошлой зимой они вырубили большой участок леса, прошлой весной раскорчевали его и распахали, а этой весной посеяли там пшеницу и овес на фураж, да бортник себе учеников взял аж двух, приютив детей умершей два года назад Ведоры.       — Так что не извольте беспокоиться, господин, всего хватит: и в форт привезть, и самим голодными не остаться.       Риан кивал, записывал что-то, разрывался на части между делами лордства и лекарской и спал еще меньше, чем в академии.       Видя это Эрс скрипел зубами, шипел и в конце концов не выдержал, обшипев старосту и заодно подвернувшегося под руку Эдара — как единственных, кто мог повлиять на Риана хоть немного.       Больных стало меньше ровно до тех пор, пока Риан не намылился объехать Морвик лично. А после объезда устроил грандиозную головомойку всем троим «благодетелям»: старосте и Эдару за то, что велели скрывать от него недомогания, если они легкие, Эрсу за компанию. Ругался, правда, совсем не так, как эльф, говорил спокойно и размеренно, разве что голос звенел, как боевая сталь.       — Еще два дня, и у Корта началось бы заражение крови, а это верная смерть, если не помочь сразу. У Лины — неправильное предлежание, это уже не исправить, хотя еще неделю назад я мог бы это сделать. Теперь роды будут тяжелыми для меня и мучительными для нее. И опасными для ребенка. Если вы беретесь решать за меня, какой случай стоит беспокойства, а какой нет, может, вы и нож мой мастерский примете, и цепь лорда?       — А кто их примет, если ты свалишься? — мрачно уточнил Эрс. Потом встал, рывком подтащил Риана к себе и ткнул в нос небольшое зеркальце, добытое не иначе как из комода его матушки. Из тусклого кружка стекла на Риана глянуло совсем усталое и изможденное лицо. Краше в гроб кладут, если так подумать.       Эдар, уж на что эльфа до сих пор не любил, сейчас только прокряхтел что-то, соглашаясь.       — Ты прекрасно знаешь, что я не свалюсь, — парировал юноша, щуря усталые, но исполненные сознания своей правоты глаза. — Этот завал ненадолго. Окончится осень, и мне будет совершенно нечего делать, кроме как подтирать сопли простывшим по первому снегу детишкам и идиотам, которых «мороз не берет», потому что они в трактире пива налакались.       Подобное упрямство было тяжело пересилить, Эрс знал это. И все-таки спросил:       — Пара часов отдыха в лесу кому-то повредят?       — Хм, — Риан склонил голову к плечу, подумал, и лицо его осветилось ехидной усмешкой: — Конечно, нет. А ты пойдешь со мной. Завтра, если не будет дождя, на рассвете. И даже на весь день. Отдыхать — так отдыхать.       Согласие было добыто подозрительно легко, и Эрс справедливо подозревал, что что-то тут не так. Но хотя бы удалось уволочь Риана спать пораньше под предлогом того, что завтра рано вставать.       А на рассвете, разобравшись, куда и, главное, с кем они собрались, Эрс взвыл. Правда, про себя. В остальном он казался по-прежнему невозмутим, только уши в волосах совсем спрятались.       Детей в Морвике было много, в лес их отпускали с самого, по мнению эльфа, неподходящего возраста: с шести лет. Потому что те, которым было года на три-четыре больше, вовсю помогали родителям на сенокосе, жатве, обмолоте и прочих хозяйственных делах, где уже нужна была какая-никакая сила. А в лесу что? Просто ищи грибочки да ягодки, да перекликайся с друзьями, не теряя их из виду. У каждого ребенка была весьма вместительная корзина за плечами, куда и складывалась добыча. Эрс только сейчас начинал понимать, насколько нелегка жизнь в селе, если уже в таком возрасте ребенок становится «добытчиком» и «кормильцем».       — А вечером их ждет пир, — посмеиваясь, Риан ползал на коленях по небольшой полянке, выкапывая корни веретенницы. — Ну, как — пир? Угощение и чествование, так положено, чтоб понимали, что трудились целый день не зря.       — У нас не так, — честно признался Эрс, сидевший на корточках рядом и очищавший от земли уже выкопанные корни. — Совсем. Дети... они и есть дети.       — Может, это и хорошо, — Риан приподнялся, весело чмокнул не успевшего среагировать эльфа в нос и рассмеялся. — Но и у нас дети остаются детьми. Думаешь, они сейчас собирают ягоды в корзинки? Как бы не так! Играют и собирают, только в рот. Потом уже, когда солнце пойдет на закат, спохватятся.       — А еще дети очень наблюдательны, — проворчал Эрс. — Не балуйся.       — Взрослые тоже, лучик, — Риан рассмеялся еще громче. — Эдар уже давно все понял, да и бабы наши деревенские тоже. На тебя же в деревне никто не смотрит косо? Или все же смотрят? Ты потому такой мрачный?       — И солдаты? — вместо ответа уточнил Эрс. — Знают?       — Нет, — пожал плечами Риан, — и не узнают.       — Хорошо.       Эрс с облегчением кивнул. Одно дело деревенские — ему тут жить, в конце концов, а скрываться вечно тяжко. Но это хотя бы было ясно: Риана любили, любили так, что готовы были ему простить даже рыжее остроухое недоразумение.       Что же касается солдатни... С ними Эрс старался не сталкиваться, опасаясь как раз таки реакции на свою рыжину. А когда пришлось идти в форт вместе с Рианом, один единственный раз — спрятал волосы под капюшон и старался не привлекать внимания. Пусть лучше решат, что он из изгнанников, лишенных ветви, чем будут глядеть похотливыми взглядами.       Ну а мрачность...       — Риан, мне нужно будет уехать.       Руки юноши замерли, не закончив движения.       — Надолго?       — Не знаю. Как дорогу заморозками прихватит, а там... До весны надеюсь управиться.       — Д-до весны? — Риан аж сел, поднял голову, неверяще глядя на эльфа. — Так надолго?       — Я не знаю, — Эрс отвел глаза. — Как смогу — сразу же вернусь. Но мне нужно доделать одно дело.       — Так. Ты задумал ввязаться во что-то опасное? — Риан обтер руку о штанину и заставил его повернуться и смотреть себе в глаза. — Задумал, ясно же. Отговорить я не смогу? Угу, тоже ясно. Спасибо, что предупредил, а не уехал в ночь-полночь втихую.       — Помнишь того эльфа, что подошел и попросил тебя сотворить какое-нибудь заклятье, когда мы в последний раз в землях ветви были? — невпопад спросил Эрс.       — Помню, — насторожился юноша. — Не уверен, правда, что смогу узнать среди остальных рыжих и зеленоглазых. Я вообще только тебя узнаю без проблем. А что?       Вместо ответа Эрс вытянул из-за воротника амулеты, отделил один — Риан признал в этом камушке телепорт, но не тот, которым эльф обычно отмыкал дорогу домой, а какой-то еще.       — Подарок одного архимага, — пояснил он. — Амулет спас мне жизнь тогда, отправив к ближайшему сильному лекарю — к тебе. Я попросил перенастроить, и теперь, если со мной что-то случится...       — Если с тобой что-то случится... — Риан крепко прикусил губу, обрывая себя. — Эрс, я... Я тебя сам найду и придушу, если с тобой «что-то случится»! — рявкнул он, тряся эльфа за ворот рубахи. — Телепорт в Морвик у тебя где? Где, я тебя спрашиваю?       — Риан! — Эрс перехватил его руки, сжал запястья. — Я что, по-твоему, сказал? Теперь этот телепорт только на тебя настроен!       — Фу-у-ух... — Риан обмяк, привалился лбом к его плечу, заставляя себя медленно дышать. — Ты! Напугал меня, зараза хвыргова...       — Извини. Я думал, ты понял, к чему я.       — Я тебя иногда совсем не понимаю, — пожаловался Риан. — В академии ты был одним, сейчас — другой, а вернешься и вовсе третьим? Лучик, куда ты собрался? Один...       — Помнишь, как я сюда попал? — Эрс вздрогнул, когда пальцы Риана прикоснулись к когда-то рассеченной брови. — Помнишь... Это долгая и некрасивая история. Но если я правильно все обдумал за эти годы — такое не прощают.       — Тот, кто тебя отделал в тот раз, вряд ли стал слабее за три года, — покачал головой юноша. — Я понял, мне нужен амулет-накопитель, а то и не один. Я видел схему, от мамы осталось немного украшений, попробую сделать. Запасусь зельями, потренируюсь в заклятьях. А ты дашь слово, что вернешься живым.       — Амулет сработает, только если я буду еще жив, — улыбнулся Эрс. — Не беспокойся. А если нет... Значит придет кто-то из рыжих. В неведении тебя не оставят.       Риан нахмурился и не ответил, вместо этого с каким-то остервенением принялся выкапывать очередной корень. Руки подрагивали, в животе кололся ледяной комок. Он попытался вспомнить, как жил без эльфа, сравнил и содрогнулся, представив, что это может вернуться. Не стоило забывать и о проклятом перестроившемся теле, которое, впрочем, и не позволяло о себе забыть, регулярно требуя близости, усталость там или не усталость. И как он должен это пережить, пока Эрса не будет рядом?       Похоже, тот думал об этом же, потому что положил ладонь на согнутую спину.       — Риан, ты понимаешь, что на зиму должен найти кого-нибудь?       Спина закаменела.       — Что, прости?       — Я нашел Лилею, — спокойно пояснил Эрс. — Тебе тоже потребуется кто-нибудь, пока меня не будет рядом.       Риан долго молчал, не двигаясь, потом глухо сказал:       — Мы не будем это обсуждать.       — И что я тогда найду по возвращению? А если я буду ранен, а ты — в том состоянии?       — Эрс, я сказал, что не буду это обсуждать, — Риан очистил нож от земли, поднялся и вбросил его в ножны. — Пойду, проверю, как там дети.       — Иди, — сдался тот. — Мне отнести корни домой?       — Как хочешь, — последовал сдержанный ответ.       Весь вечер Эрс напряженно размышлял, как заставить Риана искать себе любовницу. Или любовника? Лорд же с ним не разговаривал, кроме как по делу, и вообще избегал, становясь неуловимым призраком в собственном доме. Это можно было бы назвать ссорой — если бы они по-прежнему не делили постель. Только теперь Эрс не знал, как реагировать на ласки Риана. И старался быть сдержанным, чтобы не натворить еще чего плохого.       А осень потихоньку уходила, уступая место зиме. Листья облетали, и в один из дней, когда ударили первые морозы, Эрс начал собираться в дорогу.       В доме появилась тихая и неприметная девушка — старшая дочь умершей два года назад вдовы Ведоры, круглая сирота, младших братьев которой в ученики забрал деревенский бортник. Верее было шестнадцать, она занималась тем, что обстирывала все село, зарабатывая себе таким образом на жизнь. Привел ее в поместье Эдар, с которым Эрс, скрепя сердце, все же посоветовался, наплетя старому слуге с три короба вранья про магическую силу Риана, которая без регулярной близости будет нестабильной. Особенно старика впечатлили пересказы, какие иначе будут приступы — Эрс какие-то детали убрал, какие-то наоборот, приукрасил... Он сделал все, чтобы у Риана не оставалось шансов опять мучить себя.       Эрс не собирался устраивать вселенского прощания, намереваясь уехать тихо и рано утром. Поцеловал спящего Риана в висок — это уже стало даже не привычкой, а потребностью, — тихо оделся и выскользнул из спальни. Когда он вывел из конюшни оседланного коня, Риан стоял на крыльце, кутаясь в плащ, молча смотрел пронзительными и какими-то потемневшими глазами.       Пришлось подойти, обнять, прижав к груди и придерживая второй рукой поводья.       — Возвращайся, я буду ждать, — хрипло со сна и от кома в горле, не желающего уходить, сказал Риан, оттолкнулся руками от груди эльфа, царапнув по коже куртки ногтями, заглянул в глаза и ушел в дом.       Уезжая, отчаянно хотелось обернутся — не стоит ли он у окна. Но Эрс так и не повернул головы, знал: не стоит. Слишком гордый для этого.

***

      Кто бы сказал Риану, что будет твориться в его голове этой зимой, года три назад — он бы не поверил. За свою недолгую жизнь он успел привязаться к немногим людям, несмотря на то, что в Морвике его любили все, а в окрестных деревнях все же уважали. Первой привязанностью был Эдар. Он стал служить в доме лорда после своего отца, еще при прадеде Риана, помнил его — величественного, совершенно глухого и седого как лунь. Потом верой и правдой служил его сыну, тогда в поместье было довольно людно. После — внуку, отцу Риана. Прошедший черной косой мор выкосил многих, оставив маленького лорда сиротой на руках у старика. Вернее, Эдар тогда был крепким мужчиной, но все равно, что делать с двухлетним малышом, представлял смутно. Поэтому Риан рос в семье старосты, которую мор обошел стороной.       Вторым близким ему человеком стала Ариния, дочь старосты. Она была старше почти на полтора года, но это совсем не мешало им дружить, играть вместе, потом — учиться, а потом, когда в голову вступившему в пору созревания лорду ударила юная кровь, а может, и не кровь, встречаться. Сначала тайком, обмирая от страха и желания. Но когда Ари тихонько вскрикнула под ним, обнимая, а на плаще заалело пятно крови, таиться Риан не стал, попросил у ее отца благословения. Свадьбу сыграли всем селом. Только вот мужем Риан пробыл всего восемь месяцев. А потом стал вдовцом и зарекся смотреть на кого-то с желанием, зарылся в книги, изводя себя виной и стыдом.       К сыну он относился со странной смесью этих двух чувств и еще чего-то, что не позволяло полностью отстраниться от мальчика. Может, это и была любовь? Он не знал. Просто каждый раз, идя в село, справлялся о Кейто, приносил ему найденные на чердаке игрушки, яблоки из своего сада, брал на руки, учил говорить. И снова уходил, оставляя сына на попечении тех, кто сумеет позаботиться о нем лучше него.       Четвертой и последней привязанностью стал Эрс. Незаметно, как тонкая заноза, вошел под кожу, проник до самого сердца и засел там иглой — не вытянуть, не вырезать. Сейчас, когда он уехал, там, в сердце, не хватало чего-то, словно эльф увез с собой изрядный кусок. Только вот кто бы объяснил это телу, которое отказывалось понимать разумные доводы и требовало свое?       Риан держался почти полторы недели. Спал с лица окончательно, превратившись в тень себя, перестал спать, все чаще посматривал на полку в лекарской, где стояли ровными рядами закупоренные флаконы с зельями.       Эдар, будто решивший заменить Эрса в благом деле понукания, злился и грозил отходить палкой, если уж иначе мозги на место не вправить. Конечно, только грозился — поднял бы он руку на Риана... Но тревожился старик так, что уже его здоровье начало пошаливать.       Мудрее всех оказалась Верея. Она просто однажды ночью поднялась на третий этаж и вошла в спальню юного лорда. Правда, перед тем напившись зелья, предотвращающего беременность, благо все пузырьки Риан подписывал, а читать Верея немного умела.       В спальне было почти темно: камин прогорел, а единственная свеча едва теплилась, не освещая почти ничего, тем более, альков, в который была задвинута кровать.       — Эрс? — позвал Риан, подтверждая слова Эдара, предупредившего девушку о том, что она будет только временной заменой эльфу.       Она не стала отвечать, просто легла рядом. Девицей, по счастью, не была, что делать с мужчиной в постели, знала. Ушла же на рассвете, с трудом передвигая ноги — лорд оказался ненасытен, хоть и нежен.       После этой ночи Риан замкнулся в себе, но из постели ее не выгонял, раз в три дня доводя ее и себя до полного изнеможения.       Зима казалась бесконечной, и порой Риан вместо того чтобы прятаться в теплой библиотеке выходил в холодный холл, стоял, глядя на дверь, за которой выла метель, и будто ждал, что вот-вот она откроется. Потом встряхивался и уходил греться, а по ночам иногда лежал без сна, ожидая, не потянет ли то жуткое чувство уходящего времени.       Когда это действительно случилось, он сначала подумал, что приснился кошмар. Но, стоило открыть глаза, и в голове беззвучно, бессловесно взвыло, прося спешить. В эту ночь он спал один, а потому искать рубаху и одеваться не стал, обуваться тоже, сорвался с места, словно подброшенный, как был — в одних штанах, кинулся вниз. В холле было не слишком и темно: в небе стояла круглая, как серебряная монета, луна, и ее свет отражался от снега, пятнами падая на истершийся мрамор пола через окна. В этих пятнах расплывалось другое, чернильное, в котором и распластался Эрс. Диагностические чары Риан метнул в него еще с лестницы. И чуть не полетел со ступенек сам: эльф был почти мертв. Но жил же еще как-то!       Более того, когда Риан оказался рядом, открыл уцелевший глаз — второй был залит черным. Взглянул — и даже узнал, скривил с трудом губы, пытаясь улыбнуться.       — В... рну... ся...       Риан не ответил, только до крови, насквозь прокусил многострадальную губу, выплетая нужные чары, напитывая их силой до предела. Обезболивающее. Кровоостанавливающее. Очищающие. Магический светильник поярче. Восстанавливающие кровь. Сшивающие, собирающие раздробленные кости, снова сшивающие. И еще, еще, еще. Разряд, чтобы запустить остановившееся сердце. И снова по кругу, пока так и не отмененные диагностические не показали, что смертельные ранения приведены к некритичному состоянию.       Эрс дышал, слабо, прерывисто — но все-таки дышал. Пересеченное черной полосой лицо было изможденным: лечение выпило все силы не только из Риана, но и из него, заставив кожу плотно обтянуть кости. Но это было уже не важно, как и потерянный глаз — Риан теперь знал, что его действительно нет.       Выходит. Вырастит новый. Главное успел. Смог.       В холле неслышно появилась Верея, всплеснула руками, кинулась в лекарскую, принесла кружку с водой и флакон с эликсиром, который Риан показал ей сам. Рецепт он нашел в одной из привезенных эльфом книг и пользовался, чтобы восстановить силы, если не было возможности отоспаться. Сейчас был как раз такой момент, и Риан щедро добавил эликсир в воду, выглотал и встал.       — Неси одеяло, надо перенести его на стол. Потом разогрей ужин, все, что там осталось.       Утро застало его на ногах, когда он, то и дело сверяясь с конспектами, ювелирно сплетал магическую конструкцию, которая должна была медленно, постепенно вырастить эльфу новый глаз. Сделать это следовало как можно быстрее, вживить плетение в нетронутые некрозом нервы и ткани, иначе по вине Риана Эрс рисковал остаться одноглазым. Рану, рассекавшую его лицо ото лба до подбородка, лекарь убрал без следа, как и все остальные.       Дверь лекарской распахнулась, в проеме помаячило мрачное лицо старосты, он осмотрел комнату и тихо убрался. Риан запоздало сообразил, что лужу крови Верея наверняка затереть не успела. Или успела, но не полностью.       Он закончил с этим плетением, закрыл глазницу эльфа чистой повязкой, пропитанной обеззараживающими растворами, и обессилено сполз на предусмотрительно придвинутую к столу лавку. Все, теперь только ждать. Крови Эрс потерял столько, что даже заклятье, показанное леди Лилеей, не могло справиться с этим сразу. За ночь и утро Риан успел залечить все, но в себя Эрс придет нескоро. Только бы хватило ресурсов у тела, ведь магия — еще не все, она может только убрать повреждения, а выздоравливать будет организм сам.       Зашла Верея, испуганно покосившись на перевязанного эльфа, накрыла лежащего на лавке Риана одеялом. Было страшно и одновременно завидно глядеть, с каким выражением тот смотрит на свесившиеся со стола слипшиеся от крови рыжие волосы, и она поспешила уйти, тихонько прикрыв дверь.       Длинные дни теперь тянулись еще дольше. Если раньше дом казался притихшим из-за зимы — то теперь из-за томительного ожидания. Риан отпаивал эльфа зельями, колдовал, стараясь поддержать, пока сам не валился с ног. И Эрс медленно, но верно выздоравливал.       Выздоравливал... Да, тело восстанавливалось. Но в себя эльф пока не приходил, и Риан потихоньку погружался в черное отчаяние. Верея не рискнула тревожить его, сам он в постель ее никогда не звал, вне спальни почти не замечая. А теперь и ночевать в спальне перестал, проводя ночи в лекарской, скорчившись на лавке в изголовье эльфа.       Эта ночь исключением не стала. Риан сменил повязку, осмотрев зарождающийся в глазнице комочек плоти, еще даже отдаленно не похожий на глаз, протер Эрсу лицо теплой водой, ласково провел пальцем по краю ушной раковины.       — Лучик... Вернись ко мне, пожалуйста...       Плечи его устало сгорбились, голова опустилась, он прижался лбом ко лбу Эрса, обнимая его ладонями, поглаживая за ушами.       — Вернись, лучик мой, солнечный мой. Я не могу без тебя. Люблю тебя...       Ухо под пальцами слабо дернулось, и Риан замер, недоверчиво прислушиваясь: показалось или нет?       — Не... над... Дир...       Риану будто зарядили камнем в солнечное сплетение, стало так больно, что перехватило дыхание. Вдохнуть он смог не скоро, разогнул окостеневшую в неловкой позе спину, поправил на эльфе одеяло. Второй раз в жизни он слышал это имя, и второй раз изнутри поднималась ледяная ненависть к тому, кто его носил.       Эрс заворочался, тихо застонал. То ли бредил, то ли опять проваливался в свой кошмар — Риану сейчас как никогда важно было знать, что же с ним все-таки сделали, если он реагирует так. Намеки, оговорки, брошенные в запале истерики слова рисовали до того жуткую картину, что верить в нее Риан не хотел. Приходилось: тот страшный кошмар, когда все усилия юноши не смогли вырвать Эрса из его видений или воспоминаний, повторялся во всей своей неприглядности, включая не спадающее возбуждение и бессвязные стоны-мольбы. Только в этот раз Риан не стал бездействовать. Осторожно, не лишая эльфа подвижности совсем, зафиксировал ловчей сетью, откинул одеяло, разделся и, наскоро подготовив себя, только чтоб не порваться, оседлал его бедра.       Эрс был слишком слаб, даже не попытался толкнуться, почувствовав сжавшее его тело — только застонал еще жалобней, срываясь на скулеж. Но хотя бы умолять перестал, почти замерев на месте. Риан целовал его, двигался сам, заводясь с каждым движением все больше, несмотря на боль отвыкшего тела.       — Эрс, лучик мой, любимый мой... Лю-би-мый...       Он бы повторил это и еще раз, если бы не оторвался наконец от губ эльфа и не взглянул на его перекошенное лицо. Тот зажмурился до боли, напряженный, выгнувшийся, так что казалось худая шея сейчас переломится, так он запрокинул голову.       — Дир... — слабый выдох вместо привычного крика резанул по ушам, когда Эрс обмяк, дойдя, наконец, до края.       Вместо него тихо завыл сам Риан, но тут же оборвал себя, привычно вгрызаясь в рубец на нижней губе. Слез, обтер и себя, и эльфа, укутал, напоил теплой водой с зельями и замер на лавке, заставляя себя дышать — ровно и медленно. Горели сухие глаза, дергало губу, тошнило от вкуса собственной крови. Больше тошнило от ненависти, которую загнать на место, в глубину души, не получалось никак, словно сорвавшуюся с цепи сторожевую собаку, учуявшую волка.