Проблема

Когда Люси волнуется, она взрослеет. Такова её физиология, странность поразительного организма. Что-то внутри рвётся, заставляет тело расти, становиться на минуту, на час старше. Капля за каплей из детских глаз пропадает задорный огонёк, а радужные цвета мира плавно перетекают в серые. Мир, покрытый стылым пеплом, кажется родным. Абсолютно все зомби больше не зовутся друзьями, а Эдди... считается почти врагом. Она приходит за Люси лишь для того, чтобы украсть её или её кровь. Так друзья не поступают, как говорит отец. Осознание приходит со временем, врывается в жизнь и тяжелым грузом оседает на худых плечах. Иногда Люси волнуется, но не за себя. Например, когда один из верноподданных оттирает кровь Томаса с начищенного до блеска пола (по такому удобно скользить, но не ходить), Люси дышит через раз. Потому что папа любит Томаса, а другие - нет. - Он единственный, кто отказался принимать сыворотку, - объясняет Мёрфи. - И это выделяет его из толпы. Толпы слепых обожателей, нового поколения людей. - Как ты и я? - Точно, - бледная широкая ладонь тонет в светлых волосах. - Ты у меня умница. Люси спрашивает, почему Томас не появляется в особняке, а запах его крови щекочет носовые пазухи. В первый раз отец не отвечает, во-второй - снова молчит, а потом сдаётся. Он говорит, что с Томми всё в порядке. Просто мальчишка в очередной раз отступился, не понял сути дела, дал слабину и сбежал. А новенькие, недавно привитые полулюди, очень щепетильны в вопросе верности и немого послушания. - Почему он всегда бросает тебя, а? - как-то спрашивает девочка. Она видит, как предполагаемого стрелка, того, кто покусился на жизнь "особенного", тащат в ров. - Чтобы вернуться, я думаю, - отвечает Мессия. - Понимаешь, дорогая, иногда кому-то нужна видимость свободы, чтобы ощущать себя не на поводке. Десять Штук это понимает, я это понимаю, а остальным до этого нет дела. - Потому что они другие? - Да. Десять Штук всегда уходит, но непременно возвращается. Иногда он приносит с собой оружие, иногда новых людей.