Мерзость

Каблучки быстро цокали по дороге, оставляя в нагретом за день асфальте забавный дырчатый след, и когда они подворачивались, Таня тихо матюкалась под нос. Вечера Татьяна недолюбливала и, откровенно говоря, побаивалась того, что эти вечера за собой таили. Ну мало ли случаев, никто не застрахован, всё такое… Тёмные стены гаражей давили на сознание чёрной волной, неуютной и жутковатой, и воображение великодушно и совершенно не к месту рисовало разнообразнейшую дичь. Что это? Это маньяк? А, нет, бак мусорный… А кто это в кустах шумит? Кошка. Всего лишь драная кошка, блохастая сука, как бы нелогично это ни звучало… В сумочке настойчиво завибрировал сотовый, и Таня, чертыхнувшись, погрузила руку в шелковистое от-дольче-и-габбановское (из Китая) нутро. - Да, алло? - Танька, ну ты чё ушла? – зачирикала Галя слегка отдающим синевой голосом, - Тут тебя Димка ищет, ты нужна ему зачем-то. Чё-то про канделябры несёт, Тань… Таня вздохнула, закатывая глаза. - Не вернусь я, окей? Я устала. А Димке скажи, чтоб спать ложился, завтра поговорим. Заманал, блин. - Ну Та-ань… - заканючила Галя, и Таня сжала прелестные губки в полоску. - Всё, отбой. Близстоящие фонари вдруг заморгали и погасли, уныло окуная ближайшие метров пятнадцать (а может, тридцать - у Тани всегда была проблема с определением расстояния) во мрак, и у Тани неприятно заныло сердце. Шаг ускорился, звон каблучков участился, стук сердца – тоже. И тут взгляд напоролся на силуэт. Он стоял, не двигаясь, в полной темноте, выдавая лишь смутные очертания. И стало страшно. Незнакомец медленно двинулся ей навстречу, и Таня, деланно-весело подумала, что надо просто обойти, это всего лишь человек, который точно так же идёт по своим делам, может, домой, может, спешит куда-то… Но чем ближе бесполое существо к ней приближалось, тем неспокойнее засаживалась в грудь тупая игла тревоги. И когда они поравнялись, фонари вдруг вспыхнули снова, Таня вскрикнула от неожиданности, а существо повернуло к ней голову. У существа было человеческое лицо и закрытые глаза. И что-то острое в руке, резанувшее по шее стальной молнией. Упираясь коленями в асфальт, Таня, поражённо выпучив глаза, схватилась за булькающее горло, из которого вдруг полилась чёрная лава, и огромными глазами уставилась на безмолвную тень перед собой. Тень постояла, о чём-то крепко и долго думая, медленно развернулась к ней спиной и пошагала вдоль домов, переступая босыми, в грязи и мокрой шелухе травы ногами. С ножика, прокладывая пунктирную дорожку-подсказку, срывались тягучие капли. Вот так? Такой он – конец? А она не хочет так. Она не хочет, тысячу раз не хочет! А Димка?.. А как же?.. Чёрный силуэт, окаймлённый световым контуром дальних фонарей, исчез из поля зрения, а лужица под её головой с застывшими расширенными глазами (в которых читалась обида, ничегонепонимание и немой укор) росла и растекалась широким полукругом по асфальту, загадочно переливаясь в серебряном лунном свете. *** Будильник навязчиво и неприятно известил затуманенный мозг Иры о наступлении утра. Голова была тяжёлая, глаза не желали открываться, но, как бы Ирине не хотелось этого признавать – она проснулась. Забегали, замелькали первые мысли, разметая сонную дымку, и Ира мысленно составила вразнобойный список дел. В институт надо успеть не позже десяти, отсидеть две пары по правоведению, затем смотаться в паспортный по поводу загранпаспорта, переговорить с подругой о Дне Рождения, сделать то, сделать это… ох господи, сколько же всего, а, хоть в петлю лезь... Сонно потянувшись на кровати, Ира открыла глаза и тут же шокированно подскочила. На подушке и руках засыхала кровь. И кровь была точно не её. «Что это такое?! Откуда?! Что это за херня?!» На полу перед кроватью уютно расположился кухонный нож, запачкавший красным белый шерстяной ковёр, и Ира в ужасе вспомнила, что вчера было полнолуние, а она забыла зашторить окна. В дверь настойчиво постучали.