Возвращение

Утро опять началось со звонка. Телефон разрывался. Теон накрыл голову подушкой, чтобы не слышать, но настойчивое дребезжание не умолкало. Девочки сгрудились вокруг и скулили от противного звука. Теон все же сполз с кровати, держась рукой за голову, и снял трубку. — Теон, я пыталась дозвониться тебе на мобильник, но он выключен. Ты так долго не брал трубку, я уже начала тревожиться. — Голос у Даллы был одновременно обеспокоенный и сердитый. — Теон… я видела вчера эту мерзость. Мне так жаль, милый… Теон молчал. А что тут скажешь? — Ты в порядке, Теон? Хочешь, я приеду, посижу с тобой. Можем заказать лимонные пироги или норвошийские пряники, посмотрим вместе «Моя большая дорнийская семья», эта чудесная комедия всегда поднимает мне настроение... Вот только ее жалости не хватало. — Не надо, — прохрипел он и откашлялся. — Не надо приходить, не надо никаких комедий и прочей херни. Я в порядке, Далла. — Может, я все же могу что-нибудь для тебя сделать, милый? Мысль о том, чтобы пойти в офис и целый день выносить заботу и сочувственные взгляды была невыносимой. — Я… мне нужно время. Я бы хотел взять отпуск, чтобы прийти в себя. — Да, конечно, Манс тоже не будет возражать, без проблем. Отдыхай, сколько тебе будет нужно. И пожалуйста, звони, если что-нибудь понадобится или просто захочется поговорить. Правда, Теон, я люблю тебя почти как родного сына и хочу помочь. — Спасибо, Далла, — собственный голос казался ему тусклым и безжизненным. — Я позвоню, если мне понадобится твоя помощь. Со мной все будет в порядке. Я уже пережил это однажды, сейчас все будет проще. Не дожидаясь ответа, Теон положил трубку на рычаг. И тут телефон затрезвонил снова. Твою мать. Теперь все считают своим долгом сообщить, что они вчера смотрели телевизор? — Теон, я вчера видел передачу. Ну конечно, куда уж без тебя-то… — Давай, Джон Сноу, расскажи мне, как тебе жаль и все такое. — Грейджой, — тот говорил сухо, а Теон как наяву видел его узкие, недовольно поджатые как у старухи губы, — мое предложение остается в силе. Если ты вступишь в Ночной Дозор, то у тебя начнется совсем другая жизнь. Здесь ты станешь честным человеком и сможешь наконец искупить все, что натворил. И здесь ты забудешь все плохое, что было в твоей жизни, и станешь служить человечеству с чистым и открытым сердцем. На Стене Болтон никогда не доберется до тебя, даже если его выпустят на свободу. Ты будешь в безопасности. — Благодарю за щедрость, но выносить горшки, стелить тебе постель и морозить задницу во льдах в ближайшие лет сорок по-прежнему не входит в мои планы. — Дело твое, — в голосе Джона зазвучал металл. — Но когда ты снова будешь ползать перед ним на карачках и греметь цепями — вспомни, что я предлагал тебе другой путь. Теон швырнул трубку на рычаг, она отскочила и повисла, покачиваясь на витом проводе. Он немного отдышался, поднял ее и положил на место. Далла сказала, что не могла дозвониться ему на мобильник. Теон порылся в карманах — ну точно, села батарейка. Он только поставил телефон на зарядку, как тот зазвонил. Да что ж такое, сколько можно! — Эй, ты там дрыхнешь, что ли? — И ты туда же! — простонал Теон. — Я так понимаю, ты тоже видела? Давай, зацени, как я отлично ползал на коленках перед болтонским бастардом! — Что? Где ты ползал? Теон, ты там пьяный, что ли? — удивленный голос сестры отрезвил его. Твою мать. Она не видела! Вот же гадство, так подставился. — Нет. Просто я … просто…. Ладно, проехали, не бери в голову. Чего ты хотела? Сестра вечно цеплялась к словам, и Теон опасался, что сейчас она начнет настырно расспрашивать, где и перед кем он ползал на коленях, однако в трубке некоторое время было тихо, а затем она устало сказала: — Теон, наш отец умер. — Ого! — только и смог сказать Теон. Надо же, папаша склеил ласты. Теон прислушался к себе, но, кроме облегчения от того, что отец никогда не увидит эту злосчастную передачу, ничего не ощутил. Умер и умер. С кем не бывает. Они с отцом, считай, уже давным-давно умерли друг для друга. Аша молчала, видимо ожидая вопросов, которые Теон так и не задал, поэтому ей пришлось рассказывать все самой. — Отец возвращался вечером домой с Харло, от дяди Родрика, и под ним проломился мост. — Он что, разучился плавать? — пожал плечами Теон. На Пайке кругом было море, острова связывали между собой покрытые соляным налетом деревянные подвесные мосты. — Или папаша был слишком пьян, чтобы справиться с руками и ногами? — Ты давно не был дома. Там под мостом не только море, но и скалы. Он упал с высоты и разбился о камни, его еле смогли опознать. — Понятно. Ну что ж… я сожалею, что так вышло. На самом деле особых сожалений Теон не испытывал, однако чувствовал, что приличия требуют сказать нечто подобающее. В конце концов, именно этому человеку он обязан своим появлением на свет. — Ты должен заняться похоронами, братец, — тон сестры не допускал отказа, и это мгновенно вызвало резкое отторжение. Какого хрена все думают, что имеют право ему приказывать? — Прости, сестричка, но у меня другие планы. Думаю, что любимая дочь и единственная наследница могла бы самостоятельно организовать отцовские похороны. — Теон. Я сейчас на Ступенях, и добраться до Пайка смогу только к тому времени, когда отец основательно протухнет. Так что похороны на тебе, брат. Проследи, чтобы все прошло как надо. А то наш дорогой дядюшка Эйерон решит еще, чего доброго, упокоить его по старому закону. Я не хочу, чтобы через пару недель море вынесло на берег плот с гниющим трупом отца, который основательно объели птицы. Седьмое пекло. Этого еще не хватало. Назойливые проповеди сумасшедшего Эйерона, который после кораблекрушения стал истово веровать в древнего морского бога, были еще одной причиной, по которой он не любил дом. — Да, и еще. Я не думаю, что сейчас стоит говорить матери о его смерти, она или не поймет, или опять свалится с нервным срывом. — Ох, Аша…. Как же это все не вовремя… — Теон, я прошу тебя, — в голосе Аши послышалась усталость. — Это ведь наш отец. У Теона вдруг сильно разболелась голова. — Хорошо. Я сделаю все, что нужно. Но ты теперь у меня в долгу. *** Кира не любила прививки и сразу заворчала, когда они подошли к клинике. А у Джейни были очень несчастные глаза, она помнила, как здесь ей накладывали швы на порезанную лапу. Только те, кто никогда не жил с животными, считают, что они глупые и не способны ничего запомнить. Мира Рид осмотрела девочек и, погладив их по головам, дала каждой по розовой витаминке. — С ними все в порядке, Теон, — заверила она. — Девочки здоровы и чудесно себя чувствуют. Вот только Кире надо сменить рацион и давать побольше овощей. Она похлопала собаку по лоснящемуся круглому боку. — Мира, я оставлю девочек на несколько дней в гостинице при вашем ветеринарном центре. Мне надо съездить домой, но я не могу взять с собой собак. — Конечно, Теон. Не сомневайтесь, вашим девочкам у нас понравится. У нас хороший уход и прекрасное отношение к животным. — Спасибо, Мира. Вот игрушки, вот целая пачка корма. Джейни, не вертись, противная девчонка! — Хорошо, мистер Грейджой. Что-то еще? — Джейни надо больше бегать, она слишком активная. А Хелисента очень ласковая, ей непременно надо, чтобы ее каждый день гладили. — Не беспокойтесь, Теон. Жойен проследит, чтобы ваши девочки были всем довольны. Теон обнял каждую из собак и поцеловал в нос. Кира косилась на пакет с кормом, он занимал все ее мысли. Джейни устала стоять на одном месте. А Хели смотрела на него с беспокойством. «Ничего, моя хорошая, я скоро вернусь» — сказал ей Теон. Он передал Мире Рид поводок-сворку, и та повела девочек во двор клиники, где находилась гостиница для собак. Хелисента все время беспокойно оглядывалась. Теон купил билет на автобус до Барроутона, а оттуда — место в каюте на паром, который шел через Соленое Копье до Пайка. Даже если бы у него и появилось желание прийти сегодня в тюрьму, где его очень ждал, судя по письму, Рамси — у него бы не хватило на это времени. *** Ночью поднялся шторм. Паром ощутимо подбрасывало на волнах, и Теон проснулся рано утром от качки. Он вышел на палубу, чтобы посмотреть сквозь белесый туман на острова, где прошло его детство. Это был его дом, хотя он толком не помнил, когда он тут чувствовал себя дома. Теон снял капюшон с головы и убрал темные очки в карман — на Пайке вечно было пасмурно, и очки скорее привлекали внимание, а не скрывали внешность. Гроб с телом отца стоял за домом, на каменистом берегу. Дядька, которого все называли Мокроголовым из-за того, что он ежедневно, невзирая на погоду и температуру воды, совершал ритуальные омовения в море, суетился вокруг гроба. Водоросли застряли в его бороде и волосах, которые он не стриг уже много лет. Эйерон пел над телом брата какие-то молитвы и щедро поливал его морской водой. Седые волосы отца намокли и некрасиво прилипли ко лбу — их хотелось убрать, но Теону было страшно прикасаться к восковому лицу в глубоких синих порезах и черных пятнах, совсем не похожему на лицо Бейлона Грейджоя. «…Из моря мы вышли и в море вернемся… — заунывно тянул Эйерон над телом брата. — Да возродится раб твой Бейлон из моря, как возродился ты. Благослови его солью, благослови его камнем, благослови его сталью…» Теон поморщился и подошел ближе. Он очень не любил фанатиков любого рода, а особенно — религиозных. Когда-то Эйерон был веселым и озорным, любил шутки, вино и женщин. После кораблекрушения, в котором он чудом выжил, что-то надломилось в нем, он стал подвижником и самым набожным человеком на Железных островах. — Здравствуй, дядя. — Теон, — тот совершенно не удивился появлению племянника, словно видел его последний раз буквально вчера. — Помолись со мной за моего брата. Теон давно забыл все молитвы. Боги не слышали его, когда он молил о милосердии и пощаде в подвалах Рамси, не слышали даже когда он молил о смерти. — Что мертво, умереть не может, — припомнил Теон. — Что мертво, умереть не может, — отозвался Эйерон, — оно лишь восстанет вновь, сильнее и крепче, чем прежде. Он снова полил тело Бейлона водой из пластиковой бутыли. — Мы похороним его по старому закону, — торжественно произнес Эйерон. В старину Грейджоев хоронили в море: мертвое тело привязывали к плоту и пускали по водам. Теперь же тела кремировали, а пепел рассыпали над водой. Эйерон потребовал, чтобы Бейлона отправили в последний путь согласно древним традициям, но Теон проявил твердость и настоял на кремировании. Отец стал еще более худым, чем Теон запомнил его в последний раз. Длинные серые волосы разметались по его костлявым плечам, а в бороде, как и у брата, застряли водоросли. Теон снова прислушался к себе — сожалеет ли он о смерти отца, но вновь ощутил только пустоту и холод. Он долго оформлял в мэрии документы, а затем отнес свидетельство о смерти нотариусу, который подтвердил, что по завещанию покойного все его имущество отходит Аше Грейджой. Теон, впрочем, ничего иного от отца и не ожидал. Он распорядился передать урну с пеплом Аше, когда она вернется на острова. Пусть сама решает, что с ним делать: хранить, рассыпать с башни над морем или вытряхнуть в горшок с цветами. Ему здесь больше нечего делать. Это не его земля, не его дом. У него тут больше ничего нет, и ничто не связывает его с этим серым холодным особняком на берегу, где даже летом по комнатам гуляют сырые сквозняки. Ему незачем оставаться на вечно продуваемых ветрами островах, пропахших рыбой и солью. Теон вдруг снова ощутил острое чувство свободы — такое же, как после драки с Деймоном. Но на этот раз к нему примешивалась горечь. *** Последние два дня он почти не думал о Рамси, но четверг, день апелляции, уже завтра. Теон понимал, что ему надо бы собраться с духом и наконец решить, что делать дальше. Рамси выйдет из тюрьмы и первым делом отправится к нему. Теону не хотелось думать о том, что будет. Если раньше опасения боролись в нем с постыдными желаниями, то сейчас ему было просто страшно. Занятый своими мыслями, он не заметил, как в дверях возник Эйерон. — Когда ты в последний раз был у матери? — голос дяди был хриплым и резким, словно вскрики чаек на побережье. Теон поморщился. Больницы, а тем более материнская психушка, вызывали у него тягостные ощущения. Он старался бывать там как можно реже, но исправно вносил свою часть платы за содержание матери. — Ты должен проведать ее. Эта женщина родила тебя на свет, вырастила и воспитала, а ты даже не хочешь повидаться с ней, неблагодарный щенок! — Эйерон вцепился крепкими пальцами в плечо Теона. — Ты должен побыть с ней в эту горькую для семьи минуту. — Ладно! Теон попытался выкрутиться, сбросив костлявую руку Эйерона с плеча, но тот лишь сильнее стиснул хватку. — Ладно, сказал! — рявкнул Теон. — Схожу я к матери! И этот еще синяков понаставил. Рамси будет недоволен. РАМСИ? Теон схватился за голову. *** Это была частная психиатрическая лечебница, пахнущая отвратительным антисептиком, мочой и резиной. Запах был настолько противен Теону, что он старался дышать через рот. Мать смотрела сквозь него пустыми невидящими глазами. Длинные черные волосы в беспорядке рассыпались по плечам. — Где мой мальчик? Где Теон? Где?! — Я здесь, мама, — устало проговорил Теон. — Вы обещали привести моего сына! — мать волновалась и стискивала бледными пальцами ручки инвалидного кресла. — Родрик, Марон, дети — приведите Теона! Каждый раз одно и то же. Но сейчас врач сказал, что ее состояние ухудшилось, потому что в последние дни она не узнает даже постоянную сиделку. Физически она в хорошей форме, и сердце работает отлично, но разум все дальше погружается в безумие. Раньше у Теона было все непросто и с отцом, и с матерью — один презирал его, а вторая жалела украдкой, словно убогого неудачника, и его ужасно бесило их отношение. Но тогда у него хотя бы были родители — какие-никакие — и осознание этого держало Теона на плаву. В глубине души он знал, что где-то есть дом, в который он рано или поздно сможет вернуться. Теперь из родственников у него остались только дяди и сестра, потому что отца больше нет, а мать хоть и жива, но прежней уже никогда не станет. — Где Теон? — волновалась женщина в кресле. — Вы обещали! Теону вдруг стало отчаянно жаль, что пока мать была хоть немного в своем уме, он так редко навещал ее. Неожиданно для самого себя, он опустился на пол перед ней, взял за руку и положил голову ей на колени. — Теон, мальчик мой! — она погладила его по волосам. Он в безумной надежде поднял глаза. Неужели она его все же узнала?! — Мама… — прошептал он хрипло. — Мама! — Где мой сын? Вы обещали его привести! — выцветшие глаза ощупывали взглядом его лицо, но они были пусты, словно лужицы морской воды после отлива. В горле у Теона застрял ком. С трудом поднявшись с колен он, пошатываясь, вышел из палаты. Теон впервые осознал, что остался один. По-настоящему один. Он вышел из лечебницы полностью вымотанный, как в прежние времена выходил из кабинета Станниса Баратеона, не чувствуя ног от усталости и ощущая чернильную пустоту в душе. — Ты останешься на ночь? — Эйерон дергал засохшие водоросли, застрявшие в бороде, и засовывал их в рот. Теон поморщился и огляделся по сторонам: родной дом никогда не казался ему столь убогим и безжизненным. Здесь он был совершенным чужаком. — Нет, я поеду. У меня дела на материке, собаки и все такое… Под «все такое» подразумевалась судебная апелляция и все, что было с ней связано. Теон старательно заглушал все мысли о том, что будет дальше, когда рядом с ним появится усмехающийся Рамси, мать его, Болтон. Слава богам, что на Железных островах почти никто не смотрит телевизор. До Лордпорта он добирался на тряском рейсовом автобусе, который заезжал в каждую дыру, каждую захудалую деревеньку. Тяжелая дверь серого здания паромного терминала, скрипя тугими пружинами, открылась с трудом, словно Пайк не хотел отпускать его. Теона одолевали недобрые предчувствия, поэтому он даже не удивился, когда хмурая кассирша подтвердила его подозрение, что все койки в каютах заняты, поэтому купить билет на паром можно только без спального места. Теону не хотелось возвращаться или ночевать в гостинице. Ничего, можно подремать на кресле в холлах или просидеть всю ночь в баре. Паром в Барроутон отправлялся поздно вечером. Бедняки деловито раскладывали спальные мешки прямо на полу и надували резиновые подушки — так можно и сэкономить, и комфортно выспаться. Выглядело это жутковато. Паром погудел и отчалил, покачиваясь из стороны в сторону. Теон вышел проводить взглядом серые башни Пайка, чьи верхушки скрыло туманное марево. Через некоторое время он замерз и пошел искать бар, чтобы выпить чего-нибудь горячего и перекусить. Кофе в баре оказался дерьмовым, а сэндвичи были только с рыбой, но они оказались вполне съедобными. Пошатавшись пару часов по парому, он нашел незанятое кресло и забрался в него с ногами. К сожалению, оно было куда меньше того, что стояло у него дома. Теон накрылся курткой и попытался задремать. В подвалах Рамси ему приходилось порой спать на голом бетонном полу, так что мягкое кресло и куртка в роли одеяла оказались вполне сносными удобствами. Теон проснулся почти в полдень и долго тер затекшие ноги, но чувствовал себя на удивление бодро. После завтрака в паромном ресторане он решил пойти в бар, чтобы скоротать там время до прибытия за чашкой кофе. В конце концов ему нужно обдумать свое дальнейшее поведение с Рамси. Сегодня четверг, сегодня все решится. Теон посмотрел на часы и понял, что не знает, на какое время назначена апелляция. За соседним столиком сидели двое пожилых мужчин, по виду рыбаки, и о чем-то беседовали. Теон невольно прислушался, уловив в разговоре свою фамилию — они обсуждали смерть его отца. — Нет, ну это как нужно надраться, чтобы сверзнуться с моста? — хохотал один. — А может он трезвый был, почем ты знаешь? — сомневался второй. — Может, это он с собой так покончить решил. — Ой, да ладно тебе, у него кишка была тонка с собой покончить. Пил он и все жаловался, что жизнь не удалась: жена крышей поехала, старшие сыновья погибли, а дочь, вместо того, чтобы рожать ему внучат, мотается по морям. Ты еще вспомни его безумного братца, который всех на островах достал своими проповедями и призывами вернуться к старому закону. Что еще этому Грейджою оставалось? Только пить. Я бы на его месте тоже запил. — А ведь у него есть еще один сын, только он давно уже на Севере живет. Говорят, что он тоже умом тронулся: вроде как собакой себя считает или кем-то типа того. — Ой, да все они, эти Грейджои, полоумные. А сынок этот, говорят, мало того, что совсем неудалый, так еще и пидор, — захихикал первый рыбак. Теону захотелось врезать ему кулаком так, чтобы редкие зубы разлетелись во все стороны. Но вместо этого он лишь натянул поглубже капюшон куртки и поправил солнцезащитные очки. — Фу, гадость. Нда, ну и семейка. Да уж, ты прав, Бейлону было с чего забухать, — засмеялся второй. Теон встал и прибавил громкости телевизору, чтобы не слышать их болтовни. На экране как раз начиналась криминальная хроника. Сначала был краткий анонс передачи — мелькнули кадры с изломанными автомобилями на трассе, какими-то мертвыми телами в грязной запущеной квартире, а затем Теон увидел знакомые лица в зале суда. Видимо, апелляция закончилась и судья уже вынес вердикт, раз заседание показывали в хронике. Теон ухватился за кружку, как за спасательный круг. Руки ощутимо тряслись. После рекламного блока началась нарезка сцен допросов из зала суда. Камера наплыла на Вариса, адвоката Рамси, — в безукоризненном костюме, скрывающем недостатки полной фигуры, с неброским перстнем-печаткой на указательном пальце. На лацкане его пиджака блестел значок с эмблемой какой-то ассоциации. Варис вел допрос Кислого Алина, чей лоб блестел от пота, а руки судорожно вцепились в черную обложку «Семиконечной звезды», на которой приносили присягу свидетели. — Ну да, этсамое… у них были отношения. — Прошу вас уточнить, какого рода были отношения у Теона Грейджоя и моего подзащитного? Деловые? Дружеские? Или у них были просто общие интересы? Хобби? — Дружеские, вот скажете тоже, — фыркнул Алин и положил руки на колени. — Трахались они, этсамое! Вот такие у них были отношения. — Значит, вы утверждаете, что у Рамси Болтона и Теона Грейджоя была сексуальная связь? — Трахались они, — повторил Алин, не сводя глаз с лысого холеного Вариса. Тот, скрестив руки на животе, покрутил большими пальцами: — Но Теон Грейджой утверждал, что Рамси Болтон регулярно избивал его и наносил увечья. Как это вяжется с тем, что у них были отношения сексуального характера? — Ну как вяжется…— пожал плечами Алин. — Ему же нравилось, когда его били. Он из таковских, кому чем больнее, тем слаще. Извращенцы, этсамое. Он сам просил, чтобы ему пальцы резали. — То есть Теон Грейджой просил, чтобы Рамси Болтон отрезал ему пальцы? — Он на коленях его просил, этсамое…А один раз сам почти отгрыз себе палец. Я же говорю, извращенец, этсамое. Ему все это было по нраву, только и просил еще да еще. Теон поперхнулся и закашлялся. Происходящее на экране казалось ему дурным сном. Потом за трибуной свидетеля показали Деймона. Было непривычно видеть его в деловом костюме. При виде него пальцы сами собой сжались в кулаки. Деймон посмотрел прямо в камеру и ухмыльнулся. Теону показалось, что Деймон смотрит именно на него, и от этого взгляда по спине поползли мурашки. Его вдруг охватило тревожное предчувствие, что в своих показаниях Деймон сполна отыграется с ним за драку на лестнице. — Скажите, какие отношения были у Теона Грейджоя и Рамси Болтона? — Близкие. — Деймон широко улыбнулся. — Очень близкие. — Что вы подразумеваете под словосочетанием «очень близкие»? — спросил Варис. — Ближе некуда, — ответил Деймон. — Они были любовниками. Спали друг с другом. — Вы уверены? — Мы все жили в особняке Болтона. Там сложно хранить секреты. Голубые глаза Деймона светились такой неподдельной искренностью, что хотелось снова двинуть его в челюсть. И не один раз. — Теон Грейджой и Рамси Болтон были обычной гомосексуальной парой? — Не совсем. У Грейджоя были особые пристрастия. Ему нравилось, когда Рамси его унижал, и он сам вымаливал наказания. Грейджой постоянно называл себя «сучкой Рамси» и везде ходил за ним по пятам. Он обожал боль и любил подчиняться. У Теона перехватило дыхание от этого страшного, чудовищного, невыносимого вранья. — Я подытожу, с вашего позволения, — вновь покрутил большими пальцами на животе Варис. — Итак, вы утверждаете, что Теону Грейджою нравилось, когда Рамси Болтон причинял ему боль. Он постоянно просил, чтобы тот унижал его, отдавал приказы и наказывал за их мнимое невыполнение. Также Теон Грейджой регулярно вступал в половые сношения с моим подзащитным, то есть у них была устойчивая сексуальная связь. — Совершенно верно, — осклабился Деймон. — Устойчивее некуда. Сердце стучало у горла. Да, это и вправду была сексуальная связь. Только вся эта связь была исключительно насилием. Каждый раз Рамси брал его силой, и даже когда он доводил самого Теона до оргазма, то в этом было куда больше боли, стыда и унижения, чем удовольствия. Никаких чувств к Рамси, кроме страха и отвращения Теон не испытывал. Тогда не испытывал. Он вдруг с ужасом вспомнил про письма Рамси и о том, как дрочил, заводясь от его слов на бумаге. Теону захотелось сжечь эти письма прямо сейчас и сгореть вместе с ними. — Скажите, а часто ли у них бывали конфликты? Ссоры? — продолжил Варис с экрана телевизора. — Да вроде нет, — Деймон прищурился, словно что-то припоминая. — Разве что Грейджой постоянно впадал в истерику из-за того, что Рамси собирался жениться на Джейни Пуль. Он боялся, что после свадьбы Рамси его бросит. Рамси собирался жениться? Теон впервые слышал об этом. — То есть он ревновал Рамси Болтона к его будущей невесте? — Еще как! Он ненавидел ее. Говорил, что она разрушит и его жизнь, и жизнь Рамси. — Полагаю, что теперь мотив Теона Грейджоя очевиден суду! — обратился Варис к трем судьям в черных мантиях. Судья-председатель, сидящий в центре, что-то прошептал на ухо правому соседу. Тот, полистав страницы пухлого дела, нашел нужный листок и придвинул его председателю. Теон совершенно не понимал, что происходит в зале суда. — Протест! — подскочил бородатый немолодой прокурор, видимо, сменивший Станниса Баратеона на посту. — Хочу обратить внимание суда, что в деле имеются многочисленные доказательства того, что все действия Болтона в отношении Теона Грейджоя имели насильственный характер! Запись показаний, ее расшифровка на странице сто пятьдесят восьмой… — Уважаемый мистер Сиворт, вы же прекрасно понимаете, что все эти доказательства основаны лишь на показаниях самого Теона Грейджоя. А как мы только что убедились, его показания не имеют ничего общего с действительностью. Слова, мистер Сиворт, всего лишь ветер. Мы располагаем вещественными доказательствами — записи посещений Рамси Болтона в тюрьме, а также фотографии, которые Теон Грейджой передал ему два месяца назад. Он отчаянно пытался вернуть возлюбленного любой ценой — ходил на свидания, беседовал, передавал свои снимки и соблазнял. Камера вдруг показала Рамси, и сердце Теона ушло в пятки. Его тоже облачили в деловой костюм, который сидел на нем не без шика. Рамси был уверен в себе и спокоен — положив подбородок на скрещенные ладони, он с непроницаемым лицом смотрел на Деймона. Бородатый прокурор потребовал вызвать на перекрестный допрос Рамси Болтона, однако Варис подал протест, сославшись на десятую поправку Билля о неотъемлемых естественных правах, и председательствующий судья удовлетворил ходатайство. Деймон освободил трибуну свидетеля, и Рамси проводил его холодным взглядом. — Я бы хотел продемонстрировать уважаемому суду видеозапись, которую мистер Сиворт так настойчиво пытался исключить из списка доказательств, что мне пришлось подавать отдельное прошение. Председательствующий кивнул, и камера приблизилась к экрану на стене. На записи Теон медленно, словно стриптизерша на шесте, сдергивал зубами с левой руки перчатку — палец за пальцем, а затем эффектно отбрасывал ее и припечатывал ладонь к стеклу в переговорной комнате со словами: «Ну что? Ты кончил?» — На этой записи видно, как Теон Грейджой пытается соблазнить Рамси Болтона. Он провоцирует его. Если бы не тюремные стены, полагаю, дело не ограничилось бы одной снятой перчаткой. Варис издал деликатный смешок. Теон замер. Тогда он подчинился приказу, но его целью было задеть Рамси, раздразнить его. Однако на экране это выглядело настолько пошло, что он сам уже был готов согласиться с Варисом. — Уважаемый суд, но это еще не все. Я хочу представить вашему вниманию еще одну запись с очередного свидания. На экране снова возник Теон. Он говорил тихо, поэтому внизу показали расшифровку его слов крупными буквами: «Я тоже хочу тебя». Варис нажал на паузу и увеличил изображение. «Я тоже хочу тебя» расползлось на половину экрана. — Можно ли утверждать, что в отношении Теона Грейджоя творилось насилие? Нет. Можно ли утверждать, что он не по доброй воле оставался в доме Рамси Болтона? Нет. Можно ли утверждать, что Теон Грейджой подвергался пыткам и изнасилованиям? Нет. Все это происходило по взаимному добровольному согласию. А вот что можно утверждать со стопроцентной уверенностью — Теон Грейджой, одолеваемый ревностью, стремился разрушить помолвку Рамси Болтона и оговорил его, обвинив в чудовищных преступлениях, ни одно из которых так и не было доказано! Теон не слышал, как судья зачитывал решение. Камера металась по залу суда, попеременно показывая то улыбающегося Рамси, окруженного ребятами, которые обнимались и хлопали друг друга по спине; то умильную физиономию торжествующего Вариса; то коллегию судей, похожих на трех диковинных птиц. Теон откинулся на стуле. Все ужасы, что ему пришлось пережить в подвале у Болтона, весь этот кошмар, который до сих пор ему снится, — все вывернули наизнанку. Теперь оказывается, что это он, извращенец, умолял Рамси насиловать его, выбивать зубы и отрезать пальцы. Теону казалось, что мир под ним рухнул и осыпался. Он словно падал в бездну, в черную удушливую пустоту, и его падению не было конца.