Герману было легко и свободно. Он чувствовал невероятную вседозволенность, его тянуло на подвиги. Люди вокруг смеялись над его попытками геройствовать, но не останавливали: народ уже имел хлеб и теперь требовал зрелищ!
— Слушай, а ты можешь выпить всю бутылку залпом? — кокетливо поинтересовалась какая-то рыжая девушка. Герман уже достаточно давно перестал различать лица людей и свою знакомую отличав только благодаря цвету волос.
— Могу!
— Докажи! — взвизгнула от восторга юная леди, проливая на пол половину содержимого из своего стакана.
Робинсон со второй попытки схватил протянутую ему бутылку с плескавшимся внутри янтарным содержимым, отвинтил крышку и приложился к горлышку, делая мощные глотки. Вокруг скандировали «Пей!» На последнем глотке парень закашлялся и отнял бутылку ото рта.
— Ты крут! — повизгивала рыжая. — Герман Робинсон крут!
— Герман Робинсон! — раздался грозный окрик Стэнли. — Принеси пиццу! Она на кухне.
— Сейчас! — откликнулся он в ответ, а потом обратился к своей даме. — Минуту, мадам. Я ми-и-игом.
И, подхватив со столика чей-то пластиковый стакан, он отправился на кухню.
— Робинсон!
— Да я сейчас принесу! — успокоил Джонсона Герман и развернулся в сторону кухни. Прямо перед ним стояла Адель Хоскинс. — О-ой! — он икнул. — Аде-ель! Как я рад тебя видеть!
— Не могу сказать о тебе того же, — покачала головой девушка.
Робинсон глупо улыбнулся и широки жестом руки обвел помещение.
— Да ты проходи! Веселье только начинается!
— Судя по тебе, веселье в полном разгаре, — вступил в диалог новый собеседник.
— Ну Эрэт! — плаксиво протянул Герман.
Эрэт подошел к парню и щелкнул его по носу.
— Не забывай, что тебя тут официально быть не должно вообще! Официально ты показываешь мне город. Поэтому, когда мы через три часа вернемся домой, от тебя не должно разить перегаром!
— Да ладно тебе, Эрэт! Нужно ведь иногда расслабляться!
— Придурок, — сказал Эрэт, но в его голосе не было ни раздражения, ни злости — только усталость.
— От придурка слышу! — парировал Герман и неожиданно ловко схватил Адель за руку.
Робинсон с упорством ледокола тащил Хоскинс за собой в комнату. Людское море вокруг колыхалось, слышался смех, голоса сливались в ритмичный гул, который вкупе с музыкой бил по ушам.
— Куда ты меня тащишь? — возмущенно спросила Хоскинс, выдергивая свою руку.
— Так это… — Герман растерянно моргал, как бы недоумевая, как можно не понимать таких очевидных вещей. — К Стенли. Он всех гостей встречает…
— Робинсон, рыбья твоя башка! — Джонсон появился рядом, словно специально поджидая момента. — Я тебе что сказал сделать? Принести пиццу! Хватит с тебя выпивки, мозги совсем отключились, — Стенли потянулся за стаканом Германа.
— Стен, смотри, кто пришел! — поспешил перевести тему тот, выталкивая вперед девушку.
— Адель! — воскликнул Джонсон, отвлекаясь на гостью, что позволило Герману незаметно ретироваться.
Он направился на кухню и принес в комнату несколько коробок уже холодной пиццы, встреченный радостными воплями одичавших подростков.
Герману нравилось быть в центре внимания. Его душа жаждала славы.
Когда ты единственный сын редактора городской газеты, ты рано или поздно познакомишься с миром журналистика. И окунешься в эту грязь с головой, хочешь ты того или нет. Герман как никто другой знал, что слава измеряется в минутах, что надо хватать удачу за хвост и как можно чаще попадать на первые полосы газеты под названием жизнь. Слава и признание казались самыми лакомыми кусочками. Поэтому он и писал статьи, с каждым новым словом все больше сомневаясь в своем таланте, о котором почему-то твердили все, за исключением отца.
Герману нравилось быть в центре внимания. Хоть он и не был душой компании. Поэтому отказать он был практически не в состоянии.
Как они оказались в ванной, Робинсон затрудняется сказать. Но факт был на лицо — в просторной богатой ванной комнате находилось пятеро, включая его самого. Та самая рыжая девушка забралась в огромную ванную, держа в одной руке свои туфли, а в другой — стаканчик.
— Друзья! — торжественно начала она, поставив одну ногу на белый бортик. — По велению звезд нам было суждено сегодня встретиться!
Коротко стриженый парень в дутой жилетке перебил ее:
— Если ты хочешь устроить групповуху, то я не против! Я даже «за»!
Остальные заржали.
— Заткнись, Джек! — рыжая схватила кусок мыла и запустила в парня. Средство гигиены, не долетая до цели, скользнуло по кафелю. Джек попытался его раздавить, но нога в армейском ботинке вместе с мылом скользнула вперед. Все вокруг загоготали. Парень, кое-как приняв вертикальное положение, со всей дури пнул злосчастный кусок. Мыло отлетело от стены и прикатилось прямо к ногам Германа. — О чем это я? Ах-х, да-а. Нас свели звезды! И наше сегодняшнее знакомство — это зна-ак! Знак свыше! Выпьем же! За нас! — девушка подняла к потолку руку со стаканчиком.
— Хей, притормози! — в ванную запрыгнул низкий парень с собранными в хвост волосами. — Мы все о звездах, да о звездах! Почему же мы должны следовать за какими-то сгу… сгуст-ка-ми энергии? Мы сами строим свою судьбу!
— Сами! — хором отозвались пьяные подростки.
— Они не могут ничего решать!
— Не могут!
— Мы короли этого мира! Этой ночи!
— Тогда кем мы правим? — вклинился Герман.
— Самим собой! Я управляю своим телом и свои разумом! Я! И никто другой!
— Докажи!
— И докажу! — Длинноволосый, которого звали Юджин, упрямо смотрел на Робинсона.
— Как?
— Мальчики-и, — плаксиво протянула последняя в их компании — блондинка с пирсингом в носу. — Может не на-адо?
— Надо! — рявкнул Юджин. — Ну-ка. Лора, вылазь.
И, не дождавшись реакции рыжей девушки, вытолкнул ее из ванной. Та наткнулась на бортик и едва не упала: успела вовремя схватиться за раковину.
— Ты придурок! — закричала Лора.
— Ой, да не ори! Ничего же страшного не случилось! Сейчас будет весело!
Казалось, в Юджина вселился демон: глаза сверкали, двигался он резкими рывками.
— Ну и как ты будешь мне доказывать? — хмыкнул Герман. Он был уверен на тысячу процентов, что он выиграет спор.
— Сейчас сам все увидишь! — Юджин выпрыгнул из ванны, открутил вентиль до упора и заткнул сливное отверстие. Из крана хлынула вода, быстро заполняя огромную чашу. — Дамы и господа! — громко и театрально обратился Юджин к собравшимся. — Позвольте приде… продерман… тьфу! Показать, короче, экспер… эскпримент!
Все, кроме Германа, зааплодировали.
— Мистер Робинс-с-сон! Прощу!
Герман подошел к парню. Вода заполнила ванну почти до краев. Юджин закрутил вентиль.
— Сейчас я докажу, что человек — хозяин сам себе!
— Что ты задумал? — выкрикнула блондинка.
— Я вам докажу! Я все докажу! Залезай! — Юджин указал Робинсону на наполненную ванную.
— Ты сдурел? С фига я туда полезу?
— Залезай, кому говорю! — И маленький, щуплый Юджин схватил Германа, который был на голову выше, за грудки и одним рывком уронил в воду.
Брызги рассыпались веером, холодные и пронзающие словно осколки стекла. На кафель хлынул ледяной водопад. Девушки заверещали. Герман, отплёвываясь, вынырнул и уставился на Юджина.
— Ты совсем охуел? — Робинсон вцепился в мокрый бортик, собираясь вылезти, когда его силой окунули обратно. Крепкие руки, больно впиваясь в кожу, держали его под водой. Герман беспомощно барахтался, хватаясь то за кран, то за бортик, то за руки мучителя.
В резко прояснившемся мозгу появилась идея вытащить затычку.
Кислород кончался.
Мысли стали путаться, сбиваясь в большой мохнатый клубок без начала и конца. Движения становились вялыми. А вот сердце ускорилась в разы, отбивая молотом по наковальне в бешеном темпе.
Изо рта беспрерывной цепочкой тянулись пузырьки.
На грудь словно положили листы раскаленного металла: тяжело и горячо.
Казалось — вечность.
Почти минута.
— Ты совсем ебанулся?! — орал где-то рядом Джек.
— Ай! За что?
— За что?! Ты, блядь, чуть человека не убил! И врезать тебе за это мало!
— Но я же доказал!
— Что ты, сука, доказал?!
— Что не может человек быть хозяином в дей-и-иствийях другого! Мы сами хозяева!
— Ты чуть его не утопил!
— И что? Не утопил же!
— Да потому что я тебя, ебанутого, оттащил! Ты совсем свихнулся на своих… доказательствах! А если бы я не успел?! Да ты хоть представляешь, сколько проблем ты бы всем доставил?!
— Джек, успокойся…
— Успокоиться?!
Герман пришел в себя, уставившись мутными глазами прямо перед собой, резко согнулся пополам. Из носа и приоткрытого рта толчками с кашлем и бульканьем вырывалась вода.
— Он очнулся, — облегченно выдохнула Лора, оборачиваясь к остальным.
— Вот видишь!
— Заткнись, Юджин!
— Ты со своими приколами все веселье обломал, сволочь, — надулась блондинка. — Из-за тебя я намочила свои туфли!
— Я для вас старался!
— Вы все конченные, — прохрипел Герман, медленно поднимаясь. — Я чуть не захлебнулся, а вы тут про веселье?
— Робинсон, не истери, — устало отозвалась блондинка с пирсингом.
— Блядь, я чуть не умер! Да я на вас в суд подам!
— Герман, будь хорошим мальчиком и не создавай проблемы, — одернула его Лора. — К тому же, у тебя нет доказательств.
— Совсем больные!
Герман на ватных ногах вышел из ванной комнаты и спустился по лестнице на первый этаж, мокрая ткань неприятно липла к телу.
— Эй, Робинсон! — окликнул его Стенли. — Ты Адель не видел?
— Нет, — буркнул Герман. — Стенли, у тебя есть какая-нибудь одежда?
— А что это с тобой? Только не говори мне, что ты решил искупаться в большой ванной! Если это так, то я тебя убью!
— Стенли, я промок и мне холодно!
— И что?
— Как это? — Робинсон опешил. — Ты не хочешь мне помочь?
— С фига ли?
— Мы же друзья!
Джонсон удивленно выпучил глаза, затем пакостно ухмыльнулся.
— Мы? Друзья? Ты серьезно? Зачем мне дружить с неудачниками?
— Но почему…
— Мне плевать на тебя и твои проблемы. Главное продолжай строить из себя клоуна. Больше мне от тебя ничего не надо.
— А как же…
— Ох, заткнись! Я скажу, если мне понадобится мнение червяка.
Джонсон закатил глаза и ушел в другую комнату.
В черно-сером холле плавал сизый туман. Гремела за стеной музыка. Герман в исступлении сел на последнюю ступеньку лестницы. Капельки воды срывались со светлых волос. Под ногами образовалась небольшая лужица. Было пусто.
— Герман! — словно из ниоткуда появился Эрэт. — Нам пора уходить. Что это с тобой? Почему ты мокрый?
— В ванну упал, — буркнул Робинсон.
— Что? В ванну? Как так получилось? Как же ты теперь пойдешь по городу? Если ты забыл, на улице зима.
— Не надо язвить. Мне и так плохо.
— Мне будто лучше. Снимай футболку.
— Э-эй! Ты что творишь?
— Снимай, кому говорю!
Эрэт вырвал из рук Германа мокрую футболку и начал ее выжимать.
— Попрыгай!
— Что-о?!
— Прыгай! — зло рыкнул Эрэт. — Приседай! Согревайся!
Робинсон продолжал стоять и непонимающе наблюдать за собеседником.
— Ну!
— Сейчас, сейчас, — ворчливо отозвался Герман, приседая.
— Обувь сухая?
— Да.
— Продолжай приседать. Сейчас приду.
Эрэт действительно появился очень скоро. В руке у него была на половину опустошенная бутылка алкоголя.
— Согрелся?
— Вроде бы.
— Надевай.
Герман быстро натянул влажную футболку. Эрэт сунул ему прямо под нос бутылку.
— Глотни. Только один глоток!
Блондин, кривясь, сделал один мощный глоток.
— Хватит с тебя. Ну, и что ты скажешь родителям?
— В смысле?
— В прямом! Как ты объяснишь, что пришел с экскурсии по городу мокрый? С меня ведь потом будут спрашивать!
— Я не знаю…
— Думай! Ты же статьи вроде пишешь? Для тебя соврать должно быть легче легкого.
В голове стоял нарастающий звон. Думать отчаянно не хотелось.
— Скажем, что поскользнулся и упал в пруд в парке, — выдал наконец Герман, спустя пару минут.
Эрэт скептически изогнул бровь и поджал губы.
— Так себе оправдание. Но всяко лучше чем ничего. Сейчас, слушай меня внимательно, карапуз, — Герман пропустил мимо ушей обидное прозвище, вполне заслуженное, честно говоря. — Сейчас быстро бежим до твоего дома, и ты принимаешь горячую ванну — нам будто не хватает, чтобы ты подцепил пневмонию или что-нибудь в этом роде. Понял?
Герман кивнул. Эрэт раздраженно цыкнул и снял с вешалки свою куртку.
***
Герман сидел в своей комнате, на голове висело полотенце.
Было жутко.
И еще хотелось пить. Голова словно болталась на ниточке, расколотая, словно стеклянная, и склеенная вновь.
Ванна. Пробирающая до костей вода. Раскаленная пластина, вставленная в грудь. И пузырьки, вылетающие изо рта словно из автомата.
Герман закрыл глаза. Крепко сцепил пальцы в странный узел. Медленный вдох.
А вот выдохнуть не получилось.
Парень быстро распахнул глаза. Схватился за горло. Хлопнул ладонью в грудь. Изо рта донесся хрип и кашель.
Выдохнул.
— Успокойся, успокойся, все хорошо, — бормотал Герман, часто дыша. — Ты жив… Жив… Успокойся, возьми себя в руки… Ты же Робинсон!
Остро захотелось курить.
Герман встал, открыл ящик стола и достал пачку сигарет.
При первой же затяжке горло сжимает спазм. В груди колет, табачный дым подобно серной кислоте, прикасаясь ко всему, до чего дотягивался, оставляет подпалины и ожоги. Робинсон роняет сигарету. Делает неровные шаги в столу, где стоит стакан. Хватает его и пытается глотнуть воды. Но он и рта раскрыть не может. В глазах темнеет. И Герман выплескивает все содержимое стакана себе в лицо.
Его отпускает. Из легких вырывается дым. С приступом кашля, который Герман безуспешно пытается подавить.
Нос улавливает странный запах. Будто кто-то сжигает шерсть.
— Вот черт!
Робинсон поспешно тушит тлеющий окурок. На ковре танцуют маленькие язычки огня. Герман сбивает пламя и выпадает из реальности, глядя на обуглившийся кусок ковра.
***
— Как скоро вы начнете работы?
— Думаю, что через неделю. Пока материалы подвезут, пока все условности соблюдут, пока леса возведем…
— Вы о чем? — Герман выныривает из своих мыслей внезапно и совершенно не понимает, что вокруг происходит.
— Герман, слушай внимательно, — кривится мистер Робинсон, намазывая на тост масло.
— Да ладно тебе, Джозеф, — добродушно тянет Эрэт Блэк, отец Эрэта, и обращается к Герману. — Мы про реставрацию фасада Мьёльнира. Наконец собрали достаточное количество подписей.
— А вы тут при чем?
— Моей компании поручили этот проект. Ну, а меня назначили главным…
— Разве фасад Мьёльнира нужно реставрировать? Это же просто жилой дом.
— Это самый высокий дом в Бьёрке. Можно сказать, лицо города. А лицо должно выглядеть хорошо. Посмотри как-нибудь старые фотографии Мьёльнира. Сейчас фасад нуждается в восстановлении: краска облупилась, кое-где сошла на нет, да и эти безвкусные граффити…
— Вы правы. Я посмотрю…
Он рассеянно оглядывает кухню. На заднем плане работает радио, за столом сидит Герман, его отец и мистер Блэк. Последние двое ведут активную беседу. Странно, о чем они говорят Герман так и не может разобрать. В ушах грохочет голос радио диктора:
— Сегодня в Бьёрке облачно, снег…
***
Новый триместр начался практически незаметно. Герман старался забыть, что произошло на вечеринке у Стенли. Честно, пытался. Но общаться с Джонсоном иже с ним, как будто ничего не произошло, было выше его сил. Поэтому Герман старается избегать своих прежних знакомых.
Он старается, честно. Но забыть такое — невозможно. Не тогда, когда почти каждый день ты вдруг начинаешь задыхаться. И ведь скажешь кому — засмеют. Хотя, Герману и говорить об этом было не с кем. Пару раз он косился в сторону Брайана Фьюри — того самого, над которым любил издеваться Стенли и который вдруг оказался райтером*. Но набраться смелости и подойти к нему не получилось. Что-то мешало, а что — гордость ли, страх ли — непонятно.
И Герман стал замыкаться в себе.
***
Если говорить откровенно, то он очень не хотел этого. Но страх пересилил. И Герман пришел в больницу.
Его выслушали и отправили к какому-то врачу. Тот задавал странные вопросы. Про то, что его пытались утопить, Герман умолчал. Потому что потом возникли те самые вопросы, отвечать на которые он бы совершенно не хотел. А потом врач заставлял делать какие-то ему одному понятные манипуляии и после отправил на рентген.
Мужчина рассматривал негатив, хмуря брови.
— Что вы выдумываете, молодой человек? — сурово спросил он, отбрасывая снимок грудной клетки на стол.
— Простите?
— Вы совершенно здоровы!
— Но…
— Вот ваш счет за обследование, — врач протянул Герману листок. Робинсон только глянул на число, обозначенное в счете, и внутренне выругался. — Надеюсь, вы оплатите его в срок.
— Да, сэр. До свидания.
Из больницы Герман вышел злой на весь мир. Шел мокрый липкий снег. Ветер трепал на ближайшем фонарном столбе полу-отклеившийся лист. «Пропала собака! Большой черный пес с красным ошейником, откликается на кличку Беззубик. Передние клыки отколоты. Нашедшему вознаграждение! Звоните по телефону…»
