***
— Шеф, нам только что сообщили, — в кабинет шерифа ворвался Ник. — В лесу нашли труп девушки. Стэнфорд тяжело вздохнул. — Криминалисты уже выехали, — продолжал помощник. — Судмедэксперт тоже. — Заводи машину, поедешь со мной. — Да, шеф. Дорога до места происшествия предстояла неблизкая. Всю дорогу Стэнфорд хмурился, глядя на проносящийся за окном пейзаж. — Ник, — прервал молчание шериф. — Кто сообщил в полицию? — Пожилая пара. Они отправились на прогулку в лес и нашли… тело. — Плохо… — Почему вы так считаете? — Скорее всего, это тело Хлои Вульф. — Вы имеет в виду ту самую школьницу, что пропала два месяца назад? — Да — Но почему вы так решили? — Нашли тело девушки. А единственной пропавшей без вести девушкой числится Хлоя Вульф, — помолчал. — Похоже, в городе появился убийца. Стэнфорд закрыл глаза. Ник на соседнем сидении шумно выдохнул, предчувствуя неприятности. Больше они не проронили ни слова. Место происшествия было оцеплено. Судмедэксперт как раз стягивал перчатки, когда подъехала машина шерифа. — Что скажете, Стив? — вместо приветствия сказал Стэнфорд. — На шее обнаружены следы удушья. Но девушка умерла от потери крови. В области живота три колотые раны, нанесенные, предположительно, ножом. Опознать по лицу невозможно: оно обезображено шрамами. Приблизительное время смерти пока не установлено. Как только я закончу анализ данных, сразу передам результаты вам. — Вы были правы, — подал голос Ник, когда судмедэксперт удалился. Молодой человек тщательно старался подавить подступающую рвоту. — В городе появился убийца. Стэнфорд проследил взглядом, как в машину грузят тело в черном мешке, и пробормотал: — Только бы убийца, а не маньяк…***
Брайан грыз кончик карандаша в попытках поймать вдохновение за хвост. Но ничего не получалось. В читальном зале стояла блаженная тишина. Фьюри шумно выдохнул и откинулся на спинку стула. Зажмурился и сжал кулаки. Карандаш треснул. Брайан раздраженно кинул его на стол. Карандаш отскочил от столешницы, упал на пол и неохотно покатился. Брайан цыкнул, встал из-за стола, нагнулся и поднял карандаш. А когда распрямился, встретился взглядом с Германом Робинсоном. — Что? — Н-ничего, — Герман отвел взгляд. — Я же знаю, что ты следишь за мной. Зачем ты это делаешь? — Просто… Мне любопытно. — Ты сталкер, что ли? — Нет… — Тогда почему бы тебе не подойти ко мне и не сказать все в лицо? Это, знаешь ли, раздражает, — Брайан сложил руки на груди. Робинсон перевел взгляд на собеседника. Тот вздрогнул. Потому что в глазах у Германа была пугающая пустота. — Прости, — сказал тем временем блондин. — Я учту твои слова. И ушел. Брайан передернул плечами и уселся на свое место.***
Ирвинг переминался с ноги на ногу, не зная, как начать разговор. Весьма неловкий разговор. Оливия Тоу, застывшая напротив с каким-то странным воодушевленным выражением лица, не спешила начинать диалог. — Слушай, Оливия… — Да? — Ты же лучшая подруга Адель, так? — Так, — взгляд блондинки немного потух. — Понимаешь, — Хайнд почесал затылок, переступил ногами и, наконец, посмотрел в глаза Тоу. — Я совершенно не представляю, что я могу ей подарить на день рождения. Ты не могла бы подсказать мне, что она хотела бы получить? — Адель… Она… — Совершенно растерялась девушка. — Адель любит музыку… Она собирает пластинки. — Пластинки? — Ну да… — А что еще? — Еще?.. Я… Я даже не знаю… — Ладно. И на этом спасибо. Увидимся! Ирвинг помахал ей на прощание и ушел. Оливия проводила его мечтательным взглядом. — Ты что там застыла? — окликнул ее Оливер. Девушка развернулась и увидела брата, который стоял, уперев руки в бока, прямо посреди коридора. — Пора домой, — продолжал Оливер. — Нам еще проект по истории задали. — Да помню я! — Тоу подбежала к близнецу. Вместе они не спеша вышли из школы. — И с каких пор ты стал так печься об учебе? — Отвали, — огрызнулся он. — Чем быстрее мы с этим покончим, тем быстрее я смогу отправиться на поиски хорошего граунда. Несколько минут они шли молча. Оливия почти все время глядела вверх. В небе таяли облака. — А ты никогда не думал, чем мы будем заниматься после школы? — Внезапно спросила она. — Ты что, глухая? Проект по истории задали и еще кучу всего. — Я имею в виду, когда закончим школу. — Что? С чего вдруг такие вопросы? — Я просто подумала… — Ого! Оказывается, ты умеешь думать! — Заткнись, — Оливия дала подзатыльник. —Обычно после школы поступают в колледже, учатся дальше и становятся кем-то. Люди выбирают профессию, исходя из того, что они любят. А что любим мы? — Мы любим граффити, — пожал плечами Оливер. — Мы же райтеры. — И ты будешь заниматься этим всю жизнь? — Скептически изогнула бровь сестра. — Я как-то плохо себе представляю это. — Ну… Может и не всю жизнь. Мне нравится рисовать. Может я буду этим заниматься. — Когда? — Когда? Когда закончу школу. — То есть, сразу после школы ты начнешь рисовать? — Нет, я сначала закончу какой-нибудь колледж… — Какой-нибудь! — Ну что ты так привязалась, а? Вот приставучая… И вообще! Хватит мне тут лекции читать! Ты мне не мать! Просто по-человечески скажи мне, что ты от меня хочешь? — Я хочу…— Оливия остановилась и всплеснула руками. — Да не знаю я! Я даже не знаю, что я хочу от своей жизни! Я постоянно кому-то что-то должна. Должна сделать проект по истории, отлично написать тест по математике, хорошо знать французский, хотя я его терпеть не могу! Школа, родители требуют от нас высоких оценок по всем предметам, они ждут не нас, а от нас. Они требуют от нас знать все, кроме одного — что нам нравится. И теперь… Я знаю, что если использовать принцип рычага, я смогу поднять тяжелый предмет; что первые поселенцы прибыли на корабле «Мейфлауэр»; что таблицу умножения придумал Пифагор. Но какой мне от этих знаний толк, если я не знаю, по какой дороге мне дальше идти? К концу тирады Оливия тяжело дышала. Прохожие странно поглядывали на близнецов, но не подходили. — Эй, ну ты чего это… Ну как так-то, а… Ты только не плачь! — поспешно пытался успокоить сестру Оливер. — Дурак, я и не плачу. Тоу обнял близняшку за плечи и потащил вперед. — Все у тебя будет прекрасно! Не парься! Оливия фыркнула. — И не психуй. — Оливер… — Да? — Еще раз так скажешь — я тебе врежу.***
Медленно, но верно весна отвоевывала свои позиции. Начало теплеть, на голых ветках появились шершавые почки. Солнце все чаще выглядывало из-за облаков. Бьёрк оживал. Конец марта выдался теплым. Ирвинг уже несколько минут сидел в машине, сверля взглядом входную дверь рядом стоящего дома. Оттуда доносились звонкие переливы гитары. Хайнд последний раз глянул на окна дома, потом захватил с соседнего сидения подарочную коробку и вышел и машины. Его встретила сама именинница. Адель была красива… Наверно. Ирвинг нечасто общался с девушками. Поэтому представления о красоте у него были размытые. — Привет, это… С днем Рождения! — Ирвинг протянул девушке подарок. — Поздравляю! — Привет, — Хоскинс улыбнулась. — Спасибо. Что это? Она открыла небольшую коробочку. Там лежала кассета и открытка. — Это группа «Oasis». Они только совсем недавно выпустили первый альбом. Прости, но пластинку я не нашел. — Спасибо, это лучший подарок! — Мне приятно это слышать. Ну, я тогда пойду… — Постой! — Адель схватила гостя за рукав. — Я не могу отпустить тебя вот так! — Почему? — Если я тебя сейчас отпущу, то буду плохой хозяйкой, — Адель умоляющее посмотрела на парня. — Останься хоть ненадолго. — Х-хорошо. Ирвинг осторожно вошел внутрь. — Тебя тут никто не покусает. — Ты так уверена? Именинница усмехнулась, показывая, что оценила шутку, и хотела что-то сказать, когда в дверь позвонили. — Проходи, — обратилась она к Ирвингу и отправилась встречать новых гостей. Хайнд успел сделать пару шагов, когда услышал раздраженный голос Адель. — Что ты тут делаешь? — Я пришел поздравить тебя, — ответил ей другой голос, подозрительно похожий на голос Стенли Джонсона. — Проваливай! Не нужны мне ты и твои подарки. — Но… — Никаких «но»! Твои надоедливые «ухаживания» — самое страшное, что случалось со мной за все 16 лет. Ты даже не можешь запомнить, что я ненавижу цветы в общем, и розы в частности. — Адель… — Просто уходи. Не порть мне праздник. Хлопнула дверь. Ирвинг поспешил скрыться в комнате. — Ирвинг, привет, — откуда-то сбоку выскочила Оливия. Парень вздрогнул и отшатнулся назад. — Напугала, — выдохнул он. — Прости, я не хотела. Хочешь пунш? — Нет, спасибо. Лучше скажи, а где тут ванная комната? — Вон там, — Оливия указала пальцем куда-то влево, наклонив голову. Ирвинг посмотрел в ту же сторону. — Доходишь до конца коридора, потом поворачиваешь налево. Тоу повернула голову и столкнулась лбами с Ирвингом. — Ой, — хором сказали они. — Прости, — засмеялась девушка. — Да ничего страшного, — Хайнд поднял ладони и улыбнулся. Оливия зарделась, быстро кивнула и развернулась. Ирвинг пожал плечами и пошел по указанному пути.***
Вечеринка шла уже третий час. Ирвинг все еще не понимал, что он тут забыл, и все порывался уйти, но вот Оливия Тоу, которая будто приклеенная постоянно была рядом, пресекала все попытки покинуть гостеприимный дом. Однако освободиться от назойливого внимания со стороны девушки удалось благодаря ее близнецу: Оливер просто потащил куда-то свою сестру, особо не вслушиваясь, что та говорит. Ирвинг вздохнул с облегчением и направился к выходу. Хайнд полностью сосредоточился на том, чтобы ступать как можно тише, поэтому он совсем не заметил, как в темноте холла Адель внимательно наблюдает за ним с лестницы. И когда Ирвинг медленно обхватил ладонью дверную ручку, она сказала: — Уже уходишь? И даже не попрощаешься? Как-то невежливо. Ирвинг резко обернулся на звук. — Да, я уже ухожу, — он одним движением взлохматил волосы на затылке и спрятал руки за спину. — Пока. Еще раз с днем рождения. Адель помолчала немного, а потом спросила: — Слушай, у тебя есть машина? — Да, а что? — Ты не мог бы отвезти меня кое-куда? — Что? — Если ты опять заставишь меня повторять одно и то же несколько раз, то я отберу ключи у тебя и поведу сама! — прошипела Хоскинс, спускаясь по лестнице. — Я понял. Но зачем тебе куда-то ехать? — У меня важное дело. Срочное. — У тебя ведь праздник. Девушка фыркнула. — Ничего страшного не случится. Все, хватит разговоров! Выходи, — и толкнула Ирвинга в грудь. — Шевелись, рыбья кость! — Да понял я, незачем толкаться! На улице стемнело. Во влажном тяжелом воздухе пахло солью. Ирвинг завел машину и покосился в сторону девушки, которая села на соседнее сидение и тут же уставилась в окно. — Куда? — В супермаркет сначала, — не поворачиваясь, ответила она. — А потом? — Узнаешь. Езжай уже.***
— Что ты творишь, сестрица? — Что хочу. Опусти меня уже! — Не отпущу. Ты же этому Ирвингу даже вздохнуть спокойно не даешь. — И что? — И то, — передразнил Оливер. — Уважай личное пространство человека. — Это все? — Нет, не все. Сестра, я серьезно. Хватит уже липнуть к Хайнду. — А если он мне нравится? — с вызовом спросила Оливия. — Как человек? Или как кукла? Опомнись уже. Если он тебе нравится, — я не говорю уже о «люблю» — то хотя бы немного уважай его. — На что ты намекаешь? Скажи прямо! — Ни на что я не намекаю. Просто хочу предупредить тебя, что человек — не игрушка. — Ты что, выпил? — Оливия… — Что «Оливия»? Хватит, честно слово. Не дура, понимаю. — Ни черта ты не понимаешь! — Ой, отстань от меня. Что ты ко мне пристал, а? Что захочу, то и буду делать! — Только потом не плачь, что он тебя избегает, — выкрикнул Тоу уже в след близняшке.***
Адель открыла дверцу и села в машину. В руках у нее была бутылка газировки и зажигалка. Ирвинг поглядел на ее покупки, хотел было сострить, но потом передумал и лишь спросил: — Куда дальше, мадам? Ваш личный шофер доставит вас туда, куда пожелаете. — На кладбище. — Что-о? — Ты глухой? Нет, ты точно глухой. На кладбище, — из голоса вмиг исчезла раздражительность, уступая место какой-то жалобной усталости. — Как скажете. Хайнд вырулил на дорогу и развернул авто в сторону городского кладбища. Он еще раз оглядел девушку, глубоко в душе трусливо подумывая, а не стоит ли сейчас отвезти ее в больницу. Адель была все в том же праздничном голубом платье, только поверх была накинута совершенно нелепая олимпийка. Глаза и нос в тусклом свете проносящихся мимо фонарей казались розовыми. Хоскинс крутила в руках зажигалку, зажигала пламя и задувала его. Ирвинг сосчитал ровно шестнадцать щелчков. — Приехали, — оповестил он, заглушая мотор. Адель ничего не ответила и просто вышла. Ирвинг поглядел вслед ее голубой юбке, которое быстро растворялось в сумерках, вздохнул, приложился лбом к рулю и выскочил следом. Далекие огни города шедро посылали свой тусклый свет издалека. Блондинка шла медленно, на ощупь, часто щурилась, вглядываясь в нечитаемые надписи надгробий. Ирвинг шел следом. Остановились они на окраине, где были совсем свежие захоронения. Несколько минут Адель просто смотрела на белую плиту, которая в темноте вместе с сестрами-близнецами горела подобно звезде. Потом открыла бутылку с вишневой газировкой, помедлила и вылила все содержимое на землю. Затем достала какие-то бумажки из кармана олимпийки, пробежалась по ним взглядом. Щелкнула зажигалкой и подожгла листы. При виде огня Ирвинг пришел в себе и кинулся к Хоскинс. — Ты что, заживо сгореть хочешь? — Успокойся, все под контролем. Вместо ответа Ирвинг выбил из рук девушки горящую бумагу, от которой осталось совсем маленький обглоданный кусок, и затоптал её. — Что ты творишь?! — Это я у тебя хочу спросить! Ты в своем уме?! — Даже если и нет, то обойдусь и без твоей помощи! Ты все испортил! — Испортил? И что же? Девушка молча сверлила его взглядом, но Ирвинг уже был специалистом в подобного рода разговорах благодаря Брайану и его тяжелому характеру и поэтому смягчил тон. — Что случилось? Почему ты в свой день рождения внезапно подрываешься и едешь сюда? Адель молчала. Ирвинг перевел взгляд на надгробие. В темноте было практически не разобрать, что там написано. И как только Хоскинс углядела что-то, если смогла отличить эту плиту от всех остальных? — Глаза сломаешь, даже не пытайся, — усмехнулась девушка. Она посмотрела блестящими глазами на Ирвинга и сглотнула. — Ты ведь слышал, что две недели назад в лесу нашли труп девушки? — Слышал. — Это она. Я и Хлоя дружили с детства. У нас даже дни рождения были друг за другом: у нее 28 марта, а у меня 29. Но в этом году она не праздновала. А я совсем забыла сделать это за нее: так закрутилась со своим праздником и вспомнила об этом только час назад… Тишина — кладбищенская тишина — оседала вместе с влагой на коже, придавливая к земле, начиненной мертвыми телами словно пирог начинкой. В момент, когда напряжение достигло пика, раздался едва уловимый всхлип. Адель растирала пальцы и дышала на них, пытаясь согреться. Ирвинг подошел к ней и дернул за рукав олимпийки. — Во что ты вырядилась? Смех один. — Отвали. — Ты что, заболеть хочешь? Ты же недавно гриппом болела, вроде даже с осложнениями. — Откуда ты знаешь? — Слышал пару раз, как Оливия в столовой об этом говорила. Снова наступила молчание. Хайнд еще раз глянул на именинницу, прочистил горло и за неимением куртки, которую все крутые парни в фильмах набрасывали в такой момент на плечи мерзнущих девушек, неловко прижал ее боком к себе и обмотал шарфом, который он снял со своей шеи. — Прости, это все, что я могу сделать. Хотя, нет. Я могу еще отвезти тебя домой. — Ты что, рыцарь что ли? — Да, миледи. Я ваш рыцарь. Кто угодно. Хоть дракон. Только, пожалуйста, давай поедем отсюда. — Струсил? — Бесстрашных людей не бывает. А вообще, мне без шарфа холодно. Адель уткнулась носом в его плечо. — Все-таки она была такая идотка, — пробубнила она. — Никогда не думала о последствиях. И однажды она просто пропала. А когда нашли… Мертвым думать ведь необязательно. — Странная ты, — протянул Ирвинг, перебирая ногами на месте. — Я настоящая. — Пойдем назад. — Минуту. Я хочу всего лишь еще одну минуту…***
Брайан еще раз оглядел стену, осмотрелся по сторонам. И только тогда натянул на лицо черный шарф, защищая нос и рот. Ситуация привычная. В ней нет ничего нового. Но от этого она не становится менее захватывающей. Это только кажется простым. На самом деле граффити — не менее трудоемкий процесс, нежели проектирование здания. Ведь это искусство, причем искусство улицы, которое должно одновременно жить в гармонии с миром и выделяться на его фоне. Как ты используешь предоставленное пространство зависит от тебя и только от тебя. И эта мысль всегда приводить в своеобразный восторг. Ведь каждый из нас представлял себя всемогущим творцом хотя бы раз. Композиция, линия, цвет, гамма, настроение, размер, форма, угол обзора, перспектива — все имеет значение, мелочей нет. Это похоже на музыку, только на стене. Но в нашем мире нет слова, которое могло бы описать граффити наиболее точно. Потому что это совершенно другой мир, который существует у нас под боком, но в то же время как-то отдельно от нас. Попасть туда легко. Достаточно один раз не пойти мимо. И в вязкой тишине гудящих проводов отделить тихое шипение баллончика с краской от шипения напуганной кошки у мусорных баков. Уличные художники официально считаются вандалами. Неофициально — гениями сродни Ван Гогу или Пикассо. Правда, таких высот достигает далеко не каждый райтер, да и как ты ни старайся, а общественное мнение победить сложно, если, конечно, возможно вообще. Тебя вряд ли признают художником, и ты не сможешь заработать себе на жизнь таким образом. Даже известный Бэнкси предпочитает сохранять анонимность, хотя его творения на аукционе расходятся за 30-600 тысяч долларов. Какая речь может быть о неизвестных райтерах из богом забытого Бьёрка? Но из каждого правила есть исключения. И Ночная Фурия тому подтверждение. Брайан отходит, чтобы окинуть взглядом весь холст целиком. Удовлетворенно кивает и ставит свой тэг. Немного подумав, приписывает широкими мазками дату «29031992» и спешно покидает граунд. Сумерки сгущаются.