***
Ирвинг спит, утомленный вчерашней вылазкой с Брайаном, когда в дверь настойчиво звонят. Хайнд бормочет что-то спросонок, но нежданный гость оказывается мало того, что упертым, так еще и нетерпеливым. Потому что вскоре трель звонка начинает чередоваться с ударами в дверь. Заспанный, проклинающий всех и вся, Ирвинг кубарем скатывается с лестницы, досадуя на Брайана, который посмел так крепко спать в это утро — которое на самом-то деле оказалось часом дня, но ведь это неважно, ведь утро тогда, когда проснулся. Рывком открыв дверь, Ирвинг тупо уставился перед собой. На пороге стояла Адель. Она удивленно осматривала всклоченные волосы и растянутый халат, который парень натянул впопыхах. От рассмотрения друг друга их отвлек собачий лай. — Беззубик! — счастливо крикнул Хайнд, присаживаясь на корточки, чтобы прижать питомца к себе. Беззубик сам кинулся в объятия хозяина, принимаясь старательно вылизывать веснушчатое лицо. Ирвинг смеялся и все никак не мог отпустить пса, теребя его по загривку. Спустя, кажется, целую вечность, он смог наконец оторваться от собаки и поднял светящиеся счастьем глаза на Адель. — Это ты его нашла? — Ага, — Хоскинс невольно улыбнулась, глядя на картину воссоединения. — Он прятался под моим крыльцом. — Спасибо тебе, что привела его домой. Я уже потерял всякую надежду отыскать его. Беззубик несколько раз тявкнул и завертелся волчком вокруг Ирвинга. Тот попытался было остановить мельтешения питомца под ногами, но только запнулся и начал падать. Адель схватила его за руку, но удержать не смогла и повалилась следом. Они упали. Пес заливисто лаял, нарезая вприпрыжку круги. С лестницы послышался недовольный голос Брайана: — Ну что опять с утра пораньше? Беззубик, услышал его голос, рванул тут же к нему. Силу, конечно, же он не рассчитал, поэтому сбил уже второго за последние несколько минут человека. Фьюри осел на ступеньку, больно ударившись о перила. Но боли он не заметил, радостно и неверующе осматривая собаку перед ним. — Я все еще сплю? Если это сон, то я не хочу просыпаться! Беззубик! Иди сюда, — и он принялся тискать животное. Осознав, где она лежит и на ком она лежит, Адель смутилась и поспешно поднялась на ноги. Ирвинг схватился за протянутую ему руку и тоже принял вертикальное положение. — Спасибо тебе, — не зная, куда деваться от смущения, сказал красный как рак Хайнд. — Да не за что, — ответила не менее смущенная Адель. — Я бы его еще вчера привела его сюда. Но почти все объявления о пропаже были испорчены дождем. Пришлось постараться, чтобы узнать, кто хозяин Уголька. — Ты назвала его Уголек? Мило. — И это говорит человек, назвавший собаку Беззубиком! — Адель несильно ударила Ирвинга в плечо. — Зато оригинально и запоминается легко. Брайан все-таки спустился с лестницы, рядом с ним вился Беззубик. — Честно слово, я будто проснулся в рождественское утро и обнаружил самый желанный подарок под елкой! — улыбнулся он. — Ну, в общем, я рада, что смогла помочь. Всего хорошего, я пойду. — Постой! А как же вознаграждение? — Мне оно не нужно. — Эй, нет, — решительно сказала Ирвинг. — Так не пойдет. — Деньги я не возьму! — А кто тут говорит про деньги? Как насчет м-м… Чашки чая в качестве благодарности? Адель кивнула. — Я тогда сбегаю с Беззубиком до магазина, куплю пирог в честь такого праздника, — сказал Брайан, убегая вверх по лестнице. Когда он скрылся на втором этаже, Адель спросила: — Слушай… — Да? — А почему… — Она немного замялась, но быстро справилась с заминкой. — Что он тут делает? Стенли же его постоянно задирал раньше. Ирвинг посмотрел ей в глаза и сказал просто, без намека на шутку: — Его зовут Брайан. И он мой брат. — М-м, понятно. — Снимайте куртку и проходите в гостиную, миледи. А я, с вашего позволения, переоденусь во что-то более приличное. Ирвинг быстро затоптал по ступенькам, полы халата подобно парусу развевались за его спиной. Адель стянула кроссовки и прошла в гостиную, по пути оставляя верхнюю одержу на полу. Когда она зашла в комнату, за спиной хлопнула входная дверь, выпуская Брайана и Беззубика. В гостиной Адель принялась рассматривать фотографии, что были расставлены на каминной полке. Первая оказалось детской фотокарточкой. Пухлощёкий малыш в панамке сидел на корточках с лопаткой в руке и сосредоточенно лепил замок из песка, когда его сфотографировали. Рядом стоял портрет мистера и миссис Хайнд в день свадьбы. Последняя фотография была сделана совсем недавно: Ирвинг за рулем своей машины и сидящий на соседнем сидении Брайан, который наполовину высунулся из открытого окна. Это фото еще не успели вставить в отдельную фоторамку, вставив за рамку поверх другой фотографии. Адель подцепила ногтем карточку, желая посмотреть фото, которое скрывается под ней. — Еще раз, спасибо, — голос Ирвинга раздался прямо за спиной, Адель вздрогнула. — Беззубик хорошо себя вел? Хоскинс обернулась. Ирвинг переоделся в полосатую водолазку с растянутым воротом и потертые джинсы, на которых виднелись несколько полос фиолетовой краски. Адель прыснула. — Что? — недоуменно спросил Ирвинг. — У меня что-то на лице? — Нет, — она покачала головой. — Краска на джинсах. — А-а, это. Просто запачкался. — Хорошо. — Не понял. Что в этом хорошего? Адель снова рассмеялась. — Я про твой вопрос. Беззубик вел себя хорошо. Просто прекрасно. Он очень хороший пес. И где ты его нашел? Взял из приюта? — Нет. Подобрал на улице. — На улице?! — Да. При первой встрече я разбил ему передние лапы, но потом взял тайно к себе, отец был против собаки, но сейчас все хорошо. Я наверно не очень понятно говорю, да? Это немного запутанная история, — Хайнд нервно посмеялся. — Никогда бы не подумала, что он вырос на улице. Обычно бездомные собаки недружелюбные, но Беззубик такой ласковый. Я не очень люблю животных. Ну, по крайней мере, думала, что не люблю. А сейчас, мне кажется, что мне будет одиноко. — В Бьёрке полно бездомных собак, два приюта и одна ветлечебница. — Вряд ли я заведу собаку. Ухаживать за ней — очень хлопотно. А я пока не готова взять на себя эту ответственность. Разговор прервал звонок телефона. — Извини. Ирвинг подошел к аппарату в коридоре и снял трубку. — Дом Хайндов… Да, это я… Что? Вы шутите?!.. Да… Да, я сейчас буду! Ирвинг вернулся в гостиную. — Что-то случилось? У тебя лицо бледное. — Мне надо срочно в больницу. Моего отца доставили туда в тяжелом состоянии. Прости, но чай придется отложить. Ты можешь подождать, пока Брайан и Беззубик не вернуться? — Да, конечно, — растерянно ответила Адель. — Передай, пожалуйста, что я поехал в больницу. И прости, что так вышло. Адель нахмурилась. Ирвинг смотрел потерянно, словно его резко вырвали из сна, и он все еще не пришел в себя. — Хватит извиняться! — Хоскинс толкнула парня в грудь. — Проснись! И езжай быстрее! Вот твои ключи, — она всучила ему в руки ключи от машины. — Спасибо. Прости. Ирвинг неловко сжал её руку, а потом резко дернулся к выходу, совершенно забыв про куртку. Входная дверь хлопнула и скрипуче, словно веер, открылась. Серые облака тревожно перекатывали по небу, собираясь в тучи. Где-то вдалеке грохотал гром. Ветер гнал по асфальту комки слипшихся с грязью прошлогодних листьев и забирался по ступенькам в дом. Пахло озоном и сыростью. Адель передернула плечами и закрыла дверь. Она не могла сделать совершенно ничего в этой ситуации. Хайнд вскочил на водительское сидение и судорожно вставил ключ в замок зажигания. Джип затарахтел, захрипел, завелся с третьей попытки. Ирвинг не помнит ни как добрался до больницы. Ни как бросил машину с открытой дверью на парковке. Ни то, как дежурная сестра сначала пыталась получить от него подпись на каких-то документах, а потом, так и не добившись своего, отвела его ко входу во вторую операционную. Помнит только, как в отупении провел два часа на жестком сидении. Наконец, тревожно красная лампа над входом погасла. Спустя целую вечность в коридор вышел врач с планшеткой в руках. Ирвинг поднялся. Врач открепил ручку, удерживаемую пружиной, перевел уставший взгляд с документа на Хайнда. — Мы сделали все возможное. Я сожалею. — И по глазам видно: действительно сожалеет. — Твой отец умер от потери крови в результате огнестрельного ранения в живот. Ирвингу кажется, будто мир перевернулся. Ему вдруг неловко. Он не знает, куда девать руки, как поставить ноги, да и как ему вообще теперь ориентироваться в пространстве. — Твоя мать или кто-нибудь другой из взрослых может подойти сейчас сюда? — Моя мать в Филадельфии. Никого другого нет, — медленно сказал Ирвинг. — Тогда вот, — врач протянул планшетку и ручку. — Распишись в получении свидетельства о смерти. Ирвинг, не задумываясь, на автомате чиркнул в поле, отмеченном галочкой. — Мы позвоним твоей матери, — врач настойчиво вставил в руки плотный сложенный вдвое лист, а потом похлопал по плечу. — Мне жаль, что так получилось. Горло скрутил в тугой узел спазм. — Не уходи сейчас никуда, хорошо? — Продолжал врач, крепко сжимая чужие плечи. В ответ — кивок. Мужчина осмотрел парня с ног до головы и ушел. Ирвинг осел на скамейку, подтянув колени к груди. Фиолетовые пятна краски на джинсах вдруг перестали казаться нелепыми, в зеленоватом свете ламп — издеваясь над всей ситуацией. Мутило.***
На следующий день вся первая полоса всех городских печатных изданий пестрела фотографиями Драго Блудвиста и кричащими заголовками. О смерти шерифа говорилось в небольшом некрологе в конце разгромной статьи на целый разворот. Бывший директор Орин хай не признавался в убийстве Хлои Вульф и Стенли Джонсона, его адвокат — малоизвестный мистер Дагур так же настаивался на непричастности своего клиента к этим преступлениям. Единственное, что они признавали — это убийство шерифа Хайнда. Однако полиция активно искала доказательства виновности мистера Блудвиста в смерти подростков и без остановки готовилась к предстоящему суду. Слушанье было назначено через неделю. Орин хай была в блаженном неведение. Подростки сами по себе мало интересуются политикой, экономикой или же глобальными экологическими проблемами. Они больше любят сплетни, нежели газетные статьи. А учителя не спешили разрывать идиллию неведения. Адель, честно выполнив просьбу Ирвинга, дождалась Брайана и Беззубика, а после пошла домой. Она рассчитывала встретиться с Хайндом в понедельник и выяснить, что произошло. Но на следующий день он не пришел в школу. Как и Брайан. Ей было неспокойно, но Хоскинс всячески гнала от себя тревогу. Она успокаивала себя тем, что Ирвинг скорее всего прогуливает. А уже вечером во время семейного ужина она узнала о случившимся. А уже во вторник вся школа шепотом обсуждала произошедшее. Потому что о таком только шёпотом и говорят. И как-то так получилось, что единственные, кто не обсуждал это, на обеденной перемене собрались вместе. Почти прежним составом. Оливер что-то бездумно набрасывал в блокноте, Оливия ковырялась в салате. Рядом сидящий Герман разрывал салфетку на короткие полосы и скатывал из них шарики. Адель тянула через трубочку молоко. Тучи за окном все больше и больше наливались свинцом, громоподобно ворча, все грозясь пролиться дождем, но не выполняя своих угроз. — Кто-нибудь знает адрес Ирвинга? — подает вдруг голос Оливия, все так же не отрывая взгляд от тарелки. — А тебе зачем? — удивляется Адель. — Хочу проведать. Адель хмыкает. У нее самой в голове крутились подобные мысли. Но вот осуществлять их в реальности она не спешила. — Ты уверена, что это нужно? — спрашивает Оливер. — Вдруг мы придем не в самое подходящее время? — Самое неподходящее время наступит тогда, когда начнется депрессия. Со всеми вытекающими. Оставлять человека одного опасно, — тихо говорит Герман и передергивает плечами, вспоминая медицинскую статью, которую нашел пока искал в справочнике причины своих приступов. И то, что Герман еще нашел в том справочнике, ничего хорошего в себе не несло. — Весомый довод, признаю, — капитулирует Оливер. — Тогда пойдем после уроков? — спрашивает его близняшка. Робинсон удивляется: — Все вместе? — Ну, — Оливия немного смутилась, но отказываться от своей идеи явно была не намерена. — Чем больше народа — тем лучше, да? — А адрес можно у секретаря спросить. — Не надо, я знаю адрес, — нехотя говорит Адель. — Откуда? — Я вернула потерявшегося пса Ирвинга. Нашла его дом по объявлению. — Точно! Я, кажется, что-то такое видел, — щелкнул пальцами Оливер. — У него есть собака? — изумилась Оливия. — Тогда после уроков выдвигаемся? — Ага. Мы все идем? — Ты тоже, Оливер? — обратилась сестра к близнецу. — Ну да. Не знаю почему, я чувствую, что должен пойти. — Странная формулировка, — фыркнула Тоу. — Герман, ты с нами? — спросила Адель. — Если ты откажешься, мы поймем. Робинсон покачал головой. — Нет, я с вами. Пусть то, что было в прошлом, останется в прошлом. Да и фактически вы мне ничего плохого не сделали. — Тогда встречаемся у ворот школы после уроков. — Договорились. Прозвенел звонок. Школьный муравейник закопошился.***
Ванда прикрывает глаза. Она держит сына в своих объятиях. Держит крепко-крепко, боясь отпустить. Одного дорогого ей человека она уже потеряла, второго терять не намерена. Она прилетела первым же рейсом, едва только услышала в голосе на том конце провода знакомо-скорбное «Сожалею вам сообщить». Ванда срывается с работы, не заезжая домой, отправляется в аэропорт. И через пять часов она вбегает в холл больницы, в которой проработала почти десять лет. Её тут же встречает дежурная медсестра. Она выдает все документы и отправляет к патологоанатому. В морге Ванда молча разглядывает тело, накрытое белой простыней, слушает, что говорит женщина-врач, а после идет в кабинет психиатра, где, как ей сказали, её ждал Ирвинг. Сын выглядит потерянным, он теребит в руках какую-то бумагу, которая на поверку оказывается свидетельством о смерти. Ванда обнимает Ирвинга и тихонько поглаживает по затылку. — Ничего, ничего, — бормочет она. — Все будет хорошо. Она делает то, что проделывала тысячу раз с родственниками умерших, которые за столько лет работы в больнице прошли через нее. Отточенные до автоматизма навыки не дают волю эмоциям, отрезвляют. У Ванды в руках сейчас сжимается в комочек ее сын, маленький ребенок, о котором она, как мать, как взрослая, должна заботиться. И она делает все возможное. Ванда быстро договаривается насчет похорон, находит место на кладбище, получает поддержку от Городского совета Бьёрка, разбирается с документами на опеку. И это только за один день. Вечером понедельника она, уставшая, сидит в гостиной, обнимая Ирвинга. Брайан с Беззубиком сидит рядом. По телевизору показывают бейсбольный матч, но никто его не смотрит. Ванде еще предстоит разобраться с переездом, судебным слушаньем по делу убийства её мужа. А также решить финансовую проблему. И все это в кратчайшие сроки. Потому что позволить себе отпуск за свой счет продолжительностью в две недели Ванда не могла. А еще Миссис Хайнд собиралась увезти обоих мальчиков, как и не собиралась отдавать кому-либо Беззубика. Но содержать четверых в одиночку — довольно проблематично, даже с учетом того, что Ванда зарабатывала довольно прилично. От всех размышлений и расчетов голова начинала болеть. Думать о том, что будет через неделю не хотелось. Ванда похлопывает сына по плечу. Ирвинг отодвигается от нее. — Почему так произошло? — задает, наконец, вопрос, терзающий душу. — Почему именно с ним? — Потому что это происходит со всеми, дорогой, — женщина мягко убирает со лба Ирвинга пряди ржавых волос. — Рано или поздно. — Уж лучше поздно, чем рано. — Иногда лучше уж рано, нежели поздно, — говорит Брайан. У него глаза стеклянные в экран телевизора смотрят. Ирвинг вдруг вспоминает, что его настоящие родители погибли. — Память обладает удивительным свойством стирать все плохое. — Время лечит? — усмехаясь, переспрашивает Ирвинг. — Нет. Время не умеет лечить. Оно позволяет забыть то, что приносит боль. — Все будет хорошо? — Все будет хорошо. Ванда смотрит на наручные часы и говорит: — Давайте спать, уже поздно. Хотя на часах только восемь вечера, никто не возражает. Телевизор выключается, все расходятся по комнатам. Беззубик сворачивается у ног хозяина и чутко сторожит неспокойный сон Ирвинга. Он чувствует, что его человеку сейчас очень больно, и со всей преданностью, на которую не способно человеческое сердце, остается рядом. И пусть он не говорит утешающих слов, одно его присутствие помогает. Утомленный стрессом организм засыпает быстро. Ирвинг спит почти сутки. Его будят звонок, а затем стук в дверь. Пробуждение в точности повторяет предыдущие. И Хайнду спросонок кажется, будто бы ничего не было: что к нему не приходила Адель, что никто не звонил из больницы. Что отец жив. Но Ирвинг открывает глаза и обнаруживает на своих коленях Буззбика. Иллюзия рассыпается словно дорогущий фарфор: в крошево. В дверь вновь стучат. В этот раз более настойчиво. Ирвинг встает с кровати и спускается вниз. Гостям открывает Брайан. Ирвинг пристраивается ему за плечо. На пороге стоит компания из близнецов Тоу, Германа Робинсона и Адель Хоскнинс. — Привет? — говорит Оливия. — Привет, — хрипит в ответ Ирвинг.***
Поначалу Герман думал, что будет неловко. Что они будут просто сидеть в тишине, не зная, что сказать. Он представлял Ирвинга убитым горем. Но, видимо, присутствие Брайана — ха-ха! вот это совпадение! так вы братья? — и черно пес по кличке Беззубик рядом помогают справляться. Они устраиваются на кухне, пьют чай. Оливия и Оливер наперебой рассказывают школьные новости, стараясь не касаться больных тем. Адель просто смотрит, подперев голову рукой, лишь изредка вставляя свои комментарии. Герман же просто молчит, совершенно не представляя, что он тут забыл, зачем пошел, да и что он может сказать? «Не переживай»? «Все пройдет»? Они не настолько близко знакомы, чтобы говорить такое. Робинсон просто рассматривает Ирвинга, потом Беззубика, который не на шаг не отступает от хозяина, и в конце улыбающегося Брайана. Чувство собственной ненужности достигает пика. -… А ты что думаешь, Герман? — обращается к нему Ирвинг. — Как думаешь, сериал «Горец»** будет на том же уровне, что и фильмы? — Не знаю, — блондин пожимает плечами. — Не все ли равно? — Почему мне должно быть все равно? — изумляется Хайнд. — Если я тебя спрашиваю, значит мне интересно твое мнение, разве нет? Мне понравился фильм. — Конечно, — хмыкает Брайан, — фильм, в котором использован почти весь альбом «Queen», не может быть плохим. — «Queen» — хорошая группа, — вступает Адель. — Но фильм так себе. Зачем было делать такое убогое продолжение? Лучше было бы остановиться на первой части. А теперь еще и сериал запускают. — Думаю, нам раскроют вселенную бессмертных получше. А ты смотрел «Горец», Герман? — вновь обратился к Робинсону Ирвинг. — Нет, видел только самое начало первой части. — Да ладно! — хором заявляют Ирвинг и Адель. — Первая часть еще же в 1986 году вышла! — вставляет Брайан. — Давайте тогда посмотрим, — предложил Оливер. — Я тоже не видел это кино. — У меня как раз есть кассета, — вспомнил Ирвинг. — Герман, ты не против посмотреть? Уже в которой раз за сегодня кто-то спрашивает его мнение касательно чего-то. И либо Герман настолько разучился общаться с обычными людьми, либо он просто свихнулся, но ему кажется, что проявление заботы о совершенно чужом человеке — это что-то сверхъестественное, выходящее за его рамки понимания реальности. Ведь это же ненормально? Да? Так ведь? Робинсон кивает. Компания перемещается в гостиную. Ирвинг возится с кассетой, Адель не выдерживает и поднимается с дивана помочь. Оба, препираясь, наконец, налаживают технику. На экране мелькают первые кадры. Когда магия кино заканчивается, приходит мать Ирвинга, Ванда. Она приглашает всех на кухню, и они уже сидят все за столом, едва помещаясь, обсуждая фильм и запивая свежие впечатления горячим чаем. Идя домой в сумерках, Герман пинает попавшийся под ноги камешек. Мысли лениво текут, пока не разбиваются о скалу понимания. Герман останавливается, пораженный открытием. За сегодняшний день с ним не случилось ни одного приступа. За сегодняшний день он ни разу не вспомнил про свой недуг. Он слабо улыбается и думает, что хотел спасти Ирвинга, а получилось так, Ирвинг спас его, сам того не ведая.***
Ирвинг выходит из дома на вечернюю прогулку с Беззубиком. Поводок отстегнут, но пес не спешит убегать. Он медленно идет рядом, наслаждаясь вечером. Так они доходят до главной площади Бьёрка. Ирвинг останавливается напротив громады «Мьёльнира» и уплывает в свои мысли. После дня, проведенного в окружении людей, одиночество ощущается особенно сильно. Хайнд осознает, что если бы он остался один, то с головой погрузился бы в омут отчаяния. И он готов благодарить богов за то, что этого не произошло. Он закрывает глаза и мысленно говорит «спасибо» каждому, кто сегодня был с ним. В грудь по-прежнему зияет дыра. Но она медленно, миллиметр за миллиметром начинает затягиваться. Пройдет еще немало времени, прежде чем она зарастет полностью. Но ведь главное, что зарастет. Ирвинг вдыхает полной грудью. По странному стечению обстоятельств, он и Беззубик одни на площади. Светофоры перемигиваются, в окнах домов вокруг горят огни. Мир наполнен островками света в сумеречной мгле апрельского вечера. А тучи над головой, так и не разверзнувшись дождем, быстро клубятся, плывут и уходят куда-то, забирая с собой затянувшиеся весенние грозы. После них остается запах морской соли, который, видимо, они принесли откуда-то с побережья. Запах этот проникает внутрь и заполняет всё существо, десятикратно усиливая тоску по отцу, которая иглой вонзается под ребра. Печаль подобно волнам, набегающим на берег, пытается утопить в своих водах, но доходит только до горла. Ирвинг уже не тонет, но и не всплывает. Для этого требуется время, которое в последнее время внезапно подорожало в цене. Беззубик каким-то мистическим образом отслеживает состояние двуногого существа, подставляется под руку, заглядывает в глаза и тыкается носом в ногу, утешая, как может. Хайнд теребит животное по загривку и переводит взгляд на «Мьёльнир». Все будет хорошо.