Через все времена

Когда наступила зима, Джури почувствовал странное волнение. Не беспокойство за свою судьбу, нет – несмотря на юный возраст, Джури уже тогда понимал, что не стоит горевать о неизбежном. Он едва ли верил, что переживет зиму в таком страшном месте, как детский приют, и старался сосредоточиться на выживании в конкретный момент, не думая о завтрашнем дне. Волнение было иного рода. Часто, по несколько раз в день, Джури чувствовал, как внутри него поднимается теплая волна, от живота к горлу, а после расходится истомой по всему телу, отдается дрожью на кончиках пальцев. Поначалу это было даже приятно, но постепенно странные ощущения учащались и усиливались. Через несколько недель они уже начали доставлять дискомфорт: порой Джури казалось, будто что-то его щекочет изнутри, иногда это больше походило на слабый, но навязчивый зуд. Как-то раз Джури не мог уснуть всю ночь, ворочался с боку на бок, но справиться с собой не получалось. Хотелось куда-то бежать, что-то делать, залезть в горячую или, наоборот, очень холодную воду, чтобы успокоить взбесившееся тело. Джури не понимал, что с ним происходит, но начал подозревать, что заболел чем-то. Это было очень плохо: брошенных детей никто не лечил, серьезная хворь означала верную смерть. Надзиратели забирали больных, пока те не заразили остальных, и куда они уводили этих детей, никто не знал, но только больше их не видели. Джури не желал попасть в их число, он не сомневался, что в таком случае ничего хорошего его не ждет. – Лежи спокойно, урод! – рявкнул мальчишка постарше, пытавшийся уснуть в каком-то ярде от Джури. – В рыло давно не получал? С наступлением холодов в комнате все спали плохо – ветхие одеяла да солома на полу совсем не держали тепло. Своей возней Джури только злил и без того агрессивных подростков. Он замер на месте, закрыл глаза и попытался сосредоточиться на своих ощущениях. Это было настолько удивительно, что в ту пору ему не хватило бы слов, чтобы описать собственное состояние. Он словно чувствовал каждую свою вену, каждый тонкий капилляр, чувствовал, как кровь бежит по телу, чувствовал каждый свой волосок и каждый миллиметр кожи. Джури будто слышал себя самого. Это было потрясающе здорово и тревожно одновременно. Серые дни сменяли друг друга, Джури как и прежде был тише воды, выполнял свою работу, старался не думать о голоде и прислушивался к себе. Последнее очень отвлекало от происходящего вокруг, что было только к лучшему. Непонятные метаморфозы в собственных ощущениях будоражили, внешних перемен у себя Джури не замечал, но вот внутри него все клокотало. "Может, я просто взрослею? Может, так у всех взрослых?" – спрашивал себя Джури, но ответа найти не мог. Посоветоваться или обсудить с кем-то странные изменения он не мог. Пускай дети в приюте общались между собой, Джури понимал, что говорить о таком опасно. Как долго продолжалось бы все это, удалось бы Джури пережить зиму, выдавшуюся в Хателионе в тот год на редкость холодной, он так и не узнал – все изменилось в один день. Джури, как и остальные воспитанники детского дома, не представлял, какой тогда был день недели – они все сливались воедино, ведь выходных у детей не было. Он вернулся из порта не просто уставший, а обессиленный – его и еще нескольких мальчиков заставили драить грузовую шхуну. Джури едва ли не спотыкался от голода и утомления, когда плелся по коридору к столовой. Вдруг его неожиданно схватили за шиворот и затащили в примыкавший темный проход. – Привет, сопляк, – на своем лице Джури почувствовал смрадное дыхание и поморщился, стараясь не дышать. Он устал так сильно, что даже толком не испугался, когда одно его запястье сжали до боли и прижали к стене. Вторая рука осталась свободной, но Джури даже не пытался сопротивляться, только отчаянно шарил ею по влажной каменной кладке. – Пусти… – слабо прошептал он и дернулся, но никакого результата не добился. – Сегодня ты не жрешь, малой. Забираешь свой ужин и несешь нам, усек? Джури моргнул. Глаза постепенно привыкали к полумраку, и он наконец понял, кто был перед ним. Этого мальчишку он не знал по имени, тот жил в другой комнате, но Джури нередко видел его на отработках или просто в коридорах. Он был высоким и широкоплечим с бородавкой на подбородке, на вид ему было лет пятнадцать. Многие его побаивались, глядели с опаской – Джури и раньше не сомневался, что такой отвратительный на вид тип должен обижать других детей, а теперь только утвердился в этом. За спиной мальчишки Джури рассмотрел еще два силуэта. Шансов справиться самостоятельно у него просто не было. – Ты понял, что я сказал? – зло прошипел парень, не дождавшись ответа, и Джури почувствовал, как в бок ему уперлось что-то острое. Он торопливо выдохнул, втягивая живот в себя, но неприятное покалывание не исчезло. Джури не мог видеть, но понимал, что у его врага в руке был нож или какое-то иное опасное для него оружие. – Да, – сдавленно прошептал Джури. – Не слышу, малой. – Я… Я принесу, – повторил он дрожащим голосом. – Я принесу, – противно передразнил мальчишка, но хватку ослабил. – Смотри, чтоб надзиратели не видели. Если из-за тебя попадемся, кишки выпущу. В том, что угроза была реальной, Джури не усомнился – в приюте всякое происходило, виноватых никто никогда не искал. Если взрослые мальчишки не попадутся на горячем, их никто никогда не накажет. Ждать помощи было неоткуда, Джури ничего не оставалось, как повиноваться. Как назло именно в этот вечер ужин был роскошным по их меркам – давали хлеб, три куска, еще и с маслом, и жидкую похлебку. Суп Джури съел, он все равно не смог бы вынести тарелку. Скудная еда почти не успокоила голод, но Джури мало обращал на него внимание: его колотило от страха. При самом лучшем раскладе у него заберут еду и отпустят. При худшем… Джури сглотнул: об этом не следовало думать. Спрятав хлеб под рубашку, он медленно, будто отсрочивая собственный приговор, вышел из столовой. К счастью никто не заметил манипуляций с едой: его собратья по несчастью были слишком увлечены ужином, а надзирателей было не так много, чтобы следить за каждым. В темном тупике, где его зажали получасом ранее, никого не было, и Джури, прижавшись к стене, затаил дыхание и приготовился ждать. Кровь гулко стучала в висках, а волнение, которое Джури испытывал в последние минуты, превратилось во внутреннюю дрожь. Джури очень боялся, но в этот момент понимал, что его трясет не от страха, а от чего-то иного, неведомого. – А вот и наша девочка. Принес? Уже знакомый голос звучал ядовито-ласково, Джури не видел своих обидчиков, но снова разглядел три силуэта. Он вытащил хлеб из-за пазухи и дрожащей рукой протянул вперед. – Наша крошка трясется, только погляди! – захохотал главный мальчишка, и его друзья поддержали его в этом, но тут же заткнулись, когда в коридоре послышались шаги. "На помощь!" – мысленно взмолился Джури, но кто бы ни шел мимо в этот момент, разворачивающуюся рядом сцену он не заметил. Шаги стихли, а обидчики Джури принялись за угощение, громко чавкая и не говоря ни слова. – Можно, я пойду? – слабо прошептал Джури. Все, что у него было, он отдал, делать ему здесь было больше нечего. – Погодь, – хрюкнул парень в темноте. – А сладкое ты нам принес? – Сладкое? – опешил Джури. – Ты чё, глухой? Сладкое, да. Принес? – Какое еще сладкое? Никакого сладкого им в жизни здесь не давали, и Джури вдруг отчетливо осознал, что пришел конец – отпускать его никто не собирался. Колени предательски прогнулись. – Ай-ай, как же так? Я ведь говорил, чтобы ты принес нам еду. Мы же любим сладкое после ужина, ага? Вопрос был адресован его приятелем, и те засмеялись в ответ, придушенно, чтобы не услышали случайные прохожие, и как-то глумливо. "Нет, не надо…" – по себя взмолился Джури, закрывая глаза. От страха даже во рту пересохло. – Снимай штаны, – скомандовал главный парень, и Джури распахнул глаза, вжимаясь в стену сильнее. Если бы камни были чуть мягче, он бы точно просочился сквозь них благодаря одной лишь силе своего отчаяния. – Нет. Голос прозвучал неожиданно твердо – он сам от себя не ожидал. Ему было всего девять, однако жизнь рано научила Джури вещам, которые в его возрасте знать не полагалось. Он видел, что порой старшие и более сильные делали с младшим и слабыми – это было и страшно, и омерзительно. Джури был слишком тихим и незаметным, чтобы на него обращали внимание, и до этого дня ему везло. – Очень смешная девочка, – из голоса мальчишки пропала вся веселость. – Снимай, я сказал. – Нет! В этот момент одновременно произошло несколько событий. Парень двинулся к Джури – в полумраке тот увидел, лишь как тень качнулась в его сторону. Джури вскинул вперед руки в отчаянном жесте, в желании защищать себя до последнего, и вдруг почувствовал, как неведомая сила словно хлынула через его ладони. Джури показалось, что он заорал, а может, этот крик слышался лишь в его голове. Темный тупик вдруг осветило – в нескольких ярдах от мальчишек стояла пара надзирателей с газовой лампой в руках. И потому все присутствующие, включая самого Джури, увидели поразительную картину. Джури не прикоснулся к нему – от его рук до старшего мальчишки было добрых полтора ярда. Но невидимая глазу сила отшвырнула обидчика к стене, словно тот был не тяжелее перышка. Хрустнули кости – звук был похож на тот, с каким трескаются лесные орехи, если наступить на них ногой. Последнее, что отразилось в глазах обидчика Джури, – неподдельное недоумение, когда его уже безжизненное тело медленно сползло на пол. Вокруг разбитой головы расползалось кровавое пятно, желтоватый свет лампы неверно дрожал на стенах. Двое оставшихся мальчишек, забравших у Джури ужин, шарахнулись в разные стороны, прижались к стенам и с ужасом уставились на него. Не меньший страх читался и в глазах немолодых бородатых надзирателей, замерших как вкопанных рядом. Но Джури не замечал этого. Подняв собственные руки к глазам, он смотрел на раскрытые ладони и спрашивал себя, что это было. Ладони выглядели как обычно, ничего нового. Только трясти перестало, Джури больше не чувствовал знакомого волнения. Как будто некая сила внутри него на время притаилась. Или нашла выход. Как долго длилась немая сцена, Джури не знал, но в какой-то момент повисшую тишину нарушил неуверенный голос одного из надзирателей: – Этот щенок, что… Волшебник? ~ После сытного обеда домой Джури отправился не сразу, хотя до этого собирался – слишком уж чудесным был весенний вечер, чтобы заточать себя в четырех стенах в обществе хмурого, вечно недовольного, да к тому же навязанного ему насильно сожителя. "Сойк все равно не пришел еще, – успокоил себя Джури. И мысленно добавил: – Наверное". Где пропадал целыми днями его новый учитель, Джури по-прежнему не знал, но теперь предполагал, что кроме деревенских он лечит и приезжих больных. Джури пытался переварить неожиданно полученные сегодня сведения, но они никак не укладывались в голове. Не вязался образ мрачного, почти агрессивного Сойка с теми прекрасными качествами, о которых взахлеб заливались его новые знакомые. Джури не был дураком и, конечно, предположил, что сделал о Сойке чересчур скоропалительные выводы – в конце концов, крестьяне давно знали своего целителя. Однако признаться даже самому себе, что был неправ, оказалось чертовски сложно. Волны бились о скалы, к вечеру поднялся ветер, и Джури, бредя вдоль обрыва, дышал полной грудью. Соленый морской воздух был свежим, удивительно приятным, и Джури вдруг понял, что ему становится как-то легче на душе, намного лучше, чем было все дни до этого. Объективных причин для радости не было, Джури одернул себя, напоминая, что встреча с Сойком быстро испортит ему настроение и расслабляться не стоит. Однако в голову лезли исключительно умиротворяющие мысли, и Джури даже позволил себе понадеяться, что сегодняшний вечер пройдет хорошо и что бальзам, приготовленный им, Сойку понравится. Свет в окошке одинокого домика на утесе Джури заметил издалека – хозяин уже вернулся, но спешить он все равно не стал. Неторопливо подходя к дому, Джури замер на мгновение: ему послышались голоса, что было удивительно – на утес никогда не являлись гости. Он прислушался и вдруг понял, что разговаривают в самом доме. Джури не знал, зачем затаил дыхание, и, мягко ступая, приблизился к приотворенной ставне. Привычки подслушивать за ним никогда не водилось, но слишком уж неожиданно было обнаружить визитеров у нелюдимого Сойка. – Скиёль? Да ты шутишь! Я думал, этих тварей разогнали окончательно еще лет пять назад! Громкий, хорошо поставленный голос вдруг показался Джури знакомым, и понадобилась секунда, чтобы понять – говорил Леда, тот самый странный парень, которого он недавно повстречал на пляже. "Ну да, он же обещал зайти", – вспомнил Джури. Интрига исчезла, не успев зародиться, но вместо того, чтобы войти в дом, Джури почему-то остался на месте, прислушиваясь. – Думаю, какой-то темный колдун заточил его в погреб и как последний идиот зашил формулу в крышку. Крышка провалилась, печать исчезла. Сойк говорил сухо и неэмоционально – Джури вдруг почему-то порадовался, что тот такой извечно недовольный не только с ним одним. И что идиотом величает тоже не только его, Джури. – Сколько тебе понадобилось времени? – Секунд двадцать. – Двадцать секунд, чтобы убить скиёля?! Старее-ешь, Сойк… – Бесспорно. – Во времена нашей молодости тебе хватало пяти секунд. – Это было давно, Леда. – Но все равно ведь здорово тряхнуть стариной, а? Сразиться с монстром и выйти победителем. Ты почувствовал себя снова живым? – Мне не надо чувствовать себя живым, Леда, я и так живой. И каждый гребаный день остаюсь живым! Джури вздрогнул. Если до этого Леда говорил шутливо и будто подначивал Сойка, а тот отвечал односложно с явно сдерживаемым раздражением, то под конец злость вырвалась, и Сойк едва ли не повысил голос. О смысле услышанного Джури предпочел вообще не задумываться: слишком странно прозвучали слова Леды. "Во времена нашей молодости"? Разве могла быть у Сойка с Ледой общая молодость, когда Леда выглядел едва ли не юнее Джури? И как можно уничтожить низшего демона за пять секунд?.. "Еще неделю назад я бы рассмеялся, если бы мне сказали, что его можно прикончить за двадцать", – напомнил себе Джури. – Все закончится однажды, – голос Леды изменился, он звучал мягко и успокаивающе, но на Сойка это не произвело впечатления. – Раньше ты говорил, что я привыкну, – огрызнулся он. – Я ошибся. – Ты никогда не ошибаешься. Ты просто пытался меня убедить. – Такого упрямого осла не убедишь, – по голосу было слышно, что Леда улыбнулся. – Ты ведь сам не пытаешься, закрылся в этой хижине, отгородился от всех. Все могло быть иначе, ты ведь знаешь. – Знаю, – сварливо отозвался Сойк. – А еще знаю, что ты мне не рассказал о смерти мастера Эймана. Почему? Уверен, ты знал. – Разумеется, знал, но тебя это огорчило бы. Ты ведь любил старика. – Старого маразматика? Пф… – Любил, – упрямо повторил Леда. – Главное, что он меня обожал и души не чаял, – о деревянный стол стукнула оловянная кружка, а следом послышался звук отодвигаемого стула. – Сделал подарочек напоследок, прислал безмозглого тупицу. "Ах ты гад!" – от возмущения Джури едва не подскочил на месте. – Почему ты считаешь, что он тупица? – спокойно поинтересовался Леда. – А ты как будто считаешь иначе, – в голосе Сойка послышались недобрые нотки. – Я недолго с ним разговаривал, – Джури не мог видеть, но почему-то представил, как Леда в этот момент пожал плечами. – У него умные глаза. – Да что ты! – Да. Не будь гадом, Сойк, прояви терпение. Уверен, мальчика твое общество радует не больше, чем тебя его. – Вот и замечательно. Я все жду, когда он свалит к другому учителю. – Мастер Эйман хотел, чтобы его учил ты. Тебе это ни о чем не говорит? – Мастер Эйман страдал старческим слабоумием. – Это не так, – Леда вздохнул устало, а у Джури вдруг кольнуло в груди от плохого предчувствия: Сойк откровенно грубил, и гость вот-вот мог не выдержать, попрощаться и отправиться на выход. Пора было выдавать свое присутствие, пока его не застали подслушивающим под окном. Джури решительно направился к двери. – Мне надоело, что ты постоянно споришь со мной! Теперь Сойк почти кричал, и не надо было замирать под окном, чтобы услышать, – до Джури доносилось каждое слово, пока он уверенно шел вдоль стены так, будто только что спустился к утесу со стороны деревни. – Нет, не надоело. Мы оба это знаем. – А еще я не понял, какого тролля ты познакомился с мальчишкой! Тебя никто не должен видеть. – Меня и так никто не видит. Я не мог знать, что он волшебник… Без стука Джури смело толкнул дверь и остановился на пороге, постаравшись при этом как можно более правдоподобно изобразить удивление. – Здрасти… – пробормотал он и зачем-то неловко поклонился. Он успел заметить, как Сойк, стоявший у очага, устало закатил глаза и отвернулся. А Леда, прислонившийся плечом к дверному косяку, дружелюбно кивнул: – Привет, Джури. Как дела? – Как всегда, – Джури неуверенно переступил с ноги на ногу и наконец вошел, притворяя дверь за собой. Леда улыбнулся еще шире, и Джури вдруг поймал себя на том, что невольно залюбовался. Было что-то особенное и не совсем понятное в этом человеке, как будто какая-то загадка. Леда был одет так же, как в прошлую встречу – в белоснежную непрактичную одежду, а еще был бос – Джури не мог вспомнить, была ли на Леде хоть какая-то обувь, когда они встретились на пляже. Светлые волосы, темные глаза – вроде ничего особенного, но при этом Леда был прекрасен какой-то необъяснимой бесполой красотой. И даже со скрещенными на груди руками, стоя чуть отвернувшись, он излучал радушие и доброе расположение. – Я, наверно, не во время? – вежливо предположил Джури. – Могу еще погулять. – Не стоит, мне уже пора, – поспешил его заверить Леда. "Ну еще бы. Пришло время отдать чудовищу на растерзание свежую жертву", – мысленно согласился с ним Джури, украдкой взглянув на Сойка, который зачем-то сердито мешал в очаге угли длинным металлическим дрыном. – Может, вас чем-то угостить? – не зная, что еще сказать, предложил Джури – наверняка Сойк не додумался проявить минимальное вежливое гостеприимство. – Он не голоден, мальчик, – Сойк цедил слова сквозь зубы и явно с трудом сдерживал злость. – Это действительно будет лишним, – миролюбиво улыбнулся Леда и вдруг спросил: – Ты сегодня готовил какое-то снадобье? – Да. Мастер… Мастер поручил мне сварить бальзам. – Силы Всевышние, не гневи демонов, мальчик! Какой я тебе мастер?! – вежливое обращение явно претило не только Джури, но и самому Сойку. – Конечно, мастер, а кто же еще? – вмешался Леда. – Ты же учишь Джури. Или будешь учить. Так а какое снадобье? Леда будто специально не давал Сойку вставить слова, и Джури вдруг почувствовал, что проникается симпатией к этому человеку. Какой-то злорадной симпатией. Леда как будто был на его стороне, и неважно, что там его связывало с Сойком. – Крапивный бальзам, – честно ответил Джури и повернулся к Сойку: – Вы проверили мою работу? – Проверил. Удовлетворительно, – буркнул тот, даже не взглянув на Джури. "В вашем исполнении это наивысшая похвала", – хотел язвительно ответить Джури. Более вежливый ответ, который можно озвучить вслух, он не успел придумать – в разговор снова вмешался Леда: – А ну-ка, дай мне взглянуть. Оторвавшись от дверного косяка, он уверенно шагнул к маленькому котелку, одиноко пристроившемуся на краю стола, безошибочно угадав, что снадобье именно там. "Что в этом может понимать не волшебник?" – удивился Джури, глядя, как Леда сунул свой любопытный нос под крышку и принюхался. На всякий случай Джури еще раз поглядел на его руки – печати не было. У Сойка тот не учился, и даже если предположить, что он был учеником какого-то другого мага за мили отсюда, он бы точно не мог праздно шататься по побережью – обучение волшебству было сродни тяжелой работе: Джури, пока жил у мастера Эймана, за ворота выходил от силы пару раз. Леда внешне походил на богатого бездельника, а не на ученика волшебника. – Джури, не слушай его, – Леда выпрямился, сдвинул крышку на место и, обернувшись через плечо, весело подмигнул. – Сойк еще молодой, но сварливый как старый дед. Зелье отличное – десять баллов из десяти. – Ты, кажется, собирался уходить. Сойк не говорил, а почти шипел и смотрел на Леду с таким негодованием, будто тот убил его любимую собаку. – Вы поняли это по запаху? – изумленно пробормотал Джури, глядя во все глаза на Леду и не зная, что и думать. – По цвету, – улыбнулся Леда. – Крапива принимает такой аквамариновый оттенок только если все без исключения формулы наложены верно. И да, Сойк прав – пожалуй, мне и правда пора. Не прощаясь и не говоря ни слова, Леда прошел через кухню к выходу и, лишь на миг остановившись и махнув рукой, скрылся за дверью, тихо притворившейся за его спиной. Уход Леды был таким внезапным, что Джури несколько секунд глупо пялился на то место, где тот только что стоял. Почему он сбежал так неожиданно, Джури не мог понять – даже невоспитанное поведение Сойка его как будто не смущало, сам Леда вел себя очень дружелюбно, но при этом ушел настолько быстро, словно его кто-то позвал. Переведя растерянный взгляд на Сойка, Джури поразился второй раз за эту минуту. Сойк выглядел хуже, чем всегда, а яростное выражение, читавшееся во взгляде секундой назад, сменилось обреченной усталостью. Он глядел прямо перед собой, мысленно пребывая явно не здесь, и игнорировал то, что Джури на него откровенно пялился. – Я соврал тебе, мальчик, – не окрашенным эмоциями голосом произнес он. – Крапивный бальзам – сложное снадобье. Неспешно он направился в сторону комнаты, пока Джури провожал его удивленным взглядом. Никогда он еще не видел, чтобы настроение человека менялось так внезапно, а еще – ни разу за две недели на побережье он не наблюдал Сойка таким откровенно подавленным. – И ты справился отлично, – добавил Сойк, застыв на пороге и равнодушно поглядев на Джури. – Рыжий засранец прав. Он теперь всегда прав. – Получается, вы соврали дважды, – пробормотал Джури, не желая вдумываться в смысл последней фразы. – Первый раз, когда сказали, что бальзам просто приготовить, а второй – когда сказали, что получилось удовлетворительно. – Нет, – усмехнулся Сойк. – Во второй раз я не соврал. Я сказал, что результат удовлетворительный. То есть меня он устроил. "Кажется, меня сейчас и правда похвалили", – Джури отказывался верить в это, но другого вывода просто не приходило в голову. – С завтрашнего дня мы начнем с тобой заниматься, – продолжил Сойк неизменившимся ровным голосом, словно говорил о погоде. – Пять часов ежедневно со мной, десять часов – самостоятельно. От своих обязанностей ты не освобождаешься. Джури сглотнул и кивнул: эмоции не успевали за мыслями. Он не знал, радоваться ему таким заявлениям или пугаться. – Надеюсь, теперь вы не врете, – нагло произнес он и даже немного выпятил грудь: так он чувствовал себя уверенней. – Уже через неделю ты будешь молить Высшие Силы, чтобы мое обещание оказалось враньем, – едко усмехнулся Сойк и скрылся в комнате, провожаемый взглядом вконец растерявшегося Джури. ~ Сойк ошибся: молить Высшие Силы о спасении Джури начал на третий день. Его новый учитель оказался не просто требовательным, он был попросту деспотом. Прожив восемь лет у мастера Эймана, Джури искренне верил, что его первый учитель был строгим – справедливым, безусловно, но очень взыскательным. Мастер Эйман не давал расслабляться, Джури занимался от рассвета до заката, да и по ночам часто читал книги, постигая тонкости и глубины магии. Однако это не шло ни в какое сравнение с тем, что устроил ему Сойк. – Тебя что, паралич разбил? Соберись, беспозвоночное! Джури тяжело вздохнул, снова поднял руки и попытался сосредоточиться. Получалось неважно: от недосыпа и усталости подрагивали кисти, а это было очень, очень плохо – ни одно дельное заклинание не получится, если волшебника трясет. В этот день Сойк вернулся поздно, уже затемно, но не посчитал нужным отменять занятие. Теперь он проводил с Джури два часа утром и три перед сном, непрерывно упражняясь, изучая новое. Сойку не были нужны книги, чтобы учить Джури. Книги ему не были нужны и для того, чтобы завалить Джури делами на все время его отсутствия – Джури варил зелья, практиковал новые формулы, совершенствовал старые. Сойк возвращался, проверял проделанную работу, ограничивался комментариями вроде "плохо" или "безмозглый тупица". Тупицей он величал Джури постоянно – тот уже даже почти не реагировал. Если у мастера Эймана Джури приходилось работать много, то с Сойком надо было работать очень много и при этом сказочно быстро. Он давал Джури на день столько заданий, сколько при нормальных обстоятельствах хватило бы на неделю. В первое же утро после памятного вечера, когда Джури подслушал странный разговор, Сойк заявил ему: – Учебу начнем с заговоров. – Заговоров? – поразился с Джури и возмущенно добавил: – Может, еще искусство приворота осилим? Ничтожные заговоры он по-прежнему считал чем-то недостойным настоящего волшебника, а замечание Сойка, сделанное ему ранее, теперь уже не казалось таким убедительным. Вместо ответа Сойк, сидевший напротив него за столом, неожиданно схватил Джури за запястье и полоснул ножом по его раскрытой ладони. – Эй! – Джури вскочил на ноги и во все глаза уставился на Сойка. – Что вы творите? – Повторяй, – невозмутимо произнес он. – "Призываю дух земли, силы солнца и воды, кровь моя на миг замри". – Ч… Чего? – Это заговор, идиот. Лечи свою руку. Или снова будешь облизывать рану? Джури уставился на свою ладонь. Порез был неглубоким, но неприятно саднил, по пальцам стекала кровь, несколько капель упало на пол. – Этим нельзя вылечить… – оторопело произнес Джури. Он хотел вытереть ладонь о штаны, но почему-то не решился. – Да ну? – Сойк говорил обманчиво спокойно, однако Джури это напускное безразличие казалось откровенно опасным. Он резко встал и так стремительно шагнул к Джури, что тот лишь чудом не отшатнулся в сторону, – показалось, что Сойк хочет его ударить. Но тот лишь снова схватил его за запястье, поднес ладонь к своему лицу и, чуть ли не касаясь губами раны, снова прочитал глупый стишок: – Призываю дух земли, силы солнца и воды, кровь твоя на миг замри. Что скажешь, мальчик? Все еще считаешь, что так нельзя вылечить? Джури глазам своим не верил. Кровь никуда не делась – что вытекло, то вытекло, но порез больше не болел, и когда он все же вытер руку о собственную рубашку, кожа была идеально гладкой: ни следа, ни шрама. "Это невероятно!" – внутренний голос Джури захлебнулся от восторга, пока сам он недоуменно таращился на Сойка, взиравшего на него в ответ с плохо скрываемым раздражением. – Почему мастер Эйман нас такому не учил? – слабо произнес он. – Потому что мастер Эйман учил высшей магии, а не деревенской, – в голосе Сойка слышалась язвительность. – Кое-чему, мальчик, надо учиться самому. И это кое-что составляет примерно девять десятых знаний хорошего волшебника. На слове "хорошего" он сделал ударение. – Я подумать не мог, что есть такие заговоры, – Джури опустил глаза и еще раз посмотрел на свою руку: ему все казалось, что порез вот-вот вернется. – Думать – это не для всех, – огрызнулся Сойк. – Заговор не поможет от серьезной раны, разве что от такой мелкой царапины. Еще раз. Джури не успел опомнится, а Сойк уже снова ловко полоснул ножом по его ладони. – Сосредоточился. Прикоснулся к Дару. Произнес заговор. Вперед. К стыду Джури, у него ничего не получилось. Он старался, напрягался, закрывал глаза, чтобы собраться, но кровь текла по запястью, а рана затягиваться не спешила. В свое время, уже больше восьми лет назад, у Джури практически сразу получилось, прикоснувшись к Дару, создать свою первую формулу. Мастер Эйман очень хвалил его, говорил, что иным ученикам надо в три раза больше времени, чтобы начать ворожить. Джури был способным учеником и очень гордился этим. Однако теперь, когда он считал себя без двух лет состоявшимся магом, оказалось, что он не в силах сотворить простой заговор. Сойк хмуро смотрел на него исподлобья, а Джури чувствовал себя униженным. – Ко всем твоим заданиям еще одно – залечить порез, – наконец бросил тот и ушел, не попрощавшись. Джури убил полдня, пытаясь правильно прочитать заговор, но не справился. Когда Сойк вечером вернулся домой, он долгим взглядом смерил руку Джури, обмотанную чистой тряпицей. Джури сидел за столом и, нахмурившись, пялился в пол – он заранее знал, что последует за этим взглядом. – Искусство приворота, говоришь? – задумчиво протянул Сойк, чуть склонившись в его сторону. – Искусство приворота, отворота и подворота штанов – вот твой уровень. Джури нечего было ответить, кроме как мысленно обругать злопамятного Сойка. Самым обидным было то, что его новый учитель был абсолютно прав. Так прошло несколько дней, и теперь очередной поздний вечер Джури коротал с Сойком у самого моря, куда они отправились совершенствовать формулу Дневного Света. На свою голову еще утром Джури вспомнил, что в заброшенном доме Сойк сотворил эту формулу как-то по-особенному, отчего его шарик света сиял как маленькое солнце. – Мальчик, только не говори мне, что тебе никогда не приходило в голову сделать стандартную формулу более совершенной, – с обреченностью в голосе Сойк закатил глаза. – Приходило, – поспешил заверить Джури. – И я делал это, еще с мастером Эйманом. Это как вплетать в оберег новые нити. То же можно сделать с формулой – привнести что-то свое. – Какой молодец, – с сарказмом протянул Сойк и, пока Джури ничего не успел придумать в ответ на эти безобидные, но при этом отчего-то такие неприятные слова, добавил: – Сегодня вечером составишь формулу Дневного Света, чтобы была как моя. И вот уже несколько часов кряду Джури бился над витиеватой формулой, но у него ничего не получалось. Неверно составленная, она могла поджечь дом, потому практиковались они на побережье. Волны лениво лизали берег, вокруг было удивительно тихо, а луна, скрытая тучами, совсем не давала света. В темноте появление магического шарика каждый раз резало глаза. От усталости подгибались ноги, но Джури, сжав зубы, не сдавался. – Последний раз показываю, – Сойк не выглядел утомленным, он просто был очень зол. Легкий взмах руки, и золотистый шарик взметнулся к небу, ярко озаряя все вокруг. В формуле Сойка было около двенадцати дополнительных элементов – Джури мог лишь уповать на то, что посчитал верно. У него же получалось воспроизвести лишь пять. – Давай! Чего ты спишь? – рявкнул Сойк, едва его шарик погас. В очередной – тысячный или сто тысячный – раз Джури поднял руки, но теперь не получилось добиться даже предыдущего успеха. Формула вышла тонкой, и шарик погас, как только сорвался с его пальцев. – Я больше могу, – Джури был вынужден сдаться. – Ты больше что? – лица Сойка в полумраке он толком не видел, но не сомневался, что тот иронично поднял брови. – Не могу, – со злостью процедил Джури. – Я слишком устал, у меня не получится. – Не вопрос. Тогда на завтра к твоим заданиям добавляется еще одно: повторить формулу самостоятельно. Нельзя тратить столько времени на подобную ерунду. На этих словах он развернулся и решительно зашагал по тропинке, ведущей к дому. Джури мечтал только об одном: обессилено упасть прямо на песок, закрыть глаза и отключиться до следующего утра, пока рыбаки не явятся в бухту и не разбудят его. Если смогут, конечно. Но ярость и обида были сильнее усталости – пока что были, Джури не сомневался, что от переутомления скоро отупеет настолько, что лишится способности пререкаться. Видимо, этого Сойк и добивался. – У вас уникальная способность, – сквозь зубы произнес Джури в спину Сойка, уверенно зашагав следом. – У меня их много, – не оборачиваясь, бросил Сойк. – Уникальная способность унижать и издеваться, – невозмутимо добавил Джури. Сойка он не боялся – в этот момент он не боялся вообще ничего, настолько ему стало плевать на все. – У тебя я тоже заметил уникальную способность: думать, что у тебя есть уникальные способности, – не остался в долгу Сойк. – Я никогда так не думал! – возмутился Джури. – Я самый обыкновенный. – А вот это ошибка, мальчик, – Сойк неожиданно развернулся, и Джури чуть не налетел на него. – Если волшебник считает себя заурядным, он таким и останется. Надо верить, что можешь больше. – Да вы уж определитесь, – Джури, замерев на месте и сжав кулаки, едва ли не шипел. От лица Сойка его лицо отделяли какие-то дюймы: – Сначала измываетесь, мол, я о себе высокого мнения, а теперь заявляете, что надо верить в большее. – Совершенно верно, малолетний выскочка, – невозмутимо ответил Сойк. – Ты пришел сюда без приглашения, такой самоуверенный и умный, тебя не устроило учиться у деревенского целителя, ты как последний скот неделями ходил и страдал, ничего не делая. Но когда я, сам не знаю зачем, взялся тебя учить, оказалось, что ты бездарь. Из тебя целитель не больше, чем из супружницы местного мясника. В темноте глаза Сойка казались очень черными и бездонными. А из-за шрама в пол-лица он выглядел устрашающе. Глядя в это некрасивое лицо, Джури почувствовал озноб. Подсознательно он ждал удара, уже не в первый раз ему казалось, что Сойк не выдержит и врежет ему и что это напускное спокойствие куда хуже, чем когда его учитель повышает голос. – Это неправда, – после затянувшейся паузы глухо произнес Джури. – Мастер Эйман всегда говорил, что у меня есть способности… – Мастер Эйман умер, – отрезал Сойк. – Это не отменяет его слов. – Мастер Эйман был очень добрым человеком, мальчик, – в словах Сойка неожиданно послышалась горечь, но Джури решил, что ему чудится. – Тебе повезло с учителем. В первый раз. – В первый? – недоуменно переспросил Джури. – Да, в первый. А во второй не повезло, потому что теперь с тобой занимаюсь я. Джури молчал, ожидая продолжения и не зная, как ответить. Когда молчание затянулось и он уже думал, что Сойк не скажет ничего, тот медленно произнес: – Но может быть и третий раз – возможно, со следующим учителем будет лучше. – Нет. Даже сам от себя он не ожидал такой прыти. Джури снова сжал кулаки, пока в его душе разливалось мстительное удовлетворение. "Не дождешься. Буду мозолить тебе глаза, пока не взвоешь", – подумал он, глядя в упор на Сойка. – Я не уйду, – для пущей убедительности кивнул он. – Не зарекайся. Сойк недобро улыбнулся и, наконец отвернувшись, продолжил путь к дому. Джури не последовал за ним – не захотел. Вместо этого он выдохнул и медленно опустился на землю, прямо на траву у дорожки, по которой до этого шел. Он чувствовал себя опустошенным и разбитым. И бесконечно усталым. Невидящими глазами он глядел в сторону моря, но даже не мог рассмотреть, в каком месте черная вода сливалась с таким же темным небом. "Я никуда не уйду – бесись, пока не лопнешь", – мысленно он обратился к Сойку. Джури понимал, что теперь, даже если Сойк доведет его до срыва своими беспочвенными оскорблениями, он не сдвинется с места, будет упорно оставаться его учеником – просто потому, что гордость не позволит признать поражение в глупой войне, которую затеял его новый учитель. "Сам ты безмозглый тупица", – про себя Джури не без удовольствия вернул новому мастеру его излюбленное оскорбление. И лишь об одном Джури запрещал себе думать. О том, что дело вовсе не в гордости. Сойк оказался необыкновенным магом – умелым и очень сильным, самым могущественным из всех, кого Джури доводилось встречать за свою жизнь. Теперь, после всего им увиденного, он даже мог предположить, что Сойк был сильнее самого мастера Эймана. Только идиот отказался бы от наставника, который мог научить столь многому. А идиотом Джури не был.