Через все времена

– Вот что я действительно ненавижу, так это путешествовать верхом. Уже на второй день задница деревянная. Что с ней происходит через неделю пути, даже уточнять не буду. Джури бросил на Агги, едущего с ним рядом, недовольный взгляд исподлобья, но ничего не сказал. А моррон продолжал рассуждать: – По мне так лучше на своих двоих лесами. Здоровей себя чувствуешь и не холодно. Единственный минус – это скорость. Пешком до Паманусских Пещер мы будем до весны идти. Подавив вздох, Джури отвел глаза от Агги и поглядел по сторонам. Дорога так обледенела, что было невозможно понять, грунтовой она была или мощенной камнями. Во второе верилось с трудом, конечно, – чем дальше они уходили на север, тем беднее становились графства, деревни унылей, а дороги – хуже. Глаза резало от бесконечной белизны: землю покрывал толстый слой снега, небо тоже казалось белесым, и лишь на линии горизонта солнечный свет пробивался через мутную пелену и тянулся золотой полосой. Быть может, Джури даже оценил бы своеобразную красоту этого края, если бы не замерз так сильно и если бы ему не было так плохо физически. Утром этого дня он проснулся со страшной головной болью, тошнотой и провалами в памяти. Понадобилось несколько минут, чтобы сообразить, где он находится и что вообще происходит. Накануне Джури перебрал местного эля и теперь не мог вспомнить, как закончился вечер и как он, полураздетый, оказался в своей постели. Джури смутно припоминал, что Агги все же увел девчонку-служанку, что Сойк на него почему-то изумленно таращился, а потом вроде кто-то тащил Джури на себе, а он искрометно шутил и сам смеялся над своими шутками. Впрочем, в последнем Джури не был уверен. Спрашивать о чем-либо Сойка он просто побоялся. Джури было стыдно: с ним впервые случилось такое. Никогда прежде он не просыпался, абсолютно не помня, что было до этого, и чувство оказалось на редкость отвратительным. Сойк же смерил его таким убийственным взглядом, что Джури только уверился: вчера он что-то натворил. – Любезный мой Джури, – начал Сойк так язвительно, что Джури почувствовал, как у него скрутило желудок, – в этот момент он как раз чах над тарелкой в трактире на первом этаже, силясь позавтракать. – Сделай мне одолжение. Впредь, пока ты рядом со мной, ты ни капли спиртного в рот не возьмешь. Иначе я за себя не ручаюсь. В эту минуту Сойк напомнил Джури закипающий на печи чайник, и он чуть не фыркнул от смеха, но неимоверным усилием воли сдержался. – Не возьму, – покорно пробормотал он и, немного помявшись, рискнул спросить: – Слушай… А что я вчера наделал? Я не очень хорошо помню… – Ну еще бы, – процедил Сойк таким голосом, что Джури сразу пожалел о заданном вопросе. – Твое счастье, что "не очень хорошо помнишь", потому что если бы помнил, даже такой непробиваемый паразит, как ты, сгорел бы от стыда. "Да ладно, не мог я ничего такого страшного сделать!" – тут же возмутился Джури, но сказать вслух ничего не успел. – Я не буду пересказывать этот позор, – прошипел Сойк, нависая над сидящим за столом Джури. Возможно, он хотел сказать еще что-то, но в этот момент дверь хлопнула, и на пороге появился Агги. Сойк благоразумно замолчал. И вот теперь они ехали верхом уже почти целый день, за который Сойк не сказал Джури и полслова, а Агги, напротив, заливался соловьем и мешал думать. – Слушай, а чего это Айрас нынче такой кислый? – вдруг спросил Агги и хитро покосился на Джури. – Случилось что? – Спроси у него, – буркнул Джури. Он старался выглядеть как можно более невозмутимым, но актерская игра всегда давалась ему плохо, а Агги был на редкость проницательным типом. – Ну-ка, ну-ка… – улыбка, в которой растянулись его губы, Джури совсем не понравилось. – Что вчера было? Я, кажется, что-то пропустил. "Я, кажется, тоже", – уныло подумал Джури и, зная, что Агги так просто не отцепится, решил выложить часть правды – ту часть, которую помнил: – Я немного набрался, а Сойк на меня разозлился. – Почему? – Что почему? – Почему разозлился. – Я же сказал, – моментально начал терять терпение Джури. – Он разозлился, потому что я набрался, а ему пришлось тащить меня до комнат. – Ого-го-го! – всплеснул руками Агги и обрадовался почти искренне. – А я смотрю, дело сдвинулось с мертвой точки! – Какое еще дело? – подозрительно прищурился Джури. – Дело по завоеванию сердца Айраса. Или хотя бы его члена. От услышанного Джури так обомлел, что невольно дернул поводья, и его лошадь, едва не споткнувшись, недовольно всхрапнула. – Ты что несешь, придурок? – сдавленно прошипел Джури и бросил опасливый взгляд в сторону ехавшего далеко впереди Сойка. С самого утра тот оторвался от них и ехал на почтительном расстоянии, всем своим видом показывая, что общаться со спутниками он не намерен. – Пф. Скажи еще, что не положил глаз на нашего мастера мне-ничего-в-этой-жизни-уже-не-надо, – беззаботно пропел Агги. – Не ори, – Джури дурно стало, когда он представил, как отреагирует Сойк, если услышит эти крамольные слова. – Если это неправда, чего так нервничаешь-то? – невинно поинтересовался Агги. – Потому что это бред! – А чего красный такой? – Я красный от мороза, – окончательно разозлился Джури, с досадой чувствуя, что кровь действительно приливает к щекам. – Мороз был весь день, а красным ты стал только сейчас, – не унимался вконец развеселившийся Агги. – Ты за мной так пристально наблюдаешь, что я, того гляди, решу, что это ты на меня положил глаз! – Ну что ты, Джуни, – Агги распахнул глаза в притворном ужасе. – Ты очень славный, даже смазливый, я бы сказал, и у тебя отличная задница, но я сплю только с женщинами. Прости. Джури сам не осознал, как сомкнул пальцы, чтобы создать боевую формулу, которая должна была сбросить Агги с лошади, а в идеале еще и протащить по земле, когда моррон фыркнул: – Варежку сними, бестолочь. Даже я знаю, что колдовать вы можете только голыми руками. Проницательность Агги порой пугала. Джури не сомневался, что Сойк не стал бы о ком попало отзываться как о сильнейшем наемнике, но все равно не уставал удивляться. Агги замечал малейшие жесты, малейшие перемены в настроении окружавших его людей. От этого рядом с ним было некомфортно. Джури постоянно казалось, что Агги знает о нем намного больше, чем это теоретически было возможно. – Заткнись и отвали от меня, – процедил сквозь зубы он, отворачиваясь и впиваясь взглядом в прямую спину Сойка, ехавшего на лошади впереди. – А вот это никак, Джуни. Я так редко путешествую в компании, что просто не могу отказать себе в удовольствии общения. Как правило, мне и поговорить-то не с кем. – И хватит коверкать мое имя. Ты прекрасно знаешь, как меня зовут. – Знаю. Но Джуни тебе подходит больше. Джури даже не стал сдерживаться, когда ему захотелось тяжело и мученически вздохнуть. Заткнуть болтливого моррона было невозможно, а что самое досадное, не получалось его игнорировать, так или иначе Джури отвечал на его издевки и снова вступал в перепалки, которые Агги откровенно забавляли. – Откуда у тебя медальон забывчивости? – спросил Джури, опережая новую бессмысленную тираду Агги. Если уж приходилось общаться, можно было попробовать узнать о том, что действительно интересно. – Это запрещенный артефакт. Запрещенный и редкий. – Ты сам ответил на свой вопрос, Джуни, – просиял Агги. – Все дело в том, что я обожаю запрещенные и редкие артефакты. Название медальона не точно отражало его магическую суть. И медальон забывчивости был не самым опасным артефактом. Еще давно, изучая с мастером Эйманом артефакторику, Джури прочитал, что темными колдунами старины было создано около трех десятков таких медальонов. В сложный сплав из трех разных металлов – меди, платины и железа – зашивалось несколько не менее сложных формул. В итоге обладатель медальона, сжимая его в руке и привлекая внимание потенциальной жертвы к нему, совершал несколько правильных движений и мог уговорить ту сделать что угодно. Например, продать свое имение за бесценок, напасть на соседа, громко закричать или, наоборот, замолчать. Либо же мог убедить собеседницу, что перед ней вовсе не моррон, а первый сельский красавец, и что ей просто необходимо отправиться с ним в ближайшие пустующие комнаты. Ту часть вечера, когда Агги заговаривал девчонку, Джури еще смутно помнил, как и вспомнил слова Сойка о том, как именно Агги уговорил девушку пойти с ним. Удивительным было то, что у Агги в принципе оказался этот медальон. Около сотни лет назад артефакт посчитали опасным, объявили его вне закона, изъяли все медальоны, которые удалось найти, и уничтожили. Особенно важным было то, что, в отличие от большинства других артефактов, пользоваться ими могли не только волшебники. Кроме того, все медальоны выглядели по-разному, распознать их было не так уж просто. Действие этих артефактов было недолгим, от силы его хватало на час, однако для большинства злодеяний, совершенных с их помощью, этого было достаточно. Никто не сомневался, что несколько медальонов уцелело, но об их местонахождении ничего не было известно. – Медальоны забывчивости считаются давно уничтоженными, – пробормотал Джури, обращаясь скорее к себе, а не к Агги. – Как и морроны, – весело подмигнул тот. – И острощупы. От упоминания о питомце Агги Джури передернуло. Он порадовался тому, что Шмель явно не любил холод и весь день на глаза не появлялся, привычно прячась в складках одежды своего хозяина. – За хранение запрещенных артефактов полагается смертная казнь, – равнодушно бросил Джури. – Если тебя однажды поймают с ним, тебе не поздоровится… Джури осекся, когда понял, какую глупость сказал, но было поздно – Агги уже хохотал в голос. – Ведьмины бородавки! Если меня однажды поймают, мне выпустят кишки на месте далеко не за артефакт, а за мои прекрасные глаза, – отсмеявшись, выдавил он. – Ой… Какой же ты смешной, Джуни… – Если ты будешь размахивать медальоном перед носом у кого попало, тебя поймают куда быстрей, – зло отчеканил тот. – Не стоит так обо мне беспокоиться, – Агги все еще всхлипывал от смеха. – Я размахиваю им, как ты выразился, только перед носами прекрасных дам. Видишь ли, какая проблема, Джуни: мне очень нравятся женщины, а я им почему-то нет. Наверное, у меня некрасивые глаза. Джури демонстративно поглядел в небо, показывая, как утомил его Агги, но тот так же демонстративно проигнорировал этот жест. – Я бы мог брать насильно то, что хочу, – продолжал рассуждать он. – Но мне не слишком нравится, когда подо мной трепыхаются. Я люблю отдачу и женскую ласку. – Избавь меня от подробностей, – выдохнул Джури. – …И потому наилучшим решением для меня стал медальон, которым со мной как-то рассчитался один из заказчиков, – подытожил все сказанное Агги. – Говнюк, правда, в последний момент передумал платить и решил удрать. Пришлось догнать и забрать то, что полагалось мне по договоренности. – Могу себе представить, что ты сделал с самим говнюком, – едко ответил Джури. – Сожрал, конечно, – невозмутимо ответил Агги. – Морроны ведь людоеды. Ты не знал? В этот момент Джури не был уверен, что Агги шутит. Он зябко передернул плечами и поерзал в седле, пытаясь усесться удобней. Мышцы немилосердно ныли, и Джури начал подозревать, что Агги не так уж преувеличивал, когда говорил, что хуже путешествия верхом нет ничего. – Вы орете так, что вас за версту слышно, – послышался рядом недовольный голос, и Джури вскинул голову. За размышлениями он не заметил, что Сойк придержал лошадь и поравнялся со своими спутниками. – О, сам Айрас Великолепный почтил нас вниманием, – отвесил ему шутовской поклон Агги. – Чем заслужили, ваша светлость? – Через полмили начинается лес, – не разделил его веселости Сойк, щурящимися глазами всматриваясь вдаль. – И дело к ночи. Надо держаться рядом. Темную полоску леса Джури заметил еще давно – до этого они ехали по голой равнине и за весь день не встретили ни души, если не считать перебежавшей дорогу тощей лисицы. В лесу же, должно быть, не было так ветрено и холодно, но и риск попасть в разбойничью западню становился много выше. – Поганое дело задумываете, мастер, – сказал утром Сойку трактирщик, когда тот попросил продать ему трех лошадей. – На северных дорогах неспокойно, кроме разбойников да стражи, что на них охотится, не встретите никого. Причем первые встречаются раз в двадцать чаще вторых. Подождали б уж до весны, там и день дольше, и местный сброд не такой озлобленный и голодный. Сойк поблагодарил за предупреждение, но от желания ехать не отказался. – Что мы будем делать, если встретим стражу? – спросил Джури, глядя на Агги. – Ты сейчас не слишком похож на пилигрима. – Сомневаюсь я, что мы их встретим, Джуни. Но твоя забота мне приятна, – просиял тот. – Я о нас с Сойком забочусь, – моментально огрызнулся Джури. – Если они увидят моррона, то с его спутниками тоже церемониться не станут. – Слышал, Айрас? – не дал ему договорить Агги. – Джуни о тебе заботится! Джури с силой сжал челюсти. Он сам не знал, почему так остро реагирует на абсолютно беспочвенные намеки Агги, а еще очень злился, потому что не мог сходу придумать достойный ответ, хотя, как правило, Джури не страдал косноязычием и умел ставить обидчиков на место. – У нас новая легенда, – терпеливо и совершенно спокойно пояснил Сойк, бросив на Джури короткий взгляд из-за плеча. – Если поверить в то, что бродячий странник наскреб три четвертинных для проезда в дилижансе еще можно, то в честно купленную пилигримом лошадь не поверит никто. Поэтому в этот раз мы с тобой пара неумелых целителей, что должна доставить сына одного богача из Южного графства на север, к гениальному мастеру-целителю Декалану. – Не слышал я о таком, – заметил Джури. – Никто не слышал, я его только что придумал. Но это и неважно, стражи тем более не сильны в именах волшебников. Будем говорить, что Агги обгорел при пожаре и мы не смогли исцелить его полностью, вот и везем к более могущественному магу. – Что-то Агги не слишком похож на погорельца, – Джури недоверчиво покосился на моррона. – А еще я не слышал, чтобы у людей из-за пожара вытягивались зрачки. – О, предоставь это мне, Джуни, – заулыбался тот. – Веришь, мне даже хочется, чтобы нам повстречался отряд. Вышло бы неплохое представление, я его уже продумал до малейших деталей. – Значит, ты полный идиот, – отрезал Джури. – Потому что с целым отрядом, если они заподозрят неладное, мы не справимся. А погибать из-за тебя что-то не хочется. – Вижу, в тебе проснулось здравомыслие, мальчик, – холодно произнес Сойк. – Полагаю, что алкогольные миазмы наконец испарились. Джури тут же захлопнул рот и прикусил язык, пристыжено поглядев на Сойка, на его выпрямленную спину и расправленные плечи. Подспудно Джури чувствовал, что ему все же есть, чего стыдиться, и оттого было ужасней не помнить, чего именно. Агги принялся весело насвистывать, и Джури в этом свисте разгадал навязчивую мелодию какой-то похабной песенки, но уже не стал никак реагировать. ~ Первые две недели пути после того, как они оставили дилижанс, превратились для Джури в бесконечную пытку. Ему казалось, что они уже добрых полгода едут по заснеженным графствам северного Хателиона. Путешествовать в седле было и правда тяжело. Джури уставал и мерз, постоянно приходилось поддерживать себя согревающими чарами, и от непрерывной волшбы он утомлялся еще больше. Ехать подолгу не получалось: лошади тоже мерзли, а световой день был закономерно коротким. Путешествовать же в этих местах в темноте не рискнул бы даже самый разудалый боевой маг. Четыре раза за время в пути им повстречались разбойники, один раз – графская стража. В первый раз Джури даже не успел испугаться, когда в глухом лесу в сумерках Агги вдруг выкрикнул: – У нас гости, Айрас! Сойк среагировал мгновенно. Несколько неизвестно откуда появившихся стрел просвистели в воздухе и упали под ноги их лошадям, не достигнув цели из-за воздушного щита. А в следующий миг в темноту леса понеслась золотистая мерцающая сеть, похожая на ту, которой Сойк в свое время уложил низшего демона в заброшенном доме. Из чащобы раздались вопли боли, но предстать перед путниками противники не пожелали и скрылись. Видимо, их было не так уж много и большую часть задели чары Сойка. – Обожаю путешествовать с магами, – заявил тогда довольный Агги. – Пара щелчков пальцами – и путь свободен. Красота же. В другой раз разбойничья западня оказалась более серьезной. Головорезов было около двух десятков, и та часть, что уцелела после нескольких брошенных в них заклинаний, набросилась на маленький отряд. Джури и Сойк уложили часть безрассудных парой формул, а Агги за какую-то минуту прирезал пять человек. Джури был поражен, когда увидел, с какой звериной грацией и быстротой тот двигается, а когда противник был побежден, Агги провел языком по окровавленному лезвию клинка. Джури был готов поклясться, что более жуткого выражения лица, чем у моррона в этот момент, он никогда еще не видел. В нем не было ничего человеческого. Встреча со стражей оказалась куда более напряженной: защитники порядка в Хателионе обеспокоили Джури намного больше, чем его нарушители. – Какой безумец отправится на север зимой, если только у него не черные помыслы? – спросил главный стражник большого, на три десятка человек, вооруженного до зубов отряда. – Не безумцы, а целители с берегов Кораллового моря, – Сойк был спокоен, как воды горного озера в предрассветных сумерках. – Держим путь на север к дому целителя Ксавартоса. Имя целителя стражам ничего не сказало, как не сказало и Джури, но главный понимающе покивал. – А эти чего? – кивнул он на Джури и Агги. Джури пришлось, как и Сойку, продемонстрировать печать, и он чуть было не подпрыгнул в седле, когда услышал за спиной какой-то странный заунывный вой. Обернувшись, он с трудом удержался, чтобы не вытаращить глаза. За время, пока отряд стражи приближался к ним, Агги успел натянуть на лицо повязку, скрывавшую не только глаза, но и почти всю его физиономию. Некогда белая, а теперь изрядно посеревшая ткань была покрыта пятнами крови и чем-то гнилостно-зеленоватым, похожим на гной. При этом сам моррон издавал странные булькающие звуки, какие обычно можно услышать в приюте для душевнобольных. – Везем к целителю сына одного вельможи, – голос Сойка был ровным, откровенно скучающим. – Бедняга попал в пожар, лишился глаз, да к тому же рассудком повредился. Наших скромных с мастером Джури возможностей оказалось недостаточно. Возможно, мастер Ксавартос поможет. – Ы-ы-ы… – протянул Агги и широко улыбнулся. Он раскачивался из стороны в сторону в седле: того гляди на землю свалится. – Что-то не нравится мне, что морды его не видать, – хмыкнул главный страж. – Вдруг разыскивают его? Ну-ка, мастер, сними с него повязку на минуту. – Никак не могу, – пока Джури замирал в испуге, Сойк будто и не беспокоился ни о чем. – Чары на повязке, обеззараживающие и поддерживающие, сроком на месяц. Кто попытается снять раньше, сам ожог получит. "Сказочная чушь, – перепугано подумал Джури. – Кто поверит в такое?" Однако Сойк оказался куда более сведущим в человеческом невежестве, чем его ученик. – Хм… – озадачено протянул стражник и нахмурился. – А если потребую? – Уволь, господин, – пожал плечами Сойк. – Если хочешь, сам снимай. А я не могу – мне, волшебнику, больше жизни руки дороги. Ты без пары пальцев дальше будешь жить припеваючи, а мне конец. – У-у-у! – заголосил Агги, склоняясь в сторону главного стража и пуская слюни. – Фу, гадость какая, – пробормотал тот, отмахиваясь – не иначе, разглядел, как удручающе выглядит повязка. – Что уж, проезжайте. Не в моих правилах не верить честным магам. – Оу-ы-ы, – замотал из стороны в сторону головой Агги. Когда стража отъехала на почтительное расстояние, и топот копыт лошадей потонул в зимней тишине окружавшего леса, Агги сорвал с лица безобразную повязку. – Эко мы их, а! – возбужденно провозгласил он. – Ты как всегда непрошибаем, Айрас! – А по тебе плачут все бродячие театры, Агги, – усмехнулся в ответ тот. Джури только головой покачал. Видимо, лишь он один испытывал страх и тревогу – его спутников происходящее откровенно развлекало. Тем временем равнины сменились невысокими холмами, а еще через несколько дней впереди замаячили синие силуэты Северных гор. Медленно, но верно они приближались к цели. Где-то там за очередным хребтом в долине лежала маленькая деревушка, в которой их ожидала больная неизвестным недугом юная девушка. Населенные пункты встречались все реже, путь маленького отряда лежал вдали от больших городов, а мелкие веси в этом краю выглядели удручающе. На ночлег приходилось останавливаться где ни попади, о приличном трактире путники давно перестали мечтать, как и о захудалом тоже. Если пускали в сарай или на задворки, это уже было удачей. Один раз пришлось и вовсе ночевать у костра, по очереди карауля место привала – где-то совсем близко слышалось завывание волков, а ночной лес был полон тревожных шорохов. В другой раз плешивый хозяин одинокого домишки на обочине попытался напасть на них ночью, покусившись на скарб случайных путников. Агги перерезал ему глотку так быстро, что тот и понять не успел, какую ошибку совершил. При всех трудностях путешествия Джури не мог не замечать, как ослепительно красивы были горные пейзажи. Городок, где родился Джури, как и тот, где находился дом ныне покойного мастера Эймана, располагался далековато от гор – Джури прежде видел лишь их призрачные очертания вдали. Вблизи же величие природы поражало, и Джури понимал, что горы были даже красивее моря, от которого он пришел в восторг годом ранее. Дорога петляла между скал и лощин, упиралась в узкие мостики через горные реки и продолжалась сразу за ними, порой была едва проходимой и скользкой, порой изрядно заметенной. – Если и дальше пойдет в том же духе, от лошадей придется отказаться, – как-то раз заметил Сойк, когда они преодолели особенно трудный, заваленный снегом перевал. – Не придется, – отмахнулся Агги. – Я здесь уже не раз ходил. Дорога хорошая, а зима не суровая в этом году. Прорвемся. – Как думаешь, сколько дней еще ехать? – чуть помолчав, спросил его Сойк. – Дней пять. Если повезет – четыре. Глаза Агги щурились от ослепительного на солнце снега, его губы потрескались от мороза, а кожа обветрилась. Джури полагал, что и сам выглядел не краше – мазь, которой Сойк рекомендовал мазать губы, закончилась три дня назад, от лютого мороза кожа быстро иссохла, и теперь Джури, который невольно касался саднящих губ кончиком языка, чувствовал кровавый привкус от маленьких ранок, которые ему уже просто надоело залечивать. Вечером того же дня им здорово повезло. Они вышли на небольшую, но относительно уютную деревеньку. Полтора десятка домов, каждый обнесенный забором: дворы были чисто выметены, а из труб тянулся дымок. На радостях Агги предположил, что в таком месте, быть может, удастся даже поужинать, и не прогадал. В первом же дворе насупленный хозяин нехотя, но пустил их переночевать, предложил пустую комнату с выходом на задний двор, и когда Джури, войдя внутрь, почувствовал, что помещение слабо, но отапливалось, он был готов расплакаться от счастья. Такого щедрого подарка жизнь им не преподносила уже целую неделю. Узнав, что к нему пожаловали волшебники, хозяин стал добрее и угостил их небогатым ужином, а Сойк, в свою очередь, предложил услуги целителя, если в деревне у кого-то была такая потребность. – Я-то здоров, – почесал затылок дед. – Но кое-кому ваша помощь и правда пригодится. В дверь постучали через каких-то полчаса, когда Джури, разомлев в тепле, меньше всего хотел подниматься на ноги и куда-то идти. На пороге стояла пожилая женщина, ничем не отличавшаяся от остальных жителей сурового северного края: худая, бедно одетая, с осунувшимся изможденным лицом. – С моим сыном плохо дело, – сообщила она на вопрос, что случилось. – Боюсь, до утра не доживет. Подавив вздох, Джури начал одеваться. Агги, растянувшийся на собственном плаще в темном углу, отсалютовал ему кружкой, пока вокруг него по полу носился Шмель. В этот момент Джури искренне завидовал моррону, которому никуда не нужно было спешить. Идти далеко не пришлось, их поздняя гостья жила в соседнем доме. Обстановка здесь была бедной, но Джури обратил внимание на чистоту и порядок, на неубедительные попытки придать уют убогому убранству вышитыми салфетками и букетиками засушенных цветов. Сыном хозяйки оказался совсем молодой парень, ровесник Джури, а может, даже более юный. Парень метался в горячечном бреду, а когда женщина откинула укрывавшее его одеяло, Джури увидел на его ноге отвратительную гноящуюся рану, от которой шел дурной тошнотворно-сладковатый запах. – Давно? – лаконично поинтересовался Сойк, склоняясь над пациентом. – Уж третий день. Угодил в медвежий капкан. До дома как-то дошел, но потом… Женщина махнула рукой, и Джури без слов понял, что было потом. Рану вовремя не обработали, началось нагноение и заражение крови. – В таких случаях надо сразу ампутировать ногу, – сказал Сойк, расстегивая свою сумку и доставая один за другим флаконы со снадобьями. – Если нет рядом целителя, который может помочь. – Да кто ж ампутирует, мастер? – всплеснула руками женщина. – Нет у нас таких умельцев, да и целителя уж лет десять как тоже нет. Никто не задерживается. Бедно у нас тут как для волшебников. К тому же выживет ли он без ноги? Тут и полноценным людям тяжко, а калеке верная смерть от голода. Сойк на это только вздохнул и снова склонился над раной. – Принесите горячей воды. И чистой ткани, если есть. В течение последовавших двух часов Джури и Сойк боролись за жизнь, а заодно и за ногу пациента. Чистить, а потом зашивать загноившуюся рану пришлось вручную, для заживления и обеззараживания сгодились припасенные Сойком зелья. А для того, чтобы спасти мальчишку от заражения крови, Сойк создал несколько настолько витиеватых формул, что Джури замер на месте и какое-то время глядел на своего учителя с раболепным обожанием в глазах. Сойк не уставал поражать его воображение своим талантом. – Жить будет, – наконец вынес приговор Сойк. – Завтра перед уходом мы вас еще раз навестим. Я оставлю лекарство и скажу, что делать дальше. – Ох, спасибо вам, добрый мастер, – женщина прижала руки к груди, в ее глазах блестели слезы. – Высшие Силы послали нам вас. Сынок последний, кто у меня остался. Мужа и двоих старших прошлой зимой похоронили. Я уж думала, отберут Высшие Силы и младшенького… – Не за что, – отозвался Сойк, пряча свои снадобья в сумку и поднимаясь на ноги. – Как же отблагодарить вас? – все суетилась женщина. – Ничего не надо, – отрезал Сойк. – Помогать страждущим – долг целителя. – Оно-то, может, и долг, да только за спасибо ни один волшебник нынче не работает, – женщина семенила по пятам за Джури и Сойком, пока те шли к выходу. – Из-за того, что некоторые забыли о своем предназначении, долг долгом быть не перестал, – по голосу Джури понял, что Сойка уже начала раздражать чрезмерная благодарность хозяйки. Окинув украдкой взглядом бесхитростную обстановку дома, Джури подумал, что у бедной вдовы не найдется ничего, чем она могла бы отблагодарить спасителей сына. А если что ценное и было припрятано, Джури в жизни не смог бы заставить себя принять такой дар. Некстати ему вспомнилась детская сказка о белочке, которую любили еж и бурундук. Эту сказку рассказывала Джури еще его мать, но тогда он не понимал всего смысла. Бурундук подарил белочке мешок орехов, а еж – одно яблоко, и белочка предпочла бурундука как более щедрого. Вот только у бурундука был полон дом орехов, а у ежа было всего одно яблоко… – Послушайте! Я ведь могу вам погадать! – вдруг взмахнула руками женщина, вырывая Джури из раздумий. – На будущее. Я умею. – Не стоит, – Сойк уже натягивал теплый плащ. Жители Волчьей Норы привыкли к скверному нраву своего целителя и не обращали внимания на его вечно дурное настроение. А вот местная женщина смутилась и заметно поникла. Джури ощутил одновременно два взаимодополняющих чувства: сострадание к несчастной вдове и злость на черствого Сойка. – У вас Особый Талант? – ободряюще улыбнувшись, спросил он женщину. – Кто знает, юный мастер? – смущенно произнесла та. – Мы тут неграмотные все, неученые. Но моя бабка ворожила на будущее, и мать, и меня они научили. Обычно сбывается то, что я вижу. – Послушайте, я же сказал… – сердито начал Сойк, но Джури его решительно перебил: – Замечательно! Это станет отличной благодарностью, если вы нам погадаете, – выпалил он, и когда Сойк метнул на него возмущенный взгляд, незаметно наступил ему на ногу. – Тогда снова пожалуйте в дом, – встрепенулась хозяйка и первой метнулась к жилым комнатам. – Мне надо две минуты, чтобы все подготовить. – Джури, какого демона?! – зло процедил Сойк, как только та скрылась за дверью. – Это я тебя хочу спросить! – резко обернулся к нему Джури. – Ты что, не видишь, как ей необходимо отблагодарить нас? Мы только что спасли жизнь единственного дорогого ей человека, а у нее нет ничего, чтобы выразить, как это важно для нее! – Мне ничего не надо, – вздернул подбородок Сойк. – Ну разумеется. Это надо ей, а не тебе, бесчувственный ты чурбан. – Мы и так для нее много сделали. Я не собираюсь терпеть еще какое бессмысленное гадание от недоучки! – Слушай, а ты никогда не пробовал не быть задницей? – вдруг вскипел Джури. – Трудно потратить четверть часа и сделать человека счастливым? От такой грубости Сойк онемел, а его лицо стало похоже на высеченную из камня маску. Однако Джури не стал тратить время на пустые пререкания. Развернувшись, он решительно направился следом за пожилой хозяйкой и лишь через несколько минут услышал, как медленно и нехотя Сойк пошел за ним. ~ На столе пожилая вдова расставила три свечи, которые горели так тускло, что почти не разгоняли темноту в комнате. В центр она водрузила глиняную глубокую миску с водой и еще одну свечку потоньше сунула в руки Джури. Сойк сидел рядом на табурете с лицом человека, мечтающего оказаться как можно дальше отсюда. – Будете первым, юный мастер, – сказала женщина. – Поднесите свечу по очереди к пламени уже зажженных. Джури повиновался, и когда фитиль его свечки разгорелся, хозяйка велела держать ее горизонтально над миской. Воск капал в холодную воду, застывал в ней причудливыми каплями, а женщина неразборчива шептала заговор. – Достаточно, – наконец объявила она. – Задуйте свечу. Покрутив в руках погасшую свечку, не получивший иных указаний Джури осторожно положил ее на край стола, пока женщина вертела так и сяк в руках миску, вглядываясь в ее содержимое. – Я вижу дальнюю дорогу, – наконец произнесла она. – Долгий путь. Рядом презрительно фыркнул Сойк, и Джури, покосившись на него с неудовольствием, все же не смог не признать, что сарказм был уместен: не надо быть провидцем, чтобы понять – гости прибыли издалека. – Но ваше путешествие заканчивается, – продолжила женщина. – Уже скоро вы достигнете цели, однако до этого с вами случится неприятность. – Неприятность? – переспросил Джури. – Да. Она не касается вас непосредственно, и она не слишком задержит вас, но причинит немало хлопот. – Хм, – пробормотал Джури, не зная, что и думать. – Вы совершите ошибку, юный мастер, – продолжала гадалка, и ее задумчивые темные глаза пугающе блестели в полумраке. – Серьезную ошибку. Вы придумаете что-то, вообразите то, чего нет, и поверите в это. Джури невольно сглотнул – предсказание получалось немного зловещим, и от самой атмосферы этого дома, от приглушенного голоса женщины по спине пополз неприятный холодок. – Серьезная ошибка, – повторила женщина. – Из-за бессмысленной иллюзии вы не заметите истинное сокровище под своим носом и потеряете его, так и не обретя. Позже вы все поймете, но будет слишком поздно. И пока Джури переваривал то, что услышал, женщина вскинула голову и посмотрела на него с неподдельной печалью в глазах. – Мне жаль говорить об этом, мастер, но скоро вас постигнет большое горе. Которое будет терзать вас еще много-много лет. Хозяйка дома никак не походила на злобную колдунью-гадалку из сказок, напротив – она была аккуратно одета, седеющие волосы собраны в строгий пучок на затылке. И она не пыталась запугать, в интонациях ее голоса слышалось неприкрытое сочувствие. Однако Джури все равно успел пожалеть, что согласился на это гадание. Неизвестно, был ли у женщины дар предвидения, но она верила в то, о чем говорила, и ее вера передавалась Джури. "Горе… Много-много лет…" – эхом прозвучало в его голове. – А поконкретней? – выдернул его из размышлений голос Сойка. – Какая неприятность? Какая ошибка? Что именно за горе? Кто-то умрет или покалечится? Или что? Он говорил так равнодушно и холодно, так скептически, что Джури моментально отрезвило, и он мотнул головой, гоня прочь неприятный морок. – К сожалению, этого я не вижу, мастер. Я рассказала обо всем, что смогла разглядеть. – Что толку от таких нечетких предсказаний? – с досадой поинтересовался Сойк. – Если знаешь, что все будет плохо, но не понимаешь, как именно плохо, каков прок от гадания? Чтобы хуже спалось по ночам? – Простите, мастер, – обескуражено прошептала женщина. – Предвидение будущего никогда не бывает точным. Если… Если не хотите, я не буду вам гадать. Джури был уверен, что Сойк сейчас хочет только одного – убраться вон из этого дома. Однако, презрительно скривившись, тот все же сделал шаг к столу и взял свою свечу. Джури отступил в сторону и наблюдал из темного угла, как воск капал в миску, как хмурился Сойк и как хозяйка снова нашептывала свой заговор. Когда Сойк отошел от стола и скрестил руки на груди с откровенно скучающим выражением лица, женщина вгляделась в воду. – То же путешествие, та же дорога, – тихо произнесла она. – И та же неприятность, что и у юного мастера. Вот только… – Только и меня она не касается? – насмешливо поднял брови Сойк. – Совершенно верно. Вас эта неприятность напрямую не коснется, но ее последствия станут вашей заботой, вашей головной болью. Именно вам придется с ними разбираться. – Это нормально, я привык, – невесело усмехнулся Сойк. Некоторое время вдова молчала, потом покачала головой и бросила на Сойка короткий взгляд: – Когда вы держали свечу, вы думали о прошлом, а не о будущем, мастер. – Не было указания думать о будущем, – вмиг помрачнел Сойк. – Вы все время о нем думаете. О прошлом, – проигнорировала выпад женщина. – И поэтому я вижу больше вашего прошлого, чем будущего. Одиночество и боль. И безграничная тоска на протяжении уже очень долгих лет. Я вижу смутную тень какого-то человека. Он очень дорог вам, и он все время рядом, но не с вами. И это особенно мучительно… – Знаете, я в курсе о своем прошлом, – мгновенно вышел из себя Сойк. – Если вам есть что сказать о моем будущем – говорите. Если нет, мы, пожалуй, пойдем. – Конечно-конечно, простите, мастер, – забормотала женщина и продолжила: – Я вижу, что вы долго колебались, гадая, отправиться ли в путь или остаться дома, но в итоге согласились. Это было правильным решением. – Приятно слышать, – сухо процедил все еще раздраженный Сойк. – Я вижу успех в конце вашего пути, вы сделаете то, чего от вас ждут, – повернув миску в руках, женщина продолжила. – Еще я вижу нехороший поступок, мастер. Вы сделаете что-то, о чем потом будете горько сожалеть. Ваше чувство вины будет нечеловечески огромным. Джури не сразу понял, что затаил дыхание, вслушиваясь в каждое слово гадалки. Сойк же, наоборот, выглядел спокойно и одновременно мрачно. – Но это не столь важно, потому что вас простят, мастер. А вскоре после этого вы найдете то, чего так долго были лишены. Найдете то единственное, что вам действительно нужно. – Вот как? – Да, – женщина подняла на него сияющие глаза. – Вас ждет большое счастье, мастер. Уже очень скоро. На мгновение Джури показалось, что Сойк сейчас или рассмеется хозяйке в лицо, или плюнет ей под ноги. А может, и то, и другое одновременно. ~ За дверь Сойк вылетел так стремительно, что Джури, который пытался вежливо попрощаться с женщиной, нагнал его уже возле дома, который должен был стать их ночлегом. – Любопытное гадание, – миролюбиво произнес Джури. – Вроде в одну сторону идем, а посулили нам различное: тебе – счастье, а мне – горе на полжизни. – Высшие Силы, мальчик! – Сойк практически застонал. – Неужели ты поверил хоть в слово этой шарлатанки?! Не заставляй меня думать о тебе хуже, чем ты есть! "Эта шарлатанка очень точно описала твое прошлое", – хотел веско заметить Джури, но сдержался, не желая касаться запретной темы. – Ну ты ведь не знаешь, может, у нее и правда Особый Талант, – вместо этого сказал Джури. – Будучи волшебником, ты должен знать, что Особый Талант, равно как и Дар, требует развития, а его носитель – кропотливого обучения, – казалось, последние капли терпения покидают Сойка. – Если Талантом не заниматься, он со временем угасает, причем угасает безвозвратно. А старуха сама призналась, что она необразованная. – Ты плохо слушал, мастер Сойк, – насмешливо заявил Джури, которого ситуация начинала забавлять: Сойк так искренне заходился от негодования из-за какой-то ерунды, как будто пожилая вдова не на воске гадала, а подожгла его собственный дом. – Она сказала, что ее мать и бабка были провидицами. Очевидно, что они обучили и ее. Джури почудилось, что он услышал, как от досады скрипнули зубы Сойка. К тому моменту они поравнялись с домом, спорить дальше было уже не о чем, но напоследок Сойк все же обернулся к Джури и негромко произнес: – У нее нет Таланта, Джури. Смирись. – Как ты можешь знать? – нахально улыбнулся тот. – Она предсказала то, чего быть не может. А значит, она простая деревенская идиотка. Сойк захлопнул за собой дверь так стремительно, будто боялся услышать от Джури ответ. Джури несколько минут потоптался на пороге, прежде чем открыл дверь и тихо проскользнул в тепло комнаты. Ему и правда было что сказать, но он в жизни не произнес бы вслух, глядя в глаза Сойка, то, о чем думал в эту минуту. А думал Джури, что нет ничего печальней, чем когда сильный, здоровый, даже могущественный и все еще не старый человек не может поверить в то, что однажды снова станет счастливым.