Через все времена

Утро началось для Джури с решительного стука в дверь. Открыв глаза, он первые несколько секунд не мог понять, где он и что происходит, – до того крепким был его сон. И лишь с запозданием Джури сообразил, что проспал, и льющийся в окно солнечный свет однозначно свидетельствовал о том, что день давно наступил. – Извини, я что-то заспался, – пробормотал сонный Джури, открыв дверь и увидев за порогом Сойка. – Наверно, еще не до конца пришел в себя... – Отдыхай на здоровье, – не слишком дружелюбно отозвался тот, заходя внутрь следом за Джури, который вялой походкой поплелся к своим сваленным в угол вещам. – Уже сегодня нам предстоит работа. – Какая? Джури нашарил в ворохе одежды небрежно брошенные штаны, отстраненно подумав, что разгуливать перед Сойком в одной теплой рубашке, которую он натянул в середине ночи, изрядно замерзнув, не лучшая идея. Но тут же отмахнулся от этой мысли, рассудив, что Сойку однозначно плевать на то, как он выглядит. – Мы едем в замок. Пришло письмо от Гарэля, нас ждут. Вместе с Агги. – Уже? – Джури так растерялся, что замер на месте, сжимая свои штаны в руке. – Он же говорил, что должен посоветоваться. А письмо отсюда до столицы будет идти в лучшем случае неделю... – Не советовался он ни с кем и даже не собирался, – отмахнулся Сойк. – Он просто все обдумал, взвесил и решил не затягивать. – У него большие полномочия, раз он может самостоятельно принять решение пригласить моррона в дом правителя, – заметил Джури. – Мартин Гарэль правителю почти как родственник, он имеет право еще и не на такое, – почему-то с каждой минутой голос Сойка становился все более раздраженным. – И ради Высших Сил, мальчик, оденься наконец! Слово "полномочия" из уст человека без штанов звучит, мягко говоря, странно! От неожиданности Джури чуть не подскочил на месте. – Я и не... – начал было он, но Сойк не дал ему договорить. – А я не нанимался смотреть на твой голый зад. Где твои манеры? Разве у мастера Эймана тебе не преподавали этикет? Джури принялся торопливо натягивать штаны. Ему вдруг стало страшно неловко, а то, что вопреки своим словам, Сойк наблюдал за ним и даже не собирался отворачиваться, только усугубляло ситуацию. В другой раз Джури придумал бы массу достойных язвительных ответов: от того, что негоже врываться в комнату едва проснувшегося человека, до того, что после почти целого года жизни в одной комнате не имеет смысла манерничать. Но именно теперь ему на ум не приходило ничего путного. – Не видел ты мой зад, – только и смог пробормотать Джури, но вдруг подумал: а достаточно ли длинной была его рубашка? – К счастью. Всемогущие боги пощадили, – ядовито отозвался Сойк и тут же потребовал: – Дай посмотреть на твой оберег. Уже справившийся со штанами, Джури покорно протянул вперед руку, и Сойк сжал его запястье пальцами. Джури ожидал, что они будут холодными, но те, напротив, оказались очень теплыми, как будто Сойк до этого держал горячую чашку. И чувствовать это прикосновение в холодной комнате было почти приятно, пока Сойк, применив формулу Магического Зрения, внимательно всматривался в золотистые переплетения магии на браслете. Он опустил голову, волосы закрыли его лицо, но Джури все равно видел, что Сойк хмурится. С опозданием он вдруг понял, как близко они стоят друг к другу, но сразу же приказал себе отвлечься на что-то постороннее. Например, на то, что пол был ледяным и его босые ступни уже замерзли. Да и Сойк сжимал его руку как-то слишком сильно... Джури чуть слышно вздохнул и переступил с ноги на ногу. "Давай, отпускай меня уже... – мысленно потребовал он. – Или..." Что "или" додумать он не успел – Сойк бросил на него сердитый взгляд: – Мальчик, ты можешь не дергаться? – А ты можешь называть меня по имени? – Не могу. Потому что ты ведешь себя как глупый мальчик. – С чего это вдруг? – неподдельно возмутился Джури. – Я за сегодняшнее утро слова сказать не успел. К его молчаливому торжеству Сойк не нашелся, что ответить, только разжал пальцы, отпуская руку, и заявил: – Оберег у тебя неплохой, узнаю работу мастера Эймана. Но учитывая, куда мы едем, я добавлю пару защитных формул. – Валяй, – не слишком вежливо отозвался Джури. – Протяни вперед руку и не убирай, что бы ты ни увидел. Возможно, косточки немного нагреются. Не пугайся и не дергайся, так и должно быть. – Себе ты тоже оберег усовершенствовал? – Я изначально, еще в момент создания, заложил в него все необходимые формулы, – ответил Сойк и, словно нехотя, добавил: – Кто бы мог подумать, что я скажу это, но родового перстня мне сейчас не хватает. Он бы мог пригодиться, если проблема с этой девушкой действительно настолько серьезна, как мне кажется. – Я видел этот перстень на гравюрах в книгах, – оживился Джури, даже не подумав, что выглядит сейчас как ребенок, вспомнивший любимую сказку. – Про Айраса... Про тебя, то есть, писали, что был у тебя родовой оберег – кольцо, выточенное из кости пегаса, с крыльями. Когда я узнал, что ты и есть Айрас, еще подумал, почему же у тебя самодельный оберег? – Какая потрясающая осведомленность о моих семейных реликвиях, – усмехнулся Сойк, но как-то почти по-доброму, потому Джури решил не обижаться. – Где он теперь? Ты потерял его в том пожаре? – Нет. Я его не потерял, – Сойк вдруг отвел глаза, и Джури готов был поклясться, что в эту минуту тот выглядел смущенным, если бы само сочетание слов "смущение" и "Сойк" не звучало так абсурдно. – Тогда почему... – Это не твое дело, Джури, – резко перебил его Сойк. – Перстень я сейчас достать не смогу. Все эти годы у меня просто не было потребности в настолько сильном обереге, и я привык обходиться без него. Я специально никому не показывал его – он слишком приметный. Тон голоса Сойка однозначно говорил о том, что обсуждать эту тему дальше он не желает. Пожав плечами, Джури снова протянул вперед руку с браслетом и замер в ожидании. Сойк сомкнул пальцы, сосредоточился и направил, в этот раз невидимую, формулу на защитный оберег. Косточки с рунами действительно потеплели, кожу щекотало соприкосновение с нагретым деревом, и Джури чуть заметно улыбнулся, чего Сойк, конечно, не заметил. Формула, которую создал его бывший мастер, была невидимой, и Джури от любопытства сомкнул пальцы свободной руки, чтобы коснуться магического зрения и посмотреть, что там творится. Лучше бы он этого не делал – уже через секунду Джури пожалел о своем опрометчивом решении, и нечеловеческого усилия ему стоило не дрогнуть и не отдернуть кисть. С кончиков пальцев Сойка срывались вовсе не привычные золотые полупрозрачные нити, а вился тонкими струйками черный дымок, закручиваясь вокруг браслета Джури и впитываясь в него, словно вода в песок. "Темная магия!" – все естество Джури орало и бунтовало против происходящего. Ситуация была такой дикой, что Джури растерялся, и именно это спасло его от разрыва связи. Ошалелыми глазами он смотрел на Сойка – его учителя, – который в этот момент нарушал закон, прикасался к запретному, и все это не только на глазах, но еще и в непосредственной близости от Джури. Секунды тянулись как минуты, а оторопевший Джури стоял и смотрел, не зная, что и делать. Привычка доверять Сойку не позволяла его оттолкнуть. Привитая с детства вера в грязь и мерзость темной магии требовала разорвать связь с отвратительной черной формулой и бежать дальше, чем видишь. Однако когда последний завиток дыма втянулся в гладкую поверхность рунической косточки браслета, Джури поспешно отступил на шаг и уставился на собственный оберег с гадливым выражением лица. – Если тебя тошнит, лучше подойди к ведру, – насмешливый голос Сойка вернул его в реальность и заставил Джури вскинуть голову. – Боги, зачем ты это сделал? – одними губами произнес он. Джури был настолько потрясен, что даже не знал, ругаться ему или пугаться. От мысли о том, что на его запястье теперь браслет с темной формулой, становилось не по себе – хотелось сорвать испорченный оберег и выбросить его куда подальше. – Это защитная формула, – немного устало, как показалось Джури, пояснил Сойк. – От темных сущностей. – Есть светлые защитные формулы от темных сущностей, – на слове "светлые" Джури сделал ударение. – Которые ничуть не помогают, – продолжил Сойк. – Лучшая защита от темных сил кроется в темных же формулах. В твой оберег я сейчас зашил самую сложную из всех существующих. Она хорошо защищает от низших проявлений, почти наверняка темные духи, немертвые, баньши и прочая мелочь не рискнет к тебе прикоснуться. От высших демонов и иных им подобных одной формулы, конечно, мало, зато в большинстве случаев она защитит от их опасных проявлений. От яда, панического страха, дурных снов и всего остального, чем темные любят делиться с людьми. Сойк говорил так ровно и уверенно, что Джури невольно успокаивался, отходя от первого шока. Однако притвориться, будто все было в порядке, он не мог. – Сойк, – севшим от волнения голосом произнес он, – это же темная формула. Это же запрещено. – Я знаю, – Сойк смотрел на него испытующе. – Можешь пожаловаться на меня в ближайший магистрат. – Да я не о том! – раздраженно отмахнулся Джури. – Я... Я знаю, что ты умеешь творить темные формулы, то есть, я понял это не так давно... В общем, неважно... Джури запутался и растерялся. Он сам не знал, что хотел сказать, пускай сказать хоть что-то определенно было нужно. А Сойк терпеливо смотрел на него и ждал. – Не обращай внимания, – наконец вздохнул Джури. – Я просто никогда не видел темных формул. Слышал, что они выглядят вот так, примерно представлял себе, но не видел, нет... Растерялся. Сойк не ответил сразу, он немного склонил голову набок и скрестил руки на груди. – Тяжелый случай, – прокомментировал он, внимательно рассматривая Джури, отчего тот с каждой минутой смущался все сильнее. – Конфликт здравого смысла и вбитых, пускай и в умную, голову безмозглых постулатов. – Чего конфликт? – моргнул Джури и следом подумал: "Это сейчас он мою голову умной назвал?.." – Джури, тебе следует уяснить одну простую истину, – вздохнул Сойк и кивнул в сторону кровати, на которую Джури послушно сел, не отводя глаз от Сойка. – Не бывает плохой и хорошей магии. Ты просто привык думать, что темная магия – это однозначное зло, потому что сейчас так принято считать. – Но ведь темная магия и правда направлена на всякую гадость, – не очень уверенно возразил Джури. – Можно призвать демонов, например, наслать проклятия... – А с помощью светлой магии можно призвать пламя, которое сожжет дотла гектары земли и тысячи людей заодно, – возразил Сойк. Джури не знал, что на это ответить. Он понимал, что переполошился зря. Сойк умел создавать темные формулы, во времена его обучения те не были под запретом. Сойк из лучших побуждений усилил его оберег, чтобы защитить от потенциальной опасности. И Джури, конечно, в жизни не сказал бы никому, что его мастер прикасается к темной волшбе – более того, сам правитель пожелал, чтобы на помощь его дочери пришел именно темный колдун. Сойк был прав: его растерянность и смущение не имели под собой никаких оснований, а желание спорить о том, что все-таки бывает хорошая и плохая магия, диктовало вбитое в голову общественное мнение. – Колдуны Грасселайна были темными, – все же напомнил Сойку Джури. – Они начали войну, они обратились к изнанке, и из-за этого погибло столько людей. – Правильно, – кивнул Сойк. – Колдуны обратились к темной магии. Точно так же они могли обратиться к светлой, но почему-то темную посчитали более подходящим подспорьем в войне. И заметь, они проиграли. – Потому что светлая магия сильнее? – Потому что мы оказались отчаянней и хитрей. Скажи мне, Джури, неужели мастер Эйман учил тебя, что темная магия – это плохо? – Нет, – отчего-то Джури смутился. – О темной магии он вообще не говорил... – Ну да, что еще ему оставалось, – Сойк устало провел ладонью по лицу. – Если бы он начал говорить, что думал, и его самого, и учеников отправили бы на костер. Не посмотрели бы на его заслуги. Джури поерзал на постели, пока Сойк перед ним мерил комнату шагами и будто собирался с мыслями. – Вот тебе простой пример, Джури, – наконец сказал он. – У тебя есть лопата. Этой лопатой ты можешь выкопать яму и посадить дерево. А можешь дать по голове соседу и раскроить ему череп. Вопрос: лопата хорошая или плохая? – Но... При чем тут лопата вообще? – пробормотал Джури, хотя смысл примера он уже понял, а Сойк продолжил: – Вот именно, лопата ни при чем. Как и магия. Магия просто существует, есть темная и есть светлая, а то, что совершается с ее помощью, результат деятельности людей. Их амбиций, жажды власти, дурных намерений или, наоборот, намерений благородных. Очень удобно, знаешь ли, натворить дел, а потом свалить все на магию. – Я понимаю, – Джури на миг прикрыл глаза и повернул голову в сторону, глядя на дощатую стену. В углу плел паутину крохотный паучок, и Джури остановил взгляд на нем – так было проще сосредоточиться. – Ты хочешь сказать, что светлая магия может убивать точно так же, как темная – помогать. – Совершенно верно, – негромко отозвался Сойк. – Сейчас не принято об этом вспоминать, но для целителей темная магия была куда более полезной, чем светлая. Болезни – тоже своего рода темные проявления, это слабость человеческого тела. И самые эффективные снадобья создавались именно на основе темных формул. Джури во все глаза уставился на Сойка, пока тот невозмутимо рассказывал: – Проще говоря, здесь работает тот же принцип, что и с твоим браслетом. Темная формула лучше защитит тебя от темных сущностей. Так же темная формула лучше защищает от болезней. – Я никогда не слышал об этом, – сдавленно проговорил Джури. – Ну еще бы, – невесело усмехнулся Сойк. – Ты слишком поздно родился, чтобы застать эру здравого смысла. Войну выиграли светлые, но даже страны-победительницы были в таком упадке, что не опишешь словами. Людям надо было кого-то ненавидеть, надо было кому-то мстить, и безграмотные чиновники, далекие от истинного знания, дали им на откуп темную магию. А волшебники остались без одной руки. – Без руки? – нахмурился Джури. – Образно, – усмехнулся Сойк. – Представь, что темная и светлая магия – это как левая и правая рука. С их помощью маг может сделать многое – создать, разрушить, построить, исцелить. Если человеку отрубить одну руку, сможет он жить дальше? – Скорей всего, да. – Безусловно, да. Вот только что это будет за жизнь? И кто по доброй воле отдаст свою руку? У Сойка был какой-то затуманенный взгляд, когда он говорил об этом и смотрел вдаль за окно. А Джури глядел на его профиль и думал о том, что Сойк долго размышлял над тем, что рассказывал сейчас. И ему действительно было очень жаль, что из-за абсурдных политических распрей мир отказывался от древнего знания. Почувствовав его взгляд, Сойк обернулся и передернул плечами, будто избавляясь от наваждения, и уже более равнодушным тоном произнес: – Все это я рассказываю тебе для того, чтобы ты понимал, Джури. Обращаться к темной магии сейчас опасно, даже просто приобщаться к этому знанию не стоит, чтобы не попасть на костер. О темной магии не следует говорить вслух. Но никто не запретит тебе думать здраво. В том, что темная магия под запретом виноваты не колдуны Грасселайна, а наши правители, которым после Двадцатилетней войны нечем было кормить необразованных простолюдинов, кроме как местью. Джури послушно кивнул – ему казалось, что он запоминает каждое сказанное слово. – Помни об этом и не шарахайся в ужасе, когда видишь темную формулу, – добавил Сойк. – Возможно, она создана, чтобы спасти тебе жизнь, и совсем не обязательно она призывает вурдалаков и упырей. – Я запомню это, – негромко отозвался Джури. – Вот и договорились, – по лицу Сойка пробежала слабая тень улыбки. – А теперь собирайся, за нами пришлют карету через час, а то и раньше. Сойк направился к выходу, и Джури смотрел ему в затылок растерянным взглядом. Но когда его мастер прикоснулся к дверной ручке, Джури порывисто вскочил на ноги. – Сойк... Начал он уверенно, но тут же замолчал, когда Сойк бросил на него вопросительный взгляд через плечо. – Сойк, – уже тише повторил Джури, – ты научишь меня темной магии? Повисшая тишина была осязаемой. Сойк только что говорил о том, что даже упоминать о запрещенной волшбе Джури не стоит. И теперь тот набрал побольше воздуха в легкие, чтобы отвечать на все возражения Сойка. О том, что их обоих казнят, если кто-то узнает. О том, что, скорей всего, даже если Джури научится чему-то, эти знания он не сможет применить никогда. О том, что это безрассудно и бессмысленно. О том, что... – Научу, – так же тихо ответил ему Сойк. – Когда вернемся в Южное графство. Толкнув дверь, он вышел из комнаты, оставив Джури взволнованным и в растрепанных чувствах. ~ Карета из замка, запряженная парой гнедых лошадей, прибыла не через час и даже не через два – на выезде у нее сломалась спица, и потребовалось время, чтобы отремонтировать и вернуть на место колесо. Уехать сразу тоже не получилось: Агги по-прежнему нельзя было шевелиться, и перенести его в экипаж оказалось непростой задачей. Когда же они тронулись в путь, солнце уже скрылось за горами. Но пока зимние сумерки не сгустились до темноты, Джури смотрел в окно, с интересом разглядывая пейзажи и ожидая, когда в поле видимости появится замок. – Как вчера прошла встреча? – лениво спросил Агги, вытянувшись на одном из сидений. Джури и Сойк сидели напротив. – Чем больна дочка правителя? Накануне, когда Джури перед сном зашел проверить, как там его единственный пациент, а заодно наложить несколько заживляющих формул, Агги уже спал. Процесс лечения проходил мучительно для него, а обезболивающее снадобье можно было принимать лишь небольшими порциями. За день Агги успевал намучиться, а когда вечером выпивал зелье, практически сразу отключался. К радости Джури, Агги спал и с вопросами не приставал. Джури наложил на его позвоночник несколько формул и отправился в свою комнату, пока Сойк все еще говорил внизу с бывшим советником. "Не твоего ослиного ума дела", – хотел от души ответить Джури, но Сойк его опередил. – Она не больна, – произнес он, задумчиво глядя в окно кареты. – Советник Гарэль считает, что на нее наложено темномагическое проклятье... – Гарэль? Мартин Гарэль?! – Агги даже приподнялся на локте. – Лежи и не дергайся, – поморщился Сойк. – А то придется сращивать твои кости заново. – Поверить не могу, неужто он жив! – двигаться Агги перестал, но горящие глаза выдавали искреннее изумление. – Как видишь, – флегматично отозвался Сойк. – Да ему лет двести уже! – Гарэль – не моррон, а человек. Люди не живут столько. – Ай, да знаю я, – отмахнулся Агги. – Но он очень стар, действительно очень. Я о нем много лет не слышал. Думал, он помер давно. – Он уже не советник. Ушел после войны, но остался при дворе правителя, присматривает за его дочкой. – Задержался на этом свете старый сухарь, – хмыкнул Агги. – А если серьезно, он, кажется, мой ровесник. – Сколько же тебе лет? – вмешался в разговор удивленный Джури. Он помнил, что морроны живут не в пример дольше людей, но Агги выглядел очень молодо, и Джури привык думать, что ему от силы лет двадцать пять, а то и меньше. – Мне – восемьдесят! – гордо провозгласил Агги. – А тебе, Джуни-малыш? – Ско-олько? – не смог скрыть удивления Джури. – Сколько слышал. Сто восемьдесят. Джури обескуражено посмотрел на Сойка, и тот устало вздохнул, а Агги весело рассмеялся. – Агги намного моложе, – успокаивающе произнес Сойк, глядя на Джури. – Ему примерно пятьдесят. По меркам морронов это еще юность. – Откуда тебе знать, друг Айрас, какие у морронов мерки? Вы же нас всех перебили. – Конкретно мы не перебивали никого, – возмутился Джури. – Ах да, прости, я забыл, что ты еще совсем кроха, – Агги скорчил виноватую мину. – Ты не застал тех славных дней... – Да пошел ты, – рассердился Джури и хотел уточнить, куда именно следует пойти Агги, но вдруг ладонь сидящего рядом Сойка накрыла его руку, и Джури запнулся на полуслове, забыв, что хотел сказать. – Джури, он специально тебя провоцирует. Зачем ты поддаешься? – голос Сойка звучал одновременно устало и снисходительно, а Джури, опомнившись, осторожно отнял свою ладонь. Это движение не укрылось от внимательных глаз Агги, и Джури мысленно выругался, когда моррон удовлетворенно улыбнулся. – Я не провоцирую, я шучу, – заявил он. – А поддается Джуни, потому что обычно я шучу на одну тему, которая очень важна для нашего маленького мастера. Ну что, Джуни, расскажем Айрасу, из-за каких шуток ты от злости выпрыгиваешь из штанов? Джури показалось, что внутри него что-то взорвалось, что всколыхнулось столько разных чувств и эмоций, сколько человек не может испытывать одновременно. Самым острым было желание швырнуть в моррона разрушающей формулой. Далее следовали смущение, страх, что Агги сейчас и правда расскажет, злость, ненависть, презрение, опять смущение... – Агги. Уймись. Сойк это произнес так мягко, как он редко говорил, и Джури, позабыв на миг обо всем, что испытывал только что, взглянул на своего учителя, который со слабой улыбкой смотрел на моррона, как будто без слов просил его замолчать. "Он знает, – вдруг с ужасом понял Джури. – Сойк и так знает, о чем сейчас говорит Агги. Знает, что тот шутит по поводу моих якобы чувств. Но никаких чувств нет!" Последнее разгневанный Джури хотел выплюнуть Сойку в лицо. Что этот шрамированый горе-герой о себе возомнил?! Но не успел Джури даже сформулировать в вежливой форме свои мысли, как следом пришла другая: не стоит орать и возмущаться, ведь Сойку наплевать. Наплевать, даже если он думает, что Джури к нему действительно что-то чувствует. Закрыв рот и сжав губы, Джури прищурился, всматриваясь в профиль Сойка, который демонстративно игнорировал его взгляд. "А вот это обидно, – вдруг понял Джури. – Придумал обо мне невесть что и даже поговорить об этом не хочет. А вдруг я и правда страдаю?" – Да молчу я, молчу, – усмехнувшись, Агги закрыл глаза. – Джуни, не нервничай так. У тебя уже глаз дергается. – Ты, кажется, хотел узнать, что там с дочкой правителя, – напомнил ему Сойк. – Хм. Ну, это, конечно, не так интересно, как мучить Джуни, но я охотно послушаю, да. Джури резко отвернулся к окну и постарался не слушать, а заодно и не думать. Он весь клокотал от негодования, а еще недоумевал, что с ним такое происходит и почему равнодушие Сойка вдруг стало его задевать. Сойк рассказывал обо всем, что услышал от советника Гарэля. Очевидно, он считал, что от Агги не стоит ничего скрывать, что моррон не станет болтать потом, когда они покинут это место, да и если уж на то пошло, наверняка сам обо всем узнает, живя с ними под одной крышей. Джури попытался сосредоточиться на видах, открывавшихся из окна. Тропа была неширокой и не слишком разъезженной, а небо темнело стремительно быстро, но белый снег, покрывавший толстым покрывалом все вокруг, позволял Джури видеть достаточно хорошо и далеко. Они ехали в лощине – справа и слева в небо тянулись горы, высокие, с белыми шапками, заросшие непроходимыми лесами. Вдоль дороги росли высоченные разлапистые ели, и Джури даже предположить не мог, сколько веков этим исполинским деревьям. Вымершая деревня с названием Паманусские Пещеры появилась внезапно, Джури даже удивился, когда заметил первый небольшой домик, заброшенный и тоже укутанный снегом. Он лежал пышной шапкой на крыше, а внизу доходил до самого окна, темного и пустого. Даже в лучшие свои времена село было бедным. Частично скрытые снегом домики выглядели крохотными и убогими, их было от силы десятка три, и все они жались к дороге, безмолвно сдаваясь перед величием гор. Чуть дальше, за домами, Джури рассмотрел кладбище. Оно оказалось необычно большим, и даже если бы деревня все еще была заселена, мертвецов в земле здесь было бы куда больше, чем живых. Этому находилось простое объяснение: деревня явно существовала очень давно, быть может, не одно столетие, и в мир иной отсюда ушло намного больше живших здесь недавно людей. Но Джури все равно поежился. Когда вдалеке появился темный силуэт замка, он испытал облегчение. Крыша над головой и тепло очага казались ему в этот момент самым прекрасным, что можно пожелать, и пускай под этой крышей творится недоброе, все лучше, чем тащиться в темноте мимо мертвых домов. – Айрас, ну это же просто, как украсть лошадь! – громкий возглас Агги вырвал Джури из невеселых размышлений. Засмотревшись в окно, он совсем перестал слушать разговор своих спутников. – Да ну? – насмешливо отозвался Сойк. – А мне вот казалось, что случай как раз очень даже сложный. – Значит, иногда надо смотреть дальше собственного носа, – назидательно произнес Агги. – Во всем виноват Гарэль! – С чего ты взял? – вопросительно поднял брови Сойк. – Он столько лет при девчонке и при этом он не умер. Значит, он ее и проклял. – Невероятно логично, – с сарказмом в голосе отозвался Сойк. – Вот только есть несколько "но". – Ну-ну, просвети меня, – Агги откровенно забавлял этот разговор. – Для начала Мартин Гарэль – не волшебник. – Откуда тебе знать? – прищурился Агги. – Может, он волшебник, который забыл об этом рассказать. – Во время войны, примерно за пять лет до ее окончания, единственный сын Гарэля получил тяжелое ранение... – начал Сойк, но Агги его перебил: – Да-да, я слышал эту трогательную историю. Его сын провалялся в агонии несколько дней и уже почти испустил дух, но тут появился прекрасный, как весенний рассвет, Айрас на белом коне и парой целительских формул вернул бедолагу к жизни. – Все было не столь торжественно, но суть верна, – кивнул Сойк. – Если бы Гарэль был волшебником, он бы сам помог своему сыну. Так что не сходится твоя догадка, Агги, не мог он проклясть девочку. – А что стало с сыном советника потом? – поинтересовался Джури. – Через полгода он погиб, – вздохнул Сойк. – На войне как на войне: если не сегодня, то завтра. – А советник Гарэль с тех пор любит Айраса почти как родного сына, – подмигнул Джури Агги. – Интересно, он не обиделся, что ты не сообщил ему о том, что выжил? – Не обиделся, – равнодушно отозвался Сойк. – Рад за него, – хмыкнул Агги. – Но отсутствие Дара я не считаю доказательством. Если Гарэль и не сам заколдовал девушку, он в любом случае к этому причастен. – Помимо того, что советник Гарэль не волшебник, есть еще ряд причин не подозревать его. Он добрый друг семьи правителя. Он болеет за будущее страны, а если юная Орлена вовремя не сядет на трон, начнутся новые распри и междоусобицы. Кроме того, Гарэль всегда любил и правителя, и его детей. – Любил, вот именно, Айрас. Любил когда-то, – Агги поднял вверх указательный палец. – Ты не видел старикана много лет, его отношение к правителю могло сто раз измениться. Он мог возненавидеть его за смерть сына. А мог просто впасть в старческое слабоумие. – Это правда, – не стал спорить Сойк. – Я тоже не в восторге от политики страны в настоящее время, хотя когда-то правитель восхищал меня. Но все же это лишь домыслы и никак не повод подозревать бывшего советника. – А чем тебя правитель восхищал раньше? – спросил Джури. – Наш правитель неплохой стратег и полководец, – пожал плечами Сойк, как будто говорил об очевидных истинах. – Те двадцать лет, что шла война, он был хорош во главе страны. Благодаря ему Хателион выстоял и даже победил. Но управлять страной в мирное время он оказался неспособен. – Как патетично, – фыркнул Агги. – Из тебя выйдет славный летописец, Айрас. Но пока ты не удалился на покой и не ударился в воспоминания, советую хорошенько обдумать, почему все умерли, а Мартин Гарэль – нет. Это подозрительно, хоть ты тресни, а чуйка меня никогда не подводит. Именно поэтому я до сих пор жив. – Это чуйка тебе нашептала встать на наст над разломом? – не удержавшись, ехидно поинтересовался Джури. – В тот момент чуйка спала, Джуни-друг, – ничуть не обиделся Агги. – Но сейчас она вопит о том, что вы впутались в скверное дело, а я вместе с вами. – Ты же нас в это и впутал, – отозвался Джури. – Не без того, – развел руками Агги. – Но мироздание меня уже покарало. Теперь будем вариться в политических и магических интригах вместе. Джури на это ничего не ответил, как и Сойк. Копыта лошадей застучали по камням, и Джури, выглянув в окно, увидел, что они пересекают мост через горную реку, которая тоже замерзла, хотя выломанный лед, глыбами торчащий у берегов, говорил о том, что стремительный поток не сдавался до последнего. До места назначения оставалось совсем немного. ~ Вблизи замок оказался невысоким и небольшим, его ожидаемо окружал мелкий ров, через который вел узкий мост. В тени у ворот Джури заметил вооруженного стражника, а когда они миновали сводчатый въезд, тяжелая металлическая решетка опустилась за ними. Советник Гарэль сам встретил их во дворе. В этот раз он был без плаща, зато в парадном военном камзоле, отчего казался куда более статным. Джури подумал о том, что годы и горести долгой жизни не согнули этого человека. – Добро пожаловать в Паманусский замок, – официально произнес он и кивнул головой в знак приветствия. Джури понимал, что все происходящее – лишь дань традициям и хорошему тону, но когда увидел, что Сойк поклонился советнику, последовал его примеру. Агги остался ждать их в экипаже. – У вас есть два часа, чтобы устроиться. После этого подадут ужин, за которым вы познакомитесь с леди Орленой. А сейчас следуйте за мной. Джури озирался по сторонам и осматривался, пока бывший советник рассказывал о замке и о его обитателях. – Замок невелик, всего три этажа да подвал. Есть еще смотровая башня. Думаю, ты хорошо помнишь это место, Айрас? – Да, на память не жалуюсь, – Сойк тоже оглядывался вокруг, но Джури заметил, что выражение его лица немного потерянное. – Замок был отремонтирован с тех пор, как ты бывал здесь, – продолжал рассказывать Гарэль. – Все же теперь не военное время, а жить в этих стенах приходится юной леди. "Невесело ей здесь живется", – подумал Джури. Замок был совсем мал по меркам аристократа. Джури не был богатым наследником, но сейчас думал о том, что дом мастера Эймана и то казался просторнее, а ведь его первый учитель не относился к правящему сословию. – Должно быть, леди Орлене здесь тоскливо, – озвучил мысли Джури Сойк, пока они шли через двор. – Леди Орлене тоскливо по иной причине, – сурово ответил советник Гарэль. – А жить в аскетичных условиях она привыкла. Джури усмехнулся: надо было додуматься назвать жизнь в замке аскетической. К счастью, в темноте никто не видел насмешливого выражения его лица. – В замке два крыла – северное и южное, – продолжал рассказывать Гарэль, когда они уже поднимались по узкой винтовой лестнице. – Еще есть подвалы и чердаки, в каждом крыле свои. Советник то ли не пожелал вести их через парадный вход, то ли здесь такового не имелось. Джури больше склонялся ко второму варианту – Паманусский замок напоминал крепость или военный форт, но никак не дворец для балов и отдыха. Миновав узкую лестницу, они прошли таким же узким коридором. Он освещался одинокими светильниками, здесь было почти темно, но Джури рассмотрел вывешенное на стенах оружие, перемежавшееся тусклыми портретами. Возможно, он просто накрутил себя, но атмосфера этого места казалась ему гнетущей. Правители прошлого смотрели с ветхих полотен настороженно и недобро. – Северное крыло мы не ремонтировали, оно не отапливается и закрыто. Юная госпожа и прислуга живут здесь, в южном. Соответственно, вам подготовили комнаты тут же. Советник объяснил, что после войны в замке сделали отопительную систему: из печей на первом этаже и из кухни нагретый воздух поднимался по трубам, проложенным в стенах, потому в замке было тепло. Подвалы, от которых прежде тянуло сыростью, осушили и отремонтировали. Порядок на чердаках наводить не стали, там, как и раньше, были свалены горы никому ненужного хлама. Леди Орлена жила на третьем этаже, ее покои занимали всего пять комнат, кроме того, там была гостиная для приема гостей. На втором этаже жил сам советник Гарэль, остальные комнаты до сегодняшнего дня пустовали, в них селили гостей, которые изредка навещали госпожу, – того же правителя и некоторых знатных особ. Теперь три из четырех пустовавших комнат были убраны для гостей-волшебников и их несчастного друга. – Я не стал говорить, что к нам приедет моррон, – чуть понизив голос, сообщил Гарэль. – Постарайтесь сделать так, чтобы об этом никто не прознал. И, разумеется, вы можете обращаться к прислуге за помощью по уходу вашего пациента. Но я прошу вас... – Само собой, советник, – перебил его Сойк. – Мы все поняли. Помощь нам действительно пригодится, не хочется из-за мелочей отвлекаться от нашей главной задачи, а о том, что Агги не человек, никто не узнает. – Я уже давно не советник, мальчик мой, – покачал головой Гарэль. – Не стоит называть меня так. – Прошу прощения, – кивнул Сойк. За коридором последовала еще одна лестница, уже более широкая и застеленная темным ковром. Стены тут скрывали дорогие гобелены. – Расскажите нам, кто еще живет в замке, – попросил Сойк. – О, людей здесь совсем немного, нет почти никого, – отозвался бывший советник. – Помимо меня, леди Орлены и вас, наших гостей, всего двадцать шесть человек. Джури чуть было не присвистнул, благо вколачиваемые в него хорошие манеры не позволили этого сделать. Толпу из четверти сотни человек у Джури язык не поворачивался назвать "почти никого". Со слов Гарэля на первом этаже располагались служебные помещения, кухня и комнаты для слуг. Некоторые из них там и ночевали. В Паманусском замке жили повар и его помощник, личная служанка леди Орлены, преподаватель, обучавший девушку наукам, а также учитель танцев. К придворным манерам и этикету леди Орлену приобщала старая дева, госпожа Ахана. – К сожалению, не удалось найти ни одну знатную даму, согласившуюся бы приехать сюда и обучать юную леди быть женственной, – посетовал Гарэль. В замке было также пятеро слуг – три женщины и двое мужчин, убиравших в замке, а по свободе выполнявших прочую работу. Один конюх, он же возница, и дворецкий. Летом приезжал еще садовник, ухаживавший за парой клумб и розарием, но в зимнее время в его услугах не нуждались. Остальные тринадцать человек являлись стражниками, постоянно державшими караул на обзорной башне, у ворот и на стенах. Жилые коридоры замка они патрулировали в темное и светлое время суток. – Леди хорошо стерегут, – не удержался от комментария Джури. – Разве это хорошо? – вздохнул бывший советник. – Всего тринадцать человек. Это мало, мастер Джури. Но разместить большее количество людей в таком крохотном замке просто невозможно. – А они что, все поместились в южном крыле? – спросил Сойк. – Нет, стража располагается в обзорной башне – на нижних этажах там пригодные для жилья комнаты. Остальные слуги живут во флигеле. Вы его наверняка не заметили сейчас в темноте, он в противоположной стороне от южного крыла, прямо через двор, не ошибетесь. На первом этаже в самом замке живут только повар со своим помощником, дворецкий, госпожа Ахана да личная служанка леди. Но она часто ночует в комнатах на третьем этаже – леди порой тревожно спать одной в своих покоях. "Мне бы тоже было тревожно", – подумал Джури и поежился, всматриваясь в темноту высоких потолков и неосвещенных углов. Дворецкий – мужчина неопределенного возраста с вытянутым лошадиным лицом и водянистыми рыбьими глазами – встретил их на втором этаже. – Это Геор, – представил слугу советник Гарэль. – По любому вопросу можете обращаться к нему. Геор чопорно поклонился, а Джури подумал о том, что запоминать прислугу по именам не имеет смысла – даже если они сами здесь задержатся, дворецкого, как и остальных, быстро сменят. Советник говорил об этом накануне. Второй этаж делил пополам широкий коридор, где было лишь две двери: одна вела налево, другая – направо. За дверью, ведшей налево, скрывалась гостиная с парой комнат, в одной из которых жил советник, за второй же дверью была гостиная с тремя комнатами, по одной для каждого гостя. – Чувствуйте себя как дома, – сказал напоследок советник Гарэль. – Ужин подадут в покоях леди на третьем этаже. Геор зайдет за вами. Советник поклонился и вышел, и дворецкий безмолвной тенью последовал за ним. Джури и Сойк остались одни в небольшой полукруглой гостиной с тремя одинаковыми дверьми перед ними. Джури огляделся. Комната была скудно освещена, в единственном подсвечнике горело четыре свечи, и этого явно не хватало. Но он все равно рассмотрел ковер на полу, диван с цветастой обивкой и пару кресел рядом. Другой мебели в гостиной не наблюдалось. – Ну как впечатления? – спросил его Сойк, тоже оглядываясь. – Здесь довольно мило, – чуть замявшись, отозвался Джури. – Ничего странного не заметил? – А должен был? – Должен. Потому что здесь явно что-то не так, раз Леда не смог сюда попасть. Но, к сожалению, я тоже пока не вижу ничего необычного. Только после слов Сойка Джури вспомнил, что ведь и правда – Леда не мог прорваться в этот замок, нечто мешало ему, и это означало, что в скором времени призрака они не увидят. Джури сам не мог объяснить себе, почему вдруг отчетливо почувствовал радость. Леда всегда был приветлив и дружелюбен, за все время он не сказал ему ни одного худого слова. И все же Джури поймал себя на удовлетворении от мысли, что на ближайшее будущее тот будет отрезан от замка, где они остановились. – Располагайся, а я пока прослежу, чтобы Агги перенесли в комнаты и при этом не навредили, – сказал Сойк, не дождавшись никакого ответа от Джури. Лишь когда он вышел, Джури вспомнил, что они не договорились, кто в какой комнате будет жить. Пожав плечами, он направился к крайней левой двери. Должно быть, по меркам замков и богатых особняков комната была небольшой, однако прежде Джури не приходилось жить в таких хоромах. Его спальня в доме мастера Эймана была в два раза меньше. В центре возвышалась кровать, на которой без проблем уместилось бы человека три. Ее покрывало два балдахина, один внутренний, тонкий, от насекомых, второй тяжелый, бархатный, бордового цвета с золотыми кистями и такой же золотой бахромой. Глядя на это великолепие, Джури только головой покачал. Он не представлял, как спать в такой красоте. Слева от входа стоял стол и стул с широкими подлокотниками. На столе были сложены письменные принадлежности и стоял еще один подсвечник, точная копия первого из гостиной. Справа же от двери в углу был небольшой комод и вычурное зеркало в полный рост – тоже в золотой раме. Джури не сразу обратил внимание на тянущийся откуда-то из стены шнур, а когда увидел его, нахмурился, силясь понять, что это такое. С запозданием до него дошло, что это звонок для вызова слуг. О таком Джури прежде только слышал. – Ну и ну, – пробормотал он и, бросив свою заплечную сумку прямо на пол, неуверенно прошел вперед. Его ноги тут же утонули в мягком ковре: ворс был таким длинным, что Джури захотелось разуться и пройтись по нему босиком. Он направился к окну, пускай и знал, что ничего не рассмотрит в темноте, но споткнулся обо что-то. Опустив глаза, Джури увидел фарфоровую ночную вазу, всю в золотых цветах и птицах. От того, чтобы рассмеяться, Джури удержало лишь понимание, как глупо прозвучит его смех в пустой комнате. Вазу он ногой задвинул под кровать. Слуги с носилками появились через четверть часа. Под руководством Сойка они осторожно переложили Агги на постель – Джури заметил, что глаза моррона скрывала уже знакомая повязка. Пока Агги укладывали, Джури, застыв на пороге, окинул взглядом комнату и понял, что она ничем не отличается от той, что выбрал он. – Ох, славное местечко, – Агги сорвал с лица повязку, стоило слугам скрыться в коридоре. – Давненько я не дрых в таких палатах. – Смотри не привыкни, – усмехнулся Сойк, попутно создавая сложную укрепляющую формулу. – Интересно, тут служанки симпатичные? – проигнорировал его замечание Агги. – Тебе-то какая разница? При служанках снимать повязку нельзя. – И то верно, – Агги как будто даже обрадовался. – В кои-то веки мне все равно, как выглядит женщина. – Как же ты ее очаруешь, парализованный и безглазый? – не удержался от насмешки Джури. – Элементарно, мой друг. Женщины – самые жалостливые существа на свете, а я сейчас так жалок, что сам едва не плачу от сострадания к себе. Спорим на желание, что к концу недели в моей постели побывает каждая красотка, переступившая порог? – Далось тебе это желание, – пробормотал Джури. – Ты не замечаешь ничего странного? – серьезно спросил Сойк, обращаясь к Агги, как будто очередного препирательства с Джури он не заметил. – У морронов более тонкое чутье. – Чувствую плохую энергетику этого места и бурчание в желудке. Нас когда кормить будут? – Я серьезно, Агги. Агги чуть наморщил нос, будто прислушиваясь к себе, но уже через секунду мотнул головой. – Ничего не чувствую, Айрас. Но ты не преувеличивай мои способности, у меня ведь не столько чутье, сколько предчувствия. На первый взгляд тут мрачновато, но вроде спокойно. Парень-слуга, который нес носилки первым, закладывает за воротник. Тот, который шел сзади, не мылся неделю так точно. В светильниках на первом этаже надо поменять масло. Вот и все, что тебе может сказать мой нос. Глаза пока ничего не видели. В ответ Сойк промолчал, он напряженно обдумывал что-то, кусая губы. Джури вздохнул и переступил с ноги на ногу. – Отдыхай тогда. Мы идем на ужин к леди, тебе же принесут еду сюда, – наконец произнес он. – А как насчет зелья? – Перед сном. Пока рано. Агги демонстративно вздохнул, но спорить не стал и опустил голову на подушку. Джури же подумал о том, что, несмотря на привычно развеселое поведение, чувствовать себя Агги должен был неважно – переезд по ухабам утомил его и растревожил еще не сросшиеся кости. – Готовь свои лучшие манеры и свой лучший костюм, – сказал Сойк Джури, когда они вышли в гостиную, а дверь в комнату Агги захлопнулась за ними с тихим щелчком. – Да я уж понял, – проворчал Джури. – Не страдай, этот вечер – не худшее, что могло случиться, – усмехнулся Сойк. – Нас примут почти по-домашнему. Если бы леди Орлена жила в столице, не обошлось бы без танцев, музыки и светских бесед до полуночи. – Ужас, – хмыкнул Джури, но тут же поправился: – Хотя это еще что. Ужас у меня в комнате. Тут даже ночной горшок золотой. Не представляю, как в такой справлять нужду. – Уже завтра перестанешь обращать внимание, – отмахнулся Сойк. – К хорошему быстро привыкаешь. Как и к слугам, которые будут этот горшок выносить, а заодно убирать у тебя в комнате, стирать твою одежду и кормить по первому требованию в любое время дня и ночи. – Не удивительно, что ни один аристократ, выросший в таких условиях, потом не может жить в бедности, – заметил Джури. Он хотел рассказать услышанную когда-то давно историю о самоубийстве целой знатной семьи, которая, разорившись, предпочла смерть нужде, но Сойк перебил его: – Ну я же смог. Джури так и застыл с открытым ртом. Порой он задумывался о том, как жил Сойк до того, как попал к мастеру Эйману, кем были его родители и как прошло его детство. Разумеется, Сойк был из знатного рода, порой его выдавали манеры – или даже не манеры, но отдельные жесты, которые, скорее, помнило тело, а не голова. Но почему-то Джури никогда не допускал мысли, что в свое время Сойк мог быть действительно очень богатым. – Ты в какой комнате устроился? – спросил Сойк, и Джури не успел додумать до конца свою мысль. – В этой, – ткнул он пальцем. – Отлично, тогда эта – моя, – ответил Сойк и скрылся за дверью, не обратив внимания на задумчивый взгляд Джури.