Через все времена

– Сопли тролля, Джуни! Ты снова выиграл! Агги швырнул карты на постель и гневно уставился на Джури, который, в свою очередь, весело посмотрел на него в ответ. – Новичкам везет, ты ведь сам сказал, – Джури развел руками, изобразив самое невинное выражение лица, на какое был способен, и Агги нахмурился пуще прежнего. Странной игре, о которой Джури никогда не слышал прежде, моррон научил его парой дней ранее. Откуда-то издалека он привез колоду карт с различными картинками. Карты вслепую раздавались игрокам, а дальше начиналась игра, в ходе которой соперники по очереди ходили той или иной картой. Сперва Джури думал, что не заинтересуется, потом неожиданно для себя увлекся, и дело пошло. – Только без твоих магических штучек, – потребовал Агги. – Мухлевать нельзя. Джури и не собирался жульничать, тем более поначалу ему действительно везло. Или Агги поддавался, как чуть позже понял Джури. Стоило моррону предложить играть на интерес, как удача быстро отвернулась от Джури, который только и порадовался тому, что играли они на деньги, а не на желания, как сначала требовал Агги. Игра шла своим чередом. Джури успел проиграть почти целый серебряный, когда неожиданно заметил, как в свободном рукаве рубашки Агги мелькнула припрятанная карта. "Задери тебя дракон", – мысленно проклял моррона Джури, но признаваться в своем открытии не стал: вместо этого он незаметно сомкнул пальцы и наворожил магическое зеркало за спиной Агги, которое тот не мог увидеть, даже если бы удосужился оглянуться. В этом зеркале Джури отлично видел карты своего соперника и не без досады обнаружил, что у того в руках было больше тузов, чем насчитывалось в колоде. Однако Джури всегда считал, что знание – это сила, и, несмотря на собственные никудышные карты, очень быстро отыграл серебряный. – Да этого быть не может! – кипятился Агги. – Почему же? – Джури подозрительно прищурился. – Ты знаешь причину, по которой я не могу выиграть? – Нет, – недовольно процедил Агги. – Просто мне в карты всегда везло. – Ну а мне везет больше, – почти пропел Джури. – Еще раз или сдаешься? – Я должен отыграться, – Агги сгреб разбросанные на постели карты и начал решительно их тасовать. За время игры к ним заглянул Сойк, внимательно посмотрел на висящее за спиной Агги зеркало, заглянул в карты моррона, возвел глаза к потолку, одним взглядом говоря: "Вы друг друга стоите", и ушел. Джури и Агги едва ли заметили его появление, увлеченные игрой. Карты помогали коротать время, которого было слишком много. Досуг впервые не радовал Джури – от безделья он размышлял, а когда Джури чрезмерно долго думал о своей жизни, он начинал грустить. После памятного визита в деревню, где они с Сойком нашли мертвого старика, прошло чуть больше недели. До проведения ритуала оставалось десять дней. Книги Сойку так и не привезли – он все ждал их, а когда Джури просил подготовить его к ритуалу, Сойк только отмахивался, говоря, что он все успеет и лучше это делать уже после того, как он сам освежит в памяти все нюансы. – Тебе хватит двух дней, – непреклонно заявлял он. – Ритуал буду проводить я один, а для того, что потребуется от тебя, не нужны ни тренировки, ни специальные знания. Мертвого старика из деревни привезли в замок и похоронили. К радости всех посвященных, после этого не случилось ни одной смерти. Агги быстро поправлялся, он уже мог самостоятельно ходить, правда, не слишком уверено. Сойк утверждал, что еще пара дней – и моррон полностью вернется в свое нормальное состояние. Агги радовался и все рассуждал, как после этого сбежит из Паманусского замка, да так быстро, что все демоны изнанки не догонят. Пока же он по-прежнему не покидал своей комнаты, а если заходил кто-то из слуг, натягивал на глаза повязку – уже изрядно грязную и посеревшую. Посторонние не должны были догадаться, что за особенный гость живет рядом с ними, однако это не мешало Агги успешно общаться с молодыми служанками. Достаточно часто Джури и Сойк проведывали леди Орлену или гуляли с ней по замку. Девушка была печальна и задумчива, но на все вопросы о том, как продвигается работа чародеев, Сойк уклончиво отвечал, что они уже предпринимают меры и что когда понадобится помощь самой леди, они ей обязательно сообщат. Скорей всего, леди Орлена думала, что волшебники зашли в тупик и ничем ей не помогут. Джури было жаль ее, отчего и без того скучные прогулки становились вовсе невыносимыми. Не так давно Джури покинул дом мастера Эймана, где несколько лет общался с отпрысками знатных семейств, но даже подумать не мог, как быстро отвыкнет от светских бесед и церемониального расшаркивания. Он все больше понимал Сойка, который дворцам предпочел жизнь в глуши среди природы и простых людей. Вечера Джури скрашивали книги о темной магии и лечение прислуги. Ну и общество моррона, когда тот не слишком сильно раздражал Джури. Первая темномагическая формула получилось у него через пять дней тщетных проб и попыток. При этом Джури испытал такой экстаз, какой никогда не чувствовал, – он уже начал подозревать, что к темной магии его Дар просто не предрасположен. Ощущения от темной волшбы были совсем иными, не такими, какие он испытывал, создавая светлые формулы. Колдовать было интересно, не противно и не приятно, просто очень здорово. Джури с удовольствием думал о том, как темной магии начнет его учить Сойк. Пока что учитель отказался делать это, заявив, что у него и так забот полон рот. Сойк не терял надежды найти что-то интересное в замковом архиве: закопавшись в бумагах, он порой мог целый день не выходить из комнаты. На чердаке обнаружились кипы старых документов, и Джури понимал, что Сойк не успеет пересмотреть их даже до лета. Прислуга полюбила Джури, его старались лишний раз не беспокоить, но в итоге едва ли не каждый обратился к нему за помощью. Аларис после своего излечения глядел на Джури такими сияющими глазами и так настойчиво спрашивал, что может сделать для юного мастера, что тот с большим усилием выталкивал его за дверь, заверяя в отсутствии необходимости каких бы то ни было благодарностей. Стражники улыбались молодому мастеру, а качество завтраков, приносимых в комнату Джури, значительно улучшилось после того, как он подлечил ревматизм повара. Все шло своим чередом, и если бы не приближение ритуала, о котором Джури знал так мало, но которого заведомо боялся, а также не глухая тоска на душе, которую он испытывал каждый раз, глядя на Сойка, пребывание в замке можно было бы назвать сносным и даже в чем-то приятным. – Опять... – теперь, когда Джури побил последний его козырь, в голосе Агги послышалась угроза. – Опять удача на моей стороне, – согласился Джури. – С тебя еще две десятинных. – Загрызи меня вампиры, Джуни! – взорвался Агги. – Ты ворожил, клянусь своим золотым зубом! Агги ткнул Джури пальцем в грудь, и Джури решительно перехватил его руку. – У тебя нет золотого зуба. Зато есть вот это, – он с силой сжал сразу оба локтя Агги и встряхнул. Моррон не ожидал такого поворота, из его рукавов посыпались карты, и Джури поразился, когда понял, что там скрывалось не меньше еще одной колоды. От удивления он даже не разозлился. – Как? – недоверчиво оглядывая бесчисленных тузов и джокеров, спросил Джури. – Многолетний опыт, – Агги невозмутимо пожал плечами, как будто это не его поймали на шулерстве. – Теперь понимаешь, Джуни, что ты не мог у меня выиграть? – Теперь я понимаю, что мне не стыдно за то, что я колдовал, – парировал Джури. – Тебе и так не было стыдно. – Конечно. Потому что я заметил, что ты обманываешь. Секунду или две они пристально смотрели в глаза друг друга, и Агги не выдержал первым, откинул назад голову и расхохотался. Джури удалось удерживать серьезное выражение лица не многим дольше, и он тоже фыркнул. – Торжественно зарекаюсь впредь садиться за один игральный стол с волшебниками, – отсмеявшись, Агги поднял вверх правую руку, словно принося клятву. – Прибить бы тебя, да жалко последнего представителя морронов, – усмехнулся в ответ Джури. – Сколько же невинных людей ты одурачил? – Невинных нет, – пожал плечами Агги. – И если уж на то пошло, обыграть в карты куда человечней, чем срезать кошелек и при этом свернуть его владельцу шею. А порой чужие кошельки мне ой как нужны. Надо же чем-то, кроме человечины, питаться. Агги демонстративно оскалил зубы, но на Джури это не произвело впечатления. – Давай еще раз сыграем, но теперь без денег, – предложил он. – А смысл? – Так я точно буду знать, что ты играешь честно. – Без денег неинтересно, – вздохнул Агги. – Надо ставить хоть что-то на кон. – Не согласен, – возразил Джури. – Игра довольно увлекательная сама по себе. Кроме того... Джури перебил тихий и очень вежливый стук в дверь, и улыбка тут же сползла с лица Агги. – Ну кого там еще лешие принесли, – сердито пробормотал он, откидываясь на подушку и натягивая на глаза невесть откуда взявшуюся повязку. Джури тем временем быстро сгреб карты, засунул их под одеяло, а в руки взял первую попавшуюся книгу, лежавшую на прикроватном столике. Ею оказался учебник по зельям, с которым Джури сверялся, когда готовил Агги укрепляющее снадобье. – Войдите, – громко произнес Джури, напоследок окинув комнату взглядом. Все выглядело вполне благопристойно: создавалось впечатление, что Джури читал книгу незрячему больному, пока сам больной возлежал на постели как на одре с торжественно сложенными на груди руками и опущенными уголками губ. Джури успел подумать, что Агги переигрывает, когда дверь скрипнула и за спиной раздался знакомый заискивающий голос: – Позволите, мастер Джури? Аларис едва ли не на цыпочках вошел в комнату – Джури уже давно замечал, что люди начинают вести себя странно в присутствии тяжелобольных: говорить шепотом и красться словно тени. – Я принес вам чаю, – зачастил Аларис, опуская поднос на столик. – В вашу чашку положил две ложки вашего любимого лугового меда. А что любит мастер Агги, я не знал, потому принес и сахар, и мед, и конфитюр... Краем глаза Джури заметил, как дернулся уголок губ Агги, и подумал, что это не к добру. Почему-то показалось, что развеселило моррона вовсе не то, что слуга назвал его мастером. – Спасибо, Аларис, ты очень заботлив, – постарался быть дружелюбным Джури. – Это мастер Сойк попросил тебя принести нам чай? – Что вы, что вы, старший мастер тут ни при чем, – взмахнул рукой Аларис. – Я сам. Подумал, что вы так долго сидите здесь в комнате, наверняка проголодались. Я принес еще пирожки с яблоками, которые вы так любите, мастер Джури. Как цирковой фокусник, Аларис сдернул салфетку с небольшого блюда, и под ней и правда обнаружились сложенные горкой маленькие румяные пирожки. – Это очень обходительно с твоей стороны, – пробормотал Джури, почувствовавший себя почему-то неловко. А еще ему показалось, что Агги под одеялом начала колотить дрожь. – Я всегда рад вам услужить и ради вас сделаю все что угодно! – просиял Аларис. Джури некстати заметил, что мальчишка после выздоровления начал выглядеть куда лучше: исчезли мешки под глазами и кожа стала светлее. Видимо, избавление от боли позволило ему наконец нормально высыпаться да и просто жить в свое удовольствие. – Я попросил господина Гарэля приставить меня к вашим комнатам – вашим и господина Сойка. Теперь я ваш личный слуга. Стоит вам только дернуть за этот шнур у входа, и я тут же появлюсь, чтобы исполнить любую вашу прихоть. Необъяснимый тремор Агги перерос в натуральный кашель, моррона едва ли не пополам согнуло, и Аларис, как показалось Джури, только тут вспомнил о его присутствии и опасливо покосился на больного. – Спасибо, Аларис, ты очень добр, – поблагодарил его Джури, для вида хлопая Агги по спине. – А теперь я попрошу нас оставить. У нас тут была серьезная дискуссия о прочитанном. Поглядев в свою книгу, Джури обнаружил, что открыл ее на главе о "Поносах, запорах и прочих желудочных и кишечных расстройствах". Оставалось только надеяться, что Аларис не умел читать. К удаче Джури, тот в книгу и не смотрел даже, только восхищенно глядел на него самого. – Безусловно, простите за беспокойство, мастер, – Аларис неловко поклонился. – И помните, что я всегда готов прийти на помощь. Когда дверь за слугой закрылась, Агги вытерпел положенные несколько секунд, пока не стихли шаги, и тут же сорвал повязку. – Джуни, бесов тебе в задницу! Это что сейчас было? Ответ Агги, очевидно, не интересовал: он расхохотался так громко, что Джури опасливо оглянулся, не прибежит ли Аларис обратно, заподозрив, что кому-то из них нехорошо. – Где ты подцепил эту шлюху? – выдохнул Агги, когда на смех не осталось сил. – О, Силы Высшие, вокруг меня одни голуби – и они окружают, вьются все ближе и ближе! – За что ты его так? – поморщился Джури. – Хороший же парень... – Хороший парень? – Агга во все глаза уставился на Джури и для верности даже пощелкал пальцами перед его носом. – Ау, Джуни, ты еще с нами, или твой разум съел морок? – Слушай, хватит, а? – отмахнулся Джури, который начал чувствовать подступающее раздражение. – Он был болен, я ему помог, теперь он хочет меня отблагодарить. Всё. – Хочет отблагодарить, стоя на четвереньках. Или лежа на спине, – подхватил Агги. – Джуни, девственный ты мой друг, да это ж прямой, ничем не прикрытый намек! Ты слышал, каким голосом он говорил? Как будто в рот себе влил полкадки того самого лугового меда! А имя? Имя ты это слышал? – Имя-то чем тебе не угодило? – устало провел ладонью по лицу Джури. – Блохи с вурдалаков, Джуни! Да ненастоящее это имя! – Как ненастоящее? – А вот так. Он же прислуга, простолюдин из глухого села. И звать его Кагут или Хлап, или еще как, но уж точно у него не может быть имени красивее, чем у несчастной леди, которую вы тут с Айрасом дружно спасаете. – Высшие Силы, Агги, ну какая разница, как его зовут? – взмолился Джури. – А такая, что подобные имечка себе берут трактирные шлюхи, – Агги поднял вверх указательный палец. – Уж мне-то не знать. Некоторым плебеям нравится думать, что они трахают аж Алариса, а не какого-нибудь Бобута Ветродуя, сына мельника. Не удержавшись, Джури все же улыбнулся. А следом подумал, что если насчет намерений Алариса моррон ошибался, то его биографию рассказал в целом верно. – Позволь угадаю, от чего ты его лечил, – не унимался Агги. – Вши на интимном месте? Или такая зеленая сыпь на яйцах? Или, может, эта гадость, когда все чешется, а промежность становится... – Я даже спрашивать не стану, откуда у тебя такие глубокие познания, – перебил его Джури. – А обсуждать чужие болезни низко для целителя. – Ну и ладно, – не стал настаивать Агги. – Не хочешь, не обсуждай. Мне только одно расстраивает: что Айраса не было в комнате, пока тут распинался этот благодарный. – А Сойк тут причем? – спросил Джури, моментально мрачнея. – Притом, мой глупый Джуни, что ему полезно тебя приревновать. А то ведь больше и не к кому. – Он не станет меня ревновать, – отрезал Джури. – И хватит нести чушь. – Как знаешь, – снова легко сдался Агги. – Но послушай старого доброго Агги и прими на заметку: будет очень и очень неплохо, если твой Аларис начнет перед тобой пресмыкаться на глазах у Айраса. Просто подстрой такую ситуацию и посмотри, что получится. – Разговор окончен, – Джури невольно повысил голос, но вопреки своим гневным словам, вытащил припрятанную колоду карт. – Или играем дальше, или я ухожу. У меня дела всегда найдутся. – Играем, конечно, мне тут скучно одному, – моментально отступил Агги. Джури показалось, что моррон хотел добавить что-то наверняка ехидное, но в последний момент плотно сжал губы. ~ Леди Орлена играла на арфе. Как и все, что делала эта девушка, ее музыка был прекрасна – она затапливала комнату, заставляла расслабиться и задуматься одновременно. За окном царила непогода: весь день шел снег, к вечеру превратившийся в настоящую вьюгу. Ветер бился в сводчатое окно так, что дрожали стекла, швырял пригоршни колючих снежинок, словно кто-то снаружи хотел ворваться в теплую комнату и негодовал от того, что ему не спешат открывать. Арфа была лучше фортепьяно. Когда леди Орлена играла на клавишах, она просила Джури переворачивать для нее страницы тетради с нотами, и Джури, еще у мастера Эймана обученный нотной грамоте, не мог ей отказать. А когда девушка предпочитала арфу, Джури мог просто слушать и думать о своем. Вечера в компании леди Орлены были утомительными, однако именно этот проходил чуть живее, потому что к ним присоединился господин Гарэль. При всех своих подозрениях Джури не мог не признать, что советник был интересным собеседником. Тонкие пальцы леди Орлены скользили по струнам, словно ласково поглаживали их, взгляд был направлен прямо, но казался отчужденным – Джури еще никогда не видел таких красивых и таких невероятно синих глаз. Смотреть на девушку было приятно, но что особенно радовало Джури – леди Орлена хорошо отвлекала его внимание от Сойка, хотя порой Джури не выдерживал и поглядывал на своего мастера. Сойк сидел в кресле, вся его поза – опущенная голова, расслабленные плечи, чуть шире, чем положено по этикету, расставленные ноги – говорила о том, что мыслями мастер тоже далеко отсюда и музыка его интересует меньше всего. В руке Сойк держал полупустой бокал, но почти не пил, а лишь бездумно болтал в нем красное вино. Взгляд Джури Сойк почувствовал, посмотрел на своего ученика исподлобья, но не улыбнулся, как сделал бы на его месте любой другой человек хотя бы из вежливости. Эта мелочь немного огорчила Джури, и он отвернулся. – Замечательно! Просто божественно! Вы так талантливы, дитя мое, – советник был, наверное, единственным, кто внимал мелодии. Он так расчувствовался, что Джури даже показались скупые слезинки в уголках его старческих глаз. – Благодарю вас, господин Гарэль, – кротко поблагодарила леди. Джури невольно вспомнил свой сон, который приснился ему парой днями ранее. Помимо невнятного эротического сумбура, который продолжал неизменно являться, несмотря на все защитные формулы Сойка, Джури впервые за все время в замке увидел наконец и нормальное сновидение. В этом сне Гарэль говорил ему, что на самом деле он, советник, древний могущественный маг, только скрывает это ото всех, а леди Орлена – его любимая внебрачная дочь, которую убили десять лет назад. Но Гарэль так тосковал по ней, что, повинуясь его воле, душа девушки вернулась с того света и теперь остается среди людей. Остается ни живая, ни мертвая, и очень от этого страдает. Джури рискнул рассказать о своем сне Сойку, но тот лишь усмехнулся. – Ты слишком проникся историей Леды, – только и сказал он. – Вот тебе и снится такое. Гарэль – не волшебник, а возвращение мертвых в мир живых – это самое невероятное, что может случиться с человеком. Я сомневался, что такое вообще возможно, пока сам не столкнулся. Джури понимал, что его учитель абсолютно прав. Но воспоминания о сновидении не желали так просто его отпускать. – Хотела задать вам вопрос, мастер, – леди Орлена обратилась к Сойку, выводя Джури из размышлений. – Я слышала, что вы нашли мертвого старика в деревне. – Да, на прошлой неделе, – кивнул ей Сойк с непроницаемым лицом. – Я... Я случайно услышала, как слуги обсуждали... – девушка немного замялась, и Джури догадался, что признаваться в таком ей было неловко – не полагается благородной леди подслушивать, о чем болтает прислуга. – Обсуждали, что тело выглядело ужасно. – Все беды в этом мире из-за слуг! – тут же рассердился Гарэль, и Джури с ним мысленно согласился. – Девочка моя, тебе не следует прислушиваться к пустой болтовне простолюдинов. – И все же, – упрямо нахмурилась леди. – В чем ваш вопрос? – вмешался Сойк. – Я хотела знать, правда это или нет. – Нет, неправда, – не моргнув глазом, ответил Сойк. – Старик умер, вероятно, от сердечной недостаточности или от истощения и холода. Мы не стали проверять, в этом уже не было смысла. На теле не нашли никаких повреждений. – А его лицо? – настаивала девушка. – Леди Орлена, – отчеканил закипающий советник. – Это уже переходит все границы. Негоже юной знатной леди, к тому же дочери правителя, обсуждать чужие россказни со знатным господином волшебником! Девушка закусила губу то ли обиженно, то ли возмущенно – ей явно было что ответить, но Сойк не дал разразиться спору. – Его лицо выглядело неприглядно, – сказал он. – Джури не даст мне соврать. Но в этом нет ничего странного. Лишь немногие уходят из этого мира с улыбкой на устах. Леди Орлена неуверенно кинула, видимо, не до конца удовлетворенная этим ответом, но Сойк опередил возможные дальнейшие расспросы, спросив первым: – Почему вас это интересует, леди Орлена? Могу я поинтересоваться? Девушка смутилась и опустила глаза на сложенные на коленях руки. – Сложно объяснить, – уклончиво ответила она. – Если людей убивает тот демон, что вы говорили, я бы хотела знать, что они видят перед смертью. Это ведь моя вина. – Это вина мерзкой колдуньи, а не твоя, – решительно заявил советник. – Люди не могут видеть демонов, – добавил Сойк. – К тому же, все остальные умирали без страданий. Джури стало жаль девушку. Оберегая ее, окружающие так беззастенчиво лгали в лицо, что она не могла этого не чувствовать. Глядя, как леди Орлена хмурит лоб, но молчит, Джури только утверждался в своем предположении. Ей нечего было возразить, она ничего не знала о демонах и о том, как те влияют на людей, но и поверить безоговорочно у нее не получалось. Кроме того, Сойк не велел рассказывать ей о планируемом ритуале, и от этого положение приезжих волшебников в Паманусском замке и вообще вся ситуация в целом с точки зрения леди Орлены должны были выглядеть зыбкими и непонятными. – Если уж речь зашла об этом, я тоже хотел спросить кое о чем, – сообщил Сойк, переводя взгляд с советника на девушку. – Точнее будет сказать, я хотел просто поделиться. Последнюю неделю я провел, перебирая архивные документы, которые нашел на чердаке. – Вот как? – удивилась девушка, а советник промолчал, внимательно глядя на Сойка. – Особое внимание я уделял бумагам десятилетней давности, относящихся примерно к тому периоду, когда вокруг вас, леди Орлена, начались несчастья. Но, к сожалению, не нашел ничего интересного. – Как я тебе и говорил, – в голосе господина Гарэля послышалось удовлетворение, которое Джури не понравилось. – Тогда я решил посмотреть более старые записи, – никак не отреагировал на слова советника Сойк. – Как вы знаете, семья правителя проводила немало времени в Паманусском замке, и многие события имеющие, в том числе историческое, значение, происходили именно здесь. – К чему вы клоните? – леди Орлена подалась вперед, внимательно слушая Сойка. – Я нашел кое-что, касающееся вашей няни. Ее звали Таниссия Лароо, так ведь? – Не помню, – леди Орлена смутилась. – Я называла ее просто няней. – Да, именно так ее и звали, – вмешался Гарэль. – И что? – Это грасселайнское имя, – отозвался Сойк. – Ну еще бы. За это ее и казнили. – Ее казнили за темную магию, – возразил Сойк. – Вас не смущает, господин Гарэль, что в разгар войны с Восточным Грасселайном правитель взял в дом в качестве прислуги женщину, родом из этой страны? – То, что ее предки жили в Грасселайне, еще ничего не значит, – пожал плечами советник, но Джури видел, что тот озадачен. – Вряд ли она была родом оттуда, скорее, ее дед или прадед перебрался в незапамятные времена в Хателион, оттуда и имя. – Возможно, – легко согласился Сойк. – У меня тоже возникла подобная мысль, а еще я подумал, что, быть может, Таниссия Лароо была принята в дом еще до начала войны. Как я предположил, она была уже немолода. – Конечно, – согласилась леди Орлена. – В детстве няня казалась мне очень старой, но теперь могу предположить, что ей было лет пятьдесят-шестьдесят. Сойк на это удовлетворенно кивнул – очевидно, такого ответа он и ожидал, а затем продолжил: – Как мне удалось выяснить буквально сегодня, особую непредвзятость со стороны правителя ваша няня заработала тем, что трое ее сыновей служили в армии Хателиона и сражались с темными на нашей стороне. И все трое погибли в этой войне – за каждого убитого сына Таниссии выплатили по десять золотых. Я нашел соответствующие распоряжения в бумагах счетовода. Судя по всему, больше детей у нее не было, все они умерли в последний год войны, когда шли особенно ожесточенные бои. – Как это печально... – глаза леди Орлены расширились, они стали казаться еще больше, и в них читалось такое острое сопереживание, будто няня была сейчас перед ней, а ее дети умерли только сегодня. – Мне не давали покоя два вопроса, – продолжил задумчиво Сойк. – Почему темную колдунью взяли в дом и почему она не сбежала сразу, как закончилась война, а над темными магами начались массовые расправы? – Правитель просто не знал, что она колдунья. Уверен в этом, – проворчал Гарэль. – Согласен с вами, – кивнул Сойк. – Наверное, она думала, что правитель не причинит вреда старой няне своих детей? – робко предположила леди Орлена, давая ответ на второй вопрос. – Я думал об этом, – покачал головой Сойк. – Но теперь полагаю, что дело было в мести. Тридцать золотых – очень малая плата за убитую семью. У Таниссии Лароо никого не осталось, а то, что все ее сыновья погибли один за другим, могло особенно ожесточить ее. – Тридцать золотых, мальчик мой, это приличные деньги, – вспыхнул Гарэль, но Сойк только голову набок склонил, и взгляд, которым он смерил советника, показался Джури снисходительным и не слишком вежливым. – Приличные деньги, если это жалование. И оскорбительная подачка, если это жизни любимых детей, – ответил он. – Правитель хотел как лучше! – негодовал Гарэль. – Даже не сомневаюсь, – развел руками Сойк. – Но сердце женщины – вечная загадка. Прожив всю жизнь при дворе правителя, Таниссия должна была знать, какие это, по сути, копейки для казны. – Простые жители нашей страны не получили и этого, – Гарэль, видимо, хотел обелить правителя, но последняя реплика производила обратное впечатление. – Война – это всегда смерть и потери, но что мы можем поделать? Грасселайн напал на нас, а не мы на него. – Расскажите об этом скорбящей матери, – не желал отступать Сойк и, чтобы прекратить неуместную дискуссию, подытожил: – Теперь все сходится. Мы знаем мотив и причины, понимаем, почему колдунья не сбежала. Совершив свою месть, она, видимо, просто осталась ждать. Скорей всего, ей было некуда идти, да уже и не нужно. Если бы казнь ее миновала, она бы еще долго упивалась плодами своего деяния. Кроме того, теперь понятно, откуда ей известен сложный запрещенный ритуал, о котором в Хателионе много лет никто не слышал. Наверняка знания передавались в семье Таниссии Лароо из поколения в поколение. "Что же ты делаешь?!" – чуть не подскочил на месте Джури. Сойк невзначай проболтался о том, о чем так долго требовал не рассказывать девушке. Однако когда Джури внимательней всмотрелся в лицо своего учителя, он заметил, как дрогнули его ресницы и как украдкой, но очень пристально Сойк наблюдает за леди Орленой. – Ритуал? Какой ритуал? – девушка заерзала на стуле и сжала ладони в кулаки, скомкав белоснежный платок, который она до этого теребила. – Всему свое время, леди Орлена, – Сойк улыбнулся так лучезарно, что Джури сразу стало ясно, насколько эта улыбка напускная. – Думаю, в самом скором времени мы обо всем вам расскажем. – Вам не кажется, мастер Сойк, что это жестоко? – немного раздраженно произнесла леди Орлена. – Речь идет о моей жизни, а вы, зная что-то важное, не хотите делиться? – Я случайно проболтался, простите меня, – Сойк кивнул ей с самым пристыженным видом. – Но поверьте мне, в ближайшем времени все образуется, а вы сможете вернуться к нормальной жизни. Леди Орлена ничего на это не сказала, но было заметно, что она хочет еще многое спросить. Девушка перевела растерянный взгляд на советника, но тот покачал головой, без слов требуя быть вежливой: если мастер сказал, что все объяснит позже, значит, так тому и быть. А Джури интересовал только один вопрос: что за игру затеял Сойк? ~ "Именование так называемой темной магии "темной" и, соответственно, светлой – "светлой" является концептуально неверным. Более пяти веков назад Лораниус Черный поднимал вопрос об изменении названий, однако его предложение привело лишь к спорам, которые длятся по сей день. Суть возражения Лораниуса Черного сводилась к тому, что, создавая темную формулу, маг черпает силу от тьмы, а значит – в мире прибывает света. И, напротив, творя так называемую светлую волшбу, маг берет от света, а в мире прибывает тьмы. Таким образом, темная магия – суть светлая, а светлая – суть темная..." Джури опустил раскрытую книгу на живот, посмотрел в потолок и потолку же пожаловался: – Я сейчас свихнусь. Учебник по теории темной и светлой магии Джури долго откладывал. Ему казалась, что эта книга – самая скучная из всех им найденных. Однако когда понадобилось скоротать полчаса перед тем, как приступить к приготовлению лекарств для слуг на завтра, она вполне сгодилась. Джури вернулся из покоев леди Орледы около десяти вечера, а Сойк задержался, чтобы поговорить о чем-то с советником. Ингредиенты по-прежнему хранились в его комнате, и Джури решил дождаться учителя, вытянулся на своей кровати и приступил к чтению. Чего Джури никак не ожидал, так это что книга окажется более чем занимательной и потрясет его давно установившееся представление о магии. Перечитав еще раз последний абзац, Джури вздохнул и перевернул страницу. "Несмотря на то, что теория Лораниуса Черного, детально описанная во многих его трудах, была едва ли опровержима, другой чародей старины – Кристофер Лоренессо – заявлял обратное. Сей ученый муж считал, что магия по сути своей..." Джури не успел снова зачитаться, потому что неожиданно отвлекся на чуть слышный из-за массивной двери бой часов в гостиной. Неосознанно Джури посчитал удары и тут же подскочил на месте как ужаленный. С книгой он совершенно потерял счет времени, и если часы с маятником не врали, уже была полночь. – Демоны забери... – раздосадовано пробормотал Джури и захлопнул книгу. Прошло два часа, а он и не заметил. Идти к Сойку было слишком поздно, наверняка его учитель давно спал. Джури сделал пару шагов по комнате, гадая, как поступить. Некоторые лекарства следовало заготовить уже сегодня, да и прерывать лечение той же подагры, которой страдала треть слуг, было крайне нежелательно. Еще раз тихо выругавшись, Джури вытащил из подсвечника одну свечу и мысленно пожелал себе не быть убитым Сойком. В общей гостевой было непроглядно темно, последние свечи догорели еще час назад. Джури прикрыл за собой дверь, шагнул в сторону двери комнаты Сойка, но та вдруг приоткрылась, и в гостиную проскользнула тень. Джури от неожиданности чуть не выронил свечу и замер на месте с открытым от удивления ртом. – О, мастер Джури, – улыбнулся ему Аларис. – Добрый вечер. – Ночь уже, – пробормотал Джури. Аларис сжимал в руках какую-то тряпку, но на нее Джури не обратил особого внимания. А еще Аларис стоял перед ним довольный и сияющий. "Довольный и сияющий Аларис среди ночи крадется из комнаты Сойка", – Джури услышал, как собственный внутренний голос объясняет ему, будто недогадливому ребенку, сложившуюся ситуацию. А следом вспомнились слова Агги, произнесенные этим утром: "Подобные имечка себе берут трактирные шлюхи..." – Могу я вам чем-то помочь, мастер? – вернул Джури в реальность услужливый Аларис. – Вряд ли, – губы стали деревянными, Джури с трудом выдал даже этот короткий ответ. – Тогда доброй ночи, мастер Джури, – Аларис улыбнулся ласково, опустив длинные светлые ресницы, и Джури вдруг понял, что больше всего хочет придушить его. Когда слуга скрылся в коридоре, Джури все стоял со свечой посреди гостиной, позабыв, куда шел. Он смотрел прямо на дверь спальни Сойка, но не видел ничего перед собой. Ноги сами понесли его: Джури развернулся и направился в свою комнату, но в последний момент опомнился. Недолгий ступор отпустил, и он вдруг ощутил, как внутри разгорается злость. – Вот, значит, как, – услышал Джури словно со стороны собственный придушенный голос. В произошедшем не было ничего из ряда вон выходящего: Сойк как взрослый, свободный от каких-либо обязательств человек имел полное право коротать ночи с кем ему заблагорассудится. Вот только Джури наивно верил, что его учитель проводит свой досуг в одиночестве. "А куда я, собственно, собрался?" – одернул себя Джури, когда рука опустила на дверную ручку собственной спальни. Лекарства сами себя не сделают, а Джури теперь точно знал, что Сойк еще не спит. Решительно развернувшись, он в три шага преодолел расстояние до комнаты учителя, для порядка один раз стукнул в дверь и, не дожидаясь ответа, толкнул ее. Злость застилала рассудок, она быстро перерастала в ненависть, и Джури не знал, кого в этот момент презирал больше: Сойка, Алариса или себя самого за все те эмоции, что испытывал, когда должен был чувствовать сухое равнодушие. – Доброй ночи, – рявкнул он с порога. Первое, что заметил Джури, это расстеленную постель, и перед глазами не просто потемнело – заалело. Мысль о том, что не всех Сойк нагибает над столом – некоторым полагаются более комфортные условия, была до того ядовитой, что мигом лишила Джури последней выдержки. И только после этого Джури заметил самого Сойка. Его учитель стоял возле письменного стола и тоненькой ниточкой магической формулы зажигал по очереди свечи в массивном подсвечнике. Сойк был без рубашки, длинные волосы опускались между лопаток почти до самого пояса. С тех пор, как он начал ухаживать за ними, выглядели они потрясающе – густые и блестящие, они казались очень приятными на ощупь, и Джури уже неоднократно ловил себя на желании прикоснуться к ним. Но только не сейчас, когда его всего трясло от ярости и обиды. – Джури? – Сойк оглянулся через плечо, но тут же вернулся к своему занятию. – Что-то случилось? – О, ничего, заслуживающего твоего внимания, – выплюнул Джури, сжимая кулаки. – Тогда чем обязан? – Сойк не мог не заметить, каким тоном с ним разговаривают, но отвечал нарочито ровно и спокойно. – В отличие от некоторых, я немного делом занят, – процедил Джури. – Надо на завтра лекарства приготовить. Мне нужен сушеный тысячелистник, кленовый сок и еще кое-что по мелочи. – Пожалуйста, – по-прежнему не оборачиваясь, Сойк махнул рукой в сторону небольшой этажерки, на которой расставил все ингредиенты. Джури задул бесполезную теперь свечу и бросился к аккуратным полочкам так решительно, что чуть не сшиб их. Своим спокойствием Сойк добивал его, и Джури уже понимал, что, вернувшись в свою комнату, обязательно что-нибудь разломает или разобьет. "Желательно собственную голову. Чтобы не думать обо всем этом", – подсказал внутренний голос. Схватив все необходимые ему коробки, а заодно пару бутылочек, Джури, уповая лишь на то, что ничего не забыл, так же быстро, как до этого, бросился ко все еще распахнутой двери. – Спокойной ночи, мастер, – зло бросил он напоследок. – Спокойной ночи, Джури, – отозвался Сойк. Впоследствии Джури не знал, что заставило его остановиться. То ли услышанное собственное имя, то ли добродушие в голосе Сойка, а может, все это одновременно. Джури замер посреди комнаты и на миг зажмурился, прежде чем резко обернулся. – Я был лучшего о тебе мнения, – выпалил он, обращаясь к затылку Сойка, который как раз зажег пару последних свечей. В комнате стало очень светло, и хотя подсвечник был за спиной Сойка, когда тот развернулся, Джури все равно хорошо видел его лицо. На миг Джури позабыл обо всем, что волновало его секундой ранее: безобразный, страшный шрам покрывал грудь Сойка. Джури вяло отметил, что за время жизни в одной комнате он ни разу не видел этого. Сойк вставал раньше него, комнату разделяла ширма, и Джури даже предположить не мог, что ожог на лице – это сущая мелочь по сравнению с тем, что украшало его торс. Вся правая половина груди Сойка была обезображена, кожа зарубцевалась грубо и некрасиво – бугристая, неровная, она мало напоминала человеческую. Но вместо того, чтобы ужаснуться, Джури вдруг подумал, какой страшной была боль, особенно учитывая тот факт, что от магического пламени ожог заживает не один год. – Если ты уже налюбовался, не желаешь ли объясниться? – холодно спросил Сойк и подхватил белую рубашку, лежавшую на стуле рядом. – Не желаю, – Джури опомнился и дернул подбородком. – Пусть с тобой Аларис объясняется. – Ладно, – пожал плечами Сойк, натягивая рубашку. – Что ладно? – растерялся Джури. – Ладно, пусть со мной говорит Аларис. Он, в отличие от тебя, ведет себя вежливо. – Работа у шлюх такая – быть вежливыми, – Джури едва ли не шипел, и он сильнее прижал к груди коробочки с компонентами, потому что чувствовал, как сильно дрожат его руки – вот-вот уронит. – Джури, – как ни странно, Сойк по-прежнему не казался раздраженным, больше усталым. – Давай поступим так. Или ты объяснишь мне, почему врываешься среди ночи, хамишь мне и оскорбляешь прислугу, или сейчас ты уйдешь и уже завтра расскажешь, что у тебя случилось. – Я не буду ничего рассказывать! – взорвался Джури. – Ты и сам все знаешь! Секс за деньги – это низко! На лице Сойка недоумение сменилось пониманием, но это выражение Джури не понравилось. Губы Сойка тронула слабая улыбка. – Ты полагаешь, что я близок с тем мальчиком-слугой, – то ли спросил, то ли просто констатировал он. – Я все видел, – Джури хотел говорить уничижительно, но получилось так задушено, что желаемого эффекта он точно не добился. – Я был лучшего о тебе мнения. Кажется, он уже говорил это сегодня, но Джури было плевать на формулировки и на то, что подумает о нем Сойк, тоже: он развернулся и опрометью бросился к двери, до боли в пальцах сжимая коробки с травами. Глаза застилало пеленой, в ушах шумело, но когда перед его носом оглушительно захлопнулась прежде открытая дверь, Джури отрезвило. Он подскочил на месте, сердце провалилось куда-то в желудок и забилось часто и больно. – Отпусти меня, – Джури резко развернулся, глядя на Сойка, который не сдвинулся с места, только опустил руку, с пальцев которой мгновением ранее сорвалась формула. Воспоминания о том, что произошло в этой комнате, были слишком неприятными, слишком свежими, и пускай в глубине души Джури не верил, что Сойк снова причинит ему вред, его колени подогнулись от страха, когда тот сделал шаг в его сторону, а потом еще один. Джури попятился, вжимаясь спиной в дверь. Бутылочки и коробочки он прижимал к груди как щит – единственную преграду между ним и Сойком. – Я думал, этот мальчик влюблен в тебя по уши, – покачал головой Сойк, подходя еще ближе. – После того, как ты его вылечил, он с тебя глаз не сводит. – Открой, – слабо повторил Джури и против собственной воли закрыл глаза, когда Сойк подошел вплотную, оперся рукой на дверь прямо возле головы Джури и склонился так, что их лица разделяло не больше пары дюймов. – Ревность – плохое чувство, Джури. Обоюдно плохое. Оно тешит самолюбие того, кого ревнуют, и очень унижает ревнующего. Не делай так. – Какая еще ревность, – справиться с собой не получалось, все только усугублялось – теперь у Джури задрожал даже голос, но он заставил себя мужественно посмотреть Сойку в глаза. – Мне просто противно. Ненавижу тебя... Он осекся, ужаснувшись, что именно сказал, но Сойк даже в лице не изменился, только убрал руку и вздохнул. – А мою версию ты послушать не желаешь? – только и спросил он. Джури мучительно молчал, мечтая оказаться как можно дальше отсюда. Все это было невыносимо – присутствие его мастера, собственное неконтролируемое поведение, мысли об Аларисе, мысли о болезненной близости с Сойком, которую Джури никак не мог забыть... – Я собирался ложиться, но у меня разболелось горло, – не дождавшись ответа, начал Сойк. – Хотел принять противопростудный бальзам, но пролил его на рубашку. Когда дернул за шнур для вызова прислуги, явился именно этот мальчик. Он забрал мою рубашку и ушел. – Я тебе не верю, – хрипло выдавил из себя Джури, когда на самом деле поверил сразу и до последнего слова. Сойк никогда его не обманывал, и на самом деле Джури с трудом мог представить себе ситуацию, в которой ни с того ни с сего его нелюдимый учитель пошел бы на близость со слугой. Теперь, когда злость Джури начала остывать, на смену пришли куда худшие чувства – стыд и ужас. "Что я натворил?" – стучало в голове. Джури дорого заплатил бы за то, чтобы вернуться назад на десять минут и забрать обратно все сказанные слова. Сойк молчал и смотрел на него: наверняка он видел всю внутреннюю борьбу Джури. А Джури чувствовал, как кровь отлила от лица, – наверное, он сейчас выглядел бледным и испуганным. Вот теперь Джури с уверенностью мог сказать, что так плохо ему еще никогда не бывало, и он зажмурился, прежде чем прошептать: – Прости. Прости, пожалуйста. – Джури, Джури... – отозвался Сойк, но почему-то не отошел, продолжая стоять невыносимо близко. – Прости, – еще раз повторил Джури, открывая глаза, но усиленно глядя вниз, куда-то себе под ноги. – Я такой дурак. – Это правда, – согласился Сойк. – Можно, я пойду? – Джури едва ли не взмолился. Стало так стыдно, что впору было умереть от злости и ненависти, но теперь уже к себе. А Сойк будто не понимал этого и не спешил его отпускать. – Чего я только ни делал, – проигнорировав вопрос, вздохнул он. – За многие слова и поступки мне стыдно. Но ты все равно продолжаешь меня любить. "Вот и все, вот и конец", – мелькнула в голове Джури последняя связная мысль, оставив после себя пустоту. Сойк раскусил его, заговорил вслух о его чувстве задолго до того, как Джури сам себе смог в нем признаться. – Нет. Нет, это не так, – Джури старался говорить уверенно. Если бы Сойк сейчас сказал, что он может уходить, ему все равно не хватило бы сил. Но вместо этого Сойк осторожно забрал из рук Джури уже изрядно помятые коробки и пузырьки тоже. Куда он их дел, Джури не проследил, а еще через несколько мучительных секунд почувствовал, что Сойк обнимает его за плечи, заставляет оторваться от двери, чтобы привлечь к себе. – Ты замечательный человек, – Сойк говорил совсем тихо, но его губы едва ли не касались уха Джури, и он хорошо слышал каждое слово. – Ты удивительный. И ты обязательно будешь счастлив, потому что такие люди, как ты, всегда становятся счастливыми. Тебе нужен кто-то, кто сможет не только оценить твои чувства, но и ответить на них. Я же не могу. Это другое. Последнюю фразу Джури не понял и пожелал пропустить мимо ушей. Он лишь сильнее зажмурился, но обнять Сойка в ответ не решился, так и стоял с опущенными руками и пытался выровнять дыхание. Наверное, Сойк слышал, как колотится его сердце. – Но ты же хотел меня, – сдавленно произнес Джури, сам не понимая, как только смелости хватило на такое заявление. – Я нравлюсь тебе. – В твоем возрасте мне тоже казалось, что желание – если не сама любовь, то ее начало. Но это не всегда так. И, конечно, ты нравишься мне, но... Слушать дальше Джури не стал. Все так же не открывая глаз, он повернул голову, губами находя губы Сойка. Мгновенный страх, что ему не ответят или оттолкнут, отступил, вытесненный ликованием, когда Джури почувствовал, как Сойк размыкает губы. Такого нежного и при этом невыносимо мучительного поцелуя Джури не помнил за всю свою жизнь – не знал, что такое в принципе бывает. Сойк сразу перехватил инициативу, он легко прикусил его нижнюю губу, потом верхнюю, прикосновения были еле ощутимыми, скользящими, словно Джури опять видел сон. Он даже не знал, что чувствовал в этот момент – пустота, полет. Быть может, нечто сродни этому испытывают люди, спрыгнувшие с высокой башни: свободное падение и абсолютное счастье перед вечным забытьем. Раньше Джури предположить не мог, что касания другого человека могут творить подобное, вызывать такой отклик, бурю эмоций и одновременно успокоение. Сойк первым отстранился, и Джури пару раз моргнул, словно только проснулся и пытался осознать, что происходит. Сойк смотрел на него внимательно и серьезно, он сжимал в ладонях лицо Джури, а большим пальцем правой руки провел по его губам – Джури не знал зачем. Свет был чересчур ярким, Сойк стоял слишком далеко, чтобы закрыть глаза и отдаться объятию, и слишком близко, чтобы сделать вид, будто ничего не случилось. Джури по-прежнему бил внутренний озноб, и больше всего на свете ему хотелось попросить Сойка не выгонять его сегодня, но это слишком сильно напомнило бы о похожей сцене. Той самой, когда, стоя практически на том же месте, Джури озвучил унизительную просьбу, а Сойк наказал его за это так, что до конца жизни не забудется. – Ты хочешь остаться? – тихо спросил Сойк. Джури решил, что он слишком громко думает, что его мысли слышны на всю округу. Он не нашел в себе сил даже кивнуть, но, видимо, и его немой ответ Сойк понял без слов. – Не боишься? – в словах Сойка слышалась горечь. – Нет, – тихо, но твердо ответил Джури. Конечно, он очень боялся, но куда страшнее было выйти за дверь, так и не узнав, что могло ему открыться, будь он чуть решительнее. Джури понимал, что ведет себя как перепуганная девственница в первую брачную ночь, – отчасти такое сравнение было недалеко от истины. Мыслей было слишком много, они все разом вернулись в до этого легкую, пустую голову. – Если ты не успокоишься, ничего не получится, – Сойк улыбнулся, и Джури вскинул голову, чтобы посмотреть в его глаза, которые неожиданно показались ему веселыми. – Я спокоен, – проворчал Джури. – Я самый спокойный человек на свете. Не заметно? Сойк только рассмеялся, коротко и тихо, но почему-то это придало Джури сил, и он поднял руки, крепко обнимая его за шею, целуя неуверенно, но так, как еще минутой ранее не рискнул бы даже попробовать. Они с Сойком были примерно одного роста, но сейчас тот казался выше – быть может, потому что у Джури постоянно подгибались колени. Он постарался выпрямить спину и расправить плечи – отчего-то это показалось важным. Не разрывая поцелуя, Сойк подтолкнул Джури к кровати, и тот послушно отступил назад. Постель мягко прогнулась под его весом – опустившись на нее, Джури сразу отполз дальше, пытаясь без помощи рук сбросить обувь, пока Сойк, не прекращая целовать, медленно расстегивал его рубашку. В прошлый раз Джури хватило одного поцелуя, чтобы возбудиться, теперь же желание накатывало на него мягкой волной. Джури чувствовал, как уже не нервная, а сладкая дрожь начинается с кончиков пальцев, медленно охватывает все тело так, что волоски поднимаются на затылке, а в груди все сжимается от нетерпения и приятного волнения. Джури позволил себе поддаться, позволил не отвечать, эгоистично подставляясь под поцелуи Сойка, который прикасался губами к его скулам, шее, плечам. Он не снял с него рубашку, просто распахнул на груди, водил раскрытыми ладонями по его животу, по бокам – раньше Джури не выносил такие щекотные ласки, но на этого человека тело реагировало совершенно иначе, непривычно. Сойк действовал спокойно и уверенно, он никуда не торопился, пока Джури путался пальцами в его волосах и отстраненно думал о том, насколько умело действовал Сойк – именно так, как Джури больше всего хотелось. Он целовал его кожу в районе солнечного сплетения, ласково прихватывал губами его соски, при этом ловко расстегивая штаны. Эта близость не была похожа на пьяную грубость прошлого раза, когда трещала по швам одежда, и неприятные воспоминания покинули голову Джури, позволяя наслаждаться происходящим. Когда Сойк стащил его штаны почти до колен, Джури на миг стало неловко – глупое чувство от не менее глупой мысли, что прежде он ни перед одним мужчиной не представал обнаженным и возбужденным. До этого Джури опирался на локти, смотрел, как Сойк целует, ласкает каждый квадратный дюйм его кожи, но теперь закрыл глаза, чтобы не видеть собственный возбужденный член, а только чувствовать, как Сойк смыкает на нем пальцы, смело и отнюдь не нежно. Девушки, делившие постель с Джури, действовали иначе. Девушки вообще ничего не знали и не умели, как понимал теперь Джури. Сердце сбилось с ритма, когда Джури не увидел, но почувствовал, как Сойк касается его губами, смыкает их на головке члена. Джури не ожидал подобного, считал такую ласку слишком интимной и не смог сдержать стона. Смотреть было страшно: Джури казалось, что он с ума сойдет от такого зрелища. Еще страшнее было открыть глаза и проснуться. От этой мысли Джури передернуло. – В чем дело? – спросил Сойк, отпуская его, внимательно глядя в лицо, но Джури лишь головой замотал. Он хотел ответить, что все в порядке, но боялся нарушить хрупкое равновесие: ему чудилось, что любое неверное движение, неосмотрительное слово уничтожат магию момента. К его облегчению, Сойк не стал больше ничего спрашивать, но прежде чем вернуться к своему занятию, он слабо улыбнулся и поцеловал низ живота Джури. В этом действии было столько непринужденности и столько ребячества, что Джури твердо уверился: это не может быть очередным насланным сном. Пускай это и безумство, но оно происходит на самом деле. Сойк двигался неторопливо, медленно вбирая его член в рот, некрепко сжимая бедра Джури, который изо всех сил старался не подаваться вперед в ответном движении, как бы сильно ему ни хотелось получить все и сразу. Он терпел так долго, как мог. Надо было предупредить Сойка, что он уже на грани, надо было оттолкнуть, но Джури не успел, сорвавшись неожиданно даже для себя. Только Сойк и не думал его отпускать: напротив, он крепко сомкнул пальцы у основания члена, второй рукой сжимая мошонку, и Джури выгибался в спине и захлебывался в беззвучном крике. Время сбилось и окончательно потеряло счет: Джури не понимал, проходят ли сейчас мимо него секунды или минуты, пока он лежал на постели и через смеженные ресницы смотрел вверх. Над кроватью Сойка, в отличие от его собственной, был опущен балдахин, и вместо потолка Джури видел багровую ткань. Почему-то позже, через много лет, вспоминая вечер их первой близости, Джури видел перед мысленным взором именно его – балдахин над кроватью, – а не воссоздавал в памяти прикосновения Сойка, не слышал слов, которые тот говорил. Сойк склонился над ним, провел ладонью по его лицу. Он не улыбался, и Джури тоже не смог изобразить даже тени улыбки в ответ. Но он знал, что все в порядке – уже привык, что хмурое выражение лица его учителя еще не означает, что пора беспокоиться. – Пожалуй, на сегодня с тебя хватит, – тихо произнес Сойк, глядя в его глаза, и Джури слабо улыбнулся в ответ, улыбнулся просто интонациям его голоса, прежде чем смысл слов достиг сознания. – Что? – Джури встрепенулся и приподнялся на локтях. – А ты? – Что я? – насмешливо поинтересовался Сойк. Джури осекся и сглотнул. Смущаться было поздно, после всего случившегося испытать более абсурдное чувство было практически невозможно, и все же Джури ощущал именно смущение и ничего более. Вместо всех слов, которые Джури все равно не смог бы сказать вслух, он сел на постели, подтягивая колени к груди. О том, как нелепо он выглядит в спущенных штанах и распахнутой рубашке, Джури решил подумать позже. – Я никуда не пойду, – объявил он. – Это я уже понял, – покачал головой Сойк. Он сидел на краю постели, и подсвечник с множеством свечей был за его спиной. Выражение глаз Сойка было совершенно непонятным и нечитаемым. Джури заметил, что многие свечи уже выгорели, и удивился этому – видимо, прошло куда больше времени, чем ему показалось. – Я хочу остаться с тобой, – уверенно произнес Джури. Сойк подарил ему такое наслаждение, которое Джури даже вообразить себе не мог. Но об этом он решил подумать позже, а сейчас следовало ответить на ласку, надо было показать Сойку, как сильно он благодарен ему – за все. И как сильно желает его. – Оставайся, – легко согласился Сойк. – Но продолжим мы завтра. Если захочешь. – Никаких завтра, я... – начал было Джури, но Сойк недослушал. Он протянул вперед руки, сомкнул пальцы для создания формулы, но вместо того, чтобы увидеть золотые нити, Джури почувствовал, как Сойк мягко сжимает пальцами его виски. Было так приятно, что он в блаженстве прикрыл глаза. Голова стала невесомой, тревоги и сомнения ушли, а Джури невыносимо захотелось спать. – Что ты сделал? – пробормотал он, понимая, что слышит собственный голос уже сквозь полудрему. – Усыпляющая формула. Будет с тебя потрясений на сегодня, – руки Сойка осторожно опустили его на подушку, и Джури почувствовал, как его освобождают от одежды. – Научишь меня? – еле ворочая языком, спросил он. – Растешь, – усмехнулся Сойк. – Вместо того, чтобы возмущаться, стремишься к новым знаниям. Похвально. Ответить Джури уже не хватило сил, да и нужные слова не нашлись. Но прежде чем забыться во сне, он почувствовал, как Сойк ласково провел рукой по его лбу. Если, конечно, это ему не почудилось.