Книга тайн

1567 гг. от заселения Мунгарда, Острова Алого Восхода После побоища землю покрыла копоть, в пожаре уцелели лишь несколько построек у самого берега. Служители храма заняли одну из них. Николаса закутали в три одеяла и оставили сидеть на пороге. Теперь он мог вдоволь насладиться видами. Алел за морем горизонт, выцветало и темнело небо, вспыхивали звёзды. Йоси отправился на поиски еды. Кадзума осматривал деревушку и заливал водой тлеющие очаги пожара. Поужинав копчёной на костре корюшкой и рисом, они улеглись спать. Наутро Йоси умчался в горное укрытие оповестить жителей, что опасность миновала. Кадзума приглядывал за Николасом и вливал в него свои силы, чтобы тот восстанавливался быстрее – ещё одна чудодейственная техника востока, о которой на западе не слышали. Оказывается, Николасу ещё столько неизвестно, столько предстояло выучить! И немного жаль, что впереди всего ничего. Лишь жалких десять лет. Нужно прожить их достойно. Мыслями он всё время возвращался к последнему разговору с Юки. Надо было решать немедля. Чем дольше он тянул, тем хуже ей становилось. Не вечно же ему быть мальчиком-бродягой, пора бы уже повзрослеть и перестать мечтать о несбыточном. Почему бы не жениться, как должен каждый честный мужчина? Ведь он любит, любит по-настоящему, какую бы блажь она ни выдумывала. А уж когда родится ребёнок... Нет, он не должен повторить судьбу Николаса. Он желанный, у него будет отец, защита и опора, как у каждого ребёнка. Нужно построить небольшой домик за храмом, чтобы никто, даже Кадзума, не вмешивался в их жизнь. Став отцом и главой, Николас перестанет быть последним из «священного» рода. Его ребёнок будет носить имя Стигс, а не Комри. Безликий потеряет над ними власть. Это единственный шанс вырваться из прочного круга. Неудачи и горе навсегда останутся в прошлом. Может, и излишки исчезнут, а десять лет не будут приговором. От вынужденного безделья Николас размышлял так много, как никогда раньше, и даже позволил себе вспомнить отца. Он ведь тоже рано женился. Поди, был ещё моложе Охотника, когда родился Эдвард. Чувствовал ли он себя так же? Хотел заглушить боль от потери близких, обретя другую семью? Только удалось ли ему? Отец ведь очень бережно хранил воспоминания о деде в его кабинете. По глупости проклял, а потом обожал и баловал похожего на него сына. Сына, который не смог ни защитить его, ни отомстить, а теперь даже отказывается от родового имени и судьбы... Ну, вот, распустил сопли, как девчонка! А всё дурацкая слабость и скука. Нельзя позволять себе ни мгновения уныния, никто не должен знать о сомнениях, боли и скорби. Нужно улыбаться сквозь стиснутые зубы – эта непробиваемая броня ничуть не хуже ветроплава. Жители явились на третий день, пришло время возвращаться в храм. Николас уже крепко держался на ногах, хоть и не мог бегать так быстро, как раньше. Дорога назад заняла целый день. На вершину Кадзеямы они поднялись только к закату. Храм опустел, каменные глыбы мрачно молчали, не горели фонарики. Ни Эглаборга, ни Юки видно не было, словно они не ждали возвращения товарищей. С красной арки пропали кусочки тканей с защитными заклинаниями. Но враждебных аур не чувствовалось. В усталой апатии не чувствовалось совсем ничего. Кадзума втянул в себя воздух и сорвался с места. Николас хотел бежать следом, но Йоси удержал. Вместе они выбрались на центральную аллею. Целитель распластался на камнях целителя. Его висок кровил, на затылке вскочила здоровая шишка. Кадзума склонился над ним и брызнул на лицо водой из фляги. Тот застонал и с трудом разлепил веки. – Что произошло? – встревожился Николас. – Снова напали завистники? – Шум... святилище... проверить... – говорил целитель хрипло и отрывисто. – Ударили сзади, я не видел. Настоятель испуганно замер. – Юки! – позвал Охотник и бросился в их комнату. Даже висевший на локте Йоси не смог его остановить. Внутри словно прошёл ураган: повсюду валялись осколки зеркала, ошмётки циновок и одеял, разорванные в клочья листы из альбома, разбитый светильник. К горлу подступил тошнотворный ком. – Юки! – ещё раз выкрикнул Николас в отчаянии. – Должно быть, её похитили! – ужаснулся Йоси. Вдвоём они рванули в святилище. Кадзума сидел на коленях перед алтарём, сложив ладони в молитвенном жесте. – Юки пропала. Наверняка кто-то захотел отомстить нам. Он специально разозлил икути и обратил его в аякаси, чтобы отвлечь нас и выкрасть её! – затараторил Йоси. От волнения Николас не сразу заметил, что подставка для меча на стене опустела. – Ты, как всегда, связываешь разнородные факты и делаешь поспешные выводы, – глухо ответил Кадзума. – Ни один человек не ушёл бы с проклятым клинком живым. Ни один демон не пробрался бы мимо чар на арке. – Может, они действовали сообща: демон и человек. Кто-то же оборвал чары! – не сдавался Йоси. – Нет, это был демон из зеркала, – решительно объявил Николас. – Он сводил нас с ума, Юки и меня. Разговаривал с нами, требовал выкрасть этот поганый меч. Когда Юки ранила себя, я не выдержал и разбил зеркало. Демон освободился и похитил её. Это моя вина! – Тебе слишком нравится винить себя во всём. Хотя в чём-то ты прав. Я дал тебе это зеркало в надежде, что твоя любовь защитит Юки, но вышло наоборот. Это её мать... – Куртизанка? – непонимающе моргнул Николас. – Её мать – куртизанка? – вытаращился Йоси. – Я солгал. Мой побратим Шинда был талантливым мертвошёптом и непревзойдённым воином. Вместе мы держали в узде всех демонов на острове. Но однажды мои престарелые родители заболели, и я вынужден был оставить его. Он прослышал о Снежной Ведьме, которая жила в одинокой хижине в горах. Ведьма заманивала к себе заблудившихся путников, усыпляла и пожирала их сердца. Она была очень сильной, сильнее обычных демонов. Я отговаривал Шинду охотиться на неё в одиночку, но он так грезил ею, что пренебрёг осторожностью и сгинул. Вскоре мои родители угасли от старости, и я стал искать друга, хотя бы его останки. Но нашёл одинокую хижину на Фуйуяме, где он жил с красавицей-женой и маленькой дочкой. По старой дружбе Шинда предложил мне погостить у себя, и я согласился. Он рассказал, что разочаровался в нашем ремесле, когда понял, что Снежная Ведьма – миф, сложенный людьми из страха перед морозами и вьюгой. Во время охоты Шинда попал в сильный буран и заблудился. Его спасла травница, он полюбил её и сделал своей женой. Его речи показались мне странными, лишёнными интонации, а взгляд тусклым и неживым. Он двигался словно не по своей воле и всё твердил, что никогда не был так счастлив. Перед сном его жена налила мне чаю. Он пах женьшенем и тмином, которые используют для приворотных зелий. Я тайком вылил чай и притворился спящим. Среди ночи вдруг заиграла волшебная флейта, в дом ворвались инистые змеи. Жена Шинды баюкала ребёнка, её волосы сделались снежно-белыми, а глаза – льдисто-голубыми. Это и была Снежная Ведьма. Она околдовала моего побратима приворотом. Я сделал вид, что ничего не заметил, и распрощался с ними на следующее утро. После я как одержимый стал искать способ победить Ведьму. В одном из заброшенных храмов я обнаружил волшебное зеркало, в котором можно было пленить разгневанный дух. Знойным летом я вернулся к их хижине. Шинда ушёл за дровами. Я подкараулил его дочку и сказал, что если она хочет жить вместе с отцом, то должна помочь мне победить её мать. Девочка упиралась, и я взял её в заложники. Ведьма налетела на меня. В тот миг вернулся Шинда и увидел её истинный облик. Он схватился за меч и бросился мне на выручку. Ведьма отпихнула меня в сторону, выкрикнула, что любимый её предал и принялась высасывать из него душу холодом. Тогда Юки впервые увидела истинную суть своей матери. Она сама схватила зеркало и поставила перед Ведьмой. Шинда пронзил свою жену клинком, и её дух угодил в ловушку. От мертвецкого холода мой друг вскоре умер. Я не хотел, чтобы маленькая девочка выполняла за меня грязную работу, но так вышло, что именно Юки стала хранительницей зеркала. Только тот, кто заточил дух Ведьмы, мог её выпустить или удержать внутри клетки из отражений. Я привёз Юки в храм и заботился, как о своей дочери. Но со временем её сердце начала подтачивать тоска и сожаление о содеянном. Она отдалялась, замыкалась в себе и разговаривала с матерью через зеркало. Когда ты появился здесь, я понадеялся, что она забудет о Ведьме. Но её любовь обратилась в ревность и жажду обладания. Она придумывала, что ты тоскуешь по странствиям и близким из предыдущего воплощения, пыталась удержать тебя приворотами и слезами. Распознав эту брешь в её душе, Ведьма подавила волю Юки и захватила её тело. Прости, что использовал тебя, но я не мог никому сказать правды, иначе бы заклятья пали. – Но они и так пали! Я разбил демоново зеркало! Я освободил Ведьму, – ужаснулся Николас. Значит, это было вовсе не сумасшествие. Вместо отражения на него смотрел демон. Демон, которого Николас чувствовал, когда был с Юки, но боялся себе в этом признаться и закрывал глаза. А ведь сам... сам утверждал, что каждого судить надо только по его поступкам. О боги, все эти разговоры! Ему же постоянно намекали, а он оставался слеп и глух! – Ведьма и без того свободно пользовалась телом Юки. Сейчас просто подвернулся шанс сбежать, – покачал головой Кадзума. – Нужно забыть и жить дальше. Другого такого зеркала нам не достать, к тому же, Ведьма забрала звёздный клинок. Если он примет её, она станет непобедима, сколько бы мы ни бросались на его остриё. С наступлением зимы личность Юки полностью сотрётся. – Нет! Вы вынудили несчастную девочку заточить собственную мать и жить тут, как в плену, называя вас отцом, а теперь отказываетесь от неё?! – возмутился Николас. – Она, скорее всего, направилась в хижину на Фуйуяме, где всё началось. Я спасу Юки, вот увидите! Он развернулся на каблуках и зашагал к выходу. – Постой! Ты же едва живой. Ещё одного боя точно не выдержишь! – крикнул ему в спину настоятель. Ну и пусть. Лучше сдохнуть, чем опустить руки. Если он будет верить, искренне верить в её чувства, то Юки обязательно выкарабкается. Любовь всё победит, иначе и быть не может. Николас вернулся в их комнату, собрал вещи и направился к арке. На улице его остановил Эглаборг. – Я... я всё слышал. Что успел достать... – он вручил Николасу флягу с зельем и горшочек с мазью. – Дали бы хоть пару дней вас подлатать. Николас по-дружески похлопал его по плечу: – Тебе и самому нужен отдых. В дороге я восстановлюсь быстрее, чем здесь, мучаясь от беспокойства. У Юки каждое мгновение на счету. – Стой! – выбежал следом Йоси. – Ты прав, прав во всём. Не думал, что настоятель окажется настолько вероломным. Я пойду с тобой и помогу спасти Юки. Охотник кивнул с благодарностью, и они отправились в путь. *** Две недели прошли в скитаниях. Николас почти излечился, если бы душу не разъедала тревога. Зима уже близко, а в горах она наступает раньше. Чем ближе они побирались к Фуйуяме, те сильнее становились холода, а на пиках и вовсе лежал снег. Первые метели застали их у подножья. Бегущие с горы лесорубы предупреждали: – Не ходите! Видите дым наверху? Снежная Ведьма вернулась. Она убьёт каждого, кого встретит на своём пути. Это из-за неё зима пришла так рано. Значит, цель рядом. Они прибавили шага. Ночью случился сильный буран. Ноги вязли в глубоких сугробах. Йоси превратился в енота и бежал впереди. Рассвет разгорался ярким заревом. Посреди снега показался тёмный силуэт покосившейся деревянной хижины. Дым белыми змеями улетал в небо, слышались звуки волшебной флейты. Она очаровывала обманчивым теплом, манила призрачным гостеприимством. Если постучаться, радушная хозяйка пустит погреться, накормит и развлечёт. Нет, нельзя поддаваться колдовскому мороку. Ради Юки. Николас не предаст её ещё раз, он будет сражаться до конца. Мелькнула среди хоровода снежных хлопьев зыбкая тень. Затрепетала на ветру разбухшая злобой аура. Кроваво-алый пояс закручивался вокруг белого халата, серебрились на нём снежинки. Припорошённые инеем волосы сливались с чернотой ночи. – Морти, Йоси, вы нашли меня! – зазвенел голос Юки, растянулись в улыбке яркие губы. Енот бросился навстречу. Сверкнули льдом глаза Ведьмы. Хотелось предупредить, но голос пропал. Остановить или нагнать тоже не получалось: Николас увяз в снегу и холоде, как муха в паутине. Из просторных рукавов белого халата Юки вырвались инистые змеи с тонкими крылышками-ушками на голове. Пара верных прислужниц Ведьмы подхватила енота и принесла в объятия хозяйке. Обессилев от сонного яда, Йоси обернулся человеком. Ведьма припала к его рту, выпивая силу и жизнь. Змеи полетели к Николасу. Он до крови закусил губу, чтобы вырваться из забытья, и вскинул руку. Ветроплав сшиб Йоси в сугроб. Охотник выхватил меч и отогнал вившихся вокруг змей. Льдистые глаза Ведьмы сверкнули с ненавистью. Шаг, ещё шаг. – Убьёшь свою возлюбленную вместе с ребёнком, а, спаситель? – усмехнулась она. Змеи шипели и бросались на Николаса со всех сторон. От них исходили волны такого холода, что сковывало суставы, и каждое движение доставляло всё большую боль. Колени дрожали и подгибались, горло обжигал морозный воздух. – Отпусти её! – в отчаянии выкрикнул Охотник. – Позволь своей дочери жить той жизнью, которой не было у тебя. Кадзума мне всё рассказал, и моё решение не изменилось. Дети не должны отвечать за грехи родителей. Пока Юки не сделала ничего плохого, она – человек, достойный любви и жизни. Слышишь, Юки? Прости, что был бесчувственным чурбаном и не понял, что тебе нужна помощь. Но я люблю тебя и готов оставить свою предыдущую жизнь за порогом нашего общего дома. Давай построим счастливую семью вместе! Николас опустил клинок и протянул к ней руку. Ведьма рассмеялась: – Глупец. Я и моя дочь всегда были, есть и будем одно целое. Она – лишь часть меня, моё обновление. Пробив слабеющий ветрощит, змеи оплели Охотника по рукам и ногам. Ведьма оказалась у него за спиной и зашептала: – Я не демон, а богиня. Повелительница метели. Раньше мне поклонялись и приносили жертвы. Я была могущественной и прекрасной. Но потом обо мне забыли: забросили мои храмы, разрушили алтари. Мы зависим от людей и их веры. Она служит для нас пищей, как для вас рис или рыба. Преданные забвению, мы исчезаем. Но я была слишком красива, чтобы покориться такой участи, и стала Снежной Ведьмой. Оказывается, страх пригоден в пищу не хуже веры. В них есть нечто общее. Но потом я полюбила Шинду, родила дочь и почти стала смертной. Ещё пару лет, и я забыла бы о своём могуществе. Но тут пришёл Кадзума и разрушил наше счастье. Сейчас я думаю, что он был прав. Смертная доля не соединяется с бессмертной. Мы совершеннее и сильнее, а вы всего-навсего наша пища. Всё туже стягивало грудь, трескающиеся губы судорожно глотали воздух. – Я ждала, пока какой-нибудь удалец не разобьёт моей девочке сердце, и она поймёт меня. Спасибо, что не заставил себя ждать. – Юки! Это... не чары... я люблю... – звук затухал, челюсти двигались всё тяжелее. На последнем вздохе Николас выдавил: – Стань... моей... женой... Ведьма раскрыла ладонь и подула на неё. Кристаллики-осколки зеркала, в котором она томилась долгие годы, ужалили Охотника в глаз и в сердце. Ведьма развернула Николаса к себе, баюкая в объятиях холода. Нежные прикосновения околдовывали, голос волшебной флейты погружал в дрёму. – Правильно, мальчик, засыпай. Вы поженитесь во сне, тихом и безмятежном. Там вам никто не помешает. Веки каменели, дыхание замедлялось, глаза заслоняла мутная пелена. Ледяные губы прикоснулись к ссохшемуся рту Охотника. Сладкий сон становился явью. Николас с Юки бежали на самый дальний уголок архипелага, где их никто не знал, и обманом уговаривали жреца из захолустной деревушки поженить их. На горе рядом Охотник построил их маленькую, но тёплую хижину. К празднику цветения вишни на свет появилась красивая девочка. Темноволосая и белокожая, с льдисто-голубыми глаза, она очень походила на Юки. Николас назвал дочку Элизабет в честь погибшей сестры. Он забросил ремесло и брался за меч, лишь когда близким угрожала опасность. Семья жила с продажи дров и пойманных в лесах зверей. Небогато, зимой – тяжело, но всё равно счастливо и тепло. – Какой же ты вкусный, небесный мальчик, – приговаривала Юки, целуя его в губы. Её объятья ласкали кожу холодком, пробираясь под одежду, под кожу, всё глубже. Вдруг дочка настырно дёрнула Николаса за руку. Он обернулся. Вместо Лизи перед ним стояла вилия с седыми волосами. На раскрытой ладошке она держала брошку в виде веточки цветущего вереска. Подарок Николаса на добрую память. Он переливался цветами крови и снега, а жемчужные глаза смотрели на Охотника с ужасом. – Что с тобой? Что происходит? – спрашивал он, встряхивая её за плечи, хоть и понимал, что она не ответит. Вилия зашевелила губами, но вместо её звонкого пения в ушах зарокотал голос Безликого: «Очнись! Уже и так отоспался на целую вечность вперёд! Борись, у тебя ещё будет и семья, и радость! Клянусь, я обеспечу это!» Николас моргнул, и сладкий сон растаял. Инистые змеи разлетелись по воздуху резными снежинками. В объятиях Снежной ведьмы Охотник весь заиндевел. Она причмокивала, заглатывая из его резерва всё больше и больше. Усилием воли Николас одёрнулся и вскинул дедовский меч. – Так легко не сдашься, да? – Ведьма склонила голову набок, внимательно разглядывая его. – Что ж, придётся воспользоваться звёздным клинком. Он подчиняется только богам, ты не знал, глупый мальчик? Она достала из полы своего халата меч. Смерть смотрела голубыми льдинами, а так хотелось вишнёвой сладости. На шее встрепенулся серебряный медальон, посылая по телу тёплую волну. Усыпляющие звуки флейты заглушило полузабытое пение – к вилии вернулся её нежный голос. Остриё меча устремилось в грудь Николаса. Прозрачным призраком вилия вылетела из медальона. Смелая и самоотверженная до безрассудности Герда. Она обняла Охотника за плечи и прикоснулась к губам, заслоняя от удара. Почему даже сейчас, на пороге смерти Николас вспоминает её, а не думает о Юки? Полыхнула фиолетовым руна перт у эфеса, замотанное тряпкой запястье пронзило болью. Огонь от руны перешёл на клинок. Время замедлилось. Рукоять рванулась из ладони Ведьмы. Лезвие отскочило от прозрачной фигуры вилии, перевернулось и проткнуло живот Ведьмы. – Юки! – заорал Николас, вырываясь из оцепенения. Красный цветок вереска растекался по белому халату, алые брызги пачкали снег. Тоскливо выл ветер. Николас успел подхватить жрицу за мгновение до того, как она упала. – Морти, – едва слышно прошептали её губы, глаза стали вишнёвыми, как раньше. – Прости. Я боялась, что уйдёшь ты, а ухожу я. – Я прощаю! Прощаю! – кричал Николас. Её глаза закатились. Метель затихала, умирая вместе со своей повелительницей. Клинок всё пульсировал, словно пил её, как она пила людей до этого. Не боясь пораниться, Николас вытащил его и отбросил подальше. Сел на колени и прижал к себе Юки, целуя похолодевший лоб и щёки. Никогда уже ему не разогнуться. Закоченеет вот так! – Морти! – Охотника настойчиво пихали в плечо. – Морти, отпусти её! Морти! Он смотрел и не видел, пронзая взглядом холодную пустоту в две тысячи ярдов. – Морти, вставай! Нужно возвращаться, иначе мы замёрзнем. Морти! В мутном оконце проглядывал силуэт Йоси. Его круглое пухлое лицо становилось всё чётче, по щекам текли крупные слёзы. – Я тоже любил её, но она предпочла тебя, потому что ты был сильнее и умнее меня. Глядя на тебя, я стремился стать лучше. А сейчас ты омерзителен. Развалина, тряпка, даже хуже. Сидишь здесь и жалеешь себя, как последнее ничтожество. Не можешь даже отцепиться от мёртвого тела. Юки бы стошнило от одного твоего вида. Ему и самому было противно. Николас спрятал проклятый меч, единственный чистый от крови, в ножны, подхватил Юки на руки и зашагал к хижине. Сегодня они передохнут, а завтра отправятся в обратный путь. Вся жизнь – в нескончаемой дороге. Останавливаться нельзя, иначе слабость и скорбь пожрут, как меч – ржавчина. *** На следующий день, соорудив для тела Юки волокуши из жердей, они отправились в обратный путь. Мир погрузился в тёмную апатию, Николас ничего вокруг не замечал. Даже разговаривать не получалось, язык будто прилип к нёбу, челюсти не двигались, слова застревали в горле, упирались в невидимую преграду и душили. Йоси тормошил его, кричал, оскорблял и даже лупил по щекам, но ничего не помогало. Что-то умирало в душе вместе с мечтами о любимой жене и ребёнке. О семейном счастье Николас думал всего ничего, а уже привык как к чему-то свершившемуся, ведь казалось, полная радости юность продлится вечность. Но нежной жрицы больше нет. Никто уже не встретит его после тяжёлой работы, тренировок или сражений, никто не обнимет, не разомнёт закаменевшие от напряжения мышцы, не поцелует сладко, не утолит сжимающую сердце тоску. И ребёнка своего на руках он никогда не подержит, не услышит, как тонкий детский голос назовёт его отцом. Николас потерял счёт дням, когда они добрались до храма. Настоятель и Эглаборг выбежали навстречу. Целитель по обыкновению охал и причитал без остановки. Кадзума поджимал губы, с немым укором оглядывая учеников. Погребальный костёр у святилища собрали в этот же день вечером. Николас сам обходил с факелом закутанное в белый саван тело, поджигая торчащую из-под него солому и хворост. Пламя, потрескивая, медленно пожирало предложенную пищу. В закатных сумерках попрощаться с Юки пришёл каппа. Он принёс в охапке свежие белые лотосы. Видимо, потратил всю магию, чтобы вырастить их в преддверье зимы. Он никого не упрекал, даже не смотрел гневно, но Николас всё равно чувствовал вину и видел кровь на своих руках. Её кровь – кровь Юки. Когда костёр догорел, присутствующие начали расходиться. В небо взвилась последняя инистая змейка, помахивая ушами-крылышками на прощание, и волшебная флейта замолкла навсегда. Николас настолько растворился в созерцании, что не заметил, как Кадзума коснулся его плеча. – Ты хорошо справился. – Нет! – плотину как будто прорвало, и наружу хлынул поток слов: – Я должен был послушать вас и не преследовать её. Быть может, она осталась бы жива. – Нет. Она бы превратилась в Снежную ведьму и начала убивать. Ты спас и её душу, и её не случившихся жертв. Теперь она хотя бы не будет мучиться. Неправ был я, отговаривая тебя из страха потерять. – Вы знали, что она ждала ребёнка? Кадзума печально покачал головой и подал ему спрятанный в кожаные ножны звёздный клинок. – Каково будет моё наказание? – спросил Николас, не спеша его принимать. – Это не наказание, а последнее задание твоего недостойного наставника. К сожалению, я не сразу понял. Ты очень похож на этот клинок. Вы маните к себе как огонь и как огонь обжигаете тех, кто подлетает слишком близко, хотя на самом деле стремитесь обнять и обогреть. Это не твоя и не его вина, а ваша природа. Так стань же его хранителем и побратимом, унеси из этой обители, чтобы в неё вернулся покой. – Вы... вы гоните меня? – не поверил Николас. – Я понимаю, я подвёл и разочаровал всех: её, вас, даже Йоси с каппой. Но как же утешение и гармония? Храм не отказывает страждущим, а сейчас мне как никогда нужен ваш мудрый совет! – Ты не слышишь? Это я оказался недостойным. Ты получил всё, что мог дать этот храм, и давно нас перерос. Мы только сдерживаем тебя и мешаем. Юки заметила это первой и не пожелала отпустить, за что и поплатилась. Я не стану повторять её ошибок. Хотел бы я сказать, что время лечит, но это не так. Уезжай, следуй зову своего сердца и не позволяй призракам прошлого хоронить тебя заживо. На глаза навернулись слёзы детской обиды. Николас смахнул их ладонью, чтобы никто не заметил. Почему всё так? Почему все старания оборачиваются крахом? «Ты бегаешь по замкнутому кругу из одних и тех же ошибок», – подсказал Безликий. Хотелось плюнуть ему в лицо, если бы оно у него было. Николас собрал прах в глиняный горшок. – Вот, – отвлёк его Кадзума. – На этот раз просто прощальный подарок. Он вручил Охотнику книжку в потрёпанной кожаной обложке. – Премудрости Храма Ветров. Они восполнят всё, что я не поведал. Разыщи то, что поможет тебе справиться со своими способностями и демонами. Не забывай о ежедневных упражнениях. И да пребудет с тобой Западный Ветер! Кадзума коснулся губами его горячего лба и оправился восвояси. Возвращаться в их с Юки комнату Николас не решился и пошёл к Эглаборгу. Целитель налил ему успокаивающего зелья и размазал по спине расслабляющий бальзам. – Куда дальше, молодой мастер? – спросил он с добродушной улыбкой. «В Элам. В табуне маракандского хана Саргала ещё водятся крылатые тулпары. Среди всего лошадиного племени нет скакунов вернее и отважнее их. Он будет прекрасным подспорьем к звёздному клинку», – подсказал Безликий. Крылатые тулпары – судя по старым легендам, основатель ордена очень их любил и даже изуродовал лицо владыке ши Аруину за убийство одного из них. Похоже, эти лошади и впрямь стоят полкоролевства. – В Элам. Мой дед был дружен с одним из местных ханов. Хочу засвидетельствовать почтение, – отрывисто ответил Николас. – Но ты можешь остаться работать в лечебнице. Я понимаю, как она дорога для тебя. – Да нет же, нет! – воскликнул Эглаборг в сердцах. – Вы мне дороже любых лечебниц и уж тем более островитян с их бандитскими разборками. От риса и сои уже тошнит! Как будто в Урсалии мне было мало рыбы. Элам, так Элам. Говорят, хвощи и колючки в Хаабской пустыне обладают уникальными целебными свойствами. – Врут! – заявил Николас. – Нет ничего целительней дружеского плеча. – Это точно, – рассмеялся Эглаборг. – И с вашей болезнью мы тоже справимся вместе. Утром провожать их отправился один Йоси. Развеяв прах Юки, они немного постояли молча, вглядываясь в уходящий за горизонт океан. – Прости за всё и убери с лица это выражение снулой рыбы, – сказал тануки на прощание. – Юки не хотела бы видеть тебя таким. Езжай и не беспокойся ни о чём. Я позабочусь о храме и о старике Кадзуме. Для меня было честью узнать тебя. – Как и для меня, – ответил Николас. – Ты великий воин. Перестань себя со всеми сравнивать. Они обнялись на прощание. Охотник вместе с Эглаборгом поднялись по трапу, и Храм Ветров навсегда остался у них за спиной.