Книга тайн

1567 г. от заселения Мунгарда, Священная Империя, Эскендерия Светало. Горизонт на востоке разгорался блёклой зарницей. У тлеющих углей костра Николас присел на корточки и снова попытался открыть книгу. Ни в какую! Словно на пудовый замок закрыта. Ни ветроплав, ни кровь с запястья – ничего не помогало. Очередной бесполезный артефакт. Надо выспаться и с темнотой бежать в Норикию. Нечего здесь больше рисковать. Николас направился к вагончику. Из-под ветхого полога донёсся надсадный кашель, долгий, как в приступе, не прекращающийся. Непохоже на обычную простуду. Охотник заскочил внутрь. Сесиль согнулась на полу, её плечи вздрагивали, руки прижимали к губам кусок материи, потемневший от крови. – Что с тобой? – бросился к ней Николас. Снаружи раздались торопливые шаги. Под полог заглянул Виктор, босой, в ночной рубахе и несуразном красном колпаке. – В сторону! Фокусник поднял Сесиль и поднёс к её лицу флакон мутного стекла. Она сделала несколько глубоких вдохов, и кашель начал отступать. Виктор накапал снадобья в стакан с водой и поднёс ко рту танцовщицы. – Убери, это колдовская дрянь! – прохрипела она и поползла на кровать. Он поставил стакан на тумбу и вышел на улицу. Укутав Сесиль в одеяло, Николас отёр её лицо от пота и крови. Веки танцовщицы смежились, грудь вздымалась всё медленней, дыхание выравнивалось – она засыпала. Охотник выглянул на улицу. Уже совсем рассвело. Виктор сидел на мокрой от росы траве и прикладывался к фляге. Николас опустился рядом: – Что с ней? – Сухотка. Ею часто болеют дети из бедных семей Норикии. Появляется непроходящий кашель, человек теряет вес, а потом начинает харкать кровью. – Но ведь можно что-то сделать. У меня есть друг целитель… – лихорадочно соображал Охотник. – Думаешь, я не предлагал ей помощь целителей? Она даже моё лекарство отказывается принимать. Считает, что единственное её спасение в молитве своему богу, – фокусник с досадой сплюнул. – А насильно её лечить никто не возьмётся. Никакие боги, ни наши, ни их, не способны подарить человеку жизнь, когда он сам от неё отказывается. Виктор ещё раз приложился к фляге и протянул Николасу: – Лучшее лекарство от всех болезней. – Вишнёвый ликёр? – усмехнулся тот узнав запах, и сделал большой глоток. Как бросить Сесиль в таком состоянии? Может, поговорить с Олафом перед отъездом? Уж «доброго единоверца» она обязана послушать. Напиваться на дорожку не стоило. Николас поднялся и побрёл обратно к вагончику. Виктор тоже направился восвояси. *** Отсыпался Охотник до обеда. Когда встал, все были заняты своими делами. Самое время потихоньку собрать вещи и уехать. Выпытать у Маньялая о ночном происшествии не удалось. Когда Николас уже чистил Серого, к нему подошли Сесиль с Олафом. – Где ты был? Мы повсюду тебя искали! – укорила его танцовщица. – Здорово, что нашли! – Николас повернулся к Лучезарному: – Нужно поговорить, мужской вопрос. Олаф просиял. – Что у мальчиков могут быть за секретики? – засмеялась Сесиль. – Идите уж, я здесь подожду. Они отодвинулись в сторонку. – Насчёт Сесиль, – начал Николас. – Она очень больна, теряет вес и харкает кровью. Забери её из цирка и отыщи хорошего лекаря… Больше ей спасения ждать неоткуда. – О! – удивился Лучезарный. – Я… я не знал. Конечно! Конечно, я помогу. Всё, что попросишь. Николас положил руку ему плечо: – Только не говори ей, что это я сказал. Ей не понравится. И сам… будь осторожен. Политика опасна, полна интриг и предательств. Ты же знаешь. Большего открыть ему не получалось. – Ты говоришь так, словно прощаешься, – проницательно нахмурился Олаф. Николас молча отвёл взгляд. – Можешь не отвечать, я не стану выпытывать или препятствовать. Друзья так не поступают, а я хочу быть… твоим другом. Охотник пожал его ладонь, и они вернулись к Сесиль. Олаф оглядывал её пристальней обычного, не в силах скрыть беспокойства. – Что с вами? Олаф, ты же куда-то торопился! – недоумевала танцовщица. – Ах, да! Хочу показать вам кое-что. – Лучезарный шепнул Николасу на ухо: – Твой отъезд подождёт пару часов, такое ты вряд ли ещё увидишь. Николас кисло улыбнулся. Как это не вовремя! Отказывать нельзя, иначе он вызовет подозрения и может даже подставить Сесиль. Надо перетерпеть, самую малость. По дороге застучали копыта. Троица обернулась. Виктор! Снова на кладбище поскакал. Почему всем так нравится доводить себя до гибели? – Нужно торопиться! – потянул их за руки Олаф. На этот раз они вошли в город через прореху в стене. Лучезарный вёл их едва не бегом по узким грязным улочкам бедняцкого квартала. Впереди показались обгоревшие остовы больших домов. У арочного прохода во внутренний двор дежурили Лучезарные. Олаф поманил друзей к дальней от патрульных стене. Втроём соглядатаи юркнули в узкую, незаметную щель. Под ногами хрустело каменное крошево. В противоположной стене зияло отверстие, похожее на бойницу. Тесно прижимаясь друг к другу, троица приникла к нему. Оно выходило во двор, вернее, там оказалась целая площадь. Посреди неё стоял засохший фонтан, растрескавшийся бортик увивали цветы камнеломки. Перед фонтаном на скамьях рассаживались Лучезарные. Края их голубых плащей украшал золотой кант. Один из Лучезарных повернул голову и сверкнул разноцветными глазами. Николас сдавленно выдохнул. Предвестники! – Это тайное собрание Магистров. Во дворце его проводить не решились – боялись соглядатаев. Поэтому незаметно переместились сюда. Я случайно подслушал, когда помогал лорду Веломри перебирать бумаги, – объяснил Олаф. – Мне… мне хотелось с вами поделиться. Вы ведь мои друзья. К горлу подступил сухой ком, по спине прокрался холодок. – Ты помогаешь лорду Веломри? – едва не заикаясь, спросил Николас. – Он покровительствует мне с детства. Не слушайте, что про него говорят в народе. Он очень умный и благородный. Он почти не спит и постоянно работает: разбирает донесения, составляет планы и указы, печётся о нуждах простого народа, не позволяет повышать налоги. В отличие от остальных он ни разу не принял несправедливого, необоснованного решения. И даже этот город уничтожить не позволил именно он. Если кто и примет мои идеи, хотя бы выслушает, то только лорд Веломри. – А я слышала, что колдуны убили его жену и похитили сына, – возразила Сесиль. – Этого он им никогда не простит. – Да, он до сих пор скорбит. Держит портрет жены в полный рост у себя в спальне. Но ведь это дела минувших дней. Её убийц уже и в живых наверняка нет, – ответил Олаф. Николас с трудом справлялся с дрожью. Лучезарный специально притащил его сюда? Хочет выслужиться перед Белым Палачом? Или действительно такой простак и не понимает? – А что у них с глазами? – щебетала Сесиль, отвлекая внимание Олафа на себя. – Перед посвящением Магистры проходят особый ритуал просветления, чтобы избавиться от мирских страстей и лучше слышать волю Единого. Ритуал очень болезненный. Лишь немногие выживают, самые верные и крепкие сердцем. После этого цвет глаз меняется, как знак избранности. Одержимости! У них в сердцах осколки Мрака – пульсируют чернотой жилы в ауре. Неужели никто не видит? Не слышит шепчущих им в уши голосов: «Подчините! Поработите! Уничтожьте!» По мостовой мерно застучали кованые сапоги, из арки показалась внушительная фигура в белом плаще. Николас затаил дыхание. Лорд Микаш Веломри! Вживую, а не во сне! Магистры разом поднялись и поприветствовали Белого Палача. Сесиль и Олаф уставились на него одинаковыми, полными восхищения взглядами. – Можете сесть. Нет времени на расшаркивания – веско пробасил голос из кошмаров. Магистры опустились на скамейки. – Что слышно про катакомбы? – Все входы, что вы указали, надёжно запечатаны. Мы не можем их открыть, – ответил один из разноглазых – Позволено будет сказать, – встрял другой. – У северного, того, что находится за стеной, наш патруль вчера ночью засёк бродягу-мануша. – И вы не привели его ко мне? – напрягся Белый Палач. – Его прочитали тщательнейшим образом и ничего подозрительного не обнаружили. – Может, потому что плохо смотрели? Разве вы не понимаете, какую опасность представляет этот город? Это же колыбель Сумеречников. Здесь на каждом шагу бунтовщики и их опасные тайны. Эскендерия ещё долго будет манить колдовской сброд, как огонь мотыльков. Именно поэтому мы и переносим сюда главную резиденцию – чтобы отрезать их от всех источников сил. Следите за происходящим тщательней. О любых подозрительных происшествиях докладывайте мне незамедлительно. Я найду время проверить всё лично, раз уж вы ни на что не годитесь! Ряды Магистров пристыжено дрогнули. – Какие вести из Авалора? – Народ недоволен, что мы посадили короля в застенок, – отозвался третий Магистр. – Все эти легенды о священной династии Хассийцев-Майери… Люди хоть и приняли Единого, а старые суеверия отпускать не хотят. – Объявите, что король ещё жив. Заставьте его написать обращение к народу. Или запишите под его диктовку, если он сам не в состоянии, – распорядился Белый Палач. – Кстати об авалорских заговорщиках, что слышно о лорде Комри? – Ничего, – доложил следующий Магистр, самый старый. – Если он жив, в чём мы сомневаемся, учитывая, насколько жалким оказалось его семейство, то скрывается под чужим именем на неподвластных нам территориях. Зачем он вам? Право же, не стоит ставить личную месть выше общих нужд. – Кто такой этот лорд Комри? – зашептала Сесиль. – Так звали предводителя колдунов, который объявил их капитуляцию. Лорд Веломри знал его лично. Это был коварный, вероломный человек. Наверное, его родич баламутит народ и призывает к новой войне, – Олаф повёл плечами. Николас сжимал и разжимал кулаки, до крови вонзая в кожу ногти. Как жаль, что он не взял с собой проклятый клинок. Как жаль, что он не может накинуться на эту широкую спину и изрубить на ошмётки. Как жаль, что не может окрасить этот до боли белый плащ в алый, цвет крови и огня, который гораздо больше подойдёт лжецу и душегубу. А может и стоило! Выкрикнуть правду, чтобы услышали и Сесиль, и Олаф, и весь это проклятый город: ни его дед, ни его семья, ни он сам ни в чём не виноваты. Это разноглазые Предвестники – зло, а предатель в белом плаще – самый худший. Он ведёт мир к гибели. – Дело не в мести, сколько раз повторять, чтобы вы поняли? – посетовал на их недогадливость Белый Палач. – Мальчишка Комри – ключ ко всему. Без него не наступит Час Возрождения, и Тень не обретёт силу. «Какой я тебе ключ?! Сейчас как проломлю эту стену ветроплавом и разорву твою поганую глотку голыми руками! Лучше умереть, пускай даже глупо и бесславно, чем помогать тебе в твоих гнусных делишках!» Николас вытянул ладони, вычерпывая из резерва всю энергию. – Займёмся этим позже, время ещё терпит, – продолжал вещать ненавистный голос. – Всё ли готово к зачистке старого кладбища? Владыка Аруин требует платы за свою поддержку. Дольше он ждать не намерен. Больно запульсировала родинка на затылке, напоминая о проклятье мар. «Снова сговариваетесь с демонами Неистового гона? – взвился Николас. – Я не чудовище. Истинное чудовище – это ты!» «Ты уверен?» – отголоском эха шепнул Безликий. Кап-кап-кап. Охотник опустил взгляд на собственные руки. Вместо ветросгустка по ним текла кровь, нет, не из вчерашнего пореза на запястье. Чужая, горькая, им же пролитая – кровь его преступления. «Не лучше, ничем не лучше. Много хуже, чем он», – крался по спине холодком предательский голос. – Морти, что с тобой? – пихнул его в плечо Олаф. Николас ошалело глянул на него. От щеки к щеке лицо Лучезарного перечёркивал кровавый след, такой же был на шее. На белой рубашке под голубым плащом растекалось тёмное пятно. – Ты как будто призрака увидел, – продолжал беспокоиться Олаф. Прочь наваждение! Нельзя сходить с ума, только не здесь и не сейчас. Никакой крови нет, всё лишь глупый детский кошар. – Туда уже направляется отряд. К полуночи камня на камне не останется, – как сквозь толщу воды донёсся ответ Магистра. Виктор! Он на кладбище, его поймают! Надо спешить! – Простите! Мне срочно нужно… Простите! – не объяснив ничего, Николас помчался к выходу. Сесиль с Олафом в недоумении смотрели ему вслед. – Заканчивайте здесь сами, – снова взял слово Белый Палач. – Я же знаю, как вы любите перемывать мне косточки за моей спиной, – он расхохотался с вызовом. – А я лучше пригляжу, чтобы на кладбище всё прошло, как надо. Неистовый гон хорошо попирует у норикийцев следующей ночью, Аруин останется доволен. Он повернул голову в сторону стены, из-за которой за ним внимательно следили две пары глаз. Сегодня земля обагрится кровью. *** Патрулей у стены стало значительно меньше, видно, большую часть сил отправили на зачистку кладбища. До лагеря дорогу не заступали. Охотник поседлал коня, забросил поперёк его спины перемётные сумки и привязал сбоку мечи. Солнце уже закатывалось, темнело стремительно, время утекало сквозь пальцы. – Что случиться? – схватил его за ногу Маньялай, когда Николас уже запрыгнул на мерина. – Где быть хозяин? Охотник бросил на него оценивающий взгляд: – В беде! Он пришпорил коня пятками и помчался к роще. Впереди уже наливались голубым светом ауры Лучезарных. Лайга была привязана в том же месте между деревьев. Проносясь мимо, Николас выхватил мечи и обрубил верёвку. Кобыла рванула за мерином, слишком напуганная, чтобы оставаться одной. Мимо промелькнули ворота, копыта застучали по кладбищенской дороге. Впереди горели факелы, слышался лязг оружия. – Сдавайся, ты окружён! – кричали Лучезарные. Они стояли вокруг Виктора плотным кольцом. Тот замер. Со всех сторон к нему тянулись тонкие мыслепуты. Лучезарные уже оборачивались на топот копыт. Николас зачерпнул побольше из резерва. Хоть бы дар не подвёл. Хоть бы безумие не настигло в самый неподходящий момент! Боевой клич оглушил. С другой стороны в Голубых Капюшонов врезался Маньялай. Как добежал так быстро? Мыслепуты уже тянулись к гиганту. Николас выпустил первый сгусток. Гудя, он пронзил самую гущу стихийных потоков. Не такой мощный, снаряд всё равно рвал мысленити, и те стреляли в Лучезарных с усиленной отдачей. Ещё один удар справа, слева и в центр, пока Виктор не высвободился из сети. – Беги! – заорал Николас на пике лёгких. Лайга помчалась на Голубых Капюшонов, сшибая их с дороги грудью. Как только она поравнялась с фокусником, тот схватил её за повод и запрыгнул в седло. Лучезарные уже очухались: щетинились мечами, вскидывали луки. В темноте вспыхнул ветрощит, залп стрел бессильно отлетел от него. Трепещущие ветроволны защищали Маньялая с Виктором от мыслеплена. Фокусник выхватил с пояса флягу и плеснул водой. Молочный туман заволок кладбище. Повсюду возникали тёмные силуэты всадников и гигантов. Иллюзии бросались в рассыпную, путая Голубых Капюшонов. Где настоящие враги поди разбери? А учитывая, что читать мысли мешал ветроплав… – Держите их, держите! – слышались отрывистые приказы. – Не дайте колдунам перейти границу! – Тот! Тот! Да не этот! Лучезарные нападали наудачу. Стрелы пронзали иллюзии, мечи проходили сквозь пустоту. Даже Николас потерял товарищей в этом бедламе. Выберутся. Больше он ничем не поможет. Узкая тропа вилась между каменных плит. Охотник гнал коня к ветхой ограде. Граница должна быть там. Нужно успеть. – Что вы творите, идиоты?! – зазвучал нагонявший ужас голос. – Ветроплава хватайте! Это же Комри! Комри! Зажмурьте глаза и ориентируйтесь по ауре. Только по ней! Дар не использовать! Николас всадил пятки в бока мерина. Тот помчался, перемахивая через могилы. Из тумана выскочил огромный белый конь и захрипел у самого уха. Затылок щекотало горячее дыхание преследователя. Впереди вырисовались густые терновые заросли, высокие и широкие – не всякая лошадь одолеет. – Но! – заорал Николас во всю глотку, нахлёстывая мерина ветроплавом. «Не останавливайся! Только не останавливайся!» Ошалевший конь оттолкнулся и поджал под себя ноги. Охотник уцепился за гриву. Копыта ударились об землю на противоположной стороне. Хоть бы погоня отстала! Но нет. Через несколько темпов бешеного карьера рядом раздалось: – Убью! Не уйдёшь! Белый конь летел следом, развевался плащ. Свистнула стрела – слабо вспыхнул щит. Николас нахлёстывал мерина всё сильнее. Тот распластывал себя над землёй в широких скачках, но двигаться быстрее уже не мог. Впереди показался перелесок, за которым начиналась свободная от единоверцев Норикия. Самая малость, друг! – Комри-и-и-и! Дорога заворачивала под густые кроны. Стрелы бились о щит всё яростней. И вдруг… Щит потух, связь с даром оборвалась, оглушив звенящей пустотой. Последняя стрела чиркнула по плечу, наконечник вспорол плащ, рубаху и кожу, прежде чем воткнуться в ствол справа. – Передавай моё почтение Аруину! – донёс ветер злорадную фразу. Николас перевёл взмыленного коня на рысь. Граница. Дальше Лучезарные не поедут, иначе нарушат перемирие. Главное, не попадаться никому на глаза. Плечо горело, хотя рана была не глубокая. Охотник пошевелил затёкшими пальцами. Ветроплав заискрился на кончике ногтя. Дар вернулся! Почему он отказал, когда хозяину грозила опасность? И что это за липкое сумасшествие, которое прячется на глубине души и всаживает жало тогда, когда больнее всего? Как удержать себя, как выстоять в страшной буре, что захлестнула весь мир? Николас натянул поводья и спрыгнул. Мерин с трудом перебирал ногами, с шеи и из-под хвоста сочилась пена. Надо бы пошагать. Конь дремал, спотыкаясь на ровном месте. Охотник двигался всё более скованно. Глаза закрывались сами по себе, а ноги становились тряпичными. Разогретое тело начинало знобить от пронизывающего ночного ветра. Плечо тянуло, рана болезненно пульсировала. Хоть бы не яд, хоть бы, хоть бы…