Занятная психология

Зима наступила неожиданно и быстро. Просто однажды утром открыв глаза, Уилл поежился в кровати и, выглянув сквозь жалюзи на улицу, увидел как земля и крыши соседних зданий были укрыты мягким белым покровом, обманчиво манящим своим уютом. Еще было совсем темно, фонари ярко светили, разрезая темную материю еще только начинавшегося утра, пусть часы упрямо показывали шесть часов. Пора было браться за конспекты... Со вздохом откинув одеяло и всяческие мысли о паре часов сна, Грэм сел за стол, на автомате натягивая рубашку. Экзамены заняли все его мысли, позволив наконец забыть о непростых отношениях с собственным профессором по психологии. Оба были так заняты последние пару недель, что едва ли успевали переброситься парой фраз и то лишь благодаря оставшимся семинарам, на которых Уилл уже не чувствовал себя синим чулком, стараясь отвечать на все вопросы Лектера. Идеи о том, чтобы оставить грант на милость декану, юноша отмел почти сразу же, как только вновь увидел оценки "отлично" по двум первым экзаменам. Что ж, если дело стало лишь за одним предметом, то вряд ли ему придется сильно волноваться по этому поводу, а потому Грэм с головой нырнул в уголовное и семейное право, почти перестав выходить из своей комнаты. Эбигейл также погрузилась в учебу, наконец перестав обивать пороги его жилища, видимо, совсем оставив вопрос о таинственной девушке. Но вот о чем она точно не смогла промолчать, так это о том, что самый одаренный ребенок в семье дополнительно занимался по психологии по причине неуспеваемости! Уилл лишь возвел глаза к небу, когда во время очередного телефонного разговора мама начала успокаивать его видимо заранее заготовленной речью о том, что ему не следовало бы так пренебрежительно относиться к данному предмету, ссылаясь на талант в остальных сферах. Юноша даже не стал спорить, слушая нотации о послушании и внимании к преподавателю. При последнем он лукаво усмехнулся, невольно касаясь подушечками пальцев губ, словно вновь вспоминая острые зубы, царапающие обветренную кожу и мягкость чужих губ, подчиняющих своей власти. На том конце провода женский голос читал нотации, в то время как по телу разливалась истома, а в голове совсем отсутствовали мысли об учебе. И на извечный вопрос в конце каждого разговора "Ты понял меня?", Грэм мог только пробормотать что-то нечленораздельное и тут же закончить звонок, отбрасывая трубку в сторону. Удушливая волна стыда сменялась желанием и на третью неделю без какого-либо стоящего контакта с Лектером юноша уже перестал нормально спать, каждый раз просыпаясь в поту и чувствуя как все мышцы были натянуты словно струны на виолончели. В комнате царила тьма, за окном горели желтым фонари, светя сквозь жалюзи, оживляя тени, а Уиллу казалось, что он видит острые скулы и янтарно-карие глаза, преследующие его даже в собственной постели. Он проклинал бесконечные занятия и списки вопросов, с каждым днем приближаясь к концу всего этого и возможной встрече с собственным профессором, ставшим его одержимостью. И если порой юноше казалось, что все это уже подходило к концу, то иногда две недели казались бесконечностью, раскинувшейся на территории Гарварда, уничтожая все остальные источники определения времени. Но даже экзамены имеют свойство заканчиваться. Близилось Рождество, почти все ученики уже сдали работы, написали тесты и устно ответили преподавателям на дополнительные вопросы, начав разъезжаться по домам. Но Уилл не был среди счастливых лиц, активно обсуждающих свои планы на ближайшие недели, заключавшиеся в основном в поедании гуся и постоянной угрозе печени от количества выпитого алкоголя. Он лишь пожимал плечами на вопросы о том когда и его наконец отпустят домой, дав возможность пересдать долг по психологии. Юноша чувствовал себя не особо подавленным, наоборот, предвкушая почти опустевшее здание университета, бесконечные коридоры и пустую аудиторию, в которой уже не потребуется запирать дверь... Грэм мечтательно улыбнулся своим мыслям, выбегая после очередного разговора с деканом прямо под снегопад, на ходу застегивая потрепанную куртку. Белые хлопья падали на темные кудри и пестрый вязаный шарф, придавая и без того миловидному лицу студента почти что ангельский образ. Уилл поправил ремень сумки и направился к лекционным залам, минуя уже приличных размеров сугробы, думая только о том какое удивление будет в карих глазах, когда он внезапно забежит к Ганнибалу. Сердце ускорило скорость ударов в минуту, пока он преодолел первый, второй повороты, вновь свернул налево и вновь оказался у тяжелой двери в оглушительно тихом коридоре, где звуки шагов были слышны даже тогда, когда Уилл уже остановился. Сделав глубокий вдох, словно ныряльщик, прежде чем отправиться на глубину, он потянул на себя привычно похолодившее руку железо ручки. Раздался негромкий скрип и дверь поддалась. Пустая аудитория встретила его тусклым светом и тонким запахом дерева, почти неслышным в загруженные дни. Взгляд синих глаз тут же обратился к пустующему преподавательскому столу, а руки непривычно похолодели при мысли о том, что он должно быть уже опоздал и Лектер уехал домой, не став дожидаться пока он разберется со всеми своими занятиями. Пара шагов и ладонь касается лакированной деревянной поверхности, словно пытаясь ощутить тепло чужой ладони. Грэм старался сдержать горечь разочарования, но уже чувствовал ее на языке, чувствовал боль где-то на уровне солнечного сплетения и вдруг, неожиданно ясно осознал, что очень сильно соскучился по Ганнибалу за те несколько недель, которые они провели практически порознь. Эта мысль пришла настолько внезапно, что Уилл полностью погрузился в размышления, напрочь позабыв об остальном мире, даже не заметив как скрипнула дверь и как воздух вновь наполнил тонкий запах одеколона. Он очнулся от того, что его руку накрыла изящная ладонь, поглаживая чуть шероховатую от мороза кожу. Синие глаза тут же широко распахнулись, встречаясь взглядом с лучисто-карими. - Я думал, ты уехал, - выдохнул Уилл, чувствуя как губы растягиваются в улыбке. Ганнибал улыбнулся в ответ, вновь отбрасывая маску безразличия, нежно проводя рукой по спутанным волосам. - У тебя несданный экзамен. Разве я мог уехать прежде, чем ты ответишь мне на все вопросы? - мужчина с удовольствием наблюдал как и без того большие глаза Уилла расширились в изумлении. - На все? Ты имеешь в виду все сто двадцать билетов? Серьезно? - Несомненно, - Лектер сел за первую скамью, доставая из сумки чистые листы. О, Уилл, неужели ты думал, что будет легко... Но юноша уже направился к профессору, на ходу доставая ручку, видимо, совсем отчаявшись выкрутиться. Он сел вплотную к Ганнибалу и принялся что-то писать на листах, аккуратным почерком заполняя белое пространство. - Ты выучил билеты наизусть? - удивился мужчина, с долей восхищения смотря на своего студента, молча выполняющим задание. Этот мальчишка действительно был уникален, заставляя заходить все дальше и дальше, даже не оставляя путей для отступления. Но что самое важное, Лектер осознал, что он совсем не хочет отступать. И он был согласен просто сидеть рядом с Грэмом, наблюдая как тот хмурится, временами забывая термины, как заводит за уши выбившиеся пряди, падающие на лоб. И тем более Ганнибал не возражал, когда Уилл иногда облокачивался на него, явно не специально, задумавшись об ответе. Спустя два с половиной часа юноша победно усмехнулся щелкая ручкой и протягивая Лектеру стопку исписанных листов. Тот не сводил взгляда с Грэма, словно о чем-то задумавшись, даже не собираясь брать в руки полученные ответы. - Проверишь? - вновь облокотившись на мужчину спросил Уилл, заглядывая тому в глаза, улыбаясь. - Когда вернусь домой, то может быть. А может оставлю до следующего семестра и скажу твоему декану, чтобы дал тебе еще времени, - пальцы прочертили линию от скулы вниз до шеи, не скрытой под расстегнутым воротом клетчатой рубашки. Студент ощутимо вздрогнул, подаваясь навстречу прикосновениям. - Меня выгонят, а тебе выпишут выговор и уволят, - закрывая глаза пробормотал Грэм, чувствуя как по всему телу разливается тепло. Было так хорошо и спокойно, что он совершенно не хотел никуда уходить, не смотря на то, что ему предписали упаковать свои вещи и в ближайшие дни вместе со всеми отправиться домой встречать праздники, - ты куда поедешь на Рождество? Лектер замер, убрав руку с шеи, тем самым вырывая юношу из сладкого полудрема. Повернув голову, Уилл заметил изменившееся выражение лица профессора - маска вновь скрыла его настоящие эмоции, отчего янтарные глаза вновь потускнели, смотря куда-то поверх головы студента. - Я буду здесь, дома, - мужчина вымученно улыбнулся, стараясь прекратить явно нежелательный разговор. Но Грэм не привык отступать так просто. - С кем? Я заметил твой акцент, ты явно... Ну, - ощутив на себе насмешливый взгляд Уилл смешался и не знал как бы деликатнее объяснить то, что вертелось на языке, - кажется ты из Европы и может у тебя там тоже есть дом? Ганнибал невесело усмехнулся глядя на растрепанные кудри и блестящие интересом синие глаза. Забавно, когда этот мальчишка научился без труда пробивать броню, забираясь под кожу, выведывая все что хотел знать. - Ты прав, Уилл, я действительно из Европы, - акцент стал немного заметнее, - но семьи у меня там нет. Как и нет определенного понятия "дом". Думаю, это то, что ты хотел услышать. Грэм неуверенно кивнул, понимая что лучше не продолжать расспросы и немного подождать. Он чувствовал, что в прошлом Ганнибала произошло что-то, скорее всего несчастье, заставившее его бросить все и перебраться за океан. В полном одиночестве. Это напомнило юноше самого себя, когда он только приехал в Гарвард, оказавшись среди элиты Америки, заброшенного в стан врага, лишенного прежних условий, обреченного на одиночество. Боль прошлого так остро напомнила о себе, что Уилл не удержался и подался вперед всем телом, приподнимаясь на локтях и целуя мягкие губы, чувствуя как расслабляются руки, держащие его. Ганнибал отвечал ему, слегка оттягивая за кудри, заставляя откинуть голову, подставляя под горячие поцелуи горло. Грэму оставалось лишь рвано дышать, цепляясь за лацканы дорогого пиджака, чувствуя жар, расходящийся по крови словно вирус. Он совершенно не мог ясно думать, а потому первая трезвая мысль, вдруг пришедшая ему в голову когда губы Лектера коснулись ключиц, слетела с языка вместе со стоном: - А что если ты поедешь со мной... Ганнибал замер, тяжело дыша в шею Грэма, стараясь взять себя в руки. Он отстранился только для того, чтобы взглянуть в потемневшие глаза цвета штормового неба, стараясь разглядеть там что-то. Уилл замер, не решаясь прервать хрупкую границу тишины, в ответ смотря в карие глаза, в которых плескалось столько эмоций, что казалось было невозможным удерживать их в одном человеке. - Ты хочешь, чтобы я поехал с тобой, - уточняя проговорил Лектер, - ты сказал это... - И я имел это ввиду, - улыбнулся уголками губ юноша, осторожно убирая с высокого лба мягкие светлые пряди, - ты можешь поехать со мной. Я не могу так долго... Ганнибал усмехнулся, смотря на Грэма, прекрасно понимая о чем тот говорил. И он не мог не согласиться со своим мальчиком, каждую встречу ощущая острое желание, по ночам думая о том что бы он сделал, будь они наедине, вне консервативных стен и условностей, предоставленные сами себе. - Что же, - он усмехнулся, - я думаю это возможно. Но Уилл, у меня одно условие. - Какое? - юноша почувствовал как щеки начинают краснеть от одного только взгляда Лектера. - Когда настанет время, ты сделаешь все, что я скажу. Все, - с нажимом повторил Ганнибал, удерживая юношу за подбородок, не давая отвести взгляд. Тот отчаянно покраснел, прекрасно понимая о чем идет речь, но лишь кивнул и улыбнулся, стараясь звучать убедительнее. - Хорошо. А теперь мы можем уйти отсюда? А то боюсь меня насильно выпихнут из общежития и придется переехать к тебе. Не то чтобы я был особо против. Мужчина рассмеялся, поднимаясь со скамьи, беря в одну руку исписанные листы, а в другую теплую ладонь Грэма. Они были одни в этом крыле, так что по крайней мере несколько десятков метров они спокойно могли пройти и так. Даже если Ганнибал совсем не любил открытое проявление чувств, ему вдруг показалось, что это то, что так было необходимо Уиллу. И идя по каменным переходам, болтая о совершенных пустяках и чувствуя чужую ладонь в своей, Лектер не мог не заметить абсолютно счастливую улыбку юноши, впервые влюбившегося, впутываясь в заранее обреченные на осуждение отношения. Где-то в солнечном сплетении стало нестерпимо больно от осознания этого и Лектер поклялся себе, что обязательно сделает все, чтобы отстраниться от юноши как можно менее болезненно. Но позже, не сейчас, когда на носу было Рождество, в воздухе пахло хвоей, а ладонь сжимали теплые пальцы искренне влюбленного человека.