***
Сенека отстраняет Айву от Эвердин, у которой началась ожидаемая истерика. Было бы слишком наивным ждать чего-то другого от победительницы, когда каждый день слышишь, насколько она не похожа на свое новое окружение. Толпы поклонников, которые находятся вне стен его дома, в самом доме, кажется, только усиливают тот эффект, который Фликерман называет «внезапным воздействием в непринужденной обстановке». Насколько здесь непринужденная обстановка для Эвердин, Сенеке никогда не было интересно, но вряд ли каждый свой выход в свет она сопровождает истеричным смехом. — Мистер Крейн, что я могу сдел… — Айва оступается на последней ступеньке, и Сенека нехотя подхватывает ее. Она принимает его не слишком нежную хватку за беспокойство и с благодарностью смотрит на него. Сенека не знает, раздражает ли его такая наивность. — Все в порядке, у мисс Эвердин вчера был утомительный день, — отстраненно отвечает он давно выученной светской фразой. — Если бы я могла хоть чем-то… — Айва оглядывается на хохочущую Эвердин. Сенека отворачивает ее и ведет к выходу. «Чем-то»… Ему хочется поставить ее на колени прямо здесь же и повторить то же самое, что было в его кабинете в четверг. Тогда она вытирала слезы и посылала ему такие же благодарные улыбки. Сенека еще сильнее сжимает ее руку, чтобы не сорваться и не привести мысли в реальность. — Уверен, скоро увидимся, мисс Эйбрамсон, — он подводит ее к двери и сам распахивает ее перед любовницей. Снова взгляд. Снова в нем читается немая надежда и желание удостовериться в том, что он не солгал. Сенеку такое всегда раздражало. Он ничего не отвечает и терпеливо ждет, пока Айва мягко проведет ладонью по его груди и с натянутой улыбкой шагнет в коридор. Дверь захлопывается под смех Эвердин, а Сенека подзывает безгласых. — Ты принеси сигареты. А ты спусти сюда Эвердин, — он раздраженно отдает приказы и падает в одно из белых кресел перед камином. Вот оно. Фликерман предупреждал. Много раз говорил, что будет нелегко. Что Эвердин — не Кашмира, ей не будет достаточно счета в миллионы на ее имя в банке. Вернее, не счета будут ей нужны, и это самое сложное. Потому что иное Сенека давать ей не собирается. Два глубоких вздоха, чтобы немного успокоиться и не оглядываться на хриплый смех. Безгласая кладет перед ним на журнальный столик сигареты и зажигалку. Сенека сразу же закуривает одну и выдыхает дым. Президент, очевидно, хочет избавиться от него изощренным методом. Когда безгласая подводит Эвердин, Сенека почти полностью выкуривает первую сигарету. Эвердин немного успокоилась, но все еще посмеивается и дрожит. Это победитель? Если ее увидит общественность в таком состоянии, проблемы будут уже не только у Сенеки, и об этом страшно даже подумать. — Садитесь, — он кивает на диван и тушит сигарету в хрустальной пепельнице. Закуривает вторую, чтобы успокоиться. Сегодня кто-то здесь должен быть во вменяемом состоянии. Эвердин словно не слышит. Ее смех становится громче. Сенека чувствует, что начинает терять над собой самообладание и вдыхает новую порцию дыма. Может, стоит запирать ее в комнате на выходные? — Эвердин, сядьте, — повторяет он и раздраженно скидывает пепел в пепельницу. Она не реагирует снова, а смех смешивается с хрипом и подобием плача. Только не это. Сенека никогда не умел успокаивать, ему всегда было проще подарить очередные бриллианты, а не сочувствовать. Даже здесь с Эвердин нельзя решить все так просто. И это раздражает вдвойне. — Я сказал сядьте, — Сенека и сам почти не замечает, как рывком встает и одним толчком отправляет Эвердин на диван. Она с хриплым вскриком падает на подушки. Ему почему-то кажется, что истерика сменилась паникой. Не важно. Важно то, что еще утро, а он уже не в силах себя контролировать, причем, без воздействия алкоголя. Лишь бы это не сказалось на работе. Зато Эвердин замолчала. Наконец-то. — Я задам вам вопрос, на который вы так и не ответили на прошлой неделе. С вами это часто бывает? — Сенека уверен, что в этот раз она услышала то, что он сказал. Она продолжает дрожать, но толчок должен был привести ее в себя. — С тех пор, как меня забрали с арены, — неожиданно быстро отвечает Эвердин и кашляет. Сенека и не думает тушить сигарету. Потерпит. — Вы что-нибудь делаете с этим? С вашими истериками? Она отрицательно качает головой. Сенека закидывает ногу на ногу, пока Эвердин пытается сладить с дрожащими руками. Успешный проект? Только финансово. Она отбила достаточно суммы — уже в первую неделю после Семьдесят четвертых можно было видеть, во сколько раз окупились те Игры. С точки зрения служения победителей государству… Сенека снова выпускает дым и старается в который раз не думать о слове «провал». — Теперь вы не захотите, чтобы я приезжала к вам? — Эвердин обрывает его мысли совершенно ровным голосом. — Надо же, сколько надежды. Считаете, я испугался? — Считаю, что вы плохо обдумали свою «прихоть капитолийца». Сенека тихо посмеивается. Тот, кому понравилась идея ее визитов к нему, о стороне синдромов и заболеваний точно не задумывался. Или… Он прикрывает глаза, чтобы еще раз не строить догадки о том, какие последствия хочет видеть президент. Как бы то ни было, Сенека не может изменить его решения. — Купите какое-нибудь успокоительное, мисс Эвердин. Вам не помешает. Заодно и мне будет спокойнее. Всем будет спокойнее. Сенека до сих пор вспоминает, как он вернулся из Распорядительского центра в день победы Эвердин. Уже тогда он знал о планах президента, но они тогда его не заботили. Сенека достал из ящика прикроватного столика в своей спальне упаковку с морфлингом и выпил несколько таблеток сразу, как последний старшеклассник. А вечером, когда к нему приехал Фликерман с вопросом, почему он не отвечает на звонки, и праведным гневом… Сенека еще долго будет помнить шок на лице ведущего. Цезаря не так уже легко шокировать. Видеть Сенеку в невменяемом состоянии ему пришлось лишь однажды. И это было давно. Как раз в старших классах. Сенеке до сих пор кажется, что Цезаря надо пожалеть за невозможность осветить эту сенсацию, хотя он сам уверяет, что не сожалеет об этом. — Почему я все еще здесь, мистер Крейн? Вы не жалеете меня. Вы меня терпите. Сенека склоняет голову набок. Эвердин пришла в себя, с ней можно говорить почти как с нормальной. Стоит ли? Он скидывает пепел с сигареты на светлый ковер, и безгласая тут же подбегает, чтобы убрать его. Нет, не стоит. Ей не стоит знать. — Не задавайтесь вопросами, на которые вы сами можете ответить. Не лучшая привычка. Разве вам действительно так не нравится в моем доме, что вы решаете искать во всем подвох? — Никто не будет приглашать кого-то в свой дом, чтобы просто терпеть. — Мыслите так, как будто вы остались в Двенадцатом. Вы в Капитолии, мисс Эвердин. И, если вам до сих пор не понятны причины, по которым здесь что-то происходит… боже мой, привыкайте. Здесь быстро теряют терпение. Сенека гасит недокуренную сигарету в пепельнице и встает. Эвердин забирается на диван с ногами и обнимает колени. Это выглядит настолько жалко, что Сенеке приходится убедить себя не отчаиваться в эту же секунду и признавать задание от президента невыполнимым. «Мне сегодня ждать тебя в «Кристалле»? Или твой вечер занят?» Сенека подавляет зевок. Цезарь, конечно же, встретит этот вечер в клубе. Тиберий Гернар там, скорее всего, тоже будет, это не вдохновляет выходить из дома. С другой стороны… Он смотрит на застывшую Эвердин. «Да, я приеду»***
— Сегодня выступает Кашмира, я лично спрашивал у Лоуфорда, а он знает от Маккенли, — Тиберий Гернар ожидаемо появляется в клубе и тут же заказывает целую бутылку коньяка, которую они с Сенекой распивают уже полчаса. — Опять собираешь сплетни, Гернар? — Сенека пока с легкостью фокусирует взгляд на одном из своих распорядителей. Распорядители первого ранга, кажется, уже давно заняты не только своим бизнесом, но и постоянным стремлением подсидеть кого-то из своего окружения и указать главному на его неопытность в таком грандиозном проекте как Игры. Гернар не слишком-то стремится скрыть, как он до сих пор недоволен назначением Сенеки, но критиковать решения президента — прямая дорога на эшафот. Иногда эта мысль даже заставляет улыбнуться. — Достоверная информация от владельца, — Гернару около шестидесяти, но иногда он может выдавать интонации обиженного ребенка. Сенека не знает, это его больше раздражает или смешит. — Маккенли пригласил Кашмиру на неделю, могу занять для тебя один день. — Невиданная щедрость, — Сенека посмеивается и отпивает из стакана. Толпа, собравшаяся вокруг подиумов, кажется, ждет победительницу и возбужденно переговаривается. Впору с досадой подумать, что у Гернара достоверная информация. — Мне тебя почти жаль, — Гернар наливает в свой стакан еще коньяка под вопросительный взгляд Сенеки. — По причине? — Мисс Эвердин оказалась не такой горячей, как ты ожидал, да? Сенека пробегает взглядом по одной из танцующих перед ним стриптизерш и представляет победительницу Семьдесят четвертых на ее месте. Какая нелепость. — Может, кому-то не удалось завести ее? — он откидывает голову на спинку дивана. Коньяк постепенно начинает действовать. — Проще завести ледяной Рог изобилия в центре, чем Эвердин, — оскорбленно отвечает Гернар. — Перестань работать на мое воображение, — Сенека пьяно посмеивается и заодно морщится от представленного. Такие шутки — первый признак того, что стоит ограничить выпитое. — Фригидный победитель — это провал, признай. — Просто она не стала лицемерить в пользу твоего самолюбия. — Должна была. Ты знаешь правила. Никто из победителей не имеет права пренебрегать последствиями своей победы. Вслух Сенека никогда не признает, что Гернар прав. Эвердин подставляет не только себя, но и его. Это происходит каждый день и однажды может привести к неприятному инциденту, который прогремит на всю столицу. Возможно, он должен был остаться дома этим вечером, но иногда эмоции берут верх. Сенека ненавидит это в себе. — Дай угадаю: ты вызывал ее никак не меньше восьми раз. — Десять. Ни одна ночь не отличалась от других. Она умеет только орать. Конечно, это тоже льстит… Хватит смеяться, твоя победительница не в состоянии обслужить на должном уровне, когда ей платят такие деньги, — это катастрофа для Игр, Крейн. — Или для твоего самолюбия. Откуда же ты такой мазохист, Гернар? Тиберий не успевает ответить, когда Сенека слышит знакомый всю жизнь голос, и чья-то рука ложится на его плечо. — Мой мальчик, счастлив наконец-то видеть тебя не в униформе! Мистер Гернар, приветствую. Как акции «Планолет-Панем»? Надеюсь, процветают? — Цезарь, как всегда, спасает и трибутов на интервью, и главного распорядителя от нежелательного разговора. — Вне всяких сомнений, — недовольно откликается Гернар, буравя взглядом Сенеку, который предпочел показательно остановить свое внимание на улыбающейся стриптизерше. — Вижу, я здесь ничего не добьюсь, — он со стуком ставит стакан на низкий столик и, кивнув Цезарю, скрывается в толпе. — Ты меня спас, — Сенека смотрит вслед ушедшему Тиберию, пока Цезарь садится на освободившееся место. — Сколько раз это было… Моя миссия, — Цезарь несколько театральным жестом подзывает безгласую. — Я надеялся увидеть тебя здесь с Китнисс. — О боже, только не надо снова… — Сенека закрывает глаза с демонстративно замученным видом. — Бутылку красного и что-нибудь из твердых сыров, — Цезарь делает заказ, и безгласая тихо растворяется. — Что вы пили? Коньяк? Еще нет и десяти, а ты уже не в состоянии. — Я в порядке, — чтобы подтвердить свои слова, Сенека садится ровнее. — Так почему с тобой нет Китнисс? — Давай я сразу признаю, что это мой просчет, и ты не будешь пародировать Гернара? — Что-то мне подсказывает, что я не в курсе… — понимающий взгляд Цезаря немного успокаивает Сенеку. Он должен был знать еще со дня той аудиенции у президента. — Это так очевидно? — Нет, но не надо собирать поводы для разговоров. Помолчи и просто послушайся совета главного сплетника Капитолия. Особенно при не самом устойчивом положении. — Я уже понял, — Сенека наливает в стакан еще коньяк, пока Цезарь отвлекается на принесенный безгласой поднос с вином и закусками. — Я не позволю тебе сегодня забыть все, о чем мы договорились, — Фликерман отнимает у него стакан и отдает безгласой. — Не будь вульгарным, когда вокруг столько людей, мой мальчик. — Как скажешь, папочка, — Сенека нехотя соглашается и напоминает себе, что ему сегодня действительно хватит. — И не называй меня папочкой, когда нас кто-то может услышать. Я еще не настолько стар. — Ты сейчас серьезно? Мы не похожи, — Сенека берет с подноса одно канапе, которого почти хватает, чтобы перекрыть послевкусие от коньяка. Свет в клубе медленно становится еще приглушеннее, оставляя только одно яркое пятно посреди подиума. Кашмира с сияющей улыбкой плавно выходит под пьяный свист из толпы и эффектно сбрасывает с себя полупрозрачное мини-платье, которое и так не давало простора для фантазии. Она остается в одном золотом белье, но не спешит избавляться от него, танцуя под тягучую музыку. Сенека почти не сомневается, что ее танец остановится прямо напротив него. Главный распорядитель и победители — это всегда то, что неразрывно связано, в этом ни для кого нет ничего удивительного. Кашмира резко взмахивает растрепанными кудрями и вращается вокруг пилона. Из толпы слышатся пьяные крики с требованием, чтобы сняла все остальное. Сенека хмурится от такой безвкусицы. Но победители выбора не имеют. Сделанная лучшими хирургами Капитолия грудь тут же беззастенчиво демонстрируется всем желающим. А Кашмира белоснежной улыбкой лжет, насколько ей льстит их внимание. Она не победитель Сенеки. В тот год главным распорядителем был Ливий Волдберри, его предшественник. Закончил дни при неясных обстоятельствах, о которых в обществе не любят вспоминать. Ждет ли кто-то сейчас, что Сенека последует его примеру в ближайшие месяцы? В этом трудно сомневаться. Сможет ли Эвердин когда-нибудь встать рядом с Кашмирой? Свободен ли он в выборе средств, чтобы выполнить приказ президента? Голоса всех обступивших подиум, смазываются, и Сенеке приходится закрыть глаза на несколько секунд и глубоко вздохнуть. — Ненавижу ее, — вполголоса говорит он, но этого достаточно, чтобы услышал Цезарь. — Прекращай паниковать и расслабься, — Цезарь подает ему бокал с вином. Сенека лишь согласно кивает на его слова, залпом выпивает вино, закуривает и устало облокачивается о высокий подлокотник дивана. В эти две недели он стал слишком много курить. Кашмира с игривой улыбкой как раз останавливается напротив него. Он почти слышит голос Гернара, который говорит, что проект Семьдесят четвертых провалился. Хочется встать и потушить сигарету о его лоб, давно требующий филлеров. — У тебя все получится, Крейн. Присмотрись к ней, она всего лишь девочка, на которую обрушилась всенародная известность. Не ее вина, что ее разлучили с первой любовью и положили под кого-то вроде Мейнести. — Ты веришь во все это? — от сигарет однозначно становится спокойнее, даже мелькающая перед глазами Кашмира становится чуть притягательнее. — Тот, кому нужна красивая история, всегда поверит. Мне же нужны новости, эмоции и сенсации. Чтобы освещать все это, приходится поверить на какую-то долю, без этого никак. — Я уже испугался, что ты становишься сентиментальным. — Иногда накатывает, не обессудь. Так что ты собираешься делать дальше? Дашь шанс девочке и выключишь на время своего главного распорядителя? Ты должен стать ей защитой на эти два дня в неделю. Она быстро привыкнет к тебе, особенно с учетом ее востребованности, — Цезарь имеет удивительное свойство не отвлекаться от разговора на обнаженные тела танцующих вокруг стриптизерш. Профессиональный, выработанный за годы навык, которому Сенека по-настоящему завидует. — Иного выхода у меня нет? Потому что использовать ее по прямому назначению я все равно не собираюсь. — Возможно, это и не требуется. Я бы сказал, категорически не приветствуется. Уже видишь, каким спасением ты становишься в ее глазах? — Цезарь ободряюще тормошит Сенеку за плечо, и горящий пепел с его сигареты падает на пол. — Она уже не оценила это. Проще было бы запирать ее в спальне, — Сенека лениво следит за упавшим пеплом, чтобы он не попал на брюки. — Несчастная девочка. Ты не поверишь, но я ей сочувствую. С этими словами Фликерман отвлекается на вино и улыбающуюся Кашмиру. Опять приходится признавать, что он прав. Он всегда прав, когда Сенека видит вокруг одни проблемы. Несколько слов Цезаря — и кажется, что с плеч падает половина груза. Непередаваемое чувство, которое не опоздало и в этот раз. Временами Сенека чувствует себя трибутом на интервью, которого ведущий спасает метким вопросом или намеком на верный ответ. Дальше разбираться в ощущениях своих подопечных он никогда не стремится. — Однако, у нас вырисовывается некая проблема, — Цезарь на секунду оборачивается, чтобы тут же отвернуться с самой нейтральной улыбкой из всех. — Кажется, Тиберий с тобой на сегодня не закончил. — Твою ж мать… — Сенека выдыхает последний дым и гасит сигарету о стол рядом с подносом. — Вставай, я провожу тебя до машины. Ты же не за рулем сегодня? — Цезарь поддерживает встающего Сенеку под локоть. — Вот и прекрасно. Кашмира, красавица, увидимся на днях. Идем, Крейн, Тиберий уже близко. Сенека кивает. Мысль о скором возвращении домой уже не так угнетает его.