Арены Архитектора

Эвердин неумело прижимается к плечу Сенеки, когда он со своей обычной светской улыбкой приветствует своего очередного знакомого. Сенека отмечает, что и с закрытыми глазами узнал бы ее прикосновения, и до романтики здесь далеко: ее рука напряжена так, словно она каждую секунду ждет от него удара. Или она просто так и не научилась ходить на шпильках. Это от победительницы Семьдесят четвертых тоже следует ожидать. Какая непредусмотрительность. Которая сейчас может выставить их в неловком свете. Наверняка здесь, в клубе, будут фотографы, которые на следующий день выставят на обложках журналов неровно стоящую Эвердин, едва цепляющуюся за рукав его пиджака. Как будто ему не хватает подготовки к Бойне и к эпидемии в Тринадцатом. — Вам нехорошо, мисс Эвердин? — наконец, спрашивает Сенека, устав от ее напряженной хватки. — Туфли жмут, — она только на две секунды отвлекается от попыток раздражать его и хмурится, смотря по сторонам. Сенека усмехается. Макияж в красно-черных тонах, который сделали безгласые, неожиданно идет ей и заодно подходит для ночного клуба. Удивительно, как можно испортить его одним мгновением, только показав плохое настроение. — Стоят ли неудобства того, чтобы демонстрировать их всем встречным? — Сенека берет с подноса проходящего мимо официанта бокал с вином. Эвердин это лучше не предлагать. — Если вам не нравится, можете отправить меня обратно. Он поворачивается к ней и отпивает из бокала один глоток. Нет, сегодня она должна будет допоздна отработать их легенду. Уже больше месяца они играют в клиента и победителя, и за это время их еще никто не видел вместе. С совместным появлением лучше не затягивать, чтобы не пошли разговоры. Этого Сенека никогда не боялся, но случай, к сожалению, не тот, чтобы с улыбкой отворачиваться от сплетников. — Диваны спасут вас, но не сейчас, — он подводит ее к одному из столиков с закусками и замечает, как Эвердин рукой опирается о столешницу. — А на арене вы были менее податливы боли. Она вместо ответа сразу же отправляет в рот половину канапе с подноса. Должно быть, действительно, чтобы не ответить ему что-нибудь неосторожное. А она может учиться, раз додумалась до такого. Света становится все меньше, краски от софитов ползут по быстро пьянеющей толпе, а Сенека безуспешно старается не думать о том, что следующая неделя может стать решающей. Искусственный вирус готов, вакцина от него — тоже, было бы глупо вдруг запороть все перед ответственным моментом, когда, по его представлению, можно было бы начать готовиться к основному этапу. Сенека отпивает еще глоток из бокала и устало покачивает головой. Не думать об этом сейчас. Он сам себя уговорил выбраться сегодня вечером из дома не только ради предупреждения сплетен, но и для того, чтобы отвлечь себя от «вирусного проекта». У него гораздо лучше получается многое, но не это. — Не я одна пытаюсь сделать вид, что мне здесь нравится? — Эвердин нахально и с вызовом смотрит на него, это видно даже в темноте. Фиолетовый луч софита на секунду падает на нее, и ему хочется тут же увести ее в самый темный угол, чтобы она не выдала их своим недовольным выражением. — Не говорите о том, чего не знаете. — Я слышала, что вы любите клубы. — Только тогда, когда они к месту, — Сенека договаривается сам с собой, что они пробудут здесь не больше трех часов. В час ночи можно будет уйти, и никто не распознает в этом ничего предосудительного. — О боже, я совсем не ожидала увидеть вас сегодня! — Эффи Тринкет. Кто бы мог подумать, что она сможет стать небольшим спасением. Она подбегает к Сенеке с восторженно-учтивой улыбкой и в парике с блестками. Все те же пышные юбки из газа, но декольте, как всегда притягивает взгляд. — Мистер Крейн, Китнисс, невероятный сюрприз! Дорогая, очаровательное платье, марсала тебе очень идет! — Добрый вечер, мисс Тринкет, — Сенека добавляет чуть насмешливый оттенок приветствию и тут же обвивает ее талию, чтобы притянуть к себе. Он целует ее совсем близко к губам, и знает, что это мало похоже на дружеский поцелуй при встрече. А еще замечает застывшую в удивлении Эвердин. Пусть учится у своей сопровождающей, как надо вести себя рядом с ним на людях, когда официоз тает буквально по минутам. Эффи тоже такое приветствие не ждала, но она тут же прислоняет ладонь к его груди на те секунды, когда его губы задерживаются на ее щеке. Когда он отстраняется, она нехотя убирает руку — дальше стоять вот так в такое раннее время еще не позволительно. Как же ему с ней легко. — Я… я только что видела Агриппину Деймистен, столько знаменитостей!.. — щеки Эффи явно покрываются румянцем, и она улыбается слишком счастливо. Сенека не может согласиться с ней — все его внимание где-то далеко за пределами государства. — Она уже вышла из госпиталя после операции? — Сенека протягивает Эффи бокал с коктейлем. Чьи-то операции увлекают его в последнюю очередь, но надо разбавить свое настроение. — Да, еще четыре дня назад. Ничего особенного. Выглядит почти молодо, — в голосе Тринкет отчетливо слышна ревность. Сенека почти искренне смеется и невзначай касается ее локтя. — Уверен, на твоем фоне она все равно потеряется. Польщенная улыбка — так мало надо для Эффи, чтобы она ждала его звонка каждый день. — Как всегда, вы беззастенчиво льстите мне, мистер Крейн. — Ни в коем случае никогда такого себе не позволял. От восхищения в глазах Эффи его отвлекает рука, коснувшаяся его плеча. — Решил не ночевать сегодня в своем Центре, Сенека? — Тертий Росфольд обменивается с ним рукопожатием, учтиво кивает Эффи и останавливается недалеко от Эвердин, которая, очевидно, хочет сделать шаг назад, но ей мешает стол. — Да, однообразие порой может наскучить. — Мы уж не надеялись увидеть тебя сегодня, — Тертий приобнимает Эвердин, а она откланяется настолько, насколько может, и чуть не сносит пару бокалов на подносе прямо за ней. — Твоя очередь во вторник, — напоминает ему Сенека, а победительница округлившимися глазами смотрит на него, забыв сохранять дистанцию. — Все-то ты знаешь, — Тертий смеется и пользуется замешательством Эвердин. Целует ее в щеку и отстраняется, пока Эффи с застывшей улыбкой делает вид, что ничего не заметила. — Прямая обязанность. Все уже собрались? — Ждем только тебя. Лоуфорда не будет, но он оценивает свою долю в восемь процентов, и не больше. Кстати, красавиц там тоже не против поприветствовать! Сенека замечает, как кусочек канапе почти застревает в горле Эвердин, и она через силу проглатывает его. Десять месяцев в Капитолии, а все та же самая шоковая реакция на обыденные вещи. Они там в Двенадцатом совсем дикие? — Идем, хочу закончить с этим побыстрее, — Сенека, не глядя, направляет Эвердин в нужную сторону, чтобы не потерять ее в клубе. Очевидно же, что она не горит желанием идти на неофициальное собрание акционеров конгломератов, но кто ее спрашивает? Опять же, цель их визита сюда — не только ценные бумаги, но и возможность, чтобы их увидели вместе. Эффи идет рядом с ним, почти порхает, но трудно не замечать ее расстроенные взгляды в сторону Эвердин. Как всегда, или ревнует, или осуждает победительницу Семьдесят четвертых за недостойное поведение в высших кругах. Насчет второго Сенека готов поддержать ее. Насчет первого… Тринкет всегда ревнует безмолвно и ненавязчиво, за что ей от него благодарности.

***

Китнисс отчаянно хочется спрятаться за спиной Крейна, когда она издали замечает компанию капитолийцев, собравшихся на белоснежных диванах вокруг невысокого стола с напитками. В каждом она узнает своего клиента, в постели каждого она была хотя бы раз, каждому позволяла делать с ее телом все, что потом приходилось запивать успокоительным и сомнительными таблетками, которые, к счастью, всегда помогали. Такое в Капитолии всегда делают на самом высоком уровне, чтобы ни один покупатель не остался обижен собственным плохим настроением. Сегодня здесь собрались одни из самых влиятельных клиентов. Сенаторы, магнаты, владельцы акций, приближенные доверенные лица президента. Ни к одному она не хочет подходить, ни одного не хочет вспоминать. Любой из них — повод погрузиться в страшные моменты до утра следующего дня и не суметь заснуть в наступающую ночь. Крейн не дает ей задержаться ни на шаг, он подводит Китнисс к диванам, на которых сразу же наступает оживление. Предвкушающие взгляды, так ей знакомые, сегодня говорят не о совместном вечере, а о миллиардных сделках. Таких цифр не знают в дистриктах, а здесь не знают, как можно выжить на шестьдесят дивисов в месяц. Все закономерно, и этот порядок никто не смеет нарушать. — Добрый вечер, господа, прошу прощения за небольшое опоздание, — Крейн со светской улыбкой приветствует собравшихся капитолийцев, садится на диван и сажает Китнисс рядом с собой совсем близко. Чтобы никто не сомневался в том, что они не просто так проводят вместе выходные. — Мы готовы тебя простить за присутствие такого цветника, — подает голос один из капитолийцев. Совсем рядом виднеется польщенная Эффи, и Китнисс тоже приходится улыбнуться. — Крейн, как всегда, без внимания не оставлен, — с оттенком насмешки кивает другой. Китнисс его помнит: он сенатор, входит в Совет распорядителей первого ранга. Но его имя… — Тиберий сегодня ревнив, господа, — Крейн берет с подноса бокал и не глядя отдает его Китнисс. Себе он берет стакан с соседнего подноса, и Китнисс знает только одно: то, что у нее в руках, гораздо меньшей крепости. Со всех сторон раздается смех, а ей опять приходится натянуть улыбку. Насколько фальшиво получается, сказать трудно. Эффи никогда не была довольна тем, как она демонстрирует эмоции на любом выходе в люди. — Доля в «Планолет-Панем» тебя не обидит, — смеется третий капитолиец, по виду мало примечательный среди таких же, как он, но Китнисс после визита к нему еще два дня не могла прийти в себя, а Эффи едва смогла уговорить ее записаться на прием к врачу. Кажется, у него не в порядке с головой, это становится понятно, когда за ними закрывается дверь спальни. Но такое обращение с такими, как она, здесь никого не удивляет и не вызывает возмущения. Марций Самвонс, косметический магнат, ни в чем подобном не может быть обвинен. Именно его продукцией безгласые щедро раскрасили ее лицо перед приездом сюда. — Я беру не больше пяти, — говорит Крейн со знакомой интонацией безразличия. — Значит, нам тоже стоило бы занизить долю, раз даже Сенека не стал рисковать, — у четвертого фиолетовая прядь в волосах, и он совсем не по девочкам. Сенатор Нилфорн больше любит наблюдать за тем, как его супруга развлекается с победительницами. Китнисс они оба тоже не обходят стороной, после этих встреч у нее все бока и бедра остаются в красных кровавых бороздах от ее длинных ногтей. — Сегодня я остановлюсь на шестнадцати процентах «Millenium», — незначительные для Китнисс слова Крейна снова вызывают оживление. Он сам остается спокоен, наверное, так же, как и в своей распорядительской, наблюдая за боем трибутов. Пока капитолийцы о чем-то спорят, он все еще наблюдает за каждым из них, время от времени посылая недовольному Тиберию Гернару ухмылки все с тем же оттенком непробиваемого безразличия. Она уже давно поняла, что между ними неприязнь, и это всегда было взаимным. Эффи любезничает с одним из сенаторов, посматривая в сторону Крейна и Китнисс. Ее жаль, она почти ревнует, при этом откровенно негодуя из-за отношения Китнисс к ее компании в каждые выходные. Она бы с удовольствием заняла это место, лишь бы не видеть руку главного распорядителя на чьей-то еще талии. Китнисс так и не отважилась спросить у Эффи, познакомилась она с Крейном уже после того, как стала сопровождающей Двенадцатого, или он сам привел ее в Игры? Любое его упоминание не оставляет ни единой надежды на игнорирование с ее стороны. Будь то грусть или радость или сияющий взгляд с полуулыбкой — все это сейчас заставляет Китнисс чувствовать свою вину за то, что между ней и Крейном сейчас нет и дюйма расстояния. — Я вижу, мисс Эвердин скучно слушать наши деловые разговоры? — к ней с другой стороны почти вплотную подсаживается и обдает алкогольным ароматом владелец журнала «The Capitol», и ладони Китнисс тут же становятся холодными и влажными. Это ощущение тут же перерастает в тихую панику, с ее лица исчезает улыбка, и она резко отстраняется от садиста, который еще два дня назад сделал все, чтобы она сорвала голос в его спальне. — Нет, мне не скучно, — она опускает взгляд на бокал в своей руке. Она совсем забыла о нем. И сейчас его содержимое начинает подрагивать вслед за ее рукой. — Думаю, в такой компании мисс Эвердин никогда не приходится скучать, — Крейн берет бокал из ее руки и ставит его на стол. Он улыбается, но в его глазах отчетливо видно недовольство ее привлечением внимания на себя. Так себя не ведут с клиентами, даже если ты сегодня с кем-то другим. Она может выдать их обоих. Китнисс это понимает, но сейчас ей срочно нужно успокоительное и что-нибудь покрепче, чтобы не реагировать так остро на любое слово. Трое из тех, кто сидит к ним ближе остальных, смеются, довольные небольшой паузой в обсуждении своих ценных бумаг. Китнисс из последних сил улыбается и крепко сжимает ледяной рукой другую руку в попытке успокоиться. Владелец «The Capitol», Вольсций Аспени, закуривает и хватает стакан с коньяком у проходившей мимо безгласой. Больше он не смотрит на Китнисс, но ее все равно трясет и страшно хочется успокоиться парой таблеток, которые она оставила где-то в платье. Достать при всех их не получится, лишнее движение при этих людях — повод к чему угодно. — Эффи, дорогая, передай мисс Эвердин, что я не обязан произносить за нее ее же реплики, — вполголоса говорит Крейн подошедшей Эффи. Вольсций Аспени по-прежнему сидит вплотную к ней, а Китнисс удается словить немое неодобрение после слов Крейна. Она неэлегантно ответила одному из влиятельных лиц, и это бесследно не пройдет. Безгласая появляется с запиской как раз в тот момент, когда, кажется, все вопросы разрешены. Кто-то напился уже настолько, что не может ровно держать бокал и проливает темный алкоголь на пол. Остальные пьяно смеются, пока Крейн читает то, что написано в записке, и хмурится. Может, они уедут прямо сейчас, и ей не придется пытаться отвлечься от своих страхов с помощью успокоительного. Китнисс уже месяц не хочет признаваться себе, что это помогает уже не так, как раньше, нужно новое. Может, завтра утром посмотреть каталоги и заказать что-нибудь чуть посильнее. Или может, спросить у Крейна. Он должен знать, что ей надо пить, это в его интересах тоже. — Я ненадолго, — Крейн встает с дивана, оставляя Китнисс одну в компании с ее клиентами. Горло что-то перекрывает, и она не может вдохнуть. Только смотрит, как он подходит к Эффи. — Дорогая, займи мисс Эвердин, пока я занят. Китнисс впивается ногтями в собственную руку, смотря на уходящего в глубь зала Крейна. Она не замечает, как рядом с ней мягко садится Эффи и начинает о чем-то беззаботно болтать. Так, под эту показную беззаботность, Китнисс безуспешно умоляет саму себя убрать ком из горла и вздохнуть.

***

— Госпожа министр, добрый вечер, — Сенека заходит в вип-кабинет, в котором ему была назначена нежданная встреча. Министр по делам Капитолия поворачивается к нему с бокалом ее любимого красного вина. По ней невозможно прочитать, в каком она настроении, и какие новости хочет сообщить ему. Однако, Сенека еще по дороге сюда знал, что их содержание будет касаться решения президента насчет его идеи с Тринадцатым. — Добрый вечер, мистер Крейн, — Эгерия жестом приглашает его сесть за стол. Отсюда совсем не слышна музыка из главного зала, поэтому в тишине напряжение чувствуется еще сильнее. — Признаться, вы выбрали для разговора не самое ожидаемое место, — Сенека садится напротив нее и приказывает себе не выдать ни одного намека на волнение. — И это говорите вы после деловой встречи в ночном клубе, — Эгерия мягко улыбается, и это можно расценить, как положительный знак. Правда, ее улыбка порой может означать и совсем противоположное. Сенека старается не думать об этом. — Место выбирал не я, — почти отшучивается он. — Да, иначе ваша встреча прошла бы на Второй квартальной арене. — Не исключаю, — Сенека позволяет себе чуть расслабиться и отвечает Эгерии полуулыбкой. — И все же. Мне не хотелось отвлекать вас от ваших ценных бумаг и отдыха, но я должна вам сказать, что президент одобрил ваш план по устранению угрозы со стороны Тринадцатого. Пол под ногами странно закачался. Как удачно, что Сенека не встретил эту новость стоя. — Одобрил? — он почти физически чувствует, как с плеч постепенно сваливается тяжесть, которая давила на него все последние десять месяцев. И тут же наваливается другая — исполнение требует не менее напряженного внимания. Сенека уже привык к такому состоянию. — Совершенно верно, — кивает Эгерия. — Президент не видит иного выхода из сложившейся ситуации. Развязывать конфликт, как вы знаете, хотят немногие, однако, информационная война не нужна вообще никому. Слишком нестабильны настроения после прошлых Игр. Это опять был мало завуалированный выпад в его сторону? Сенека решает не уточнять, и так можно догадаться, что это он и был. — Президент не назвал сроки, когда можно будет начинать? — Как можно быстрее. Дальнейшее ожидание каждый день подводит нас все к большей опасности. Надо начать еще до Игр. — Моя команда все сделает. Вирус и вакцина уже готовы. На вакцинацию Десятого, Одиннадцатого и Двенадцатого потребуется около трех с половиной миллиардов, — знает ли это Эгерия? Сенеке кажется, что он говорит это все только для того, чтобы успокоить самого себя. — Вакцинацию можем начать с понедельника, все необходимые средства уже выделены. Но есть еще один тревожный момент, — она кладет на журнальный стол кассету не больше двух дюймов и нажимает на кнопку сбоку. — Посмотрите. Над столом тут же всплывает голограмма, занимая почти всю его поверхность. Выход из Тринадцатого посередине, левее от него обозначены не меньше двадцати красных точек. И это совсем не предложение о местах размещения распылителей вируса. — Активность? Тринадцатый начал проявлять активность? — Вчера нам донесли о том, что несколько жителей Тринадцатого начали выходить из бункера и продвигаться дальше на запад. Пока не совсем далеко, но раньше они не отходили на расстояние больше тысячи футов. Сейчас преодолевают уже тысячу восемьсот. — Считаете, это доставит нам проблемы во время установки распылителей? — Они явно не делают все для нашего удобства. Сенека еще раз смотрит на снимки. Бойня одновременно с атакой на Тринадцатый — как раз то, что точно не входило в его пожелания. Вероятность провалить сразу оба проекта подросла с невероятной прогрессией за секунды. — Президент может быть спокоен. — Вы или чрезвычайно самонадеянны, или ваша идея действительно стоит того, чтобы полагаться на нее, — Эгерия снова одаривает Сенеку взглядом «надеюсь на тебя в последнюю очередь». В другой день это могло бы вывести его из себя, пусть и незаметно для нее. — В любом случае, все охранные системы дистриктов за последние несколько дней зафиксировали нескольких беглецов из Седьмого и Десятого. Пограничные службы уже получили команду не замечать их. Если все получится, они будут на подходе к Тринадцатому через пять дней. Надеюсь, шестерых вам будет достаточно. — Более чем, — Сенека продолжает отстраненно смотреть на то место, где на голограмме был Тринадцатый, даже тогда, когда голограмма исчезает. — Оставьте себе, мистер Крейн, — Эгерия пододвигает к нему кассету и встает из кресла. — У меня еще есть копии. Можете быть уверены, что я искренне желаю вам удачи. Она выходит, и в кабинете на пару секунд слышится приглушенная музыка из главного зала. Сенека задумчиво вертит в руках оставленную ему кассету. Вот та самая граница, после которой уже точно все изменится. Предвкушение и нежелание переступать ее опять переплетаются между собой. Как странно с нетерпением ждать того, чего боишься. Сенека с удовольствием оставил бы все так, как есть, будь сейчас канун окончания Семьдесят четвертых. С другой стороны, Тринадцатый проснулся бы если не сейчас, то несколькими годами позже, и его все равно бы привлекли для работы над устранением. Но, если бы не тот досадный промах, Сенека не был бы единственным ответственным за все то, что сейчас нависло угрозой над привычной жизнью столицы. Он смотрит на наручные часы и встает. Почти двенадцать ночи. Можно было бы остаться еще ненадолго, но не в этот раз. Не с той информацией, что ему дали для одного напоминания о том, какой из проектов для него и для всех имеет наибольший вес.

***

— Что происходит? Эффи? — Сенека с усталостью замечает Эвердин и Тринкет за дальним столом в углу, когда заходит в главный зал. — Китнисс плохо, мистер Крейн. Я не знаю, что случилось, она вдруг побледнела и… Может, вызвать врача? — она мягко садится рядом с дрожащей Эвердин и нерешительно дотрагивается до ее плеча. — Дорогая, посмотри на меня. — Вставайте. Мы уезжаем, — Сенека берет Эвердин за руку рядом с локтем и ставит ее на ноги. В темноте заметна ее бледность и сильная дрожь, она обхватывает себя руками и даже не старается посмотреть в его сторону. Зато Тринкет смотрит на него пусть и растерянно, но с благодарностью. Как будто они уезжают из-за состояния Эвердин. У которой обычная паническая атака. Столько расплаты за то, что год назад он думал на минуту больше. — Вас нельзя оставить и на четверть часа. Сенека отворачивается от Эффи и подталкивает Эвердин в сторону выхода. Ее состояние может сойти за небольшую передозировку. Этим никого не удивишь, а завтра в газетах не появится сенсации, в которой разбирался бы каждый ее шаг. Передозировки здесь случаются каждый день. После услышанного от Эгерии Сенека не замечает проблему, которую раздула Тринкет. Наверняка она хотела сказать что-то еще и снова помельтешить перед глазами, но стоит ли называть паническую атаку проблемой на фоне тех, что предстоит ему решить? Сенека выводит Эвердин на прохладу улицы и сажает ее в уже поданный автомобиль. Она тут же обхватывает голову руками и прислоняется лбом к спинке переднего кресла. Можно подумать, что Сноу скинул на Сенеку все, что только смог придумать, лишь бы свести его с ума и сделать все возможное, чтобы Бойня, Тринадцатый и перевоспитание Эвердин потерпели крах. Сенека уделяет все внимание виду на освещенную бледно-оранжевыми фонарями магистраль, по которой несется автомобиль. Все равно он не знает, что делать при состоянии Эвердин. А если бы и знал, то все равно проигнорировал бы ее. Здесь, скорее всего, нужно сочувствие, которое он не сможет выдавить из себя даже при всем желании. В лифте Эвердин не удерживается на ногах и оступается. Под ленивым взглядом Сенеки она медленно снимает с себя туфли на шпильках. Она хотела этого весь вечер — хоть чья-то мечта сегодня исполнилась. — Я напоминал вам взять с собой успокоительное, — негромко говорит он, когда она поднимает туфли с пола лифта. — Оно не помогло, — подает Эвердин бесцветный голос, а Сенека от настигшей досады прислоняется затылком к стене и поднимает взгляд в потолок, светящийся мягким светом. Просто вечер, который делает жизнь легче с каждым часом. Двери лифта бесшумно открываются, Сенека напоминает себе, что этот день именно он закончит сюрпризом, пусть и ему не будет от этого радостнее. Он первый входит в квартиру и тут же останавливает первую попавшуюся безгласую. — Конверт принесли? Она кивает и тут же убегает на второй этаж. Идея с приглашениями принадлежит ему, и президент одобрил ее гораздо быстрее, чем вирусную атаку на Тринадцатый. Это должно немного успокоить Эвердин, и она на недолгое время перестанет мешать ему разбираться с тем, что сейчас действительно важно. Безгласая возвращается с белоснежным конвертом из плотной бумаги, на котором отчетливо виден тисненый золотой герб Капитолия, Сенека берет его и оборачивается к победительнице, которая успела дойти до кресла и свернуться в нем. — У вас вчера был День рождения, поэтому я посчитал нужным сделать вам небольшой подарок. Эвердин почти не реагирует на него, только чуть поворачивает голову в его сторону. — Вы не ослышались. Берите, — он протягивает ей конверт и набирается терпения для того, чтобы дождаться, пока она возьмет его. — От вас? — она чуть опускает руки, смотря на конверт с тем видом, с которым обычно смотрят на то, что похоже на морник. — Кажется, я только что сказал это. Да, мисс Эвердин, не торопитесь, у нас еще вся ночь впереди, я могу и подождать. Ее рука все еще дрожит, когда она забирает конверт, но не торопится открывать его. — Никто из них не помнит. Меня поздравила только Эффи. Она звонила мне утром. Сенека все еще уверен, что ей надо было подарить безлимитный сертификат на посещение психолога на год вперед. Эвердин осторожно открывает конверт, достает приглашение и безотрывно смотрит на напечатанный краской цвета индиго текст. В такой позе она и застывает, а Сенека вдруг ловит себя на мысли о том, что две минуты отвлечения от Тринадцатого, пусть даже в компании с Эвердин, вдруг скрашивают его существование. — Мама и Прим приедут, — почти шепотом говорит она самой себе. — Поздравляю, — кивает Сенека. Кассета возвращает его в реальность, где все еще есть проблемы и перспектива избавления от них маячит лишь где-то в будущем. Когда это закончится, он запрется в своей спальне и неделю будет напиваться. Слишком оптимистично: президент может вызвать его во Дворец в любой момент. Именно из-за этого Сенека может позволить себе лишь мечты о запое и не может позволить выключить телефон. — Спасибо, — шепчет Эвердин как раз в том момент, когда он разворачивается к лестнице на второй этаж. — Не стоит. Спокойной ночи, — Сенека поднимается по лестнице и точно знает, что она сегодня все равно не заснет. Не лишним будет подарить ей и новое успокоительное. Но этим он займется завтра утром.