***
— Мои поздравления, мистер Крейн, — Эгерия подходит к Сенеке почти сразу же после того, как президент оставил министров в зале заседаний. — Госпожа министр, — Сенека кивает ей, — благодарю. Не ошибусь, если предположу, что вы знали… Он оборачивается на аквариум, вокруг которого начинают собираться министры. Посещение зоопарка может быть полезным. — Вы об Ордене? — только после она прослеживает его взгляд и тихо смеется. — И о нем тоже, — Сенека позволяет себе сдержанную, но искреннюю улыбку. — Трудно было не знать, когда президент при мне распорядился удостовериться, что глава Тринадцатого не смог спастись где-то в дистриктах. Пришлось поддержать его намерение получить дополнительные доказательства, так будет лучше для всех нас. Как видно, не все находятся в эстетическом восторге. А как вам? — Думаю, не хватает цвета, — Сенека видит, как какие-то из министров морщатся, подойдя к аквариуму поближе. Они с Эгерией медленно направляются к одному из высоких окон, обрамленных тяжелыми бархатными красно-бордовыми портьерами. — Тем не менее, хочу заметить, вы замечательно держались. — Действительно? Мне казалось, что я провалил этот тест. — Видели бы вы министра Тантри. Порой он очень впечатлителен, — Эгерия фальшиво-сочувственно качает головой, а Сенека визуально выхватывает из всей компании министра финансов. Он и правда не горит желанием подходить к президентскому подарку ближе и подбирается к выходу, говоря, что ему некогда и у него сегодня еще дела. Как жаль, что аквариум находится как раз недалеко от выхода из зала. Несчастный Тантри. Сенека усмехается. — Возможно, мне бы стоило позавидовать ему. Таким президент не дает заниматься повстанцами. — Кстати, в официальном указе о вручении вам Ордена никаких упоминаний о Тринадцатом, разумеется, не будет. Награждение будет только после Бойни и за проведение Бойни. — Мне остается только не слить Пир и окончание. Всего лишь, — Сенеке кажется, что с этими новостями на него опять свалилась тяжесть, которая висела на нем еще три недели назад. Как будто Тринадцатый возвращается и не дает его победе развернуться полностью. — В сравнении с тем, что вы уже успели на этот день, закончить Игры с претензией на Орден не составит вам труда. — Может, ее вытащить? — слышится насмешливый голос министра энергетики Байворолла. — Прямо на паркет? — министр Мерай морщится в ответ на предложение и останавливается прямо напротив женщины в формалине. — Паркет от этого не растает. — Осторожнее, Антониус, вдруг она моргнет? — смех министра пропаганды Глендсви разносится по всему залу. — Жаль, что такую картинку нельзя пустить в эфир. — Господин главный распорядитель! Рассудите наш спор! — министр промышленности Тойсмит почти заставляет Сенеку закатить глаза. Тойсмит не из числа его поклонников, теперь явно будет следить за каждым его шагом еще пристальнее. — Скоро они попросят провести им экскурсию по вашим лабораториям, — негромко замечает Эгерия. — Что, господа, не можете решить, кто увезет это к себе домой? — Сенека медленно подходит к министрам. — Может, попросить президента провести аукцион? — Вы все шутите, Крейн. Когда вам покровительствует президент… — Тойсмит так приторно улыбается, что Сенека приобнимает его за плечо и разворачивает совсем близко к аквариуму. — Так намекните ему, что тоже можете оказать небольшую услугу, господин министр. Глендсви даже не пытается подавить смешок, когда Тойсмит отшатывается от стеклянной стены. — Вы умеете создавать неприятные вещи, пусть даже в них нуждается Капитолий, — он достает из внутреннего кармана мундира платок и вытирает им руку, которой успел слегка дотронуться до стекла. В тишине женщина в формалине смотрит на них пустым взглядом из-под полуопущенных век. Вряд ли она представляла, что окажется в этом зале именно таким образом. Это как раз тот случай, когда не надо стремиться к исполнению своих желаний. — Надеюсь, вы не об Играх, — мягко улыбается Сенека Тойсмиту. — К сожалению, вынужден откланяться, Бойня еще не закончилась.***
Сенека со вздохом кладет локоть у окна, на выступ обшивки автомобиля, и прикрывает рукой глаза. Он не может подобрать слова только что увиденному и решает и вовсе не обозначать их во что-то конкретное. В голове тут же всплывает голос Цезаря «Мальчик мой, элегантнее будет «эксцентричный». Нет никаких сомнений, что Сенека всегда будет верен президенту и полностью разделяет его взгляды и намерения, но… этот аквариум… Он не замечает, как за окном автомобиля проносятся магистрали, он только приподнимает голову, когда водитель плавно останавливается и кому-то сигналит. Лишнее напоминание всем им, чтобы не забывали, что любой из них может оказаться на месте президента Тринадцатого. Стать очередным сувениром распоряжения Сноу. И никакие ордена не будут иметь значение. От сегодняшнего утра становится тошно. Он под прицелом Совета министров, как и год назад. Что, если он сам сегодня стал таким же пособием, как и эта в формалине? Только на нем наглядно покажут последствия сразу после Бойни? Министр Вилфорт была спокойна и не пыталась его о чем-то предупредить. С другой стороны, вряд ли Сноу делится с ней всеми своими планами. Казалось бы, прошел целый год, чтобы можно было бы сделать что-то для укрепления своих позиций, своей уверенности хоть в чем-то, что может произойти в ближайшем будущем. Он вернулся туда же, откуда начал в день победы Эвердин. Президент выделил его перед всеми только для того, чтобы указать, кто первый на устранение? Что он дал себе время подумать и решил, что нынешний главный распорядитель — не тот, в ком нуждается Капитолий? Зато тот, на кого можно свалить всю заботу о погашении возможной революции, а потом убрать и со скорбным видом говорить на камеру о «большой потере для всей страны по причине…» Причину они всем Советом точно придумают. То, к чему он так стремился, лишь приближало такой исход. С другой стороны, Сноу не любит медлить целыми годами, он не любит кому-то давать решать за него, как устранить впавшего в немилость, не сделает такое событие новостью для самого себя. Это на секунду дает слабую надежду на то, что у Сенеки всего лишь паранойя, иногда очень нужная вещь в его положении. Но исключать ничего нельзя, в случае чего, он в состоянии потянуть за собой минимум трех из них, и тогда они всем Советом подумают, стоит ли начинать воплощать… Сенека вздрагивает из-за звука сообщения на телефоне. «Через десять минут эфир, а я все еще не знаю, как все прошло. Ужасно нервирует» О чем отвечать Цезарю? О благодарностях, Ордене, президенте Тринадцатого в аквариуме, его фаворе и одновременной вероятности падения? Сенека убирает телефон обратно в карман пиджака. Еще успеет сегодня ответить. — Сэр? — голос открывшего дверь водителя и шум города отвлекают его от размышлений о ближайших неделях. Сенека уже успел забыть, куда он отдал распоряжение ехать водителю. Он выходит из автомобиля и тут же узнает это место, известное с недавних пор каждому. Дом, в котором находится квартира Китнисс Эвердин. Уже звоня в дверь, он понимает, как будет выглядеть глупо, если ее не окажется дома. Но где ей еще быть? После поражения своих трибутов она вряд ли захочет оставаться в Тренировочном центре, а у его секретарши есть приказ зарезервировать Эвердин сразу же после того, как она лишится обеих трибутов. Вызывать победителей прошлых Игр, пока они заняты в нынешних, значит мешать их процессу, все знают, что президент это не приветствует. Дверь из красного дерева открывается, и на пороге квартиры Сенека видит девочку-подростка. — Мисс Эвердин? — с полуулыбкой уточняет он. Не сложно догадаться, что это та самая ее сестра, из-за которой им и пришлось познакомиться. — Я надеюсь, Китнисс Эвердин в настоящий момент дома? Девочка, похоже, тоже его узнала, пусть и не сразу. Она нервно набирает воздух в легкие, но не убегает. — Да. Да, проходите, мистер Крейн, — она шире открывает дверь и отходит в сторону. Квартира, по крайней мере, холл, напоминает о вкусах Эффи. Только все здесь несколько строже, как будто в последний момент было решено убрать больше половины позолоты и глянцевых поверхностей. Понятно, кто помогал Эвердин с интерьером, когда она только перебралась в Капитолий. — Я позову Китнисс, подождите в гостин… — Мистер Крейн! Какая честь! — Тринкет появляется из-за угла настолько счастливая, словно это ее трибут победил в Бойне. — Неожиданная радость! Мы уже думали, что вы слишком заняты для нас. — Мисс Тринкет, — Сенека чуть склоняется, чтобы поцеловать ее руку в прозрачной розовой перчатке. Заодно замечает, как младшая Эвердин почти застывает в страхе. — Знаете, я немного соскучился и решил, что не помешает увидеться до окончания Бойни. Время от времени необходимо отвлекаться от работы. Но в сторону официоз, дорогая, — он мягко перебивает ее попытку продолжить светскую беседу. — Мне необходимо увидеть Китнисс. — Конечно, я подготовлю ее, — Эффи улыбается, но, скорее всего, это ее задело. Надо что-нибудь подарить ей на днях. — Не стоит, милая. Где ее комната? — Направо, мистер Крейн, я провожу, — она, как будто ничего не было, порхает впереди него и подводит к двери каштанового цвета с резной золотой ручкой. — Она со вчерашнего дня не выходит, просила не беспокоить… Сенека заходит в спальню, и первое, что он замечает, это полумрак из-за завешанных штор и скомканное одеяло. Ничего не происходит после тихого щелчка закрывшейся за ним двери. Он медленно подходит к двуспальной кровати, под грудой одеяла Эвердин почти не угадывается. На прикроватном столике — два блистера, почти пустой стакан. Даже странно от того, что спустя год эта комната не выглядит обжитой. — Мисс Эвердин, — негромко зовет ее Сенека. По-прежнему ни единого движения. А жива ли она? Эта мысль бухается внутри, и ему уже не хочется проявлять хоть что-то, напоминающее деликатность. — Мисс Эв… — снова начинает он уже громче, но часть одеяла отбрасывается и показываются ее спутанные волосы. Спустя еще одно неловкое движение уже видно ее бледное лицо. Она лежит на боку, спиной ко входу с совершенно безразличным видом. — Опять будете учить меня, что не надо расстраиваться? — ее голос сиплый и тихий, а она сама выглядит больной, и Сенеке уже хочется отложить свои замечания до следующего раза. — Не было и малейшего желания, — отвечает он и берет один из блистеров со столика. — Зато скажу, что сочетание того, что вы принимаете, не рекомендовано, — нет, от одного упрека он не откажется. — Какая вам разница? — все тот же сиплый голос, к которому теперь добавляется хрипотца. — Вам все равно. Вам всегда было все равно. Последние слова совсем тихие. Сенека садится на кровать, почти рядом с ней. Совершенно необоснованные слезы, он не знает, что с ними делать. Гораздо легче решать ситуацию с плохо сидящим новым париком Тринкет. Они с Эвердин никогда не были близки настолько, чтобы говорить по душам и утешать. Они вообще никак не близки. Чаще всего это похоже на что-то неразрешимое, что никто из них разрешить и не пытается. Все-таки, президент думает избавиться от него, раз одно из заданий сейчас не поддается решению. Она же имела в виду трибутов? Да, на проигравших ему все равно, за редким исключением. — Ну что же вы снова делаете из меня монстра? Разве вам так плохо в моем доме? Я, конечно, не настаиваю, чтобы передо мной рассыпались в благодарностях, но вы сейчас здесь, а не… Сенека не успевает договорить. Эвердин резко, насколько позволяет ее состояние, садится и прижимает большой ком одеяла к своей груди. Ее лицо белое с бледным желто-серым оттенком, под красными глазами — темные круги, все напоминает его новую знакомую из Тринадцатого. Она трясущейся рукой убирает с лица спутанную прядь. Лучше, конечно же, не становится. В другой ситуации Сенека выдал бы «Верните обратно, она закрывала хотя бы немного того, что вижу я сейчас», но не сегодня. — Их больше нет, — все так же сипло говорит она. — Понимаете? Их больше нет… Она, не скрываясь, всхлипывает два раза, закрывает лицо рукой и неожиданно для Сенеки виском прислоняется к его плечу. — Вы… — «ни с кем меня сейчас не перепутали? Например, с Эбенети?» — вы… наверное, не в курсе, но я совершенно случайно познакомился с вашей сестрой. Думаю, и она, и Эффи волнуются за вас, пока у вас на это только одно желание: переживать о потерянных трибутах. Эвердин молчит, сжимает ком из одеяла у своей груди. После сегодняшнего заседания он чувствует себя почти обессиленным, на завтра запланирован Пир, в Распорядительском центре его ждут несколько отчетов, а что ждет еще через неделю — две и вовсе непонятно. Сейчас Эвердин недовольна своей жизнью, что будет, если его уберут по приказу президента? К удобствам привыкаешь быстро, а свободные от клиентов выходные будут забываться еще долго. — Мисс Эвердин. Китнисс. В ваших интересах сейчас постараться успокоиться, это касается нас обоих. Возможно, мне тоже когда-то будет нужна ваша помощь. — Моя? Я даже не смогла поговорить со своими трибутами, — ее голос по-прежнему режет слух, и Сенека морщится. — Не обязательно, что такое случится, но нынешние обстоятельства могут подкинуть что угодно. — Какие? Он отстраняет от себя Эвердин, встает и берет с прикроватного столика почти пустой стакан. — Не важно. Где здесь ванная? Она указывает на дверь слева от кровати. Здесь уже отчетливее виден вкус Тринкет. Баночек разных форм гораздо меньше, на небольшой тумбе лежит брошенный бледно-розовый шелковый халат в цвет мраморных розовых стен. — Должно быть, разочарую, но вам придется поехать ко мне. Не подавать же вам воду я сюда приехал, — Сенека, выйдя из ванной, с усмешкой подает Эвердин полный стакан. Она берет его с чем-то, похожим на желание улыбнуться словам. — Вы слишком добрый сегодня. Эвердин залпом выпивает всю воду, Сенека снова садится рядом с ней и достает телефон, чтобы ответить на сообщение Цезаря. — Считайте, сегодня день моей моральной благотворительности. Крайне редкое явление. «Я жив. Но ты удивишься другому» — Прим здесь нравится. Сенека отрывается от телефона, когда слышит почти нормальный, почти без хрипа, голос. — Не думал, что вы это признаете. Тем более, при мне. — Она не знает, что находится под цветными декорациями, и ей легко восхищаться всем, что она видит. Не хочу раньше времени разочаровывать ее, никому из нас мои признания не сделают лучше, а Прим еще и напугают. Я хочу, чтобы она была от всего этого как можно дальше. — Думаю, это в ваших силах, — Сенека находит на прикроватном столике сенсорный пульт и нажимает одну из кнопок. Шторы плавно и бесшумно раздвигаются, в спальне тут же появляется слишком много полуденного света, и Эвердин под ним смотрится еще бледней. — Не надо, — она зарывается лицом в одеяло, — я бы и так собралась, я не Эффи. — Точно, — Сенека встает и кладет пульт на столик, — попрошу ее помочь вам. Только не затягивайте. Тринкет тут же показывается в поле зрения, шурша воздушными юбками и воланами, когда Сенека выходит из спальни Эвердин. — Мистер Крейн, мы не можем отпустить вас просто так. Может, чаю? — Конечно, милая, с удовольствием. И помоги собраться Китнисс. Мы уезжаем. — О, уже? Можете не сомневаться, я помогу ей, — интонация веселая, даже с энтузиазмом. Но Сенека слишком хорошо знает Эффи, чтобы не заметить оттенок разочарования и даже обиды. — Пожалуйста, проходите в гостиную. Примроуз! Приготовь чай мистеру Крейну, дорогая. Как жаль, что Китнисс отказалась от безгласых. — Черный, броукен, одна ложка сахара без верха, — младшая Эвердин, появившаяся со стороны кухни, должно быть, слышала этот текст много раз. Понятно, от кого. — Совершенно верно, дорогая, — Эффи улыбается от накатившего явного смущения и упархивает к своей победительнице. — Благодарю, мисс Эвердин, — Сенека замечает, что девочка поспешно скрывается на кухне. Время от времени победительница Семьдесят четвертых отвлекает его от излишне интересных событий в его жизни. Например, как сегодняшнее начало дня. Как раз сейчас Сенека способен критичнее подойти к тем мыслям, что были у него в машине по пути сюда. Никто не обещал ему легкое восхождение и легкое удержание позиций. Паникой ничем не поможешь. Глубокий вздох и приказ самому себе переключиться на что-то отдаленное от Орденов, геноцидов и министров. Он заходит в гостиную и, заложив руки за спину, медленно подходит к большому, почти во всю стену, окну. Вид на самый центр столицы, о таком не все могут мечтать даже здесь. Сама гостиная в теплых сливочно-бежевых тонах, диван и кресла — нежно-зеленого, весеннего оттенка. Эвердин любит лес. Здесь она угадывается. В остальном — старания Эффи. Этот рисунок шелковых обоев, рисунок на паркете из разных пород древесины, немного отвоеванной позолоты в оформлении. Можно подумать, что Трикет это все было гораздо нужнее, чем Эвердин. Скорее всего, оно так и есть. Слишком уж хорошо сочетается темное дерево мебели с основными сливочным и нежно-зеленым. Это любой капитолиец заметит, если он, конечно, хоть что-то смыслит в интерьере. — Я принесла чай, мистер Крейн, — на входе показывается Примроуз Эвердин с подносом, чашкой и блюдцем. — А, благодарю, мисс Эвердин, — Сенека оборачивается к ней и понимает, что не надо гадать, страшно ли ей находиться недалеко от него. Она ставит поднос на невысокий стол, по обе стороны которого стоят два кресла, и делает несколько несмелых шагов к выходу. — Подождите, не уходите, пожалуйста, — Сенека садится в одно из кресел. — Я посчитал, что, раз уж провожу некоторое время с вашей сестрой, то обязан познакомиться и с вами. Вы так не считаете? — Да, наверное… — младшая Эвердин отвечает неуверенно. Она вряд ли в обычной жизни слышала капитолийскую манеру речи. Ничего, привыкнет. Сколько ей? Двенадцать? Нет, это было год назад. Значит, тринадцать. — Ну вот и прекрасно. Присаживайтесь, не стойте, — он берет чашку и немного отпивает. Да, тот самый чай. Эффи предусмотрела его визиты. Чашка из фарфора с тонкой золотой окантовкой и таким же рисунком. Еще можно поспорить, кто живет в этой квартире. — Ваша сестра говорила, что вам нравится в столице. — Да, мистер Крейн. Здесь красиво. Большие здания, много яркого. И странная мода, — она осторожно садится в кресло напротив и говорит тоже осторожно. — Почему же странная? — с улыбкой спрашивает он. — Нигде такого больше нет. Здесь много людей, одетых, как Эффи. В таком неудобно ходить… и… у многих операции и разноцветные парики. Кто-то мне сказал, что их меняют несколько раз в день. — Да, это этикет. — Эффи всегда в парике. Интересно, она и спит в нем? — Думаю, нет, — Сенека посмеивается и тут же вспоминает, как рассыпаются по шелковым подушкам светлые волосы Тринкет. — Но, мисс Эвердин, — он немного наклоняется в ее сторону, — задать ей такой вопрос было бы неприличным. Хорошо, что вы спросили об этом у меня, Эффи могла бы обидеться. После его слов она, вроде бы, самую малость расслабилась. Небольшие тайны всегда сближают. — А еще мне понравился тот ажурный белый мост в центре, с фонарями и подсветкой, — Примроуз словно хочет загладить вину из-за оценки столичной моды как странной. — И еще баркетты с манго, мильфеи и тирамису. — Тирамису? Вашей Китнисс он тоже очень нравится, — с полуулыбкой Сенека помешивает чай золотой ложкой и вспоминает, как старшая Эвердин часто заказывает именно этот десерт. — Мы заходили в два ресторана, и она могла заказать все, что угодно, — уже гораздо смелее говорит Примроуз. — Все ее узнавали и улыбались ей. Это так странно. Опасный поворот. Как бы не перешли на разговоры об Играх. Сенека не сомневается, что тогда ему придется делать что-то с обмороком младшей Эвердин, а старшая так некстати закатит истерику. — Ваша сестра заслужила право быть всеми любимой. Что еще вы с ней посетили? — Форум. Он такой огромный, я боялась потеряться там. — Да, это вполне возможно… — Когда мы там были, к нам подошла девушка и попросила сфотографироваться. Она даже заплакала от радости, когда Китнисс согласилась. Она сказала, что в их старших классах все подражают стилю Китнисс. Какие новости. Впрочем, молодежь всегда была сложно управляемой. Пусть развлекаются, копируя ее дизайнерские платья, а не поступки и мышление. — А что же у вас в школе? Каникулы, как я понимаю? — Сенека отпивает еще чаю и радуется, что можно переключиться на другую, извечную для школьников, тему. — Да, я пойду в восьмой класс. Учитель истории сказал, что мне теперь обязательно надо будет сдать его Историю Панема на отлично, чтобы не расстраивать Китнисс. Сенека не удерживается от смешка. Знает ли сама Эвердин, из-за чего ей стоит расстраиваться? Даты ее никогда не занимали, а после появления в ее жизни особого расписания это тем более невозможно. Хотя, что там учить, в учебниках, рекомендованных Министерством пропаганды для дистриктов? — Уверен, вы справитесь. Вряд ли вы сможете чем-то расстроить вашу сестру. — Я уже успела. Тем, что не смогла охотиться, как она, — Примроуз тут же спохватывается еще раз, поняв, что разболтала их тайну. — Она мне рассказывала, — Сенека помнит тот странный день, когда он впервые, пусть и с помощью посторонних веществ, смог стать на время терпимым к Эвердин. — Вообще, мне нравится биология. Китнисс на Новый год прислала мне большую книгу… Лютик! — она бросается на пол и оттаскивает от его ног только что вылезшего из-под дивана лохматого рыжего кота. Кот исподлобья смотрит на Сенеку желто-рыжими глазами, как бы намекая, что он следит за всеми в этом доме. — Извините, мистер Крейн, Лютик сейчас сильно линяет. Слышится торопливый стук шпилек, через несколько секунд на пороге появляется Эффи и шедшая за ней Эвердин. — Не хотим прерывать вашу беседу, но Китнисс уже готова, — радостно вещает Тринкет. — Наконец-то вы познакомились, это так мило! — Превосходно, — Сенека кивает, оценивая преображение Эвердин, которую теперь можно вывести на улицу и не получить осуждающие взгляды. Он ставит чашку с блюдцем на стол и встает. — Эффи, дорогая, я знал, что не просто так надеялся на тебя. Он подходит к польщенной Эффи и целует ее руку. По виду старшей Эвердин видно, что она чувствует себя здесь лишней. Младшая перестает удерживать упирающегося кота. — Китнисс, ты надолго уезжаешь? — Нет, Прим, мы скоро увидимся, обещаю, — душещипательная сцена с объятьями обеих Эвердин почти трогает Тринкет, которая вытирает маленькую слезинку, едва коснувшись пальцем у глаза. — О чем же вы говорили, пока мы были заняты, мистер Крейн? — с улыбкой спрашивает она. — О тирамису, дорогая, — Сенека незаметно проводит ладонью по ее локтю и тут же вызывает румянец. — И о твоем восхитительном стиле.